Lust/Love

             

***

      

[ENHYPEN — Given-Taken]

             До их дебюта остаётся ровно восемь недель и следующим утром их внепланово будит менеджер, собирая всех в гостиной. Чонвон хлопает себя по щекам, чтобы стряхнуть сонную пелену, Джейк беззастенчиво додрёмывает на плече Хисына, забравшись с ногами на диван, пока Рики, следуя примеру своего хёна, умостился на его коленях. Сону уже залипал в телефоне, облюбовав кресло в углу и притащив с собой пуховое одеяло, а Сонхун разместился на полу у него в ногах, откинув голову на край кресла, где Сону любезно подоткнул ему одеяло. Чонвон смотрит на них всех ещё спутанным и сонным сознанием, но глядя на Сонхуна, что-то тихо бормочущего Сону и забирающего у него телефон, он поджимает губы и отворачивается, обращая всё внимание на менеджера.       — Прошу прощения за раннее пробуждение, но так как у вас всё равно сегодня расписание, а завтра уже запись, я принёс вам трек на ознакомление, — объявляет Гончжон. — Чтобы завтра вы как можно меньше времени потратили на адаптацию в студии записи и уже могли спокойно записывать свои партии, а не решать это наспех на месте. Чонвон тихо фырчит, потому что его распределение уже наполовину готово, выбранное самими парнями. Вопрос оставался в другом: будут ли они всё ещё с этим согласны, узнав, что песня, под которую они вчера все едва не померли — и есть их дебют?       — Гончжон-ним, — тянет неразборчиво Рики, — а это не могло подождать? У нас всё равно сегодня вокал.       — На вокале вы будете и дальше заниматься по программе, лишь редактируя какие-то спорные моменты по треку. Рики, включись, пожалуйста, в процесс и будь серьёзнее, — хмурится мужчина.       — Куда уж серьёзнее. Вы нас в девять утра подняли, — ворчит мелкий, отрываясь от колен Джейка и пихая его в плечо, чтобы тоже проснулся.       — ПД-ним сказал, что партии распределит Чонвон, но я думаю, что вы можете и сами об этом договориться, прислушиваясь, конечно же, к нему. Чонвон кусает нервно губы, когда Гончжон кладёт мобильный на журнальный столик посреди комнаты и включает песню. Он тут же бегает глазами по каждому из мемберов, у которых сна на лицах мгновенно не осталось. У всех приподняты брови, приоткрыты рты. И только Сону очухивается первым, тыча пальцем в телефон:       — Это же ведь…       — Очень красиво! — тут же перебивает его Чонвон, бросая в младшего строгий взгляд. — Это очень красивое начало, Гончжон-ши.       — Да. ПД-ним тоже сказал, что вам должно понравиться. И им понравилось, очень. Особенно вчера, когда они делили партии якобы в шутку и ради изучения хореографии. Особенно Сону, который со всей отдачей старался над своими строчками. Чонвон перехватывает лукавый взгляд Хисына, который прячет ухмылку, поджимая губы и качая головой. И искренне удивляется, что никто пока не готов сожрать его с дерьмом, вероятно догадываясь, что не просто так он вчера предложил заучить слова. Ещё неделю назад, Хисын, а следом и Джейк, кинулись бы на него с криками недовольства и обвинениями в укрывательстве. С вопросами: «почему не сказал сразу?», «какой ты после этого лидер?». Сейчас все ребята попеременно поглядывали то на Чонвона, то на менеджера, но понимающе молчали.       — Я сброшу эту запись в наш общий с вами чат, чтобы вы подготовились, — говорит Гончжон, когда песня кончается. — Её первым должен был услышать только Чонвон, но я посчитал, что показать сразу всем будет более…правильно.       — Спасибо, Гончжон-ним, — улыбается Сону, тут же бросая взгляд в Чонвона. — Вы очень нам помогли.       — Вот и славно. Через три часа будьте готовы ехать на вокал, а пока, удачи! Это, в общем-то, всё зачем я приезжал. Разве что проверю ваши продукты, может нужно что-то докупить.       — Мы можем заехать после практики, — останавливает его Чонвон. — Все вместе.       — А точно справитесь, а не накупите какой-нибудь желейной ерунды? — хмурится Гончжон.       — Точно, — фырчит Чонвон. — Беру ответственность на себя.       — Ты первый желейных мишек и купишь, — хихикает Рики.       — Ладно, — машет рукой менеджер. — Так и быть. Но отчитайтесь потом в чат по чеку. Я убежал!       — Хорошего дня, Гончжон-ши! Чонвон машет ему рукой, наблюдая за тем, как торопливо мужчина обувается и выбегает из их квартиры. Вместе с хлопком двери, на него наконец обрушиваются вопросы:       — Так это наша хореография?!       — Ты знал вчера, хён?!       — Это же смертоубийство!       — Мы все умрем… Чонвон усмехается, качая головой и зачёсывая пальцами волосы.       — Я узнал вчера на тренировке, потому что Чонсон-ши дал мне сигнал, — признаётся он. — Но не стал говорить вам. Хотелось как-то, чтобы вы прониклись к песне что ли. Не были сильно предвзяты, что это наша.       — Поэтому, предложил её распеть? — хмыкает Хисын. — Умно.       — Получается, эта смертоносная хореография — теперь наша рутина? — с придыханием уточняет Сону. Чонвон переводит на него взгляд и всматривается в заспанное лицо получше. Губы Сону уже не белые, кожа не такая серая, хотя глаза жутко красные и кое-где даже сильно лопнули капилляры. Вовремя пришёл менеджер, Чонвон как раз сейчас потащит Хисына в кухню и сообразит совместный завтрак, чтобы накормить Сону.       — Получается, — вздыхает он, посёчывая затылок. — Все, кому она даётся трудее — будут брать допы в зале на выносливость. Как минимум дорожку и, скорее всего, пилатес.       — А те, кого всё устраивает? — ухмыляется Рики. — Нет, она сложная, я не спорю. Но, наконец-то, мы будем танцевать что-то достойное.       — Забираешь свои слова про слабый репертуар обратно? — прыскает смешком Чонвон.       — На все сто. Наше настоящее направление куда круче всех прошедших тренировок. Это же почти уровень сонбэ!       — В этом и кроется подвох, — Чонвон стирает полуулыбку с лица, хмуря брови. — Мы — новички. И не все профи. То, что наш дебют — это практически уровень сонбэ, добавляет нам очков и уважения, но будет серьёзным испытанием для всех нас. Вы слышали песню, там нужно будет крайне постараться над вокалом. Вы видели хореогафию, кроме идеального синхрона и отдачи, главная цель — выжить к концу песни. У нас есть всего восемь недель до дебютного шоу-кейса, и ещё меньше до съёмок клипа, в котором мы уже должны будем показать достойный результат. Придётся не просто «постараться». Необходимо будет вложить все наши силы и умения. И преумножить их.       — Времени считай, что и нет, — бормочет задумчиво Сонхун.       — Это тоже часть испытания. И мы должны быть готовы к такой ускоренной подготовке, чтобы доказать, что мы достойны стать профессионалами.       — Думаете, мы справимся? — шепчет Сону.       — Да. Вместе — определённо, — тут же кивает Чонвон. — А пока, предлагаю всем пойти умыться, мы с Хисыном после займёмся завтраком, а всё время до вокала, будем уже всерьёз разбирать партии. И, возможно, что-то поменяем.       — Добавим твои, например, хён, — усмехается Рики. — Помнится ты вчера так и не выбрал себе партии, кроме хореографии. Чонвон неопределённо пожимает плечами и машет рукой, прогоняя всех собираться и просыпаться окончательно. И цепляет краем глаза Сонхуна, что уже поднявшись с пола, приобнимал Сону за плечи, сочувственно поджимая губы. И да, это было совершенно чудесно, как все они начинали сплочаться и поддерживать друг друга, спустя полгода сосуществования, а Сонхун и вовсе спустя всего несколько дней. Но почему так неприятно сжималось всё внутри Чонвона, глядя на эту поддержку?              

