Only mine

Авантюрин, словно в невесомости, лежал на мягкой подушке кровати Рацио. Он не мог вспомнить, как именно они оказались в таком положении, ведь каждый шаг, который привёл их к этому моменту, был полностью забыт. Все, что он мог сделать, это сосредоточиться на настойчивые и одновременно ласковые прикосновения, которые Рацио оказывал его телу. Руки Авантюрина были неподвижно зафиксированы над его головой, что создавало для него определенные трудности в сопротивлении. Веритас, который всегда вызывал восхищение своей внешностью, казался ещё более привлекательным в этот момент, с легким румянцем на щеках, который добавлял ему особый вид, и с несколько потрёпанной причёской, которая лишь подчеркивала его естественную красоту. Рацио, обладая глубоким и неистовым желанием, стремился полностью обладать Авантюрином, желая, чтобы каждая его деталь, начиная от изящных запястий и заканчивая стройными ногами, все его красоты, включая идеальные формы и рельефы его тела, стали исключительно его. Он ясно помнил, как первый взгляд, который он направил на Авантюрина, полностью перевернул его мир вверх дном, изменив его мысли и желания. Именно поэтому сейчас Авантюрин находился в таком положении, лежа под ним. Последний, не теряя ни секунды, одной рукой с легкостью избавлялся от лишних слоев одежды Авантюрина, чтобы почувствовать на своей коже его тепло и близость. После того как он тщательно и аккуратно выполнил все необходимые шаги, он, наконец, позволил себе освободить руки Авантюрина. Это было сделано с целью избавить юношу от того, что, по его мнению, было нежелательным и излишним элементом одежды в этот момент. Веритас не мог удержать своего внутреннего желания увидеть и оценить истинную красоту и форму тела Авантюрина, которое находилось под его властью. Используя так называемую «кофту», Веритас с особым мастерством и аккуратностью попытался связать руки Авантюрина. Однако, несмотря на его старания, связывание было сделано не слишком надёжно, и любой человек, находящийся в полном сознании, мог бы без труда освободиться от этих уз. Но в данной ситуации Авантюрин находился в состоянии, которое можно было бы охарактеризовать как подчинение, и это состояние, как будто, ему было удобно. И хотя некоторые из его действий были, казалось, не совсем согласованы с его собственной волей, он, тем не менее, не пытался сопротивляться и даже, наоборот, казалось, наслаждался тем процессом, в котором он оказался. Веритас, с легким и одновременно энергичным движением, осторожно и нежно прикоснулся к талии юноши, словно каждая его ладонь была наполнена особым таинством, которое могло связать Авантюрина с ним навеки. Его пальцы ласково и медленно скользили по коже, создавая ощущение невидимого и мощного притяжения, которое могло передать всю глубину его чувств и желаний. Вскоре, уверенный в своем искусстве, Веритас решил усилить этот искусственный ритуал, добавив в движение своих рук новые акценты и глубину. Он стремился отыскать все те самые чувствительные точки на телах Авантюрина, чтобы, достигнув их, он мог бы довести своего партнера до грани экстаза и блаженства, до того момента, когда в его сознании не останется места для никаких мыслей, кроме одного и только одного имени — Рацио. Он начал целовать обнаженную кожу в самом узком месте шеи, аккуратно и нежно опускаясь ниже, к ключицам. Кажется, что эти действия были недостаточными, чтобы вызвать от Авантюрина какие-либо ответные реакции или хоть какие-то звуки, но Веритас не терял надежду и продолжал свои попытки. Медленно спустился к нежной и светлой коже на груди Авантюрина и начал её целовать, попутно массируя его талию. Парень попал в плен нежных действий Веритаса, из которого не выбраться. Область его груди была достаточно нежна, чтобы он нечаянно обронил вслух что-то вроде приглушённого стона. Лицо Рацио выражало огромное удовлетворение от нежного голоса своего любимого, и он будто таял от этого. Он желал слышать Авантюрина всегда и везде. Каждый день, каждую минуту, до конца жизни. Он был слишком идеальным. Так же идеально он будет стонать под Веритасом. Расстёгивая уже свободными пальцами его ширинку, Рацио вскоре полностью снял ещё один предмет одежды, положив его на стул рядом, заботясь о том, чтобы штаны не помялись. Он знает насколько долго Авантюрин может выглаживать свою одежду, чтобы на ней не было ни единой складки, а его повседневная одежда часто выглядит будто новая. Он не пачкал свои вещи, поэтому каждый раз, когда он выходил из своей комнаты