Панелька (Не?)Счастья

      Я лежу углубленный в рыхлый снег, конечности не двигаются, а все тело ноет от боли. Мои легкие жадно глотают воздух, но получается это у них с трудом и от морозного ветра все нутро медленно стынет. Глаза, безмятежно уставлены на беспросветно серое небо, с которого тихо падали хлопья снега. Они сталкивались, разлеплялись, взмывали ввысь от резких порывов воздуха и затем планировали вниз. Навстречу им поднимался пар источаемый от моей крови почти застывшей на когда-то белоснежном снегу. С каждой секундой пара становилось меньше, мое дыхание угасало, а вместе с ним таял мой рассудок. Безжалостные пальцы зимы пробирались под ребра сжимая внутренности, мелкие судороги пронеслись по ногам и рукам, но мне уже не было до этого дела, как и всем не было дела до меня. Полумертвый я лежу под деревом в парке, мимо проходят люди у которых найдется явно более важное дело нежели помощь мне, но я не в обиде. Сам бы я также поступил, никогда такая помощь не венчается чем-то хорошим, да и это всего лишь незнакомец, в день умирают тысячи неизвестных нам людей, но никто не рвется помогать им, так с чего бы кому-то помогать мне? Никого не будет корить совесть, она просто умерла в наших холодных сердцах, скрылась за ширмой безразличия и занятости. Такой же занятости, как и у парней что прижали меня, тех что оставили меня в подобном состоянии за малейшее недоразумение. Мой первый день в новом колледже, я не хотел привлекать внимания или заводить дружбу. Я не отталкиваю людей, но и близко не подпускаю, и без того ощущаю себя белой вороной среди стаи собак. И среди этих хищников есть иерархия, неоднородная, неустойчивая, но есть. Таких как я обычно не трогают, мы из себя ничего не представляем просто тихо сидим не более, таких не интересно задирать, только если первые пару раз. Задирают они тех, кто лезет в дружбу ко всем или наоборот «борзых». Мне всегда было плевать на тех «бедолаг» на которых нацелились задиры, эта суровая школа жизни, хочешь мирной жизни — не лезь не в свое дело. И я следовал своим убеждениям всю жизнь никогда не предавая их, кроме этого злосчастного дня. На мои глаза попалась яркая и милая девчушка. Короткие рыженькие волосы, лицо укрыто веснушками, а глаза темного коричневого цвета, но цепляло в ней не это. Ее лицо всегда выражало странную ауру добра и веселья, к ней сразу потянулись все в группе, а она почему-то потянулась ко мне. На каждый ее вопрос я отвечал коротко и холодно, ясно давая понять, что не хочу и водить с ней дружбу, но та была непреклонна. В конце концов мне пришлось прогнуться и представиться, ее оказалось завали Тасей. И уже на последней паре рыжая чертовка въелась в голову не вылезая. После уроков мы начали собираться и расходиться по домам, я попрощался с ней, но не мысленно, в моей голове она все время была рядом со мной, и словно материализуясь из моих фантазий я увидел, как за углом к ней пристают девчонки со следующего курса. Я сделал глупость что раньше мне не доводилось делать никогда, я влез в чужой спор, конфликт, неважно. Я пошел ее защищать. Впервые за всю жизнь я повысил свой голос до крика, и всего спустя секунду пожалел об этом. Мои вопли остановил резкий и точный удар в челюсть. Лицо мигом охватило жгучей болью, что пытался перекрыть адреналин. Под действием аффекта я совершил вторую ошибку сразу ударяя в ответ своего обидчика, коим по-видимому оказался парень этой девушки. Кулак точно пришелся ему в нос. С непривычки я почувствовал, что вывихнул себе запястье, да и по ощущениям, при ударе получил перелом большого пальца. Но не смотря на боль и ситуацию, я ощутил себя прекрасно. Меня завораживала и приводила в эйфорию идея того, что я смог защитить Тасю, что не показал перед ней себя полным слабаком. Считая себя