***

                    Благодаря танцевальной практике, остатки партий действительно делятся куда проще. Чонвон выбирает партии себе, распеваясь и примеряясь, Рики добавляет ещё несколько себе, Сону более уверенно все вместе выбирают несколько строчек в самом начале, чтобы раскрыть его сразу. И только с завершающим бриджем у них создаются проблемы. Потому, что к этой парти вокально идеально подошёл Сонхун, но никто не мог понять, кого ему необходимо подобрать в пару? Вспоминая движения, каждый из мемберов пробовал себя, но по тембру голоса по итогу подошли лишь трое: Рики, Джейк и Чонвон, так как у него, хоть он и не слишком низкий, но уникально узнаваемый. И звучали они с Сонхуном невероятно, хоть и не похоже, как на предварительной записи. И Чонвон мог бы решиться на это сразу, если не сама постановка. Не их с Сонхуном вновь тесные взаимодействия, спина к спине и вовсе не пятисекундный отыгрыш ролей. Чонвону безумно нравился этот момент, но совершенно не нравилось то, как он ощущал себя, как только они с Сонхуном начали репетировать посреди гостиной. На Сонхуна хотелось чуть больше, чем нужно опереться, Сонхуна хотелось больше, чем нужно чувствовать лопатками. Вживание в роль происходило слишком стремительно и глубоко так, что у Чонвона голова кружилась весь путь до вокальной практики. И он хотел бы отдать эту партию Рики, потому что младший и смотрелся там значимо, и вокально подходил явно лучше него. Но все мемберы в один голос закричали, что это должен быть Чонвон. И что никого другого они с Сонхуном там не видят, как красная линия, идущая с первых прикосновений в хореографии и тянущаяся до самого конца. Как продолжение их фотосессии, что у Чонвона всю ночь стояла перед глазами. Но он находит способ отвлечься к своему облегчению. Пока днём они занимаются вокалом, пока вечером снова вместе готовят ужин и ненавязчиво следят за Сону, то прикармливая его в шутливой форме, то не давая надолго исчезнуть из вида. Сонхун оказывается также максимально вовлечён, отвлекающий дома Сону практикой вокала дальше, репетирующий с ним в спальне движения, а перед сном смотрящий с ним и Рики смешные видео. Чонвон же на весь вечер закапывается в просмотр выступлений сонбэ, лишь краем глаза следя за мемберами. Он выцепляет какие-то фишки, особенные знаки, отличительные черты. Проводит параллели и отмечает разницу. Анализирует и запоминает. Сам не замечает, как до глубокой ночи и вовсе уходит в просмотр интервью и наблюдение за Намджуном, как за лидером. Впитывая в себя и вырезая на подкорке: каким должен однажды стать.

[PVRIS — Anyone else]

