Между завтра и вчера

В этот жаркий душный вечер восемнадцатилетнюю Лизу то и дело охватывал отвратительный озноб. Она прекрасно знала, что ни горячий чай, ни теплые одежды не помогут ей от него отделаться, ведь холод владел не только ее телом, но и душой. Сегодня, прогостив у них в Принстоне больше месяца, уезжали ее бабушка и дед. А с ними и Вейлон Парк, сын одного их друга. С самого утра Лиза была сама не своя: ни на чем не могла сосредоточить внимание, ничего не ела, почти ни с кем не разговаривала, ходила из угла в угол по своей комнате, выбегала во двор, искала кого-то глазами, опять возвращалась к себе и долго смотрела в окно. Час отъезда гостей приближался. Лиза сознавала, что должна провести с ними в этот последний перед разлукой день как можно больше времени, но была не в состоянии войти в гостиную, где они сидели с ее матерью и младшим братом, чувствуя, что не сумеет прикинуться, будто ничем не взволнована. Хорошо, что дома в этот день не было ни отца, ни Майкла, ее старшего брата. Эти двое непременно заметили бы, что она в жутком смятении, и потребовали бы объяснений. Ее страдания усугубляла легкая тошнота — полторы недели назад, к своему великому ужасу, она узнала, что беременна. В пять — за полчаса до отъезда бабушки и дедушки — подали чай, и, переборов себя, Лиза все-таки вышла к столу. Никто ни о чем у нее не спросил, все тактично сделали вид, что принимают как должное ее странное поведение. Она мысленно поблагодарила их за это, взяла в руки чашку, поднесла к губам, но чай лишь пригубила и больше ни к чему не притронулась. — Как ни жаль с вами расставаться, нам пора! — по прошествии двадцати минут объявил дед. — А?! — неожиданно для самой себя воскликнула Лиза, устремив на него вопросительно-встревоженный взгляд. — Вейлон? — как будто прочтя ее мысли, догадался, что означает ее «а», дед. — Он уехал по каким-то делам рано утром. Мы договорились, что встретимся в аэропорту. В сердце Лиза будто впились чьи-то длиннющие когти. Она ощутила вдруг движение новой жизни в своей утробе — или это просто ей показалось. От нестерпимой обиды и беспомощности у нее вновь похолодели руки и ноги. Но она лишь медленно кивнула деду и вместе со всеми поднялась из-за стола.