победителем, с абсолютно холодным лицом я схватил ладонь рыжей девчушки о повел прочь с того места. Мы шли не разговаривая, ей было стыдно за ситуацию, пока сам я просто не знал, о чем завести диалог, просто не привык. В полной тишине, рука в руке, мы дошли до этого прекрасного парка. Живописное место, особенно в снежный зимний вечер. И это место обагрилось молодой кровью. Я был слишком наивен думая, что мне ничего не будет за то, что ударил «хищника». Ему потребовалось всего несколько минут чтобы собрать компашку и нагнать нас. Со спины по затылку мне прилетело чем-то увесистым и твердым, от чего я свалился в снег. Тасю сразу оттолкнули в сторону, а меня принялись запинывать ногами четверо ребят. В моих глазах они потеряли облик человека, это была стая разъяренных собак, грызущих жертву. Под градом ударов я корчился и извивался, старался прикрыть важные места, но это не сильно помогало. Били меня на протяжении примерно пятнадцати мнут, ведь именно спустя это время приезжает автобус, на котором я должен был добраться домой. Когда шайка полностью выпустила свой пар, деревянной битой мне вдарили по ладошке стирая в труху кости. И вот снова я в этом моменте. Медленно уходящее сознание с неживым дыханием. Хлопья снега так красиво падающие с неба и мой взгляд, устремленный ввысь. Самое смешное, что я даже не помню, что за разговор привел меня к этому, то что Тася пока меня избивали безразлично смотрела на мое жалкое состояние наверняка уже вычеркивая из круга общения. Вот такая вот она, первая любовь. Полная боли и страданий, не нужная и абсурдная. И почему ради нее так много людей убиваются? Неужели чтобы прийти к тому к чему пришел я? Хах… Люди — идиоты. Я ненавижу вас, ненавижу себя за глупость, ненавижу Тасю за безразличие. Ладно, подумаю об этом если выживу, сейчас мое тело намеривается отправиться в вечный сон. Тяжелые веки произвольно смыкаются, окуная меня в беспросветный мрак. Побелевшие на холоде ресницы обдувает ветром занося на них мелкие снежинки. Мое лицо становится все более бледным, а легкие испускают последний вздох. Телу больше не холодно, мне больше не больно и на душе небывалое спокойствие, вот оно каково умереть, довольно неплохо, учитывая, как меня принял мир. Но и даже этот момент сна не продлился долго, не растянулся на вечность, в которую так хотелось окунуться и избежать ненужных проблем. Тело возвращало к жизни нервная тряска за мое плечо. Волей-неволей, но пришлось отозваться на столь усердные попытки спасти угасающую жизнь. Глаза раскрылись, находя над собой спасительницу. Ее голова находилось над моей давая возможность взглядам встретиться. На меня глядели два ядовитых изумруда, это вовсе не взгляд человека что спасет чью-то жизнь. С ее макушки, из-под красной шапки свисали льняные волосы, украшенные снежинками. С ее красных губ срывались клубы пара донося до меня потоками воздуха клубничный аромат. — Ты в порядке? Вставай, помрешь так. — не имея особого энтузиазма незнакомка трясла меня за плечи стараясь вернуть в наш мир, и ей это удалось. — Да, все я очнулся, спасибо. — мой голос немного дрожал под холодом, но говорить я старался четко и внятно, сразу расставляя недружеские границы. — Так, я уже вызвала скорую просто будь в сознании, говори со мной. — заметив, что я очнулся на секунду в глазах девушки мелькнул огонек, но моментом сменился на серьезность. Ее властный тон раздражал уши, да и незваная помощь порядком выводила из себя, в скорую еще мне не хватало. — Нет, не надо. Я могу сам дойти до дома, мне тут рядом. — Чего? Слушай я тебя тут пыталась разбудить не для того чтобы ты по дороге снова где-то свалился и умер, но если так жизнь не дорога, то прошу вперед. — со злостным и недовольным видом девушка отодвинулась от меня тем самым давая мне