Например, не сильно ругающим за опоздания и поздние подъёмы, а думающим: как это можно исправить? Например, не шикающим на ребят за какие-то проколы, а отправляющим лишь один предупреждающий взгляд, чтобы не привлекать внимание. Например, остающимся на записи вокала каждого мембера, чтобы внести свою лепту или вовремя мягко поправить, пока этого не сделали звукорежиссёры или продюсеры, но уже в резкой и грубой форме.       — Давайте сперва запишем Хисын-хёна, — оглашает он, когда все они собираются в комнате перед записью. — Во-первых, с него начинается трек, да и вряд ли сегодня будут тейки всех партий. А во-вторых, он сможет помочь мне следить за остальными после, так как он больше разбирается в вокале. И, если я могу оценить вас со стороны по атмосфере или каким-то явным косякам, Хисын сделает это профессионально и более глубоко. И явно лучше, чем кто-то из старших.       — К тому же, я явно запишусь быстрее, — кивает согласно Хисын. — Мне не нужно много времени на настройку вокала, я уже репетировал утром.       — И ты стабилен.       — Я могу вторым, — поднимает руку Рики. — У меня не так много партий. И это рэп. Не думаю, что выйдет сложно. Чонвон сперва кивает, но вспоминает и слова Шихёка о том, что первыми будут записываться сильные мемберы. И говоря это, он явно имел в виду их с Чонвоном. А потому, Чонвон хоть и соглашается, но тут же хмурится, мягко продолжая:       — Да, было бы здорово, но, Рики? У тебя ещё не везде прочувствовано настроение. К тому же, возможно, тебе придётся слегка изменить произношение своей партии, в отличие от предзаписи, которую нам давали. Так что, очерёдность, будет примерно такая: Хисын-хён, я, ты, Джейк, Сонхун и Сону. Это даст больше времени Сонхуну, как новичку, и Сону, как самому пока нестабильному из нас.       — Кто успеет записаться сегодня? — подаёт голос Сонхун, на которого Чонвон мгновенно переводит взгляд, так неожиданно и непривычно встречаясь с темнотой слегка суженных глаз.       — Все. Мы здесь надолго.       — По крайней мере, тут есть кафетерий и это будет интересно, — закладывая руки за голову, Рики удобнее усаживается на диванчике.       — Нам уже заказали напитки, — Чонвон проверяет чат с менеджером, чтобы сверить время. — По еде — да. Можно доставку, а можно будет спуститься в кафетерий. Главные правила знаете.       — Никакого сладкого, слишком газированного и острого, пока не записались, — перечисляет лениво Рики. — Мы всё помним, хён.       — Здорово. Тогда, мы с Хисын-хёном идём первые. Пользуясь тем, что кроме них в комнатке никого не было, Хисын подставляет Джейку щёку и получает беглый поцелуй, первым уходя на запись. Чонвон же ещё какое-то мгновение так и стоит, осматривая ребят задумчиво. Почти молится, чтобы всё прошло хорошо, потому что теперь, только теперь, всё начинается. Серьёзные практики, настоящие записи, съёмки. Не репетиции и разучивание каверов, а то, к чему все они шли. То, что ожидает их на ближайшие несколько лет, а при удаче, всю жизнь. Хисын действительно заканчивает свою запись быстро, и Чонвон оказывается прав: в первый день никто не планировал давать им все тейки сразу. Его же партия занимает куда больше времени, потому что сперва Чонвон никак не может поймать одну единственную ускользающую ноту, после настроение. Когда уже силы и терпение покидают его, Хисын первый, кто говорит продюсерам, что на сегодня Чонвону хватит, а в следующий раз можно будет перезаписать недостающий момент или вызвать Чонвона отдельно от всех. Нехотя, но старшие соглашаются, переходя к другому мемберу, а Чонвон молчаливо сжимает руку Хисына в благодарность. За окнами компании уже давно темно, когда все они заканчивают свою первую запись и собираются ехать домой. Но уже на парковке, Сонхун ловит Чонвона за руку, отводя дальше ото всех.       — Есть предложение, — вдруг говорит он, провожая глазами Хисына, Джейка и Рики, садящихся в первую машину.       — Сейчас? — вскидывает брови Чонвон. На часах почти десять вечера.       — Именно сейчас. Поехали в кафе?       — Что?       — Пока нас ещё никто не знает, просто проведём вечер, как обычные люди. Поужинаем, обсудим учёбу, погоду. Обычную жизнь?       — С чего ты вдруг? — Чонвон хмурится, не понимая настроя Сонхуна и так некстати вспоминая их вечерний разговор о фан-сервисе.       — Просто показалось, что это будет неплохой идеей, — мрачнеет Сонхун, поводя плечами. — Но, если ты сильно устал или против, то… Чонвон кусает себя за язык, чтобы не ляпнуть: «почему бы тебе не позвать Сону?». Ведь действительно в последние дни эти двое как-то особенно сдружились, но, оборачиваясь к машине, Чонвон видит, как Сону, едва забравшийся на своё сидение, уже начинает дремать. А копошащиеся внутри Чонвона черви напротив — оживают от одной только мысли провести с Сонхуном время наедине. Без надзора и мемберов.       — Нет, я…просто неожиданно, — встряхивает он головой.       — Так ты согласен? Я знаю один мясной ресторанчик, куда мы с сестрой и мамой иногда ходили после школы, — слабая улыбка трогает губы Сонхуна вновь.       — Нужно только предупредить ребят и менеджера.       — Напишем им в чат?       — Предлагаешь побег? — не сдерживает смешка Чонвон, замечая огонёк в глазах Сонхуна.       — Что-то типа того, — шепчет заговорщецки тот.       — Бойтесь тихонь, — тянет Чонвон, выуживая мобильный из кармана джинсов. — Нужно сказать водителю, чтобы вёз Сону домой, после того, как высадит нас. И всё же набрать Гончжон-ши, чтобы он знал, где мы. И предоставил нам машину на обратный путь.       — Хорошо. Сонхун улыбается не потому, что Рики опять что-то вычудил, а Джейк пошутил очередную шутку. Не потому, что Сону показал милое видео или Хисын случайно просыпал рис, который все они собирали потом по кухне. Сонхун улыбается ему, Чонвону. Искренне. Почти счастливо. Чонвон шикает на ответы менеджера, ругающего их за эту внеплановую прогулку, но уверяет, что всё будет хорошо. И Сонхун прав — они всё ещё никому неизвестны, чтобы сильно переживать за обычный ужин в мясном ресторанчике. Конечно, они всё равно должны будут вести себя сдержано и аккуратно, так как никогда не знаешь, за каким углом кроются камеры, которые возможно даже были не для тебя, и какие фото потом могут всплыть среди рандомных обывателей в твиттере после их дебюта. С нелепыми приписками «а до дебюта они были здесь». Или «это они сейчас дебютировали? а я помню случай…» Они решают первым делом не надевать маски, заходя в помещение, как обычные подростки: в джинсах, толстовках и с рюкзаками наперевес. Решая использовать наличные деньги, а не карты или тем более оплату рабочими телефонами. Ведут себя, как могут спокойно и отстранённо, но всё же пробегаются глазами по посетителям, работникам, Чонвон даже смотрит по углам, чтобы выцепить камеры. Но их нет и, едва они располагаются за столиком, Чонвон склоняется вперёд:       — Тут все камеры скрыты?       — Их здесь нет, — просто улыбается Сонхун, так естественно обнажая клыки. — Было несколько случаев, когда их нужно было просмотреть, но владелец каждый раз отмахивается. И каждый раз обещает их поставить, но… — разводит он руками, подхватывая с края столика меню. — Так что, пока что это место безопасно.       — Умно, — мычит Чонвон, открывая своё меню.       — Я бы не стал звать тебя в непроверенное или заведомо опасное место.       — Логично, это ведь касается нашей будущей репутации.       — Это касается нашей безопасности и комфорта, Чонвон, — тихо проговаривает Сонхун. А у Чонвона желудок мгновенно сворачивается, потому что он даже и не замечал почти, но Сонхун так редко звал его по имени, пока все они были вместе, что сейчас это выстреливает в голову. Он молчит в ответ на эти слова и решает закопаться в меню. Выбирает, рассматривает, но ничего не привлекает, потому что от волнения аппетит пропадает, а мысли все сосредоточены лишь на одном: они с Сонхуном ужинают вдвоём. Как в самом деле обычные парни. Проводят самый обычный вечер вместе, выбирая еду и напитки, а не партии в песне или линию поведения фан-сервиса. Почти, как могли бы Хисын и Джейк.       — Раз ты здесь уже не впервые, — выдыхает Чонвон, закрывая меню, — предоставлю выбор тебе.       — А у меня сегодня, как на зло с фантазией не очень, — прыскает смешком Сонхун. — Я уже битую минуту смотрю на самгёпсаль или просто обжаренную свинину с рисом.       — Всё, что захочешь. Я не привередлив.       — Тогда… — Сонхун хмурится, сводя густые брови к переносице и вновь утыкаясь в меню. — Уточни, что по напиткам, и я сделаю заказ.       — Какой-нибудь сок или спрайт.       — Что ж, — схлопывая меню одной рукой, Сонхун усмехается, — ваш заказ принят. Ожидайте. Он поднимается из-за стола, а Чонвон не сдерживает улыбки и опускает голову, чувствуя, как краснеют щёки. Он и не знал, что может испытывать подобные эмоции. Не всепоглощающее желание, как только Чонсон откровенно касается его, не безграничную злость, когда что-то не получается в зале, не душащую подавленность после ссор. Простое смущение из-за чьей-то улыбки и такое непривычное тепло от этого внутри. Это ново для него. Это пугающе для него. Как и Сонхун, стоящий у кассы и делающий заказ для них. Оплачивающий счёт за них двоих. Выглядящий снова, как и всего неделю назад: слегка зажатый, не смотрящий в глаза девушке, что ярко улыбалась ему, пожимающий плечами и поджимающий губы. Для Чонвона сейчас эта разница так очевидна, хотя Сонхун меняется в присутствии мемберов постепенно, органично. Начиная доверять, привыкая и раскрываясь. Он улыбается всем, он смеётся со всеми. Понемногу и остальным, а не только ему, смотрит в глаза. И Чонвона радует это. Но то, как менялся Сонхун на съёмке или хореографии, тем вечером в гостиной, слегка напрягает его. Каким ещё может быть Сонхун в его присутствии? Каким он может стать в итоге? И что, если вся эта смущённость, неуверенность и неловкость: не более, чем образ, к которому он приучает незнакомцев, притягивая к себе, а после закутывая своей тьмой, как та, что окружала его на их с Чонвоном фотографиях. Может ли Сонхун оказаться таким же опасным, каким оказался Чонсон? Может ли Чонвон в самом деле доверять ему и верить? Так некстати он думает об этом всего за каких-то семь с половиной недель до их дебюта.       — Нам принесут чанджанмён, немного тсунде и джиггли котиков на десерт, — оглашает Сонхун, как только возвращается на место. Чонвон вскидывает брови.       — Джиггли кого…?       — Котиков. Это десерт. Ты никогда их не ел?       — Нет, — искренне выдыхает Чонвон. — Даже не слышал.       — Совсем из общаги не выходил? — тон голоса Сонхуна становится печальным.       — Выходил. Но совсем было не до десертов. Мы с семьёй в основном брали какую-то классику, если куда-то и выбирались.       — Это желейный пуддинг в виде котов. Джиггли, потому что они смешно двигаются. Тебе должно понравиться, — крохотно улыбается Сонхун. — А ещё, я взял их потому, что давно хотел сказать — ты напоминаешь мне котов.       — Каких? — поражённо округляет глаза Чонвон.       — Любых? Неужели никто тебе не говорил?       — Да как-то… Чонвон всерьёз пытается вспомнить. Хотя бы какие-то шутки от мемберов, одноклассников или знакомых. Но нет. Ничего. Ему никто и никогда ничего подобного не говорил. Щёки его снова ощутимо заливает краска. Он с удивлением замечает, что и бледные скулы Сонхуна розовеют тоже.       — Ну, — он бегло облизывает губы, складывая руки меж бёдер и неуютно поджимая плечи; снова не смотрит на Чонвона, смущённо опуская взгляд вниз, — твой разрез глаз, округлый нос, некоторые повадки. Я не знаю, не могу описать! Это…всё как-то органично и…просто мне так кажется.       — Это необычно, — издаёт нервный смешок Чонвон. — Но это очень мило.       — Да-а, есть такое. А Чонвон думает, что чтобы такое было, человека нужно достаточно много и долго рассматривать. Наблюдать за ним, анализировать. Он вспоминает каждый раз, когда ловил Сонхуна за разглядыванием себя, и тот прятал глаза мгновенно. Как давно он об этом задумывается? И почему это в самом деле так мило и так подходит его мышлению, словно никто другой и не мог сказать этого Чонвону, кроме него? Словно именно этот Сонхун напротив сейчас — самый настоящий из всех, что Чонвон наблюдал за эти дни. И как же чертовски он разнится с уверенным, наглым и резким Чонсоном, к которому единственному Чонвон привык.       — Когда мы будем выбирать себе эмоджи для твиттера, я выберу кота, — негромко произносит Чонвон, ловя на себе мимолётный взгляд. — Спасибо за идею.       — Брось, это же просто моя глупая ассоциация.       — Но она очень милая, Сонхун, — Чонвон прикусывает губу и исправляется. — Хён. Прости, немного непривычно тебя так называть, несмотря на нашу разницу…       — Всё в порядке, — останавливает его Сонхун, складывая на столе руки и сплетая их в замок; Чонвон замечает, как дрожат его пальцы. — Наедине можешь не называть меня так. Я прекрасно понимаю, что не шибко тяну на хёна. Примерно, как Сону для Рики, — неловко усмехается он.       — Да, что-то такое есть, — фырчит Чонвон согласно. — Но, если мы на публике, не стесняйся меня поправить? Я порой могу просто забыться.       — Ты — лидер. Думаю нет ничего страшного, если ты пару раз где-то упустишь формальность. Я не Хисын-хён, ругать не буду.       — Рики порой даже Джейка не зовёт так, хотя тот ругается. Но Хисын-хён… — Чонвон посмеивается. — Да. Неформальное общение с ним чревато подзатыльником.       — Они классные, — вдруг совсем тихо говорит Сонхун, задумчиво глядя куда-то в стол. — Все вы. Мне повезло попасть к вам. Правда.       — ПД-ним думает, что нам всем с тобой повезло. Правда.       — Надеюсь, он не передумает после дебюта, — хмыкает Сонхун, краем глаза замечая что им уже несут заказ и откидываясь на спинку стула. — Но давай оставим это всё за стенами этого места? Сегодняшний ужин — про подростков Ян Чонвона и Пак Сонхуна. Как считаешь? Чонвон считает, что он слишком редко задумывается в хорошем ключе о том, что он подросток. Что ему всего семнадцать и он никогда и никого не любил и даже не был влюблён. О том, что он банально, будучи подростком, понятия не имеет, что такое джиггли кэт, как десерт. О том, что даже в таком загруженном графике, они ведь и впрямь могут находить время, чтобы просто побыть людьми, а не будущими айдолами. Он кивает согласно, предлагая Сонхуну первому начать какую-нибудь тему, а сам утыкается палочками в лапшу. Его любимую. О чём никто из группы даже не знает.              

