Забытое бедствие

      Ругань двух богов войны эхом пронеслась по всей небесной столице, как смерч, сметающий всё на своём пути. Можно подумать, что эти двое специально усиливали голоса, применяя непосредственно свою ци, чтобы казаться более угрожающими, только вот не брали во внимание, что другие их прекрасно слышат.       Небожители давно усвоили урок. Даже придумали мудрость, которая гласит: «Если слышишь гром на небесах, не миновать беды во всех трёх мирах». Они рассказывают её новоприбывшим богам средних и высших небес. Лучше убраться куда подальше и не попадать под раздачу сцепившихся “дворовых котов”. Никто не осмеливался их разнимать, опасаясь за свою безупречную репутацию и прекрасное лицо. Кто захочет любезно предоставить помощь и уйти до смерти покалеченным и покрытым бранью? С таким мог справиться только Его Высочество Наследный Принц:  которого по случаю в столице не наблюдалось.       На пике эмоций крики и обзывательства долетали до самого дворца Линвэнь, где та шла к своему столу, держа в руках пару важных свитков.       Выглядела богиня до изнеможения уставшей: «Только прибыли и столько шума! — причитала она про себя тяжело вздыхая. — Невероятно. Если у вас столько силы отправлю куда подальше с очередным поручением! И может…» —  мысль прервалась от неожиданного столкновения об грудь высокой, крепкой фигуры.       Линвэнь еле удержала свитки в своих руках, которые так и норовили выскользнуть, упасть и покатиться по лестнице. Точнее, через секунду она поняла, что это более не её заслуга, а Пэй Мина, который обхватил её руки своими вместе с важными бумагами. — Ты стала совсем рассеянной, милейшая Цзе, — улыбнулся Пэй. Его голос низок и нежен как бархат. Такой голос свел бы с ума любую смертную и бессмертную женщину, но не Линвэнь. — Генерал Пэй, — она отстранилась на несколько шагов, чтобы прервать прикосновения и косо смотря на собеседника прошла мимо. — Тебя что-то интересует?       Пэй, фыркнув и развернувшись на пятках, проследовал за богиней, возмущаясь: — Столько лет дружим, а ты всё ещё зовёшь меня так официально? — Мингуан состроил опечаленный вид. — Мой тебе совет, будь чуточку мягче к людям, которым ты дорога. — Это не значит, что мне дорог ты, Пэй Мин. — Грубо, Линвэнь — Мингуан рассмеялся. — Очень… грубо… но… услышать от тебя такое, — он сквозь смех пытался связать слова в предложение, но прервался, закончив протяжным “о-о-й”.       Иногда, старина Пэй просто не выносим. Но всё же, Цзе не знает, почему отреагировала так резко… Почему ответила так колко?       Изящные, острые черты лица богини всё так же не выражали никаких эмоций, помимо спокойствия, строгости и сдержанности. — Ты заблудился или пришёл по делу? — Линвэнь уселась за свой стол и подняла уставшие голубые, как небо, глаза на собеседника.       Пэй откашлялся и принял серьёзный вид. Вот он, генерал Мингуан, бог войны, покровитель северных земель, бывший генерал государства Сюйли. Серьёзный, статный и величественный. С длинными тёмно-русыми волосами, частично собранными короной для волос и длинной челкой, обрамляющей лицо.       Таким он был для всех и всегда: но Линвэнь знала его настоящего. Ранимого и опечаленного, искренне широко улыбающегося и смеющегося от всего сердца. Знала его скорбящего… Знала даже то, что предпочла бы никогда не знать. — Скажи мне честно, Цзе, — карие глаза окинули просторы залы дворца, где одни служащие сидели сгорбившись за работой, другие перебирали свитки и раскладывали по своим местам, на высоких до потолка стеллажах. — Я и правда достоин… Достоин стать Небесным Владыкой? — эта фраза прозвучала очень робко и неуверенно.       