время для любви

      Остаться или уйти? Пустить все на самотек? Попросить помощи, выговориться другу, выплакаться бармену в безлюдной забегаловке пропахшей Чапманом и дешевой копиркой Хеннесси? Эти вопросы съедают изнутри, как черви сутки назад захороненное тело. Когда стоишь на раздорожье и пути назад нет, а впереди беспросветная темень с двумя исходами событий. И оба неизвестны.       Кристофер живет с грузом в душе уже несколько месяцев. Ровно со дня как увидел прекрасного парня и впервые понял, что такое «любовь с первого взгляда».       Это не просто киношное выражение, не просто метафорический прием. Это когда сердце не удар пропускает, а дрожит, словно током пропитанное, а потом замирает на миг. А в следующую секунду начинает отбивать чечетку. И выглядит все это как танец на ошметках чего-то прежде важного. Того, что раньше было ценно и имело вес, придавало жизни значимость.       С первого взгляда это когда конечности немеют, ноги прирастают к земле, а горло стебли терновника обвивают. Ни слова сказать, ни шелохнуться.       И ты уже не двадцативосьмилетний мужчина с женой и двухгодовалым сыном, а пристыженный подросток, которого мама засекла за просмотром порно.       Любовь с первого взгляда это не внезапное извержение вулкана чувств и эмоций. Это резкое оглушение, будто попал в вакуум и слышно лишь шелест за спиной. Шелест только что отросших крыльев. Крылья любви.       Жена. Ребенок. Брак. Бизнес. Семья. На задний план отходит все, когда не знаешь, тонешь или взлетаешь.       Кристофер тонет и делает это по своей воле. Знает, что всему придет конец, знает, что жена в курсе его похождений на все стороны, лишь бы не в сторону дома. Но сделать ничего не может с этим. Фраза «сердцу не прикажешь» больше подходит первой подростковой влюбленности. Но Кристофер прочувствовал ее на себе целиком.       Дофаминовая зависимость от человека заставляет идти не на подвиги, а на жертвы. В случае Криса жертва — вся его жизнь и собственные силы, которые он приложил для того, чтобы иметь то, что сейчас имеет.       Перед ним парень на десяток лет младше него. И на нем ни сантиметра одежды. Лишь кожаная портупея, оплетающая талию, грудь и пояски на пухлых бедрах, которые кусать хочется, оставлять синяки и засосы. И мальчик стонет, просит трахнуть, а меж мольбами слова любви проскакивают.       «Люблю» — шепчет. «Люблю» — кричит. «Люблю» — сообщение приходит во время совещания. Не от жены или мамы. От паренька на десяток лет младше.       И Кристофер исполняет любую прихоть парня. Сейчас трахает, вчера — ужин в дорогом ресторане. Завтра — Рэндж Ровер. Все, что попросит. Но тот почему-то не просит.       Когда жизнь пошла под откос, точно сказать тяжело. Возможно еще со времен юношества, когда отец едва не до полусмерти избил за то, что за руку с парнем шел. Или когда отказывался жениться и его силой под венец тянули. Или «когда внуки?» переросло не в вопрос, а требование. Может когда заниматься сексом с женой становилось испытанием, а не удовольствием.       Он делает ошибку, засыпая в одной постели с Феликсом. Но только здесь. В дешевой, съемной квартире, где со стороны уборной запах канализации доносится, а потолок сыростью отдает из-за недавнего потопа у соседей, ему хорошо. Спокойно, тепло и любовно.       От Феликса пахнет персиковым гелем для душа так же, как и от Чана. Утром от него пахло неизменным парфюмом, который купила жена. И она уж точно заметит неладное. Она всегда все замечает. Каждую деталь, каждую мелочь, каждое сообщение от абонента «Малыш».       Чан уже перестал скрываться. Сейчас ему уже все равно на брак, который держится на родительском принуждении. Он готов к тому, что его примут за последнюю мразь из-за такого поступка. Но если шанс жить, а не выживать выпал таким образом, за него нужно хвататься.       Феликс дышит спокойно и размеренно, дыханием своим успокаивает мятежные мысли. Руки переплетены в замок и даже во сне крепко сжимает, конечностями оплетает. Боится, что снова уйдет на рассвете, даже не попрощавшись.       Так и случится. Чан должен сделать видимость того, что просто заработался в офисе. Хотя кому этот цирк нужен? Все и так все знают, но ни о чем не говорят. Чану больно за семью, но не так сильно, как за Феликса. Ведь он ни в чем не виноват. Он просто любит своей самой чистой любовью и нетронутым сердцем без единой щербинки или паутинки трещин.       