Бессонница

      Джинши страдал.              У него мутнело в глазах, скрежетали зубы, звенело в ушах и гудела голова вместе с руками. И всё это после того как наложница Лиишу случайно наступила на подол наряда наложницы Лоулань. Именно это происшествие привело к целой череде несчастий.              Наложницы буквально сцепились между собой, чтобы быть осмеянными леди Рифой и леди Гëкуë. Обе были беременны и каким-то образом сошлись друг с другом, забыв прежние распри и обиды. Во внутреннем дворе теперь постоянно толпились служанки, самые низшие из них, уборщицы и прачки, поминутно обсуждали поступки четырех высших наложниц императора.              Джинши вынужден был помимо навалившейся документации и общей бюрократии лавировать между женщинами и стараться угодить им всем. Леди Лиишу постоянно плакала, краснела и устраивала истерики, леди Лоулань сидела с ещë более недовольным лицом, чем обычно, настойчиво выпроваживая высокопоставленного евнуха, а леди Гëкуë, наоборот, особенно часто звала его выпить чаю с леди Рифой, где они обе сначала хихикали над другими наложницами и обсуждали всевозможные сплетни, а затем начинали издеваться над Джинши, припоминая его почти неприличное волочение за травницей, всем знакомой служанкой МаоМао.              Сама МаоМао отпросилась на две недели домой, потому как с одной из еë сестëр произошло несчастье. Она вызвалась сама за ней присматривать и лечить в меру возможного, забросив все дела и покинув внутренний двор вместе с его суетой.              Леди Рифа осведомлялась о травнице даже чаще, чем леди Гëкуë. Когда Джинши отвечал, что известий не поступало и служанка уехала для того, чтобы вылечить сестру, леди Рифа деликатно прикрывалась веером и вся дрожала, как от пронизывающего ветра, а леди Гëкуë сходу начинала хохотать, смахивая слëзы и нежно-издевательски улыбаясь Джинши. Еë хохот в итоге подхватывала другая наложница, и даже Инфа и Феньху, стоявшие в дверях, прикладывали ладони к губам, чтобы скрыть рвущийся наружу смех.              Джинши не мог есть, не мог спать, не мог отвлечься и посидеть в тишине. Всем что-то было от него нужно, везде требовалось его участие, а где не требовалось, так там внешние раздражители осложняли работу настолько, что выполнять еë не было никаких сил.              Когда Джинши хотел лечь спать, извиняюще скребся в дверь Гаосюн, неся новую стопку бумаг, которые нужно срочно проверить, прочитать, вынести решение, и конца-края этому не было видно.       Затем работа под утро была благополучно закончена, в кабинет входила шаркающей походкой Суйрен, ласково прося господина улечься и отдохнуть, но сна не было ни в одном глазу. А уже через некоторое время, обычно спустя час или два, появлялись новая работа или дела во внутреннем дворе. И это повторялось, начавшись за три дня до ухода МаоМао из дворца.              Гаосюн ходил за ним хвостиком, ужасно обеспокоенный, и пытался за руку отвести своего господина к лекарю. В один из дней у него, к слову сказать, получилось.              Гуэнь только руками развел, тряся козлиной бородкой. Выдал маленький горшочек с медом из гречихи, наказал побольше добавлять в чай мяты и мелиссы. У него в запасах осталась одна полуживая мята, которую еще ранней весной заготавливала травница. На этом все возможности лекаря-шарлатана были исчерпаны.              Дальше были только советы вроде «Не нужно так волноваться», «Не переживайте», «Не стоит накручиваться!», " Вдыхайте и выдыхайте поглубже, это вас успокоит». Просто прекрасно! Ничего от бессонницы у блеющего и бестолкового дядьки-шарлатана не нашлось, вроде как, всё истратила наложница Лоулань и еë свита. Абсурд!              Естественно, ничего из этих советов не помогло. Сам Джинши пробовал читать перед сном, пить теплый чай и молоко, даже стоял на голове и выпивал три кувшина сливового вина за раз в надежде заснуть. От чтения болели глаза, от чая и молока не было никакого эффекта, после стояния на голове ему становилось дурно, а из-за эксперимента с вином он с трудом поднялся после четырех часов сна. Гаосюн был вынужден вылить на него таз ледяной воды, не в силах разбудить иначе. Ужасный был день.              