Линвэнь тяжело вздохнула, массируя свои виски, и уставшим хриплым голосом ответила: — Послушай, старина Пэй. Ты порой весьма назойлив и слишком самоуверен… — она поправила свою прическу. — А еще, многие считают тебя бабником, но для тебя это не новость.       Глаза Мингуана превратились в две узкие линии: он недовольно скрестил руки на груди. Заметив это, богиня слегка улыбнулась лишь уголками губ, постучала пальцами по нефритовой столешнице своего стола и одарила Пэя сложным взглядом. После затянувшегося молчания она продолжила свою мысль: — Но почти вся небесная столица отдает свой голос именно за тебя. Это что-то значит, не так ли? Они доверяют тебе и твоим решениям… — богиня помедлила и опустила взгляд на свои руки. — Доверяют так же, как доверяю я и доверял Ши Уду… Он был бы рад…        Линвэнь очень скучала по своему другу. Да, он был суров и порой так же невыносим, как и Мингуан: но эти двое никогда не относились к богине с пренебрежением. Воспринимали как равную, несмотря на её пол. Благодарили за выполненную работу, проводили время вместе за приятными разговорами и всегда решали проблемы друг-друга… но не ту самую проблему, которая стала роковой для Повелителя Вод. Одну из опухолей вырезали навсегда…       Она ненавидела себя за то, что подмечала за всеми малейшие изменения в общении, в поведении, но никогда не могла понять Ши Уду. Если все являлись для неё открытыми книгами, Повелитель Вод всегда был книгой со стальными замками: ключи от которых были утеряны. Страницами, которые невозможно разъединить, не порвав в клочья, потому что они склеены. Местами перечёркнутыми записями, скрывающие похороненные под чернилами тайны.       Ненавидела себя за то, что понимала, какую боль принесла эта утрата старине Пею. После случившегося он изменился до неузнаваемости. Увидеть его искреннюю улыбку или смех — величайшая редкость. Он стал отстранённым и молчаливым, но всё же выполнял свои обязанности с гордо поднятой головой и мечом в руке. Как бы не был сметён его дух, Генерал Пей — тот, на кого можно всецело положиться по любому поводу. Кроме сердечных ран. — Ты права… он был бы рад, — эти слова, как осколки, вонзились прямиком в сердце, причиняя боль. Если бы Пэй Мин не владел железным самообладанием: его намокшие глаза, тотчас бы проронили слезы. Если бы Линвэнь не контролировала свои эмоции, то спрятала бы лицо в ладонях, чтобы никто не видел её глубокой печали.       Повисло удушающее молчание. Слышались только слабые отголоски шелеста свитков, легкие размеренные шаги служащих и опечаленные, уставшие вздохи.       Линвэнь встала из-за своего стола и, подойдя к старому другу, положила ладонь тому на плечо. Она посчитала это лучшим решением: вместо тысячи слов, которые крутились у неё на языке.       Пэй слабо улыбнулся, не поднимая глаз, и ответил на утешительный жест, накрыв ладонь богини своей. Его скорбь прекрасная и тихая. — Чтобы ты не решил, — начала Цзе почти шёпотом. — Я всегда буду на твоей стороне… Она встала лицом к лицу с собеседником и легонько ткнула пальцем в его грудь, звонко продолжив: — Но если ты наконец перестанешь упрямиться и примешь титул, я смогу хоть немного вздохнуть с облегчением. Серьёзно, вся работа небес свалилась на меня! Я уже не могу слушать всех этих небожителей каждый день и ночь… ещё и с поручениями их разбираться, учёт вести… — Я готов, — перебив неудержимый словесный поток богини, Пэй Мин развернувшись на пятках поспешил удалиться прочь. — Но ты подготовишь всё для церемонии, — он был уже достаточно далеко от Линвэнь, но особой техникой слова долетели прямиком в её уши.       Выбитая из колеи богиня стояла неподвижно несколько секунд, пока осознание не пришло вместе с пониманием, отчего глаза округлились до такой степени, что стали напоминать два блюдца. — Чего?!...

