Лишь ты виноват в этом

– Чем занят был после Эдема? Стар стал ты, милый мой дружок. Тебя разбить – себе не тратить нервы Одним ударом я бы смог.

– Как можешь говорить такое? Гонимый всеми, жалкий трус. Себя проклял, принес другим ты горе, Своим чудачеством лишился Райских уз. Тебя изгнали без раздумий, Столкнули вниз, закрыв Небесные врата. Уж лучше бы тогда ты умер, Чем стал правителем души, что не чиста.

– Тебе ли говорить о ней? Лилит ушла, ни капли не жалея. Тебе лишь нужно было быть добрей, А не трусúть, пред Раем цепенея.

– Не страшен гнев мне Серафимов! Я верен им был всей душой. Лилит была твоей идеей одержима, Себя сгубила, только бы не быть со мной. Пошла на поводу у сладкой лжи, Ослушалась всех правил, согрешила, Сказала Еве: «Ты яблоко сие прими». Любовь мою приворожила!

– Она дала ей плод познанья, Сломав оковы едкой лжи. В том не было причин для наказанья. В них слабость ангельской души.

– Всегда считал ты правила ошибкой, К чему же привели тебя они? Твоя держава стала хлипкой, И как? Гордишься? Посмотри! Создал ты противоположность Рая, Свободой одарил ты свой народ, Теперь же, правила не соблюдая, Глядишь, боишься, ведь вот-вот рванёт!

– Суть Грешников в их ненависти к Богу, Самонадеянность и нечистивость – не лучший ведь набор. Открыл я им свою дорогу, Не нужно ставить это мне в укор. Я не внушаю им свои желанья, Дарую силу, чтоб творить Судьбу. Грешны остались их деянья, Лишь потому позволил здесь стрельбу.

– Прекрасно! Убиваешь ты своих людей, Так кто из нас достоин Рая? Не я здесь грешен, Самаэль. Не я живу обидой, убивая. Вернуться хочешь? Так скажи! Тебе лишь нужно подчиниться, Достаточно сей глупой лжи, Позволь воротам Рая отвориться.

– Раз пережил удар, Смирившись с этой болью. Лишившись разом своих чар, Нырнул в дела Греховных с головою. Пытался я исправить всё! Желал спасенья Грешным душам. В ответ раздался только тихий зов: «Себя спаси, других не слушай». Лилит была моей поддержкой и опорой, Взвалив на свои плечи груз, Отбросила все мысли о возвращении скором, Лишь только с нею я держусь.

– Ха! Как жалок ты, Лилит ушла, оставив без вниманья. Теперь страдания ей чужды – Над Адом вновь взойдет Небесное сиянье, Насмарку все пойдут твои труды. Мертва она, смирись, дружище. Своим мечом ей голову я отрубил. Она подняла бунт, ты слышал? Зачем ты верность ей хранил? Оставила тебя она, всё тщетно. Спасение Грешникам не суждено. Желание твоё осталось безответно, Теперь Ад ждет лишь истребление одно.

– Но Чарли грезит о спасении. Путь искупления пройти Душе необходимо для прозрения. Позволь остаться мне в падении, Чтоб ей помочь на трон взойти.

– Твоя дочурка – отражение Твоей немыслимой души. Не суждено ей вызволение, Себе в подкорку запиши.

– Ты прав, и это мне давно известно, Ведь рождена она была в Аду. Но знаешь, что ведь интересно? Поверил в это, будто я в бреду. Подумал, может Рая Врата откроются пред ней. На правду не взирая, Сказал себе я – не робей. Привел к тебе ведь на собранье, Решил, что справится сама. Подумаешь: нелепое желание? Построила отель она одна. Росла в любви, Добра ее душа полна. Не место ей в Аду – пойми, С душою чистой взрощена.

– И если ей спасение подарю, Оставишь грешников в забвении? Второй раз предложение повторю: Позволь свершиться истреблению. Всех демонов в Аду мы перебьем С твоей поддержкой и защитой. За день управимся вдвоём. Так что же? По рукам – и дело крыто!

– Пообещай защиту Чарли. Лишь ею в жизни дорожу. О многом мы с Лилит мечтали, Но ей дорогу в будущее проложу.

– Довольно этих сентиментов, Пора покончить с Адом здесь. Признаюсь: радостных моментов Во время истребления не счесть. Но лишь страдания – не счастье, Твое смирение – вот где страсть. Позволь схватить твое запястье, Мешая с золотом всю грязь.

Ангельский меч разрезает руку Люцифера, проливая капли золотой крови на черную перчатку Адама. Следом действие повторяет и Люцифер. Рукопожатие озаряет их лица яркой вспышкой: ангел самодовольно улыбается, когда же Люцифер скорбит. Это последнее истребление в Аду, за которым Чарли с ужасом наблюдает из окна отеля, не ведая, что за сделку заключил ее отец.