Вот травница бы точно смогла ему помочь! Правильно она говорила, что Гуэнь — шарлатан, а женщины — жуткие существа. У него из головы не шли пересуды двух неожиданно сдружившихся наложниц, касающиеся его и МаоМао.              Леди Рифа тихонько спрашивала, когда будет их свадьба и разрешит ли император евнуху женитьбу на здоровой девице? Госпожа Гëкуë в ответ переливчато смеялась, утверждая, что если это случится, то МаоМао захочет в качестве свадебного подарка какое-нибудь чрезвычайно редкое лекарство или жуткую и не менее исключительную дрянь, из которой можно будет приготовить это самое лекарство.              Джинши краснел, бледнел, страдал и мечтал забыть всë услышанное, потому что это были лишь цветочки обсуждений двух беременных женщин.              На восьмой день отсутствия травницы он натурально завыл в ночи, когда Гаосюн вместо пожеланий Суйрен поскорее ложиться спать, принëс новую стопку отчетов и договоров, и, откашлявшись, принялся рассказывать о том, что сегодня вечером наложница Лиишу, возвращаясь с прогулки, углядела в ветвях старого грушевого дерева у своего дворца мертвую ворону. Кроме того, за шиворот леди Лиишу упало перо. Это был очень дурной знак, который молодая наложница приняла за проклятие от леди Лоулань.              Разразился новый скандал, в который были вовлечены не только две вышеупомянутые женщины, но и их прислуга, несколько евнухов, пару прачек и даже прислуга госпожи Рифы.              Джинши подумал, что он больше не выдержит.              Он уже говорил Гаосюну, ещë в день отъезда травницы, что хотел бы выехать в город, однако телохранитель в резкой форме ему напомнил об огромном количестве работы. Проблема была в том, что даже когда время оставалось, высокопоставленный евнух банально не мог уснуть и расслабиться. Последний раз он спал два дня назад, сейчас ему было так плохо, будто его избили и ограбили на большой дороге, затем привязали к лошади и протащили ещë некоторое время, пока он совсем не выбился из сил.              На девятый день, когда сна не было ни в одном глазу, а хуже становилось не по дням, а по часам, Джинши всë-таки решился. Он запретил тревожить себя сегодня всем наложницам и их служанкам, заявив о приказе императора о государственном деле первой важности, которое не терпит отлагательств. Выпроводив Гаосюна во внешний двор по надуманному поручению, Джинши пошел претворять в жизнь свой план.              Позаимствовав у спящей Суйрен некоторые вещи, одевшись, как когда-то его одевала МаоМао, и натянув капюшон на глаза, Джинши под покровом обеденного времени выполз за пределы дворца. Поймав коляску и уплатив быстрому рикше несколько монет, Джинши вышел прямо ко дверям Малахитового дома.              В дверях его встретила старая хозяйка, с неизменным пучком седых волос на макушке и курительной трубкой с драгоценными камнями. Не признав в нем богатого господина, который когда-то выкупил МаоМао и наделал здесь шума, она только неприязненно скривилась, глядя на горбатую фигуру и обмотанное тряпками лицо. Она даже говорить ничего не стала, просто ждала, пока он начнет, а она с чистой совестью выбросит его за порог. Джинши, который уже, кажется, одной ногой был в мире ином, не испытывал никаких угрызений совести или досады, например, за то, насколько же странно и неприятно он выглядит со стороны.              — Мне нужно найти травницу МаоМао. Она у вас?              Старуха смилостивилась над ним, поняв ещё по нескольким фразам, что ему действительно нужны медицинские услуги и он, кажется, знаком с МаоМао лично. Она услала его домой к Ломэню, в надежде, что МаоМао сегодня ночевала дома и вместе с отцом сможет помочь горбатому старцу.              Ломэня, однако, дома не было, только МаоМао.       Она ужасно перепугалась, когда ей пришло известие, что сестрица Мэй-Мэй при смерти. Какой-то чрезвычайно богатый клиент вздумал курить у них опиум, а заодно привлек к этому Мэй-Мэй. Первые два дня прошли как в кошмаре — Ломэнь не давал куртизанке заснуть, а МаоМао готовила для неë марганцовую воду, чтобы промыть желудок бедняжки. Отец и дочь работали не покладая рук, попеременно то приготовляя снадобья, то пытаясь привести в чувство Мэй-Мэй, которую старуха уже оплакивала.              