***

      

[The Haunt — All went black]

             Но ничто хорошее не длится вечно. Это то, что Чонвон уяснил для себя по жизни. Потому, что весь их спокойный и даже счастливый вечер, накрылся темнотой, стоило только Сонхуну завести разговор о фан-сервисе в машине по пути домой.       — А с одной стороны, знаешь, жаль, что нас ещё никто не знает.       — Почему?       — Фан-сервису было бы на руку, что мы вдвоём пошли ужинать. Куча фотографий, обсуждений, внимания.       — Да… Чонвон, вернувшись домой, почти на час заперся в душе, впервые за долгое время рыдая, как маленький ребёнок. Потому, что впервые провёл действительно прекрасный вечер, не думая о работе и вовсе не с семьёй. Потому, что он был искренним весь ужин, узнавая, что любимый десерт Сонхуна — тирамису, обсуждая то, каких животных они бы завели, будь возможность. Делясь с кем-то, кто не старшая сестра, своими мыслями и принимая чужие. Узнавая Сонхуна лучше, открывая себя так, как ещё никому в группе. Он и не думал ни минуты о чёртовом фан-сервисе. Ему было слишком хорошо. Жить простую жизнь на один вечер. Злость кипела в нём всю ночь и утро после, он был молчалив и ссылался на головную боль, закрываясь ото всех и в комнате. Срываясь на записи, потому что никак не мог перейти с расстроенного тона на тот, который было нужно. Убиваясь в зале до последней капли пота, чтобы дома упасть лицом в подушку и уже ни о чём не думать. Но все эти эмоции прорываются наружу на практике. Когда изучающий взгляд Чонсона скользит по обнажённым участкам его тела, а прохладные руки Сонхуна держат его теперь чуть крепче. Ему было хорошо в тот вечер. Ему было так хорошо не думать о том, что спасение есть только в постели с Чонсоном, что он, возможно, нашёл выход. Что он, возможно, если не нашёл кого-то, как Джейк Хисына, но кого-то поистине способного стать близким. Способным спати его и вытянуть из этой грязи, в которую он сам себя вогнал. Но Сонхун заговорил о фан-сервисе, а у Чонвона хрупкие ростки искренности завяли в сердце. И, может, непостоянный и грубый секс с Чонсоном, прописанный фан-сервис и фальшивые улыбки — это всё, чего он в итоге достоин? Может, такая любовь и взаимопонимание, как у Хисына с Джейком, это разовая акция на миллион? И ему недоступна. Он вытанцовывает из себя все эмоции, выбрасывает злобу в открытое пространство, но она слишком быстро копится внутри. восстанавливается, заполняя каждую клеточку его сознания и тела. И Чонвона сжирает это изнутри. Ничто ему не поможет. Никто ему не поможет. Есть только смирение и терпение. И единственная цель впереди, ради которой ему придется похоронить всего себя.       — Прошло много времени, — склоняя голову к плечу, негромко говорит Чонсон когда подзывает к себе Чонвона после практики, пока все ребята лежат на паркете. — Как ты себя чувствуешь?       — Как кусок отбитого мяса, — бросает Чонвон, зачёсывая мокрые волосы назад. — Но, если приглашаешь...       — Справишься? — щурится Чонсон.       — Есть пара идей. Тебе понравится. Езжай домой, я скажу, когда нужно будет вызвать такси. Чонвон резко разворачивается, направляясь к парням и предупреждая их о том, что останется ещё ненадолго в зале и его не обязательно ждать дома, чтобы не пропускать завтрашний подъём. Все они удивляются его стойкости и желанию добить себя до последнего, не подозревая даже, что всё совсем не так. Чонвон смотрит им вслед, когда остаётся посреди зала один, и так всё и будет. Так всегда будет. Все вместе, но Чонвон отдельно, за своей чёрной ширмой, чтобы никого не задеть, не испачкать этой грязью. Хисын и Джейк, Сону и Сонхун, вероятно, а между ним лишь фан-сервис и обязательства. Он опускает голову, глубоко вздыхая и даже не вслушиваясь в музыку. Отсчитывает минуты, пока бредёт в душ, чтобы написать Чонсону. Чтобы снова освободить своё сознание единственным из доступных ему способов. Как быстро он сгниёт внутри? Как быстро это всё сожрёт его? Огни ночного города проносятся мимо, когда Чонвон пишет менеджеру, что после сольной практики немного прогуляется один и вернётся домой. Снова оказывается обруганным, но закрывает диалог. Он решит эту проблему позже, завтра. Не сейчас, когда такси плавно тормозит у знакомой уже высотки, а он выбирается на прохладную улицу, натягивая капюшон как можно глубже, скрывая лицо от ночного воздуха и лишних глаз. Когда лифт с противным писком выплёвывает его на нужном этаже, а распахнувшаяся дверь квартиры принимает радушно в свою темноту с блеснувшей в ней хищной ухмылкой. Когда одежда остаётся на полу, а пустой взгляд упирается в стену, едва только колени касаются постели.       — Как обычно? — слышится за спиной голос Чонсона, а после голых плеч касаются губы. — Или у тебя сегодня другой настрой?       — Разрушь меня сегодня, — бесцветно проговаривает Чонвон, мгновенно ощущая грубую хватку на рёбрах.