спокойно встать. Я воспользовался предоставленной мне возможностью и попытался подняться, но оперевшись на локти полученные раны дали о себе знать, вынуждая меня обратно приземлиться в пролежанный снег. — Сам он может, ага. Лежи и жди. Что вообще с тобой произошло что ты в таком состоянии? — Не важно. Заслужил. — я отвернул голову стараясь не пересекаться с ней взглядами, мое сознание в данной ситуации не было способно спокойно перенести ее ледяной взор. — Ладно. Не смей засыпать, желаешь умереть помри в больнице, а не у меня на глазах. — Зачем тогда вообще решила помочь? Какая тебе польза? Мы, на сколько я помню, не знакомы. — Идиотские вопросы. Если тебе нужна причина почему я помогаю, то это как минимум прописано в законе. Бездействие карается знаешь ли. — от чего-то ее тон напомнил одну и преподавательниц с параллельного факультета. — Тогда тут придется покарать пол района. — Не важно. Я не имею желания с тобой обсуждать эту тему, тем более скорая уже приехала. Удачи. — раздались шаги по снегу. Прислушиваясь я и в правду уловил вой сирены, а когда повернул голову наблюдал как двое работников скороспешно подбегают ко мне и укладывают на носилки, затем относя в большую белую машину с красным крестом на боковине.       По дороге до машины последний раз бросил взгляд на свою спасительницу, но она уже уходила так что разглядел я только тонкую спину и белый шарф, аккуратно обвязанный вокруг шеи.       В кузове скорой прямо в лицо светили белые лампы, тем самым ослепляя меня на несколько секунд. Когда глаза привыкли к освещению я осмотрелся вокруг. Подле меня стояли медицинские приборы, медики трудяги мигом прикрепили к моему телу различные провода и датчики. Одна женщина все время удерживала меня в сознании задавая простые вопросы и потряхивая за плечи. Бесит. Я не отвечал ей, а лишь томно вздыхал. В поисках чем убить время я запрокинул голову находя над собой прозрачный потолок. Он немного искривлял картину, но мне все равно удалось разглядеть свое отвратительное лицо. Лопнувшие посиневшие губы украшались засохшими подтеками крови, сломанный нос смешно вогнулся внутрь, создавая на переносице ямку, под правым глазом образовался фиолетовый фонарь и сбоку от него, ближе к виску, располагалась царапина от оправы очков, что, кстати говоря, тоже сломаны. Белоснежные волосы слиплись снегом, и становились мокрыми от того что он таял. Чувствую себя отвратительно, выгляжу отвратительно, но от чего-то меня пробивает на смешок. Не веселый и не истерический, смех самоиронии, просто из жалости к самому к себе. Я даже умереть не смог. Естественно доктора взглянули на меня как на сумасшедшего, их не менее безжизненные лица чем мое выражали непонимание и удивление, что медленно зарастало скрываемым раздражением. Их глаза понуры и разбиты, будто это их колотила толпа озлобленных школьников, каждый из них считает, что его жизнь труднее других по всяким обстоятельствам, либо же они просто устали. Так же, как и все. Мы бесцельно скитаемся по заполненным улицам города пряча проблемы за тишиной в гордом одиночестве, и нас толпа. Мы никогда не были одни, но самовольно оградились от общества, столько же на земле друзей сколько и пустых, людей что из себя ничего не представляют, никак не выделяются и ничем не увлекаются, такой вот и я, такие вот и эти доктора. По их грубым лицам можно понять все, какая это надоедливая работа, как им нет дела до моей жалкой жизни, и как они ищут у себя в голове оправдания своей аморальности. Я бы назвал их ужасными людьми, но язык не поворачивается так сказать, ведь это мое будущее, если не настоящее.       