Отравление опиумом практически всегда вело к неминуемой смерти, лишь облегчая участь тех, кто уже был зависим от него. А принцессы Малахитового дома, конечно же, опиумом до сего дня не баловались и были шокированы безрассудством хозяйки, которая позволила клиенту притащить опиум и в больших количествах предложить его Мэй-Мэй. Куртизанки теперь собирались устроить настоящую взбучку хозяйке, а заодно разыскать хитрого клиентишку, который, судя по всему, собирался убить Мэй-Мэй.              Но всë обошлось. Благодаря усилиям Ломэня и МаоМао, куртизанка очнулась на четвертый день и медленно, но верно начала приходить в себя.              МаоМао суетилась, отправив папашу на рассвете за травами. Сначала она вызвалась заняться этим сама, но папаша упросил еë приглядеть за лавкой и в обед сходить проверить Мэй-Мэй, которую оставили на Байлин и Дзëку. Сëстры получили всевозможные инструкции по поводу лечения и восстановления Мэй-Мэй, а в обед МаоМао сама бы к ним заглянула, чтобы проведать куртизанку и проверить ее состояние.              Внезапно в дом к ней постучали. Она подумала, что это папаша не может открыть двери или девчонка-посыльная от старухи пришла. Однако МаоМао сама себя остановила — папаша бы поставил корзину и самостоятельно зашёл (иначе как он здесь жил столько времени без неё), а девчонка бы тут же влетела в дом, вереща и издавая столько шума, что хватило бы на одну маленькую междоусобицу. Может, кто-то из местных обратился к папаше за помощью? Тогда нужно по возможности помочь или послать за папашей.              Открыв дверь, МаоМао лицезрела странную картину.       Человек, завернувший пол-лица в тряпки, в женском кимоно и согнутый в три погибели, с покрытой головой и знакомыми запавшими глазами, занëс руку, чтобы постучать еще раз. Это был точно господин Джинши, сомнений быть не могло, МаоМао слишком долгое время провела рядом с ним. От него и пахло так же, и глаза он закатывал один в один, и даже тёмные круги на белой коже были вполне себе узнаваемы, только сейчас будто стали шире и темнее. Может быть, подумала МаоМао, он от кого-то скрывается и не хочет, чтобы она называла его по имени?              — Доброго дня, что вам угодно? — спросила МаоМао, держа в руках склянку с соляным раствором.              — Мне нужно самое сильное лекарство, которое только у Вас есть, — безжизненным голосом ответил ей Джинши, совсем не удивившись её появлению.              — Что с Вами? От чего нужны лекарства?              — От бессонницы.              — Здесь таких лекарств нет, но в лавке найдутся. Пойдемте со мной, господин, — вышла МаоМао из-за дверей.              Идя по улице, она всё порывалась спросить у господина Джинши, что он учудил, почему в таком виде и где Гаосюн, который всегда неотрывно и бдительно следует за своим хозяином. Однако тот шёл молча, а лезть не в своё дело МаоМао не хотела. Мало ли, вдруг за ними наблюдают пресловутые императорские соглядатаи, а она сейчас некстати откроет рот? Нет, МаоМао хотела как можно дальше отсрочить свою кончину и успеть как можно больше.              Когда они ещё не вышли к улице, что вела к Малахитовому дому, Джинши чуть приблизился к ней, приподняв капюшон и просительно заглядывая ей в глаза.              — Травница, ты ведь узнала меня? Сколько ты ещё пробудешь здесь?              — У меня есть ещё пять дней, господин, я собираюсь пробыть тут столько, сколько смогу. Моя сестра чудом осталась жива и в ближайшее время не сможет принимать клиентов, поэтому я должна сделать всё, чтобы помочь ей восстановиться.              — Силы небесные, да за что же мне это? — закатив глаза пуще прежнего, взмолился Джинши. Лицо его выражало нечеловеческие страдания, и на мужчину он был похож сейчас больше, чем обычно.              Может, это свет так упал, да и лоск соскочил с этого напыщенного павлина, который только и делал, что важно расхаживал по внутреннему двору, совал свой длинный нос во все дела-проблемы, гонял чаи с наложницами и приставал к МаоМао. Неужели первый раз за всю жизнь этому богатенькому буратинке евнуху пришлось работать каждый день, да ещё и больше восьми часов? Не может быть! А если и так, то это, получается, и подкосило этого красавчика? Обычная бумажная работа и присмотр за порядком в гареме? Серьёзно? И это всё?              