A Life, Redux

Ей совершенно не хотелось отказываться от сохранения их тайны, но, может быть, в этом была возможность, ей просто нужно было ее найти. Она не могла помочь Эймме постоянно находясь в своих покоях, но если она выйдет из них... Ей нужно хорошо обдумать это. Гейль напевала себе под нос, подражая уверенным шагам Деймона идя от бухты к инкубаторам, ее пальцы скользили по грубому черному камню туннелей. Ее муж был упрям, но теперь она также могла быть слишком упрямой. Мириады идей по улучшению положения Эйммы возникли в ее голове, пока они летели на Драконий Камень. И сколь бы приятным ни был образ, который они вызывали в ее сознании - большинство из них были довольно экстравагантными и едва ли достижимыми. На ее щеках разлился жар, а температура неуклонно росла по мере того, как они шли; ее мысли обращались к чему-то более кровавому, жестокому… и чувственному. Деймон резко остановился и повернулся к ней, высоко подняв брови и широко ухмыляясь. — Откуда ты вообще знаешь эту песню? Ее нос сморщился в замешательстве. — Какую песню? Его улыбка стала шире, и он сделал хищный шаг к ней, у нее перехватило дыхание, когда она инстинктивно сделала шаг назад, ее сердце внезапно забилось сильнее. — Ту, что ты только что напевала. — Я не напевала никакую песню. Его взгляд тлел, пока он продолжал приближаться, а Гейль пятилась назад, пока ее спина не встретилась с грубым камнем. — О, но ты это делала. Нужно ли мне напомнить тебе? Ей удалось едва заметно кивнуть, наблюдая за ним будучи при этом полностью завороженной, и он опустил голову к ее шее, слегка коснувшись носом, и начал тихонько напевать. Ее колени подкосились, и она со вздохом закрыла глаза, погрузившись в воспоминания. Это было в их спальне здесь, на Драконьем Камне, в первые недели их брака, именно тогда она впервые услышала эту мелодию. Это было в тот момент когда его губы лениво рисовали узоры по всему ее обнаженному телу, пока не достигли неизбежного пункта назначения. Гейль задыхалась и отчаянно цеплялась за мужа, в то время как ее тело затопило обжигающим жаром, и она изо всех сил пыталась прийти в себя. — Это... Это очень неприличная песня? Деймон, будь он проклят, задумчиво промычал и оставил мимолетный невинный поцелуй за ухом. — Это зависит... — Зависит? Зависит от чего? — выдохнула она вопрос, стараясь оставаться на месте и борясь за спокойствие. Ей не нужно было беспокоиться, поскольку она чувствовала, как губы ее коварного мужа растянулись в ухмылке на ее шее. — Я полагаю, что дело в том, посчитаешь ли ты очень... подробную песню о том, как получать удовольствие от погружения себя в мягкую плоть своего возлюбленного, неприличной. Она почувствовала как ее губы расплылись в ухмылке и видя это ухмылка ее мужа стала только шире, но в итоге ее терпение наконец иссякло, и она схватила его, чтобы приблизить его губы к своим, с ухмылкой и всем остальным. Их рты слились воедино, и когда их языки соприкоснулись и переплелись, и о, Боги, она собиралась сгореть, сгореть, сгореть, и блуждающие руки Деймона совсем не помогали делу. Разочарованный вопль вырвался у нее, когда он оторвался от нее и прижался лбом к ее плечу. — Гребаные кожаные штаны для верховой езды. Гейль рассмеялась бы над страданием в его голосе, если бы она сама не была в отчаянии, но вскоре последовал еще один поцелуй, от которого ее кровь вскипела, а затем она обнаружила, что ее развернули. Ее муж рвал шнурки на кожаных штанах, в то время как ее пальцы искали опору на грубом камне, и она положила на них свою кружащуюся голову, чтобы дать ей некоторую устойчивость в внезапно вращающемся пространстве. Она молила об облегчении, но оно не приходило, его разгоряченная плоть скользила в ней, только увеличивая отчаяние, боль, жар, и это нарастало и нарастало, пока она не превратилась в хнычущее месиво. Ее пик пришел внезапно и неожиданно с потоком слез, и, когда Деймон излился в нее и затих, у нее вырвался безумный смешок. — Что такое? — в его голосе слышалось полное недоумение. — Это была очень неприличная песня. Деймон на мгновение замер, а затем отстранился от нее и рухнул на землю, смеясь. Потребовалась целая вечность, для того чтобы они наконец успокоились и перестали целоваться. Точнее они прерывали поцелуи на то время пока Деймон напевал ей на ухо избранные отрывки валирийской песни. Она уже не могла даже краснеть при этом и понимая то что они только что сделали, - ей оставалось