[Broken Iris — Broken Inside]

Чонсона не нужно просить дважды. Ленивые поцелуи исчезают в тот же миг, а лицо и плечи Чонвона упираются в собранное одеяло, потому что в лопатки ощутимо толкают, заставляя сразу принять нужную позу. Заведённые за спину руки крепко перевязываются холодным шёлком, и от этого ощущения Чонвон закрывает глаза. Сегодня ему будет неудобно, некомфортно, больно. Но это то, чего он заслуживает. Это то, что ему нужно, чтобы стереть из памяти клыкастую улыбку, хрипловатый смех, сверкающие карие глаза и осторожные пальцы, касающиеся его. Чонвон сжимает зубы, как только первый хлёсткий удар ранит кожу бёдер, и понимает, что ещё пару дней не сможет обнажиться перед мемберами, но эта мысль выветривается со вторым ударом, от которого он жмурится. С третьим вырывается тихий хрип, но и чужое имя. Чонвон считает про себя, один за одним, выдерживая и не произнося ни звука. Получая первые крохи желанного освобождения и чувствуя, как даже головная боль, бьющая по вискам, отходит на второй план, скапливаясь на краснеющей коже бёдер и ягодиц. Горит больше не сознание. Полыхать постепенно начинает тело. Чонвон упирается лбом в постель, выдыхая в неё с тяжестью, когда в неподготовленное тело вторгается влажный от обильной смазки палец. Боль смешивается с облегчением, потому, что это то, что ему сейчас нужно и он не стенает. Принимает, сосредотачивается только на ощущениях грубых пальцев на нём и в нём. На впивающихся в отбитую кожу подушечках и погружающихся всё глубже фалангах. Из сознания с каждым проникновением испаряется уютный ужин, вечер в гостиной, растерянный взгляд в танцевальном зале. В воспалённом мозгу остаётся лишь погоня за оргазмом, который контролирует безжалостная рука до неприятного сжимающая член или напоминающая о боли всё новыми ударами по старым. Чонвон позволяет себе лишь один вскрик, когда цепкие пальцы вплетаются в его волосы, оттягивая назад, а в не до конца разогретое тело входят одним резким толчком. Он снова смыкает зубы, тяжело дышит носом, каждой уставшей мышцей принимает ломоту и боль в таком положении. Но не думает больше ни о чём, пока Чонсон использует его так, как пожелает. Меняя темп и измывательски медленно покидая его тело, чтобы ворваться вновь, преследуя только своё наслаждение. Едва не разрывая пальцами кожу, в которую вонзается, управляя Чонвоном так, как ему будет удобно. Бросая разморённое тело на лопатки и накрывая своим, рукой, словно змеёй подбираясь к открытой шее. Чонвон даже не ёрзает по постели, не пытается уложить связанные за спиной руки, чтобы не так сильно затекали. Лишь запрокидывает голову, предоставляя Чонсону доступ к своему горлу и шире разводит ноги, принимая его в себя вновь. Вместе с воздухом лишаясь последних крупиц сознания. Лишаясь оргазма в последний момент, потому что Чонсон выходит из него, болезненно сжимая у основания и отпуская шею. До колкого отвратительно целует грудные мышцы, живот и красную от ударов кожу бёдер. Знает, как всё это отвращает Чонвона и отодвигает его наслаждение ещё на немного, чтобы вернуться после к его горлу и сдавить его так сильно, что Чонвон едва сдерживает хрип. Вонзается одновременно с этим острыми зубами в напряжённые соски, заводя больной механизм в Чонвоне заново. Поджигая вены резким движением входя в него и, спустя пару толчков, покидая тело. Заставляя пальцы связанных рук дёрнуться рефлекторно. Поднимая на постели вновь, обхватывая со спины за шею и стискивая крепко рукой талию, зажимая затёкшие руки Чонвона меж их тел и соединяя их вновь. До болезненного нежно целуя влажную кожу за ухом, пока движения возобновляются медленно, почти незаметно, слишком осторожно. Но с тем, как сильнее сдавливается пальцами горло, ускоряются и становятся грубее и хаотичнее и толчки. Чонвон задыхается не только без воздуха, но и наконец кончая и теряясь в ярких вспышках под зажмуренными веками. Скулит неразборчиво в постель, в которую Чонсон утыкает его лицом, догоняя теперь и свой оргазм, каждый раз вбиваясь в слишком чувствительное тело всё больнее и резче. В уголках глаз собираются жгучие слёзы. Чонвон стирается в своём сознании, оставаясь размазанным пятном на постели. Разрушенным таким способом, как оба они привыкли. Снова не семнадцатилетний подросток. Просто тело, использованное другим. Болезненная тьма.              