***

      Сбегать было не в привычке у Мингуана, но сейчас: ему хотелось быть там, где сердце и мысли найдут хоть толику успокоения…       Пэй Мин точно знал, куда направляется. На вершину горы, недосягаемой для смертных. Где находился построенный своими руками маленький храм, скрытый от всевидящих богов среди высоких густых деревьев и пионов, которые каким-то образом проросли и выжили в этом волшебном месте.       Мингуан остановился на пороге храма, прислонив ладонь к деревянной колонне. Его печальный взгляд скользнул по собственноручно вырезанной табличке при входе, которая гласила: «Жесток нрав, но необъятна душа». Здесь похоронен один очень важный человек…       Изначально это место не должно было быть погребальным храмом. Пэй построил маленькую обитель для себя и своего возлюбленного. Где они могли быть самими собой, быть настоящими и принадлежать только друг-другу.       Воспоминания нахлынули сами собой:       Два небожителя сидели возле храма. Ши Уду широко улыбался, обмахиваясь веером и облокотившись на сильную грудь Мингуана. Дул легкий ветер, и они просто смотрели вдаль, на облака, пролетающие мимо. Вспоминал, как возлюбленный говорил: «А-Мин… Хах, а мне нравится! Что скажешь, А-Мин?», — специально протяжно выделяя приставку “а”. Тогда он впервые начал звать его так ласково.       По щеке бога скользнула дорожка слёз. Это место больше не веяло теплом и уютом. Только смертью и несказанными словами.       После всплывшей правды о содеянном Ши Уду, небожители возненавидели когда-то почитаемого повелителя одной из стихий, посчитав его поступок отвратительным и недостойным. Никто не собирался приходить на прощанье, жечь ритуальные деньги и петь плачевные оды. Никто, кроме одного бога войны.       Пэй Мин зашел внутрь храма, где его взору открылось прекрасное, высотой в несколько чжан, изваяние в виде Повелителя Вод. Найти статую было проще простого. Никто больше не поклонялся божеству. Святыни опустели, покрылись пылью и паутиной. Многие были разграблены мародерами, а некоторые недоброжелатели специально сжигали постройки со словами: «Наконец-то Водного тирана не стало! Никто больше не потопит наших кораблей!». Таковы смертные.       Они просят благословения, богатства, урожайности, здоровое дитя и многое другое. Только просят, просят и просят. А если в роковой момент бог им не поможет,  они отворачиваются, перестают верить. Начинают ненавидеть.       Мингуан подошел ближе к статуе, у подножия которой стояла искусно выполненная поминальная табличка с аккуратно вырезанным текстом: «Высокие горы и бегущая вода — задушевного друга, понимающего музыку, сложно сыскать».       Он слабо улыбнулся, вспоминая, как Ши Уду играл ему на дунсяо на берегу озера Тяньчи. Тогда он понял, что такое настоящая любовь. Когда ты хочешь прожить с человеком до скончания времен.       Такие чувства всегда были чужды для генерала. У него были девушки, но все они быстро надоедали, когда позволяли себе лишнее. Ши Уду же мог позволить себе всё, и Пэй не сопротивлялся. Ему это нравилось. Нравилось, что Повелитель Вод хочет владеть им, как самым несметным сокровищем. Эти чувства… они другие.       Мингуан зажёг три палочки благовоний и отбил три поклона. —  Это снова я… — Пей вставил палочки в треножник и поклонился ещё один раз. — Знаешь… Линвэнь уверена в том, что ты был бы счастлив увидеть меня на троне Небесного Императора…       Он никогда не мог подумать, что влюбится в “Водного тирана”: но сердцу не прикажешь. Сначала это были случайные взгляды, мимолетные прикосновения и нелепые шутки. Шутки, которые зашли слишком далеко, когда они оказались в одной постели, предаваясь страстной любви друг-друга. — Как ты мог оставить меня… — голос предательски захрипел.       Маска, которую так долго носил Мингуан, покрылась трещинами. Это последствия смятения, ярости и горя.       Глаза начало жечь, пока из них не покатились тяжелые, пропитанные болью слёзы. Пэй склонил голову: его кулаки, устроившиеся на коленях, сжались до побеления костяшек и затряслись. Водный тиран оказался не таким уж и тираном с человеком, которого полюбил всем сердцем. — Я хотел бы ненавидеть тебя! — Мингуан бьёт кулаком в пол. Доски под таким натиском разлетаются в щепки, впиваясь в кожу и окрашивая образовавшуюся дыру в алый. — Но не могу… — Пэй вздрагивает, боязно поднимая и осматривая свою руку.

Я не могу…

      Он не хочет ломать это место… Он не хочет рушить остатки воспоминаний.  Не хочет злиться на любимого человека.

Я так больше не могу!

Его скорбь отвратительная и громкая.       Пэй Мин плачет, скулит, кричит, прячет лицо в ладонях. На правом кулаке разбиты костяшки. «Я всегда буду рядом, А-Мин. Мы решим все трудности вместе.»       Он не хочет, чтобы раны затягивались. Хочет, чтобы они позволили сдаться. Но Пэй дал слово своему возлюбленному, что не сломается. «Чтобы не случилось, дай мне слово… Дай мне слово что не сдашься!»

***

      Мингуан так и просидел на полу всё последующее время. Склонив голову и думая о своём, находясь в прострации.       В конце концов, у него заканчиваются слёзы: он просто уже не может плакать, даже если и хочет. Это было мучительное излияние эмоций, которое заставляет смотреть в никуда и чувствовать себя опустошенным. — Прощай, чжицзи, — шепчет он себе под нос, поднимая взгляд на прекрасную статую, стараясь запомнить все изгибы на каменном лице.       Мингуан вернется в столицу с высоко поднятой головой и займёт трон. Он будет справедлив и рассудителен. Цзе будет его правой рукой и верным соратником. Он будет улыбаться и смеяться, но не так, как раньше. Больше никогда не полюбит другого, ведь его сердце до самого конца принадлежит лишь одному. И никто никогда не узнает: кому именно. Никто не узнает: Что так изменило Владыку Мингуана.       Пэй выходит из храма и останавливается на обрыве, где всё тот же пейзаж, как в воспоминаниях. Облака лениво движутся в своём направлении, ветер застревает в волосах. Мингуан жадно втягивает воздух, чтобы вернуть себе самообладание, и закрывает глаза. — Я хочу вернуться домой, но куда иду вместо этого?       Эти слова стали последними перед тем, как Пэй Мин покидает гору. Он всегда будет помнить… но больше никогда сюда не вернется.