У МаоМао заиграла усмешка на губах от этих мыслей. Это очень подходило этому змею, с его-то двойственной натурой! Неженка! А может всё-таки он проводит вечера не в своём кабинете, а в покоях Императора?..              — …что скажешь? Пожалуйста, я тебе куплю всё, что душа твоя пожелает, только помоги! — только сейчас МаоМао очнулась от своих мыслей и выплыла из глубин сознания.              Господин Джинши выглядел откровенно плохо, умоляюще сложив руки на груди. Кажется, он мог сейчас или залиться слезами, или лечь прямо в эту грязь и здесь же уснуть, как засыпают вулканы на островах далеко на востоке, на целые тысячелетия. МаоМао всё ещё не знала, что всё-таки произошло, почему он в этом тряпье и где потерял Гаосюна. Это вызывало много подозрений и домыслов. МаоМао вздохнула.              — Пришли. Проходите, господин, — пропустила его вперёд травница.              Тот с некоторой долей энтузиазма оглядывал полки, забитые всевозможными колбочками, чашечками, пузырьками, котлами, травами, ступками и прочими принадлежностями, которыми и должна быть наполнена аптекарская лавка.              МаоМао деловито указала ему на место рядом со стеной, где стоял старый сундук и можно было сесть, а сама зашла за деревянный стол, откуда можно было достать до полок с лекарствами.              — Рассказывайте, чётко и со всеми симптомами, что Вас беспокоит.              И Джинши пустился в объяснения. Рассказал, как его мучают головные боли, головокружения, что у него так болят глаза, как никогда, а работы меньше не становится. Ещё поведал внимательно слушающей МаоМао о том, что происходит во внутреннем дворе. Она искренне хихикала в рукав над внезапной дружбой наложниц Рифы и Гёкуё, но затем попросила больше подробностей о том, что конкретно не даёт уснуть господину Джинши.              Затем МаоМао что-то принялась выписывать, уточнять у растерянного и уставшего евнуха, просила до самых мелких деталей описать, что именно ему снится, как именно он ложится спать и в каком часу встает. Прыснула после его рассказа о трёх кувшинах сливового вина. Это, что удивительно, осталось без внимания — хотя обычно павлин реагировал на любую эмоцию, которую она проявляла кроме равнодушия и лёгкой заинтересованности.              Однако выслушав в мельчайших подробностях все жалобы господина, МаоМао поняла, что это уже начинающееся нервное заболевание. У Джинши дергались глаза, несколько тряслись руки, и глаза от отчаяния были на мокром месте (во всяком случае, она хотела верить, что на мокром месте, а не преддверии какого-нибудь ячменя).       Травница принялась отрывистыми движениями записывать методы лечения, включая даже самые маленькие и, казалось бы, незначительные подробности.              Внезапно со стороны центральных ворот послышалось какое-то шуршание и зычный мужской голос, определенный остолбеневшими МаоМао и Джинши как голос Гаосюна.              — Меня здесь быть не должно, я сбежал из дворца с утра, — быстро протараторил нервный евнух, озираясь по сторонам, как заправский вор, которого сейчас прибьют. — Гаосюн наверняка разыскивает меня уже несколько часов.              — Но господин, зачем такая срочность? Я уверена, что господин Гаосюн Вам ничего не сделает, ведь он Ваш телохранитель.              — Это он меня не пускал в город, — прошипел Джинши, — я уже давно хотел сходить к тебе за лекарством! Он меня за ноги к Императору дотащит в бессознательном состоянии, если надо будет.              — Да неужто? Господин Гаосюн очень смирный человек. Он вас уважает.              — Я погиб! — рвал на себе волосы Джинши. — Травница, помоги мне! Я хочу получить лекарство и не получить от моего телохранителя! Прошу тебя!              — Подойдите сюда, быстро, — резво поманила его рукой МаоМао, тоже оглядываясь, не заприметил бы их кто.              Пока напуганный евнух ожидал, через сколько Гаосюн будет здесь и поймает их с поличным, МаоМао в срочном порядке рыскала в поисках всех пригодных вещей.       