Звук трения шин об асфальт заставляли приготовиться к очередным покатушкам внутрь больницы. Меня скинули с одних носилок на другие и через двери занесли в госпиталь, я катился по коридору считая на потолке сменявшие друг друга одинаковые лампы, одинокого белые и слепящие. Потолок был таким же белым, стены на половину были уложены зеленым кафелем, на скамейках сидели люди с различной тяжестью проблем, но я не успевал их разглядеть. Над ухом надоедливо что-то бурчали доктора, и я терпел их невнятные разговоры до тех пор, пока на меня не накинули кислородную маску, я отключился, насильно погружаясь в ужасно неуютный сон.       Через силу я разомкнул веки. Первые пару секунд пытаясь вспомнить кто я и где. Прокручивая все произошедшее в голове, я понял ситуацию и принялся осматривать свое побитое тело. На удивление на мне не было лишних бинтов или швов, только гипс на сломанной кисти, и подобие пластыря на носу. Лежал я без верхней одежды в общей палате. Со мной на соседних полках валялись старики чьи дни уже наверняка были сочтены, и кому-то все это время придется провести в здесь, среди недовольных медсестер и других страдальцев. Помимо старичков были и мужички средних лет, и даже несколько совсем молодых парней примерно моего возраста, но выглядели они совершенно здорово, по крайней мере по сравнению со мной. У меня не было желания терпеть тягомотину больницы с режущим нос запахом лекарств и антисептика. На маленькой тумбочке я нахожу свои вещи. Куртка уляпана в пятнах крови, а ведь она белая… Плевать, что-нибудь придумаю. Натянув на себя кофту и прочую верхнюю одежку, я принялся уходить прочь из палаты намереваясь пойти домой, но по пути меня остановила миловидная медсестра. — Стойте, вы куда это собрались? Вам постельный режим положен, только через два дня домой пойдете. — прямовласая блондинка сверлила меня голубыми глазами, пока окружающие нас представители «сильного» пола просверливали ее бюст и бедра, жадно стягивая «мешающую» одежду в мыслях. — Все в порядке, я здоров. Дайте пройти. — однажды я уже вдоволь налюбовался красотой, нет смысла вести с ней бессмысленный диалог. Я просто хочу домой. — Нет, так не положено! У нас все написано, только через два дня… — Успокойся Таня. Здоров говоришь? Ну ходить можешь, значит в норме, а значит свободен, иди домой. — высокий человек с острым носом и ослепительно ровной лысиной услужливо отпустил меня восвояси. Медсестра неодобрительно посмотрела на него, но в итоге просто вздохнула и ушла в другую палату. — Спасибо, до свидания. — Всего хорошего.       Теперь, когда меня ничего не держало я спокойно вышел на улицу съеживаясь от обжигающего мороза. На улице стоял тяжелый туман, сквозь который еле было видно дорогу. Мои щеки мигом загорелись красным, их словно резало ножом, а вот нос был в норме, вернее я его в принципе не чувствовал. Рукой я нащупал телефон в нагрудном кармане куртки и достав его в очередной раз расстроился. Экран моего старенького мобильника был укрыт трещинами, задняя крышка имела характерный скол, но хотя бы в нем все еще остался заряд. Набирая номер знакомого мне таксиста, я подношу телефон к уху вслушиваясь в монотонные гудки. С той стороны связи послышался голос Патрика Сергеевича, так звали моего таксиста. Он был кавказкой внешности с резкими чертами лица и большим носом. Глас его был звонким и с ярко выраженным акцентом, от чего часть слов что он говорил были не понятны, но я в принципе его никогда и не слушал. — Але? — из динамиков доносился знакомый голос ничем не увлеченного человека. — Здравствуйте Патрик Сергеевич. — Вай! Антон, мой дорогой! Что случилось? — Да так, пустяк, подвезти сможете? — Ой, конечно смогу! Говори куда, орлом долечу. — В наш госпиталь, около условки. — Ай, а что ты там забыл? Заболел что ли? — Ну почти. Просто приедьте, хорошо? Деньги есть. — Да какие там деньги, я таксую же для души, а душа и к тебе, и твоему отцу расположена сердцем вперед, так что бесплатно Антон. Сейчас подъеду. — Хорошо, жду. — повезло что он решил не рассказывать мне почему это душа рвется таксовать, иначе не прибыл бы я сегодня домой.       