только запрокинула голову и смеяться. — Я думала, что выбор драконьего яйца для нашего малыша станет торжественным событием. Деймон рассмеялся над ней. — Что натолкнуло тебя на эту мысль? Мы с тобой настолько серьезные люди? — Нет, — она посмотрела на него и ткнула его в живот. — Тот факт, что для нас очень важен выбор, который мы должны сделать ради нашего малыша. Он моргнул, нахмурив брови. — Ни у кого из нас не было яйца в колыбели, и я думаю, что в итоге мы справились достаточно хорошо. И хотя я хочу яйцо для нашего ребенка... и я верю, что ты сделаешь хороший выбор... Всегда есть шанс, что оно не вылупится. Возможно, для яйца еще просто не пришло время. Голова Гейль наклонилась набок, пока ее глаза внимательно его изучали. — Почему ты всегда так делаешь? Он моргнул. — Что делаю? Она сложила руки на груди, нахмурившись, но потом пожала плечами и замахала ими. — Это! Я надеюсь выносить нашего ребенка, а ты говоришь мне, что есть возможность что я его потеряю! Мы пришли, для того чтобы выбрать для него яйцо, которое в итоге поместим в его колыбель, а ты напоминаешь мне, что оно может и не вылупиться! Он пнул землю, нахмурившись. — Я просто не хочу, чтобы ты была разочарована. Гейль смотрела на него и размышляла: смеяться ей или плакать. — Разочарована. С чего бы мне быть разочарованной? Все как ты и сказал. Ни у кого из нас не было возможности для того чтобы яйцо вылупилось в колыбели. Я знаю это. Мне не нужно об этом постоянно напоминать. Ни об этом, ни об опасностях вынашивания ребенка. Я знаю. Мне бы хотелось этого не знать, но к сожалению я знаю. Так что, пожалуйста, что бы ни толкало тебя к этому бесконечному скептицизму, прекрати это. Я не хочу этого слышать. Деймон открыл рот, собираясь начать новый спор, но передумал и закрыл его, мятежно глядя на нее. Ну, веселье уже окончательно ушло, и она закрыла глаза, сжала кулаки и напомнила себе, что у нее нет настоящей причины его ударить. Она раздраженно фыркнула и сердито посмотрела на него, махнув рукой вперед. — Ну? Разве мы не пришли по какой-то причине? Ее глупый муж колебался, прежде чем кивнул и повернулся, чтобы снова повести ее к инкубаторию. По правде говоря, не было никаких причин для ее огромного желания ударить его. Ее пальцы в благоговейнии ласкали яйца, поставленные перед ней, пока она с большой осторожностью рассматривала каждое из них. Они все были такими красивыми, теплыми и полными огня - это чуть не довело ее до слез. Каковы бы ни были опасения Деймона, все они рано или поздно вылупятся, в этом она была уверена. Все, что ей нужно было сделать, это выбрать то яйцо, которое должно скоро вылупится, достаточно скоро для ее собственного ребенка. Они все были такими чудесно теплыми, что прикосновения ее пальцев к ним было достаточно, чтобы растопить ее гнев на мужа. Какими бы ни были его сомнения, он все же привел ее сюда именно для этого. Возможно, он и не хотел отдаваться надежде, но она в нем не умерла. — Это, — она поднесла яйцо к груди, и оно согрело ее кровь настолько, что она забыла обо всех проступках Деймона и вместо этого захотела притянуть его к себе для глубокого поцелуя. Желание так и осталось желанием, поскольку тепло яйца также затронуло и ребенка в ее животе, и она вздрогнула от пинка по ребрам. — Ты уверена? — Взгляд Дэймона был критическим, когда он осматривал черное яйцо с золотыми завитками, но он не прикасался к нему, поэтому не знал. Еще нет. Несмотря на настойчивые пинки, ее щеки болели от широкой улыбки, когда она прижимала яйцо ближе. — Да. Я уверена. Оно то самое. Брови Демона поднялись, но он наклонил голову в знак согласия. — Очень хорошо. Тогда у нас есть яйцо. Гейль крепко прижимала к себе яйцо, кружила его по спальне и тихонько напевала, а Деймон сидел на кровати и смотрел на нее, совершенно сбитый с толку ее поведением. Только когда ее малыш успокоился и она сочла это достаточно безопасным, она положила драгоценное сокровище. Она знала, что оно вылупится. Это должно было произойти. Недоумение Деймона только возросло, когда она забралась к нему на колени и крепко поцеловала. Она завершила поцелуй сияющей улыбкой. — Я прощаю тебя. Его брови не могли подняться выше. — Ты прощаешь меня? За что ты прощаешь меня? Она не стала отвечать и поцеловала его еще раз, прижимая его к кровати. — Как думаешь, на этот раз нам удастся раздеться? Он рассмеялся и перевернул их. — Только если ты позволишь мне об этом