Затем в приказном порядке заставила Джинши сесть, тут же отбрасывая с его лба капюшон и придирчиво оглядывая лицо. Быстрыми движениями принялась наносить на всю кожу темный пигмент, который она обычно использовала для того, чтобы нарисовать себе веснушки, в этот раз предварительно разведя его с глицерином. Так как времени было в обрез, пигмент пришлось растушёвывать тонкими пальцами МаоМао и небольшой мягкой писчей, но чистой кистью, заставляя Джинши поминутно хмуриться и дергаться. Положив ему руку на линию роста волос, МаоМао осторожно придерживала верхнюю часть головы, чтобы пигмент ложился ровнее и покрыл всю кожу, не обойдя ни малейшей складочки. Хорошо, что этот евнух особенно следил за своей внешностью — кожа у него была чистая, мягкая, и краска прекрасно растушевалась.              Лицо теперь у господина было почти коричневым, как у подневольного человека, который только и делал, что несколько десятилетий трудился на рисовых полях. Ещё МаоМао нанесла больше концентрированного пигмента на ладони и кисти господина Джинши, почти не растушёвывая его и потратив почти все свои запасы. Затем МаоМао, роняя тонкие башмаки, забралась на стойку, чтобы завязать волосы Джинши получше и нахлобучить ему на голову широкую ткань от капюшона, которую она предусмотрительно смазала на краю клейким составом из алоэ, чтобы он на некоторое время был приклеен к коже и волосам.              Нарядив господина Джинши в старый, протершийся до ужаса халат папаши, который тот оставил здесь, МаоМао слезла со стойки и принесла небольшую прямоугольную подушку, которую затолкала ему под несколько слоев одежды, формируя благодаря этой небольшой хитрости настоящий горб.              Затем, схватив смесь угля с вазелином, которая использовалась куртизанками для «чернения» ресниц, бровей и глаз, а также была безопасным заменителем популярной сурьмы, МаоМао тонкими мазками принялась проводить по подсохшей коже морщинки, круги под глазами и даже нарисовала несколько родинок. Джинши теперь безропотно выносил все эти манипуляции, полностью доверясь травнице в этом нелегком деле.              В конце концов, МаоМао растрепала ему подол и без того потрепанного одеяния, посадила несколько пятен на рукава, зажгла благовония и шепнула несколько слов о том, как ему себя вести.              Джинши сидел на сундуке с таким прибитым видом, словно действительно был старым рабом со слегка помутившимся рассудком и ноющим ревматизмом.              Спустя очень короткое время в лавку прискакала старуха, ведя под руку Гаосюна с отрешенным лицом.              — МаоМао, вот ты где! Тебя тут снова спрашивают, это безобразие! Знаешь ты этого человека, али нет? А к Мэй-Мэй ты заходила? — скороговоркой выдала хозяйка, подозрительно щуря глаза и держа за ткань рукава Гаосюна.              — Господин Гаосюн? Какими судьбами? — с «удивлением» спросила МаоМао, вылезая из-за широкой деревянной стойки.              — Здравствуй, СяоМао, у нас беда. Пропал господин Джинши. Я пришёл к тебе, потому что ты можешь знать, где он.              — Почему это я должна знать такие вещи? Я вот уже вторую неделю ухаживаю за больной сестрой.              — Он пропал сегодня утром, а со времени, когда ты вернулась домой, он всё рвался в город. Если мы не найдем его до вечера, обо всем будет доложено Императору. Ты не видела его?              — Нет, господин Гаосюн. Я с самого утра помогала отцу готовить соляной раствор для моей сестры, затем встретила этого старика, который нуждается в лекарстве.              Гаосюн скептически посмотрел на неё, не веря её словам. Да почему же все считают, что она сама увивается за этим самодовольным змеем-искусителем?! Неужели непонятно, что это ему, господину Джинши, нравится приставать к ней и пытаться застать её врасплох?              — Разве я единственная знакомая господина Джинши в городе? Может быть, он пошёл к какому-нибудь столоначальнику, или с его родителями что-нибудь случилось?              Джинши, продолжающий изображать из себя предмет в аптекарской лавке при Малахитовом доме, слишком громко сглотнул. Гаосюн незамедлительно стрельнул в его сторону глазами и удивился, будто только заметил его.              — Это исключено. СяоМао, ответь правду, это останется между нами, обещаю тебе. Приходил к тебе господин Джинши? Знаешь ли ты, где он сейчас?              — Понятия не имею, господин Гаосюн.              