На балконе под текилой

      — Да похуй, меня не берет! — уверял Данила своего друга, заливая в себя очередной шот текилы.       Не берет, ага блять. Что-то Коле в это не верится, когда он рыжего в машину такси усадить пытается: тот чуть доковылял, почти упал раза три и столько же раз почти разбил нос. Ох бля, спасибо господь, что живой дошел. На заднее сидение он не садится, а падает в буквальном смысле. Ромадов тяжело вздыхает и, закрывая дверь, машет водителю, чтоб трогался. Теперь пьянь эта уже не его проблема, так что Коле можно расслабиться.       А вот Руслану следует напрячься, когда Ромадов ему скидывает номер такси с подписью «забери». Он не дурак, понимает кого ему надо забрать. Вздыхает тяжело, потому что с пьяным Кашиным — тяжело пиздец.       Если бы он знал, что он настолько пьян, что даже стоять не может, когда его держат, то точно оставил бы прям в такси. Матерится вместе с Даней, когда тот опять ноги перебрать собственные не может. Уже готов был отчаяться и на руках потащить, но лифт в доме на ремонте, а до шестого этажа он его не дотащит.       — Ты у меня, блять, пить вообще не будешь, — возмущается Тушенцов, пока пытается рыжего ногами заставить уже шевелить. — Ни после дня тяжёлого, ни по праздникам, сука я даже на своих похоронах тебе запрет на алкоголь поставлю.       Кашин его не слышит, потому что в ушах стоит звон, он ещё от музыки в клубе, которая херачила как черт знает что, не отошёл.       Шатен, кажется, в господа уверовал, когда наконец Данилу до квартиры дотащил. Ему уже похуй, что полы буквально в обед мыл, похуй что только вчера постельное менял, ему уже вообще на все похуй: Кашина на кровать в обуви и уличной одежде бросает. Тот бурчит что-то, но Руслан даже слушать этот пьяный бред не планирует. Обувь с одеждой он конечно стаскивает, в трусах оставляя, одеяло из-под туши пьяной вытягивает, накрывая его. Ждёт, пока тот уснет, сопеть начиная, и уходит. Знатно он подзаебался конечно. Обувь в коридоре ставит, а одежду в стирку закидывает, после чего на балкон идёт. Срочно нужно покурить, иначе сейчас взорвется блять.       Уже даже не понятно: сейчас ночь поздняя или утро раннее. Спать совсем не хотелось, поэтому шатен так и стоит на балконе, уже кажется третью сигарету скуривая. Тишиной наслаждается, спокойствием. Хорошо так...       — Блять! — дёргается от страха и поворачивается резко от прикосновения. За спиной лицо сонное, опухшее то ли от сна, то ли от выпитого алкоголя. Руки Данины талию обвивают, а сам прижимается ближе, в плечо смешно носом тыкаясь. — Почему не спишь?       — Тебя нет, — шепчет Кашин, сильнее в спину чужую вжимаясь. Собственной рукой чужую, которая сигарету держит, за запястье берет и к себе тянет, затягиваясь. Дым горький густым облаком в лицо Тушенцову летит, отчего он морщится. — Русла-ан..       — Даже не начинай, — парень руки чужие с талии своей убирает, сигарету о пепельницу тушит, там же и оставляя. Снова руки чужие чувствует, но уже на плечах. Даня аккуратно сжимает их, массаж делая.       — Рус, я тебя так люблю, пиздец... — в самое ухо шепчет Даня. Вот сученыш. — Ты такой теплый, такой мягкий, такой любимый...Так люблю тебя, так...       — Та-ак, ты слишком много выпил, — Тушенцов от рук чужих увиливает, пытается ещё одну сигарету достать из пачки, но та падает, когда он руку чужую на резинке домашних шорт чувствует. — Даня, руки.       Тот не слушает, руками дальше, в трусы, лезет. Пальцами член расслабленный оглаживает, на уздечку давит, ногтями короткими немного царапает кожу чувствительную.       — Бля, Даня! — шипит на это Руслан, руки пытаясь убрать.       — А у меня на тебя такие планы были, эх. Рассказать? — Кашин в самое ухо шепчет, пальцами член окольцовывает и по всей длине проводит. Продолжает в ухо шептать, иногда в словах путаясь: — Сначала возбудить тебя, я бы отсосал, но боюсь, не сильно возбуждающим будет зрелище, когда я блевану с членом во рту; потом я бы прямо здесь, на балконе, начал бы растягивать себя, заставив тебя смотреть и ничего не делать, а потом потра...       — У меня на тебя тоже планы есть, — прерывает его повернувшийся Руслан, губу закусывает, когда рыжий опять ногтями по члену случайно проводит. — Но тебе я их расскажу потом.       — Ну Руслан, — целуя в губы, говорит Даня. Руслан уже не сопротивляется — понимает, что бессмысленно, а может и сам уже хочет, поэтому углубляет поцелуй и кладет свои руки на чужую талию. Кашин как змея в чужих руках извивается, собственными трусы чужие стягивает.       — Даня, руки свои угомони, — возмущается шатен, когда собственные трусы уже на полу лежат, а рука татуированная по члену проводит. — Сука ты, Даня.       Руслан сдается. Не может он не сдаться перед парнем своим. Он стоит, оперевшись поясницей на подоконник, пока рыжий надрачивает ему и бред свой пьяный ему в ухо шепчет.       Кашин руку с члена убирает, от чего Тушенцов недовольно мычит, разворачивается и в спине прогибается. Руслан руки к заднице чужой тянет, но его по рукам бьют:       — Не трогай, — Данила трусы приспускает одной рукой, пока другой во рту пальцы в слюне своей смачивает. С них уже слюна на пол капает, когда он их к заднице подставляет. — Смотри.       Руслан как зачарованный смотрит на то, как черт рыжий себя пальцами трахает. Не растягивает, а именно трахает. Хочется самому сделать это, хочется чувствовать, как мышцы чужие сжимают пальцы внутри, хочется, чтоб стоны эти громкие были из-за его пальцев, из-за него. Тушенцову хочется вставить поскорее, потому что от вида такого член начал адским пламенем гореть. Хочется Кашина до дрожащих ног и стекающей смазки с головки, до голоса сорванного и до оргазма красочного довести. Хочется Кашина довести. Довести так, как тот довел его.       Пальцы выходят, Даня голову на шатена поворачивает:       — Руслан, — задницей, как шлюха дешёвая, двигает. А Руслан ведётся: как голодный волк на зайца набрасывается, наслаждается тем, что может руками ощущать жар кожи чужой, чувствовать, как парень под ним немного дрожит. Ох бля, Руслан уже на том свете, кажется.       Крупная головка члена внутри оказывается, но дальше двигаться не спешит. Данилу такой расклад не устраивает, — алкоголь до конца не выветрился, продолжая разум затуманивать — сам насаживается на член чужой, назад поддаваясь. Голову назад опрокидывает, чувствуя, как на член почти полностью насаживается. Там уже и Тушенцов не выдержал, руками в бедра вцепившись до боли, на себя натягивает. Плевать, что на балконе не жарко, не лето, плевать, что окно открыто и что стоны громкие слышно на весь двор, возможно, плевать, что люди с дома напротив могут увидеть — на все плевать. Не плевать друг на друга. Тушенцов особый кайф ловит с парня, с того, как он стонет и навстречу толчкам частым двигаться пытается, с того, как он член внутри сжимает, с того, как пытается за стену ухватиться, чтобы хоть какая-то опора была. Он со всего Дани кайф ловит. Поперек живота рукой обхватывает для удобства, а другую на шею перемещает, слегка придушивая. Рыжий стонет хрипло, в спине сильнее прогибаясь.       — Русла-ан, блять, — Кашин голову к парню за спиной поворачивает, от толчков, что по простате попадают, стонет вроде громко, но от руки на шее — хрипло. Глаза слезятся, от чего силуэт размытый. Руслан наклоняется, в поцелуй рыжего втягивая, не прекращая вбиваться внутрь грубо. Без языка остаться не хочет, поэтому не углубляет. В очередной раз по простате попадает, от чего Кашин в поцелуй стонет, сразу отстранясь: — Сука, ещё раз, пожалуйста. Сильнее.       Соседи, жильцы дома, да и обычные прохожие, кажется, в ахуе. Заниматься сексом на балконе с открытым окном — дело смелое. Особенно учитывая то, что тихо они не умеют: если уж ебаться, то так, чтобы обязательно все вокруг знали.       Кашин как может ноги разводит, трусы, которые до конца так и не стянули, мешают, руку на член свой кладет и надрачивать в темп начинает. Кончает быстро, стоило члену вновь по простате попасть. Тушенцов выходит из дырки растраханой настолько, что даже сужается с какой-то трудностью. Себя до кульминации рукой доводит, на поясницу чужую кончая. Лбом он в плечо напротив упирается, отдышаться пытается.