на него можно было смотреть словно на модель, не отрывая взгляда. Веритас, с легкой улыбкой на губах, увлёкся взглядом на изысканные и нежные бёдра Авантюрина. Эти прекрасные части тела казались такими привлекательными, что в душе Веритаса зародилась страсть сжать их так, чтобы они остались покрытыми синяками, как бы оставить на них свою неповторимую отметку, доказательство того, что Авантюрин принадлежит ему и только ему. На лице Рацио, который наблюдал за происходящим, мелькнула усмешка, но она не предвещала ничего хорошего для Авантюрина. Веритас, не теряя времени, положил свои руки на его бедра и начал сжимать их с невероятной силой, словно пытаясь вырвать из них последний, самый глубокий крик. В глазах Рацио, который наблюдал это, было видно бесконечное удовольствие от происходящего. Авантюрин, находясь под Веритасом, извивался от боли, которую ему причинили, и сжимал зубы, чтобы не издавать звуков, но Веритас продолжал умолять его крикнуть для него, стать его навсегда. Юноша, словно плывущий в бурных волнах страстей, отвернул лицо в подушку, пытаясь укрыться от беспощадного взгляда Рацио. В этот же момент ногти Веритаса оставляли новые следы на уже оставленных, но ещё не проявившихся синяках, добавляя к их числу. Скоро Веритас убрал руку с правого бедра и, взяв подбородок Авантюрина в ладони, повернул его лицо к себе. В уголках глаз Авантюрина уже скопились слезы, он был на грани отчаяния, но Веритас, несмотря на всю свою жестокость, чувствовал, что пора уже остановиться. Не стоит портить юного Авантюрина так рано. Веритас прислонился к губам юноши и начал целовать его, словно пытаясь утешить его, хотя в его глазах была искра желания, которая не позволяла ему отступиться. Глаза Авантюрина казались такими хрустальными, настолько прозрачными, что Веритас едва удерживал себя от желания их поглотить, но он знал, что времени ещё рано для таких поступков. Нежно, что совершенно контрастировало с болью в его ногах. Как же умело Веритас играл на таком контрасте, почти заставляя Авантюрина трепетать. Он смотрел в глаза Авантюрина с огромным желанием. Кажется, он был тоже возбужден от действий Веритаса. Только вот на Рацио присутствовала вся одежда, пока Авантюрин был почти полностью раздет. По всей видимости, он настолько углубился в свои чувства, связанные с Авантюрином, что даже не заметил, как остался в своей одежде, которая, к слову сказать, начала немного мешать ему. Но это не остановило его, и, мягко отстранив голову Авантюрина в сторону, он принялся избавляться от своих брюк и рубашки, словно они были ненужным балластом. Под этими предметами гардероба скрывалось действительно завораживающее зрелище — тело Рацио, которое можно было бы сравнить с произведением искусства. Внимательно и аккуратно, словно художник, взявший в руки кисть, Веритас пропустил свои пальцы по внутренней стороне бедра Авантюрина, заметив при этом, что его партнер, по всей видимости, был уже в состоянии сильного возбуждения. Рацио не терял времени даром и решил освободить Авантюрина от последнего барьера, который еще оставался между ними. Затем Веритас, не спеша, достал из своей сумки, которая безмятежно покоилась на полу, тюбик смазки. Он мог бы и не использовать её, но его заинтриговало желание увидеть Авантюрина в более подчиненном и уязвимом состоянии. На лице Рацио вновь появилась лукавая улыбка, и он нежно приблизил два своих пальца к губам юноши. Авантюрину не требовалось слов, чтобы понять, что от него ожидают, и, едва преодолев внутреннее смущение, он слегка раскрыл свой рот. Рацио аккуратно ввел пальцы в рот Авантюрина, стараясь их хорошо увлажнить слюной. Веритас наблюдал за этим действием, и для него это было невероятно возбуждающим зрелищем. Он даже прикрыл глаза от напряжения, пока Авантюрин, стараясь сделать все правильно, продолжал свою работу. Затем Рацио осторожно извлёк пальцы и на них добавил ещё немного смазки. Он развёл ноги Авантюрина, чтобы тот расставил их по бокам. Молодой человек выполнил просьбу Веритаса, хотя и чувствовал некоторое замешательство. Рацио поднял одну из его ног на плечо и начал медленно вводить палец внутрь, одновременно лаская бедро Авантюрина. В тот момент, когда всё происходило у Авантюрина впервые, он ощущал некоторую дискомфортность, ведь он был в новом для себя опыте. Тем не менее, нежные поцелуи, которые он получал, хоть и не могли полностью успокоить его, всё же приносили некоторое облегчение, хотя и не могли избавить его от того, что в уголках его глаз вновь