Гаосюн долго посмотрел на неё в надежде всё-таки услышать положительный ответ, которого он ожидал с самого начала (и на самом деле не ошибся). Но МаоМао также непреклонно и твёрдо смотрела в ответ на личного телохранителя начальника гарема, уже заставляя его отступить.              А дальше он вновь взглянул на скрючившуюся фигуру на сундуке. Гаосюн явственно разглядел почти чёрную и морщинистую кожу господина, неопрятные одежды и несколько крупных родинок на подбородке и на шее. Воздух весь пропах жасминовыми благовониями, которые как раз могли быть только в такой лавке (за исключением парфюмерной, конечно же) и прекрасно скрадывать неприятные запахи. Этот крестьянин, очевидно, прибывший откуда-то с югов, точно не мог знать, о чём речь и кто такой этот господин Джинши.              — Тогда простите, что прерываю ваш приём, СяоМао, — поклонился евнух травнице и огляделся по сторонам. — У меня есть к тебе просьба, если позволишь.              — Ничего, господин Гаосюн. Что Вы хотели? Если здесь появится господин Джинши, я незамедлительно Вам сообщу.              — Я лучше посижу здесь, подожду, когда господин объявится.              МаоМао едва не дернулась, удерживая себя от желания впечатать ладонь в лицо. Серьезно? Может, всё же послышалось?              — Что?              — Я подожду господина Джинши здесь, в Малахитовом доме. Он непременно заглянет сюда, чтобы повидаться с тобой, — безмятежно ответил евнух-телохранитель. — Надеюсь, моё присутствие не смутит господина?              И оба, не сговариваясь, посмотрели на жмущуюся в углу фигурку. МаоМао в отчаянии прикусила губу и сделала Джинши страшные глаза, чтобы он что-нибудь ответил. Если их обман сейчас раскроется, им обоим крышка!              Но Джинши молчал, словно рыба в пирожке, и помогать МаоМао в патовой ситуации, видимо, отнюдь не собирался.              — Вообще-то мне нужно провести осмотр, пока папаша отсутствует, — вдруг по-хозяйски заявила МаоМао, внутренне молясь, чтобы напыщенный павлин, стукнутый чем-то тяжелым (а иначе его поведение было не объяснить, ещё какие-то десять минут назад он нормально себя вёл!), не испортил ей всю игру.              — Ох, точно, извини, СяоМао. В какой комнате тогда мне подождать?              — Хозяйка тебя проводит. И чая у неё испить сможешь, скажешь, что за мой счёт.              Гаосюн несколько растерянно, но твёрдо кивнул, оглядев ещё раз всё помещение, задержав взгляд сначала на травнице, затем на «крестьяне-господине», потом обвел взглядом всю лавку и вышел за дверь.              Джинши тут же вскочил, бросаясь к МаоМао и едва не падая с этого сундука.              — Что делать?! Зачем ты позволила ему остаться?! Он же обо всём догадается!              — А что мне было делать? — зашипела ему едва слышно, но очень яростно и раздраженно МаоМао. — Это всё ваши игрища! Не могла же я выставить господина Гаосюна на улицу!              — Я ведь даже уйти не смогу, выход только там, — схватился за голову Джинши, качаясь из стороны в сторону, как одержимый.              МаоМао задумалась, приложив пальцы к подбородку. Затем светлая мысль озарила её голову, поэтому она, бесшумно отодвинув сокрушающегося господина с дороги, принялась хватать ингредиенты и смешивать их так быстро и в таких количествах, что любой бы удивился её знаниям, скорости и уверенности рук.              — Это перцовая настойка, как в прошлый раз. Выпейте залпом, одним глотком, чтобы голос изменился, — подала МаоМао напиток спустя какие-то десять минут упорной работы.              Последовав этому совету, перевозбужденный Джинши действительно проглотил снадобье одним глотком, сначала закашлялся, после схватился за горло, а потом вообще самым искривлённым и жутким голосом попытался выдать нечто членораздельное.              Спустя несколько попыток он успокоился, а затем вдруг снова пришёл в какое-то неистовство.       — Лекарство. Ты не отдала мне лекарство! Лекарство от бессонницы, ты же говорила. Травница, отдай мне лекарство, иначе я умру.              — Точно! — хлопнула себя по лбу МаоМао. Она совсем забыла о первоначальной цели, ради которой всё это и было задумано.              