Фаворит

— Что с тобой не так? Алкоголь развязал ей язык, совершенно непозволительно для царской особы, но в Аду всем было бы плевать упорись она хоть до смешных мультиков перед глазами. В конце концов она в своём доме, в безопасности большей чем кто-либо считает. Что с ней может случиться здесь, где сама земля встанет на её защиту? Поэтому Чарли ждала от него ответа, с любопытством наблюдая как мечется его душа, грязная и жалкая. Аластор только скалится, усмехается прогоркло и криво и отвечает ей с привычной издёвкой: — Вам что-то не нравится, ваше Высочество? — обращение из его уст звучит оскорблением. Чарли порой думает, что многое ему позволяет, этому острому на язык выскочке, до смешного храброму идиоту. Когда-нибудь он сорвётся — думает Чарли, когда-нибудь его голова окажется на пике, в азарте охоты он забудет, что есть зверь и покрупнее. Что для кого-то он такая же дичь, как и все другие грешники. Чарли знает, что винить в этом будет себя. Она дала ему привыкнуть к этой вольности, она не карает его за грубость. Пожалуй, если она вырвет ему язык, это можно будет считать заботой с её стороны. Будто добросовестный хозяин кастрирует кота, чтобы тот не мучился весной. Чарли это сравнение кажется забавным. — Я многое тебе позволяю, знаешь? Аластор хрипло смеётся. В его глазах искры, в крови — алкоголь и всё происходящее кажется ему до жути смешным. Он скалится и шипит: — Я заметил, моя дорогая. У вас странная тяга на отвратительных в своей сути существ. — На сломанных игрушек, — поправляет она, осушая бокал. Вино приятно играет на языке. — Если ты позволишь себе нечто подобное с Королями Гоэтия, даже с принцами, то я могу не успеть отмазать тебя. Не говоря уже о Грехах. Так что веди себя примерно, Аластор. — Кажется, вы только что признали меня своим фаворитом. Чарли хищно улыбается. Фаворит. Хорошее слово, подходящее — она его смакует, как хороший алкоголь. И пьянит оно не хуже. В конечном счёте она же принцесса, у неё могут быть свои любимчики, которых она могла бы баловать. — Пожалуй так. — вино этой ночью у них не кончается.