скопилось небольшое количество слез, которые были свидетелями его волнения и недоверия. Веритас, внимательно следивший за изменениями в чувствах Авантюрина, аккуратно сцеловывал его слезы, словно пытаясь утешить его, и медленно ввёл второй палец, чтобы продолжить процесс знакомства с новыми ощущениями. Приятного момента было немного, но в то же время, кажется, что входя чуть глубже, пальцы Рацио наткнулись на уплотнение нервов внутри, и это стало для Авантюрина неожиданностью. Он громко простонал, пытаясь сжать что-то в руках, чтобы хоть как-то успокоиться, но безуспешно. Рацио, который был рад обнаружению чувствительной точки у юноши, решил продолжить нажимать на неё и даже слегка массировать, чтобы усилить чувства Авантюрина. Единственное, что Авантюрин был способен сделать в этот момент, — это стонать и хныкать от всего, что он испытывал внутри себя, словно это было единственным способом выразить свои чувства. Рацио, без сомнения, это нравилось, и он был готов получать удовольствие только от того, что Авантюрин стонет сейчас под ним из-за его пальцев. Однако, возбуждение Веритаса становилось немного болезненнее, наверняка, это же испытывает и его дорогой Авантюрин. Но начинать раньше времени не стоило, так как это могло причинить необратимый вред юноше, и поэтому Рацио решился медленно ввести третий палец, чтобы продолжить процесс знакомства с новыми ощущениями. Авантюрин прикрыл глаза, словно пытаясь спрятаться от внешнего мира и полностью погрузиться в свои чувства. В медленном ритме, который казался бесконечным, Рацио осторожно и аккуратно извлек пальцы из тела Авантюрина, который в этот момент находился в состоянии легкого шока, словно его разум еще не успел осознать всю полноту происходящего. Но в тот же миг, когда он ощутил в себе проникновение члена Веритаса, предварительно смазанного в прохладную смазку в его глазах появились слезы. Они были прозрачными и каким-то образом хрустальными, словно драгоценные камни, которые медленно, неторопливо стекали по его щекам и уже набирали скорость, пока они не достигли подушки, где и впитывались в ткань постельного белья. Тем временем, Рацио смотрел на этот момент с таким восхищением и заворожением, словно он был свидетелем какого-то великого и прекрасного действа. Его взгляд был наполнен страстью и жаждой, и его член проникал все глубже и глубже в тело Авантюрина, словно он искал какую-то невидимую границу. Юноша не мог сдержать стоны, которые издавались им, словно это были последние звуки, которые он смог бы произнести в этот момент. Рацио, который до этого момента был достаточно жестким и безжалостным, внезапно стал очень нежен и заботлив. Он освободил руки Авантюрина, которые были связаны, и начал целовать запястья, которые ранее были зажаты в узде. Теперь, когда Авантюрин дрожаще находился в сладостном экстазе, когда его тело трепетало от чувств, которые он испытывал от члена Рацио, который находился внутри него, и когда он стонал его имя, ничто не могло затронуть его, ничто не могло нарушить этот момент, полный сладости и радости. Веритас, с особым мастерством и нежностью, которая заставляла сердца трепетать, проник глубоко внутрь, его движения были настолько ласковыми, что возникало желание умолять его не останавливаться, продолжать этот волшебный ритуал. Но в то же время, он готовился к переходу в более агрессивный и динамичный режим. Рацио, в свою очередь, начал действовать с такой интенсивностью, словно пытался втиснуться в самое сердце Авантюрина, и их стоны, словно в гармонии, сливались в один непрерывный аромат чувственности. Светловолосый юноша, Авантюрин, буквально задыхался от наслаждения, когда Веритас, с легкой грубостью, которая казалась невероятно сексуальной, положил свою ладонь на его член. Стоны Авантюрина становились все более отчаянными и безудержными, когда Веритас начал ритмично манипулировать рукой, следовая за каждым его движением. Эта грубость была именно той, которая заставляла его чувствовать, будто он растает в его руках, будто он теряет связь с реальностью, погружаясь в иллюзорный мир экстаза. И вот, казалось, они оба достигли своего пика, когда Веритас, с глубоким чувством владения, произнёс: — Теперь ты только мой, Авантюрин. Их оргазмы совпали, словно были подчинены одному волшебному ритму, и они, обнажённые, упали друг на друга, словно ослеплённые светом своей страсти. Этот момент, безусловно, останется в их сердцах навсегда, как незабываемый опыт, полноценно пережитый и наполненный теплом и тенью их чувств.