позаботиться. Гейль скучала по Драконьему Камню. Она даже не осознавала, насколько сильно, пока они не вернулись сюда. Что-то было здесь, в земле, в самом воздухе. Что-то, что ощущалось как настоящая свобода. Было что-то особенное в том, когда бездельничаешь в постели здесь, и это просто не чувствуешь, валяясь на кровати в Красном замке. Возможно, дело в том, что солнечные лучи падали по-другому, кожа ее мужа купалась в утреннем свете и выглядела при этом просто неотразимо. Возможно, дело было в том, что ни одна темная мысль не задерживалась слишком надолго из-за жары острова. Ей хотелось, чтобы они остались навсегда. Деймон всегда казался здесь гораздо менее беспокойным, и она оставила здесь гораздо… больше. Но их жизнь, их семья, их обязанности были сосредоточены в Королевской Гавани, и поэтому им все же придется вернуться туда. Ей хотелось, чтобы они смогли забрать с собой то, что делало остров таким отличным от столицы. Гейль надулась на мужа, когда он поднялся с кровати и начал одеваться. — Неужели мы не можем остаться еще на некоторое время? Он замолчал, протянув руку к рубашке. — Мы можем. Есть ли на то причина? — Думаю, я недостаточно насладилась твоим вниманием. Он со смехом присоединился к ней на кровати. — Если это так, мы, возможно, никогда не уйдем, — он ткнул ее в живот, и она шлепнула его по руке. — Поскольку ты выросла, вырос и твой свирепый аппетит. Боюсь, вскоре ты найдешь меня несостоятельным. — Он театрально вздрогнул, и она захихикала, как маленькая девочка. — Мы должны уйти, прежде чем это произойдет. Ее брови поднялись. — Должны ли мы? Он торжественно кивнул, но затем ухмыльнулся своей самой злой ухмылкой и наклонился ближе, чтобы заговорщически что-то прошептать ей, при этом его глаза блестели. — Действительно. Возможно, мне придется передать ответственность моему дорогому брату. Она уставилась на него, моргая в непонимании. Должно быть, она ослышалась. Он не мог… Блеск в его глазах был чистым злом, поняла она и оттолкнула его. — Деймон! Фу! Нет! Что заставило тебя...? Блех! Урх! Теперь мой аппетит определенно пропал! Блех! Он отодвинулся от нее, смеясь. — Хорошо. Это должно послужить для тебя уроком. — Уроком?! Послужить для меня уроком?! Для чего?! — буквально завизжала она на него. — Не для того, чтобы привести Визериса в нашу постель. Или, скорее, его имя, — он поморщился. — И то, и другое. И то, и другое. — Когда я... Ох. Ох, ты злой. Я только хотела помочь! — Что ж, я предлагаю тебе на будущее оставить свою помощь вне нашей постели. На самом деле, вообще оставить ее вне нашей спальне. Она издала бессловесный крик разочарования. — Где еще я могла поговорить с тобой о чем-то подобном? Он посмотрел на нее, как на пустоголовую дурочку, и очень тщательно выговорил: — Нигде. Гейль возмущенно зашипела на него, но он ловко проигнорировал это, снова встав с кровати и одевшись, все ещё сохраняя свою глупую ухмылку. Тьфу! Она его ненавидела! И черт! Как она могла когда-либо лечь с ним в эту кровать?! Она поспешно слезла с нее, содрогаясь от отвращения. Деймон был в чрезвычайно хорошем настроении, когда они взбирались на своих драконов, насвистывая себе под нос, нисколько не обращая внимания на ее взгляды, и его раздражающее настроение заставило ее скрежетать зубами, когда они спускались с них обратно в их бухту под Красным замком. Она фыркнула. Их бухта. Посмотрим, позволит ли она ему когда-нибудь снова прикоснуться к ней там! Посмотрим, позволит ли она ему когда-нибудь прикоснуться к ней где-нибудь! Ее раздражение немного уменьшилось только тогда, когда она вернулась в их покои и драгоценное яйцо было распаковано и лежало на почетном месте на столе, чтобы она могла сидеть рядом с ним и гладить его в свое удовольствие. Когда Деймон невинно поцеловал ее в щеку на прощание, ее сердце немного растаяло. Как только он ушел, и она поднесла яйцо к груди, чтобы держать его на руках, как младенца, раздражение полностью исчезло. О, она должна была показать это Эймме. Она была уверена, что побежала бы в покои своей невестки, если бы ее тело не было таким большим. И все же она чувствовала себя так, словно плывет по коридорам, ее улыбка была ослепительной, когда ее леди, у которой были широко раскрыты глаза, преданно следовала за ней. Эймма встретила ее с озадаченной улыбкой и распростертыми объятиями, Дейлла мирно спала в детской кроватке, поставленной рядом с ней, ее няньки были отправлены в дальний