***

Аластор наглеет. Он помыкает ей, как девчонкой, манипулирует изящно, не без вкуса, а она ему позволяет. Чарли интересно, как далеко он может зайти, что он попросит. Он не просит ничего, улыбается только и смотрит голодно. По настоящему голодно. В чём-то он похож на Вендиго, с таким же худощавым телом и тугими мышцами, обтянутыми трупной серой кожей, бесконечно длинными конечностями и острыми кривыми когтями. Она уже встречалась с этими духами, чувствовала их взгляд на себе. Аластор смотрит также, голодно, желанно. С жаждой и тоской, далеко не нежной, с надеждой, что вот она то, королевская кровь, сможет утолить его голод. Он хочет её силы и плоти. Чарли гадает хватит ли ему воли сдержаться, хватит ли страха. Ведь в противном случае она оставит лишь пепел. Они играют в это извращённое подобие чувств. Прячутся от лишних глаз, целуются сорвано, кусаясь до крови, Аластор рычит, злобно, голодно, а она ему позволяет. Чарли не ставит границ, только ломает возведённые им, постепенно приручает зверя, маня его на запах своей крови, подкармливает жалкими крохами своих сил и улыбается хитро, с характерным прищуром. Он идёт за ней как привязанный. Её личный злобный пёс. Растить злых собак не сложно, очень даже легко, раз люди делают это тысячелетия. Такие не живут долго либо погибая на службе, либо от руки своего же хозяина. Чарли было их жаль — это бедные загнанные создания, не наученные любить, они кусают лишь потому, что иному их не учили. Они живут в вечном страхе, в нём же умирают, жалкие и беспомощные. Замученные человеком. Чарли никогда не была человеком. — Ты сегодня особенно злобный, — шепчет она, слизывая кровь с растерзанных губ. Он смотрит на неё голодно, сжимает в когтях тонкие плечи и трещит старым радио. Лампочки в пустом коридоре мерцают. — Тебе это нравится, — усмехается Аластор, впиваясь взглядом ей в горло, проводит языком по острым зубам. — Нравится, — подтверждает девушка, в глазах её таится адское пламя, и демон в нём едва не горит. Его движения дёрганные, сорванные — это с хрустом ломаются его неприступные стены. Чарли этот звук кажется музыкой. Она тянется к нему, желая залезть в самую душу, проводит руками по плечам, царапая тонкими коготками, и заставляет склониться. Их поцелуй с привкусом яда, она кусает его в отместку и разочарованно стонет — кровь его холодная и горькая, как незрелый фрукт, рот от неё вяжет, а язык неприятно щипает. Он сам весь холодный и горький, больше напоминающий труп, чем что-то живое. Он и есть труп, он мёртв, его тело давно сгнило, а душа застряла в этой гиене. Только Чарли здесь живая — горячая, энергичная, пылкая, с крутым нравом и непоколебимой волей. Этот контраст играет в её голове засевшей мелодией. Она усмехается, как от глупой шутки и льнёт к нему сильнее. Он худощавый, его кости опасливо выпирают из-под зернистой кожи. Чарли легко может пересчитать его рёбра, несмотря на мешающую одежду, провести острую линию шейных позвонков. Аластор недовольно порыкивает, вырываясь из цепкой хватки, смотрит на неё гневно и осаживает, припечатав руками к стене. Она терпеливо ждёт, не пытаясь вырваться, улыбается поистине дьявольски и сорвано дышит. — Отпустишь меня? — просит Чарли и он отпускает, невольно, совсем того нехотя, рычит только громче и отступает на шаг. Демон смотрит на неё злой собакой, готовой в любой момент укусить, всем своим видом говорит оставить в покое, а она не слушает. — Хорошо, спасибо. — Я не твоя игрушка. — его взгляд мечется по пустому коридору, голос трещит, чутка заедает. Он ищет тень, любую, только бы уйти от неё и её игр. Принцесса все тени выжгла, сожгла за долю мгновений в своём излюбленном пламени. — Прекращай это. Мне не интересны твои плотские желания. — Конечно, — Чарли скалится, поджав губы, томно мурчит на грани смеха. — Именно поэтому ты убил всех моих партнёров. — Аластор на каждое слово рычит, и лампочки от его силы остервенело мигают. В конце концов они лопаются, погружая коридор в темноту. — Чтоб ты знал, очень сложно найти хорошего любовника, который будет держать язык за зубами. Дрянь ревнивая. — Оставь свои страдания себе. — Разве ты их не смакуешь? — принцесса приближается к нему медленно, как к дикому зверю, терпеливо, чтобы не спугнуть. Забивается к нему под бок, забираясь рукой под рубашку, и обжигает шею горячим дыханием. — Я же в чём-то суккуб, Аластор, тебе стоило этого ожидать. Она целует его в шею, прикусывает кожу, оставив влажный след, и скользит дальше. Он терпит, зажимается от этих незамысловатых ласк и шум от него уверенно перерастает в настоящий гул. Тихий, тревожащий, заполняющий всё пространство. Чарли это лишь забавляет, она снова пересчитала его рёбра, очертила языком линию челюсти, ловя еле уловимую дрожь. Аластор дрожал от злобы и гнева, смотрел с желанием уничтожить и впивался когтями ей в позвоночник. Пожалуй, если она даст ему возможность, он вцепится ей в горло в тот же миг и будет рвать, пока не разорвёт на части. А после жадно пожрёт: выпьет всю кровь, обглодает каждую косточку, вскроет грудную клетку и достанет оттуда главный деликатес — её сердце, всё ещё живое, полное силы и пламени. Он хочет отстраниться, но не может выпустить столь желанную дичь из когтей. Смотрит дикими глазами и жадно сглатывает, скопившуюся слюну. — Тебе следует прекратить. — его голос дрожит, берёт на октаву выше чем следует, а язык заплетается. — Ты правда так думаешь? — Чарли смогла притянуть его к себе, схватив за острые рога, жадно впилась губами в губы, ловя вибрацию грозного рыка. Тонкий язык скользнул в пасть, с любопытством обведя длинные клыки, лениво мазнул по дёснам. Принцесса медленно отстранилась, облизнула собственные губы и неспеша привела себя в порядок. Лопнувшие лампочки, как по команде, зажглись. — Я надеюсь ты больше не станешь убивать и выслеживать моих любовников, Аластор. Демон оскалился, утерев рот рукавом, прижал уши к голове и сделал вдох, удерживая себя от кровавого буйства. — Стану. — Наглец. Чарли рассмеялась. Она слишком многое ему позволяет.