***

      

[The Neighbourhood — R.I.P. 2 my youth]

             На часах едва ли за час ночи, когда Чонвон доползает до общежития, открывая дверь так тихо, как только может и ругаясь беззвучно на кодовый замок, который может потревожить сон мемберов. Только вот дальше по коридору его встречает слабо бьющий из кухни свет, и внутренности Чонвона переворачиваются. Его лицо слегка заплакано, голова ещё влажная после душа, а тело болит хлеще, чем после того вечера с первой репетицией хореографии. Только красная от хлёстких ударов кожа скрыта мешковатой одеждой. Сглатывая взволнованно, Чонвон, тихо подкрадывается к прикрытой двери, но в кухне тишина, и он наивно надеется, что возможно кто-то попросту забыл выключить свет, и даже вздрагивает от неожиданности, когда за столом обнаруживает Сонхуна, смотрящего на него в упор, словно ждал всё это время. В желудок проваливается каменное сердце.       — Привет, — шелестит он, проходя в кухню, но оставаясь на пороге.       — Ночи, — глухо отзывается Сонхун. Его волосы после душа высохли в беспорядке, без укладки и слегка открывали сейчас бледный лоб, красиво выделяя лицо. Хоть под глазами пролегли тени, губы не отливали ярко-розовым, а радужка казалась мутной, Чонвон не мог не заметить, что Сонхун был красив сейчас. Не желанен, горяч и притягателен. А естественно красив, объятый за сгорбленные плечи усталостью. Подогнув одну ногу к себе, он сидел за столом и держал в руках мобильный, словно там была написана целая речь для Чонвона.       — Как ты? — Сонхун нарушает неловкую тишину первым.       — Устал. А ты?       — Прогоняю трек. Будешь ужинать? Мы с Джейком сегодня пытались готовить. Чонвону отчего-то холодно. Окна закрыты, а полы они ещё вчера включили на слабый подогрев, потому что осень начинала леденить как-то слишком рано. Но ему холодно. От такого пустого взгляда Сонхуна, от отсутствия его полуулыбки и какой-то невидимой стены между ними. И Чонвон выстроил её сам, но сейчас именно он о неё ударяется первым. Ведь это он тот, кто отвернулся от Сонхуна из-за сомнений в доверии, так почему именно Сонхун ведёт себя подобным образом?       — С утра съёмки, — качает головой Чонвон. — Если поем — опухну.       — А, если не поешь — свалишься в обморок, как Сону, — хмурится Сонхун сильнее нужного. — Там рис с морепродуктами. Можешь съесть хотя бы их.       — Я не хочу, — с натянутой твёрдостью в голосе говорит Чонвон. — Но спасибо, Сонхун. Чонвону хочется сбежать. Закрыться в комнате, накрыться одеялом и не видеть такого Сонхуна, что смотрит теперь откровенно в глаза, не уворачиваясь. Но буквально бросает этим взглядом якорь внутрь Чонвона. Ледяной, неприятный, тяжёлый. Бухающийся куда-то в бездну тёмной души.       — Пойдём спать? — пробует он. — Завтра рано вставать.       — Иди. Я лягу чуть позже. Сонхун не дожидается того, что Чонвон уйдёт и возвращается к мобильному сразу. Вставляет наушник и отграждается своей стеной тоже. Будто наказывая Чонвона за что-то. Будто они поменялись местами. Мягкое одеяло Чонвона не обнимает, придавливает к кровати. Прохладные простыни не остужают, замораживают до кончиков пальцев. И Чонвон позволяет себе одну слезинку, стёкшую по переносице. Вторую, потерявшуюся в наволочке. И ещё одну. И ещё. Пока не прячет лицо в подушке, накрываясь одеялом с головой и рыдая беззвучно и горько. Облегчение наступило мгновенно, продержалось всего час, пока Чонвон не вернулся в общежитие. Пока не увидел Сонхуна, и всё навалилось с утроенной силой. Стыд, неуверенность, боль и отчаяние. Даже, если однажды он станет достаточным лидером, он никогда не станет достаточным человеком. Он никогда не станет любимым. И он выбрал этот путь сам.              

***

      

[Boy Epic — Scars]