Звонок оборвался, и я погрузился в ожидание. Тело нескончаемо изувечивал холод, сначала пробираясь под одежду, затем под кожу и в самую глубь до костей. В тумане появились фары, и черная приора подъехала ко мне, номера три семерки, на заднем стекле написаны прекрасные пожелания тем, кто любит погонять, а на водительском сиденье сидел мужчина доброй наружности. — Ой емае, Антон кто тебя так? — Упал Патрик Сергеевич. — Да где же это ты упал так что и фингал, и нос, и руку. — Бывают неудачные дни, подкинете до дома? — Естественно, прыгай. — Патрик Сергеевич мотнул головой в сторону переднего пассажирского места.       После слов я залей в кузов машины приятно отогреваясь об выкрученную на максимум печки. Сиденья машины были оббиты белой кожей, рычаг передач украшен серебряным черепом и под лобовым стеклом висят две красных плюшевых игральных кости. Приора дернулась от легкого движения стопы Патрика Сергеевича, и мы поехали. Я надеялся провести поездку в тишине наблюдая за пустым городом в окно, но надежды мои были тщетны. — Так за что подрался то Антон? Победил хоть? — и снова этот дядька сует нос не в свое дело, поэтому он у него и такой большой. Хотя если так посчитать, то он мне заменяет отца, именно Патрик Сергеевич был со мной рядом во время трудностей, он меня веселил и забавлял пока родители занимались конфликтами между друг другом. Думаю, стоит уже к нему более снисходительно относиться, слишком уж он добрый мужик. -… Это было трудно назвать дракой, скорее меня просто безжалостно избивали. — Ничего страшного Антон, в старые времена я только так п лицу получал, и что? Вон каким здравым вырос, и ты тоже таким станешь. — Спасибо Патрик Сергеевич, но мне не нужно утешение, все в норме. — А дрался из-за чего? Девчонка небось виновата? — Нет, ну в смысле… Только если от части. — было немного стыдно напрямую говорить ему о причинах, так что пришлось идти обходными путями. — Там задирали кое-кого, решил вступиться и вот результат. — Да? По глазам вижу, что девчонка, вай юный ловелас. Красивая хоть? — Давайте без этого Патрик Сергеевич. — Все-все молчу. Но то что ты заступился за кого-то это очень хорошо, несмотря ни на какие последствия, бескорыстная помощь самое дорогое нечто что есть в жизни. Только познав радость в счастье других, можно спокойно умереть, не беспокоясь что о тебе будут думать после смерти. — казалось бы, обычный таксист, маленькая и ничего не значимая капля в огромном море социума, но то с каким энтузиазмом он это говорил, огонь горящий в его глазах. Все это заставляло верить ему и проникаться его идеей бескорыстной помощи, если этот монолог вынести в интернет, то оно обязательно соберет тысячи просмотров и лайков, но мне все равно не понять подобной философии. — А если меня не волнуют мысли тек кто остался жив? — Как это не волнуют? А дети что будут у тебя? А друзья, жена, родственники? Что не говори, но ты Антон, всегда думаешь о чувствах окружающих тебя людей, жаль, что другие этого не видят. — Не видят этого потому что этого нет, Патрик Сергеевич. — с улыбкой я потянулся, принимая более расслабленное положение на кресле. — Да и если всю жизнь проживу один, то получается беспокоиться не о чем. — Дав что ты понимаешь. Ты, парень, просто еще ни разу не влюблялся по-настоящему. — на весело недовольном лице Патрика Сергеевича проскользнула фантомная нотка грусти, когда он взглянул на фото неизвестной мне женщины расположенном около спидометра. — Когда найдешь даму сердца, узнаешь какого это быть счастливым. — Как скажите. — я не хотел его расстраивать или начинать спор в котором