Не виноват он в том, что бесхребетный Чан в свои двадцать восемь с хвостиком не может серьезно поговорить с женой, а после родителями. Развестись, отдать половину имущества жене, исправно выплачивать алименты ребенку, который не факт, что родной ему. Он согласен на это, но слишком слабохарактерный для разрушения иллюзии жизни, хорошей жизни, которую так старательно создавал для окружения.       А Феликс любит. Феликс ждет, когда Чан выделит окошко для него раз или два в неделю. И Чан больше не хочет выделять окошко для любви, он хочет камазом снести стену из фальши и впустить её в себя, жить с ней.       Рой мыслей убаюкал, когда одни и те же размышления пошли по пятому кругу. Тихо, лишь кран на кухне протекает и вода в гору немытой посуды кап-кап-кап.       Четыре утра пришли с пиликанием будильника. Крис быстро находит телефон на прикроватной тумбочке, отключает, чтобы Ликси не успел проснуться. Объятия теплые, а дыхание в грудь горячее и чужое сердце так трепетно и тихонько стучит, что мозг придумывает тысячу и одну отговорку, дабы не выбираться из оков блаженства. Не ехать в большой полупустой дом, где встретит темнота, одиночество и его холодная часть постели с твердой подушкой.       Но он собирается, целует парня в щечку, пишет на огрызке листика со списком продуктов, которые нужно купить в магазине: «люблю, Ликси, скоро увидимся».       В доме эхо. Темно. И мороз по спине пробегает. Стопы словно завяли в смоле, переступить порог спальни физически тяжело. Тихо так, как только может, раздевается и ложится на постель. Для вида целует жену в холодную щеку и отворачивается спиной к ней.       А жена не спит. Смотрит в стену пустым взглядом. И по лицу горькие слезы текут. Больно от того, как гулко падает что-то внутри, больно от одного и того же запаха персика стабильно раз в неделю. Она тоже ни дня не любила, но отдала все для создания идеальной картинки семьи перед родственниками и обществом.       И хоть сама не без греха, забеременеть от незнакомца из клуба и почти три года упорно врать, что сын от Криса это нужно уметь. Она не святая, Чан тоже. Никто не святой. Они оба жертвы родителей-консерваторов. Но как больно быть преданной.              Очередной рабочий день, суматоха, картинка заплаканной жены с утра душу рвет. Кристофер загружает себя работой, дабы отвлечься. И это помогает, но не надолго. Вновь и вновь эти карие, опухшие от ночных слез глаза всплывают в голове. И сил терпеть больше нет. Он пишет жене короткое «вечером нужно серьезно поговорить». Отправляет. Ждет. Минуты не приходит и холодное «окей» появляется в диалоге.       Вместе с «окей» приходит «доброе утро, любимый, хорошего дня, люблю». Улыбка на минуту застывает на лице и серотонин снова начинает вырабатываться в привычном режиме.       Остаток дня проходит в потоке горы работы. Встреча с двумя инвесторами, короткое собрание, чтобы работники булки не расслабляли и пятиминутка в отделе кадров.       Крис добивался в жизни всего сам, он смело это заявляет и гордится собой. И даже когда его упрекают в том, что компания перешла ему по наследству от отца, лишь глаза закатывает. Потому что уйдя с поста директора, его отец оставил после себя здание, туповатых работников, которых взял по знакомству, а не уму и способностям и долги. Сумма долгов была настолько большая, что другой бы на месте Криса продал бы акции по рыночной стоимости и заставил здание.       Но Чан не такой. Сам начал набор новых сотрудников, самостоятельно проводил отбор кандидатов, параллельно изучал сферы управления и бизнеса. И да, поступил как отец и взял в каждый отдел по одному из друзей близкого круга. Но мотивы у него не такие, как у старшего семьи Бан. Тот делал это ради выгоды, а сын, ибо те были умны и в бизнесе всегда нужны те, на которых можно положиться, как и на себя.       Потому сейчас, дабы поскорее уйти домой, он передает остаток невыполненной работы Хенджину. Он может полагаться на Хвана. Они росли вместе и их семьи всегда были в теплых отношениях. Хенджин в курсе сложной ситуации Чана, потому поддерживающе хлопает его по плечу и уверяет, что все будет в порядке.       Домой не хотелось совсем. Ему бы сейчас в маленькую квартирку с заплесневелым потолком да в теплые объятия. Смотреть в глаза, в которых лишь спокойствие и любовь. Никаких ссор, претензий и осуждения, только любовь и тепло с привкусом растворимого кофе из пакетика.       