И никаких айсбергов!

— Джек! Джек! Изо рта Роуз вырывается пар, вместо крика выходит жалкое сипение. Слёзы замерзают на щеках. В волосах иней. У Джека иней везде. Он выглядит умиротворённым, но его руки, за которые она держится, будто целиком высечены из злополучного айсберга. Роуз чувствует себя мёртвой, умершей рядом с Джеком, в этой ледяной воде… — Мисс Дьюитт-Бьюкейтер, эй! Обжигающе-горячая ладонь прикасается к её лицу. Роуз, превозмогая боль и холод, поднимает голову. На неё смотрит неизвестный красивый мужчина в странном пальто: такого не носил никто на её памяти. Откуда он взялся здесь? — К-кто вы? Роуз опускает взгляд, и её без того слабое дыхание совсем обрывается: незнакомец стоит на воде, будто Иисус. — Вы — Бог? — выдыхает она. Мужчина смеётся. — В постели меня нередко так называют, но в миру я — капитан Джек Харкнесс, мэм. Ну-ка, позвольте, я проверю карманы в вашем пиджаке. Капитан Харкнесс — надо же, тоже Джек — наклоняется к ней. Роуз даже не чувствует, как по ней шарят его руки, — только отголоски тепла от прикосновений сквозь намокшую ткань. — Ч-что вы… — Ага! Роуз недоумённо моргает: капитан Харкнесс держит в руке злополучное Сердце Океана. В голове у неё проносится водоворот сегодняшних событий, объясняя, как ожерелье оказалось в кармане… — Мисс Дьюитт-Бьюкейтер, послушайте, — капитан Харкнесс гладит её по волосам, привлекая к себе внимание. — Сейчас я деактиви… То есть выключу эту штуку. Она на самом деле не бриллиант, а артефакт из другого мира, но это не важно. Вы очнётесь в своём времени, двумя годами позже, в Саутгемптоне, где вы зачитались газетными подшивками о «Титанике» и уснули. Пожалуйста, не пугайтесь и не принимайте близко к сердцу то, что здесь произошло. Это всего лишь галлюцинация. Слушая эту безумную речь, Роуз в ужасе хватается за руку Джека — своего Джека, — но сдавленное холодом горло не даёт произнести ни слова. Возражения, вопросы, — у неё нет шансов высказать их. Капитан Харкнесс делает что-то с «Сердцем Океана». Раздаётся щелчок, мир на мгновение темнеет в глазах Роуз — и она просыпается.

***

Свет ламп яркий и золотой. За окном — сумерки. Пахнет пылью и бумагой: она действительно в библиотеке. Газеты, уютно шурша, падают с её коленей, стоит Роуз вскочить. Она в панике оглядывается, но вокруг ни души. Лишь стеллажи с книгами окружают кресло, где она задремала. Моментально возвращается память: противный жених, жестокая мать — и никакого спасителя, готового прыгнуть за ней в ледяную воду. Паника сдавливает горло пуще холода, слёзы жгут глаза, и Роуз, заламывая руки, зовёт, не ожидая ответа: — Джек! — Роуз? Знакомый, такой дорогой ей голос звучит из-за соседнего стеллажа. Роуз, подобрав юбки, бросается туда — и видит своего Джека. Тот, видимо, уснул прямо над наброском: на листке бумаги виднеются очертания Титаника. Его глаза сияют от восторга. Джек поднимается на ноги, широко улыбается — и раскрывает для неё объятия. Роуз бросается в них, будто они вновь вот-вот могут утонуть. — Так это был сон? — спрашивает Джек, глядя ей в глаза. Роуз отрицательно качает головой, улыбается, словно безумная. — Не всё из этого. Ты узнал меня, а я, смею надеяться, узнала тебя. Эти сильные руки, этот запах… Роуз впервые в жизни так сильно хочет закольцевать момент, чтобы он повторялся вечно. — И тебя всё ещё хотят насильно выдать замуж? Джек берёт её лицо в ладони и смотрит, как на самое драгоценное сокровище в мире. — Да, — шепчет Роуз, накрывая его руки своими. — Тогда я заберу тебя у них. И на этот раз никакие айсберги нас не разлучат. Их губы сталкиваются в сладчайшем от предчувствия свободы и любви поцелуе.

***

Джек Харкнесс, наблюдавший эту сцену несколькими стеллажами дальше, засовывает руки в карманы и молча уходит. До его встречи с Доктором остаётся чуть больше сотни лет.