Пока она ещё быстрее прежнего смешивала и искала нужные продукты для лекарства, которое должно было помочь заснуть господину Джинши и сделать его здоровее, сам виновник всех событий с тревогой ощупывал горло и пытался принять самую обыкновенную позу, чтобы не вызвать ненужных подозрений у догадливого телохранителя.              В конце концов, Гаосюн всё-таки вернулся обратно к ним, также наблюдательно обводя глазами открывшееся пространство. МаоМао же, напротив, ничего не замечала, потому что пыталась сварганить лечебное снадобье для господина Джинши.              — Чем страдаете, господин? — внезапно обратился Гаосюн к мнущемуся на сундуке Джинши, который так дернулся, что чуть не навернулся с этого самого сундука. Гаосюн придержал его за рукав, не дав упасть, и ещё внимательнее уставился на него.              — Р-ревматизмом, сынок, — таки проскрежетал Джинши, щуря глаза, пытаясь изобразить старого простолюдина. — Помилуй небеса узнать…              — Уж пока здоровы, Бог в помощь, — чуть склонил голову Гаосюн. — Вы пришли к лекарю Ломэню?              — Да-да, к нему, сынок. Застал его дочурку.              — Его дочь — настоящий профессионал.              — Готово! — прервала их неловкую беседу МаоМао. — Принимайте один раз в день, за два часа до сна, соблюдайте все предписания и, как будет возможность, где-то через месяц-другой покажитесь вашему лекарю, чтобы он смог оценить ваше состояние.              — Спасибо, внучка, — захрипел Джинши и неловко встал с сундука, тут же согнувшись в три погибели.              — Там есть все необходимые компоненты, так что это снадобье точно Вам поможет, — продолжила МаоМао, заворачивая бутылочку темного стекла в ткань. — У Вас нет плохих реакций на ромашку?              — Нет.              — У ромашки разве не снотворный эффект? — вдруг вклинился Гаосюн, до сего молчавший.              — Успокаивающий, если быть точнее, — ответила МаоМао.              — Как раз для меня, — радостно отметил Джинши, сгребая трясущимися руками флакон в ткани и пошатываясь, — спасибо тебе, добрая травница.              — Я провожу Вас, — легко взяла его под руку МаоМао, увлекая к двери. — Господин Гаосюн, подождете?              — Конечно, СяоМао. Тебе не нужна помощь?              — Нет, что Вы, я скоро вернусь.              Доведя господина Джинши до поворота, куда вела дорога к дому папаши, она прыснула в рукав и тут же огляделась, не следует ли за ней Гаосюн. Господин Джинши покорно завернул вместе с ней и остановился.              — Идите туда, где нашли меня, вымойтесь, сотрите краску и делайте дальше, как вам надо. Папаша не будет против вашего присутствия, только предупредите его. Можете перекусить и отдохнуть, главное больше господину Гаосюну на глаза не попадайтесь.              Джинши будто проснулся, вытер лицо рукавом, оставив большую часть пигмента с нижней части лица на ткани, затем резво кивнул, будто впитывая все указания в себя. Погладил уже спокойными руками снадобье, завернутое в белый отрез ткани, прижимая его к себе, ближе к телу. МаоМао удовлетворенно склонила голову, разворачиваясь, чтобы уйти.              — Погоди, я не поблагодарил тебя. Ты здорово меня выручила, а я сейчас и не соображу, чем смогу тебе отплатить, уж извини меня. У тебя есть идеи?              — Не беспокойтесь об этом, господин Джинши. Идите в дом, пока меня господин Гаосюн не хватился и не стал искать. Идите.              — Ты — чудо, — решительно ответил ей Джинши, обескуражив её.              А затем неожиданно покачнулся и от всей своей широкой и довольной души, страдающей бессонницей, приложился к её лбу губами, будто благословляя.       МаоМао аж дышать перестала, замерев и не зная, как реагировать на такие действия.              Однако господин Джинши уже побрел в сторону её с папашей домика, но теперь с расправленной линией плеч, словно он снова на виду у тысячи человек и одна из главенствующих сил во внутреннем и внешнем дворе императора.              МаоМао, отгоняя коварные мысли прочь, уже бежала в сторону Малахитового дома, где её ждал подозрительный Гаосюн.              Она надеялась, что на её лбу не осталось темного пигмента с кожи господина, иначе сообразительный евнух-телохранитель обо всём догадается.