***

      На утро Даня, на удивление, произошедшее на балконе помнит. Возможно, после сна недолгого немного отрезвел. К Руслану, что снова на балконе курил, подходит, также со спины обнимает.       — Помнишь ты про какие-то планы на меня говорил?       — Помню, — Руслан дым в окно открытое выдыхает, сигарету в пепельнице оставляет тлеть дальше. Разворачивается, рукой волосы рыжие ерошит, мягкие они, приятные.       Он молчит, не торопится планами своими делиться. Обдумывает, а точно ли стоит их вообще озвучивать? В конце концов, они в отношениях и обсуждать планы на будущее со своим парнем — нормально?       — Даня, ты и есть мои планы. Послушай, мне не важно будет у нас счастливое будущее или нет, но я не могу потерять тебя. Не могу. Я хочу обнимать тебя каждую ночь, я хочу знать, что я могу встретить тебя в коридоре зайдя в нашу квартиру. Я люблю тебя.       Даня обомлел. Он молча стоял и смотрел в глаза шатену. Руслан уж было подумал, что сказал слишком уж слащаво, ведь раньше они так искренне не разговаривали, думал уже добавить что-то не такое серьезное, может пошутить, но чувствует губы потрескавшиеся на своих. Никакой пошлости, простое, по-детски невинное прикосновение губ.       — Я тоже люблю тебя, — Данила снова к губам чужим тянется, в поцелуй втягивая.       Счастлив настолько, что напиться хочется. Чтоб снова повторить все, что было ночью, а на утро стоять и в любви признаваться.