             Первое, о чём Чонвон думает, когда сидит в кресле гримёра: лучше бы поел на ночь. Потому, что из-за ночного срыва его лицо всё равно опухшее и даже плотный макияж этого не скрывает. Чудесно подготовился к фото, ничего не скажешь. Сегодня их съёмки проходят иначе и, пока кого-то красят, кто-то уже пошёл на площадку. Хисын и Сону в этот раз вместе и уже располагаются среди поляны искусственных цветов, утопая в красном. Чонвон краем уха слышит звонкий смех младшего, а в отражении видит, как Рики щекочет его оборванными соцветиями. Уголок губ Чонвона совсем незаметно дёргается, но непроницаемая маска на лице остаётся прежней. Они ехали сюда в одной машине с Сонхуном вдвоём, словно на зло, в тишине. Чонвону сложно было придумать тему для хотя бы видимости общения, Сонхун же очевидно даже об этом не думал, закопавшись в телефон и глядя какие-то ролики на ютубе. Даже сейчас, сидя почти плечом к плечу в креслах, они молчат. Сонхун то ли дремлет, то ли делает вид, так удачно избегая разговора, Чонвон пытается настроиться на съёмку, потому что она у них снова вместе. И сегодня, после всего, что случилось между ними, после всего, что не случилось и осталось подвешенным в воздухе, Чонвон понятия не имеет, как с этим справляться. А ещё всерьёз думает о том, чтобы позвонить менеджеру, которого какого-то чёрта ещё нет на площадке, и высказать всё, что он думает об их идиотских идеях фан-сервиса. И конкретно их с Сонхуном. Чонвон ёрзает слегка на мягком кресле, но шипит едва слышно. Ему неприятно сидеть и жёсткая ткань форменных шорт трётся о чувствительную кожу. Чёртовы шорты. Если бы кто-то предупредил его о том, какой наряд им выберут на этой съёмке, он бы не позволял Чонсону и половины прошедшим вечером. Но в этот раз, почему-то, рабочий чат молчал. И костюмы стали сюрпризом. Единственно радующим лишь в том, что шорты эти школьной формы прошлого века и достают ему почти до колен, так удачно скрывая широкие отметины от кожаного паддла на верхней части бёдер. И это ещё одна тема, из-за которой Чонвону хотелось бы накричать на менеджера. Но он снова копит всё внутри и молчит, пока идут последние приготовления и на его лице фиксируют макияж. И его молчание и отрешённость становятся патовыми, когда он встаёт с кресла и оборачивается к Сонхуну, потому что их зовут на съёмку. Он буквально на мгновение впадает в ступор, уставившись на Сонхуна, словно впервые видел. Укладка из его недлинных волос позволила набросать на лоб чёлку, что почти скрывала глаза, делая их ещё более мрачными, чем даже густые тени и сам тяжёлый взгляд. Даже синяки под нижними веками словно подчеркнули ещё немного, из-за чего глаза Сонхуна казались почти впавшими, а кожа выделялась почти болезненно-серым в купе с едва ли розоватыми губами. И Чонвон думает, что не видел его таким, но в сознании резко всплывает первая встреча. В зал Сонхун заходил с точно таким же тяжёлым взглядом, почти прожигая.       — Идём? — тихо зовёт Сонхун, возвращая Чонвона на землю. — Нас позвали.       — Да… Чонвон следует за ним, напряжённо сжав пальцы в кулаки. Эта съёмка явно отличается, и дело даже не в декорациях и костюме. Дело в Сонхуне, дело в том, как директор съёмки объясняет им их позиции. В том, что они должны будут сняться в почти одинаковых позах, а после на итоговых фото их совместят. В том, что, когда Чонвон ложится на цветочную поляну первым, он видит Сонхуна, следящего за ним сверху вниз. И чувствует себя так, будто хоронит. Себя и что-то внутри. Он с трудом заставляет себя посмотреть в камеру, едва сдерживает откуда-то взявшиеся в глазах слёзы. Но его хвалят за это. Как он чувствует! Глаза сверкают, кажутся живыми, когда всё вокруг — мёртвое. И Чонвону так хочется закричать: это я мёртвый! Живое, как раз, всё, что вокруг. Но он молчит. Даже, когда садится спиной к спине с Сонхуном. Даже, когда стоит рядом и смотрит вновь в камеру проглотив все эмоции и тошноту. Но всё сложнее, когда руки их для красивого кадра соединяют, укладывая раскрытой ладонью вверх одну поверх другой. Всё, что Чонвон отпускал и стирал с себя вчера под скользкими мучениями, вернулось ещё ночью. Вдовесок дополняясь теперь ещё и этим. Он не видит никого вокруг и едва не сшибает по пути столик с напитками, когда несётся за пределы площадки, сжимая в руках телефон. Он понятия не имеет, как они все будут дальше из-за одной только его дурной головы, но если хотя бы отказ от съёмок с Сонхуном поможет ему — он сделает всё возможное.       — Какого чёрта?! — едва ли не кричит он в трубку, прижимаясь спиной к бетонной стене, выбежав из павильона. — Гончжон-ши, почему?!       — Чонвон-а, Чонвон-а, успокойся! Что стряслось?       — Вы не предупредили о костюмах! — у Чонвона внутри горит. От ночных ударов кожа горит тоже.       — И ты… Чонвон, ты что из-за этого истеришь? На кого угодно бы подумал, но ты…       — Почему вы снова поставили нас с Сонхуном в пару?! Зачем?!       — ПД-ниму очень понравилась ваша динамика, — пытается спокойнее отвечать менеджер. — Всем, в общем-то, понравилась. Мы посчитали, что вы…       — Что из нас будет здорово сделать посмешище для фан-сервиса, да?! — Чонвон едва держится от жгущих глаза слёз.       — Мы посчитали, что идея вашей вселенной должна держаться на Сону и вас с Сонхуном, Чонвон. О фан-сервисе ещё никто не думал.       — Но почему? — всхлипывает Чонвон, не способный удержать бурю внутри. — Почему именно мы с ним? Почему нельзя поставить меня в пару с кем-то другим?       — Вы поругались? Чонвон, давай я заберу тебя со съёмок и мы всё обсудим?       — Просто прекратите делать это… Чонвон выдыхает это в динамик и сбрасывает звонок, обнимая себя руками и опуская голову. Слёзы срываются с ресниц, некрасивыми каплями марая пол. Чонвон дрожит, стараясь успокоить себя и дышать глубоко, но выходит паршиво. А ещё он дышит слишком громко и эхо его вдохов разносится по всему узкому коридору. Пока он не понимает, что дышит не один, резко оборачиваясь. И врезаясь взглядом с Сонхуна, высокую фигуру которого слабо охватывает свет из павильона, где проходят их съёмки.       — Ты мог сказать мне, что тебе некомфортно, Чонвон, — сдавленно произносит он. — Я сам попросил бы Гончжон-нима изменить пары для съёмок.       — Сонхун… — только и может пробормотать Чонвон, с сожалением глядя на того. Так желая признаться, что всё дело только в нём самом, в Чонвоне. Но он не может сказать ничего из-за душащих слёз и горечи, заполнившей ядом горло.       — Прости. Сонхун скрывается в павильоне, прикрывая за собой дверь и оставляя Чонвона одного в полумраке. Рушащегося на колени и обхватывающего руками голову, с грохотом упавшего под ноги телефона и молчаливой истерикой, кривящей рот и ломающей его изнутри снова и снова. Он так боялся, что группы не станет, потому что уберут Сону, уйдёт Хисын или не приживётся Сонхун. Что они не справятся с дебютом. Но это всё только он. И он не справляется.