угол, крошечный дракончик дремал на собственной кушетке. — Гейль! Как мне приятно видеть тебя за пределами ваших покоев! Улыбка Гейль стала шире, и она протянула свое яйцо вперед. — Мы только что вернулись с Драконьего Камня с яйцом для нашего малыша! Смотри! Разве это не самое красивое яйцо, которое ты когда-либо видела? Эймма издала удивленный смешок. — Яйцо для… ребенка? — Ее глаза расширились, когда она посмотрела на Гейль, а затем взгляд метнулся к нянькам и двери. — О. Я не знала, что вы уже сделали объявление… Гейль беззаботно пожала плечами. — Мы этого ещё не сделали, но это кажется довольно очевидным, не так ли? Еще один испуганный смешок вырвался у Эйммы. — Это действительно так. Пойдем, — она похлопала по месту рядом с собой. — Сядь и покажи мне яйцо. После этого было много хихиканья, их головы склонились вместе и они перешептывались, чтобы не потревожить сон маленьких дракончиков. — О, бабушка наконец-то принесла яйцо для Дейллы? Гейль вздрогнула, услышав голос племянника, и на языке у нее уже формировался резкий ответ, но Эймма оказалась быстрее и ответила весело. — О нет, это для ребенка Деймона и Гейль. Они только что привезли его с Драконьего Камня. Разве оно не прекрасно? Визерис рассмеялся, и в этом смехе было что-то такое, что заставило ее сжать кулаки. — Значит, их неустанные усилия наконец-то окупились? Брови Эйммы нахмурились, когда что-то злобное в Гейль зашипело, защелкало и попыталось вцепиться когтями ей в горло. — О, я не думаю... — Они занимаются этим так долго, что я начал сомневаться в способностях своего брата, если вы понимаете, о чем я. Визерис расхохотался над собственным остроумием, а Гейль вскочила на ноги. — Ты! ТЫ смеешь подвергать сомнению способности Деймона? Ты! А как насчет твоих собственных?! Он нахмурился, явно сбитый с толку. — Похоже, ты не заметила, что моя жена не испытывает никаких проблем с рождением ребенка. Моя способность зачинать детей вряд ли может быть подвергнута сомнению. Гейль рассмеялась смехом, от которого у нее заболели уши. — О, не в этом тебе не хватает способности! А в умении удовлетворять жену! Неуверенный голос Эйммы попытался вмешаться. — Гейль... — Эймма не шлюха, чтобы получать удовольствие от таких вещей! Она исполняет свой долг! Сжатый кулак Гейль взлетел, и прежде чем она успела это осознать, ее костяшки пальцев ударились о нос ее племянника. Красный туман развеялся при виде его крови, и она поспешно отступила назад и рухнула обратно на кушетку, в ужасе закрыв руками рот, а Визерис застыл на месте, застыв от шока. — Что это значит?! — Она закрыла глаза, в которых горели слезы, и схватилась за горло, когда голос ее матери щелкнул, словно удар кнута. — Она... Она ударила меня! — голос Визериса был слабым и недоверчивым. Добрая Королева шагнула вглубь комнаты с холодной грацией, ее ноздри опасно раздувались. — Гейль, что... Она вскрикнула. — Он причиняет боль Эймме! Все тепло покинуло комнату, когда королева произнесла одно-единственное слово. — Что? — Это ложь! Грязная ложь! — Гейль... — Это не так! Он не... Он заставляет ее! Он не... — Мне не нужно заставлять свою жену! Она выполняет свой долг, как и любая жена! — Ты причинил ей боль! — Это ее долг! Наш долг! Гейль снова возмущенно вздохнула, но голос королевы раздался снова: — Хватит! Затем выражение лица и голос матери смягчились до невероятной степени. — Эймма, дорогая. Это правда? Сердце Гейль сжалось, когда она увидела испуганное выражение лица Эйммы. — Я... я не понимаю. Гейль действительно никогда не видела, чтобы ее мать говорила с такой нежной заботой, сияющей в ее глазах, с кем-то, кроме нее самой. — Когда ты выполняешь свой долг... это больно? Эймма покраснела, ее взгляд упал на руки, скромно сжатые на коленях, и ее ответ был шепотом. — Уже не так сильно. Я привыкла к дискомфорту. Визерис не знал, когда нужно держать рот закрытым. — Видишь? Никакого принуждения, она просто выполняет свой долг. Голос ее матери был достаточно резким, для того чтобы разрезать возникшую тишину, когда она заговорила тяжело опиралась на свою трость. — Выполнение своего долга также не должно вызывать боли или дискомфорта, иначе не будет никакой разницы. И уверяю вас, если бы не было разницы, я бы не исполнила свой долг столько раз. Несмотря на всю серьезность ситуации, Гейль подавилась смешком и беспомощно зажала рот рукой, чтобы остановить поток хихиканья, когда Визерис фыркнул и уставился на бабушку.