проиграю не аргументам а упрямству, да и вкусил я уже вашу любовь, и на вкус она как железо. Остаток поездки мы слушали стендап по радио внутри машины, Патрик Сергеевич своим звонким голосом смеялся с глупых шуток пока я безразлично смотрел на мертвый город. Многоэтажные здания окутаны туманом и у основания исписаны граффити начинающих вандалов. Пустые детские площадки повылезали словно из фильмов ужасов, обычно на них веселятся мелкие и невинные дети, смеются, прыгают, бегают, падают, а потом плачут, и плачут, и плачут. От их вопля вянут уши, и уже ты молишься чтобы скорее пришла его мама, что увлеченно ведет беседу с другой тетенькой. Хочется подойти схватить ее за руку и крикнуть в лицо, «Вон твой ребенок сидит плачет! Иди и успокой его, либо свали с ним отсюда прочь!». Конечно никто не мог так выразиться, да и если бы мог, то все было бы в куда более грубой форме. Все просто смирно терпели, наблюдая за плачущим ребенком, ровно до тех пор, пока либо он сам не успокоится, либо пока его не заметит мать. Слава богу я не был таким в детстве, я в принципе не был в детстве, пришлось повзрослеть чуть раньше остальных.       Однотипные многоэтажки только меняли цвет, одинаковые районы тасовали на себе схожие магазины пока мы не приехали к моему дому. Серая безжизненная понелька с гнилыми скамейками и ужасно удручающим видом из окна. Кирпичи, из которых она была составлена точно нельзя было назвать прочными или надежными, не особо сильный удар ногой был способен разбить такой кирпич в труху, диву даюсь как это здание все еще стоит. — Спасибо Патрик Сергеевич. — я оперативно вышел из машины стремительно направляясь к двери подъезда нащупывая в кармане связку ключей. — Пожалуйста Антон, обращайся. — черная приора уехала вместе с ее водителем. Приложив таблетку к зеленому домофону открылась металлическая дверь сопровождалось все ритмичным писком. Я шагнул внутрь подъезда, что немногим был теплее улицы. Я подошел к дверям лифта и вызвал железную будку к себе. Ожидание занесло несколько десятков секунд, и на это время я занял себя рассматриванием зашарпанных стен парадной. Ключами или иголками на белизне нацарапаны признания в любви, всяческие оскорбления и естественно всем знакомые рисунки полового органа, не самое приятно зрелище.       Двери лифта отворились, и я зашел в него. На боковине из ряда кнопок нажал ту что приведет меня на мой этаж, и снова погрузился в ожидание. Тело немного придавило к полу доставляя дискомфорт. Мне не нравились лифты, я не любил замкнутые пространства, да и скрип металлических тросов оставлял желать лучшего. Все держится на соплях, так что в нежелании пролететь десяток этажей в узкой коробке затем переломав себе ноги я вышел сразу как раздвинулись двери, попутно идя к входу своей квартиры. Я жил один так что мог не напрягаться что меня не было дома ночью, мои родители любезно дали пожить в их прошлой квартире, что они обычно сдают. Внутри квартиры было убрано и свежо, будто меня тут никогда и не появлялось, но все это лишь плоды моих стараний в соблюдении чистоты. Я заботливо ухаживал за каждой полочкой, шкафом и подоконником. Сам по себе я не мусорил, но от пыли не деться, так что еженедельно производил генеральную уборку, которая меня даже забавляла, не знаю, чем. Раздевшись я закрылся и закинул грязные вещи в стирку, на сегодня в планах только поесть и все, то почему меня не было на занятиях думаю смогу объяснить болезнью. Я в очередной раз посмотрел на свою разбитую морду и нервно сморщился, и без того не самый красивый я теперь просто монстр, в кинотеатре на фильме ужасов скорее бы испугались меня, чем какого-нибудь зомби или призрака.       Без сил на гениальные кулинарные потуги я заварил пельменей и плотно поев окунулся в сон, или скорее в мечту.