Но разговора не избежать. И вот они сидят за круглым кухонным столом друг напротив друга, няня в детской успокаивает проснувшегося сына. И в этот напряженный момент под осуждающим взглядом и детским криком на фоне Крис понимает. Понимает, что все это не его. Он чувствует себя будто в чужом доме. Словно пришел в гости в семью старых знакомых.       Жена смотрит цепко, в её взгляде ни капли прежде напускной заботы и чувств, взятых из потолка.       — Сону не от тебя, — прошептала она.       И горько Чану, и грустно, и возможно позже он поплачет из-за этого. Наверное неправильно, но вместе с этим в глубине души он с облегчением вздохнул.       — Я знаю, что ты меня не любишь. Я тебя тоже не люблю.       — Значит всё кончено, — подытоживает Чан короткий разговор.       Он поднимается из-за стола уже в предвкушении встречи с любимым. Но голос позади словно кинжал запускает одной фразой.       — Твой отец этого не допустит, — резко поднимается она и подходит, становясь перед лицом.       — Ты думаешь я буду спрашивать? Просто подадим заявление о разводе. Тихо и мирно соберем вещи и разъедимся.       — Ты не понимаешь…       — Чего же я не понимаю? Если тебе некуда пойти, я сниму тебе квартиру или останешься здесь. Тогда уеду я. Я буду помогать вам и неважно, что Сону не мой сын.       Но Хана осталась на месте, перегораживая путь. В её глазах стали собираться слезы.       — Он платил мне каждый месяц за то, чтобы я оставалась с тобой. Ты понимаешь, как для него важен наш брак? — всхлипывает она.       — Хана, — вздохнул Чан, потирая переносицу. — Мне все равно. Окей? Я больше не хочу жить такой жизнью. Не хочу закапывать себя поглубже. И ты живи как хочешь. С отцом я разберусь.       В ту ночь Крис впервые задышал. Все проблемы отошли на второй план, а милый залюбил до безумия. И есть что-то особенное в этом прогнившем от старости многоквартирном доме. Кто-то.       И этот кто-то сейчас как всегда прекрасен. В белой растянутой футболке-мешке выглядит по-особенному очаровательно. Минутой ранее признания в любви сменились жарким лепетом в умоляющем тоне. Тонкие ноги закинуты Чану на влажные от пота плечи. Руки хватаются за простыни, комкают их, поясница дугой выгибается.       А Крис движется быстрее, темп все ускоряет, желая до предела довести. Милое веснушчатое личико раскраснелось, а слезы хрустальными камушками сыпятся из глаз.       — Еще, Чани, прошу, — надорвано звучит.       И кто такой Чан, чтобы не слушаться этого ангела? Он входит ритмично, ускоряет темп. Ноги Феликса дрожат, судорогой сводит. А Крис хватается за пухлые бедра и уже наверняка знает, что по утру будет мазать их мазью от ушибов и ссадин. Всхлипы, просьбы, слезы на щеках — все это заводит до безумия. Мелодичные стоны очаровывают, доводя до грани.       Чан наклоняется к лицу Ли. Целует соленые щеки, оставляет отпечатки губ на носике, кукольных губках. Вгрызается в шею, как изголодавшийся вампир, всасывает кожу, оставляя крупные метки багроветь.       А Феликс уже не выдерживает напора. Он чувствует, как что-то тянет внизу живота, ноги током пробивает. И он, на успев и слова обронить, кончает с громким стоном.       Крис не двигается. Он мог бы. Но сегодня хочется отдохнуть, а игрища в другой день. Он плавно выходит, пытаясь не дразнить разомлевшее чувствительное тело. Феликс останавливает его в моменте, когда он собирается уйти в ванную, чтобы закончить. Садит на постель, а сам с поразительно игривым, как для уставшего после секса человека, взглядом становится на колени.       — Не нужно, малыш… Ах-мм, блять.       Феликс чмокает головку, облизывает, усыпает влажными поцелуями ствол. Он не играет долго и почти сразу начинает отсасывать. Да так, что обычно молчаливый в сексе Чан стонет. Ли находит руку Чана наощупь и кладет её себе на голову.       Кристофер тут же вплетает пальцы в блондинистые волосы, надавливает, управляет. Он насаживает Ли поглубже, ритмичнее. Пальцы ног поджимаются от скорого оргазма. А Ли помогает себе рукой, надрачивая. Он чувствует как пульсируют венки на члене его парня и самостоятельно ускоряет движения. Всасывает щеки, имитируя вакуум, заглатывает глубже, давится, пытается дышать через нос.       У самого щеки красные, слезы на глазах. А Чан лишь тянет то на себя, то вниз по члену, бедрами вверх вскидывает, заставляя закашляться.       — Смотри мне в глаза, малыш, — командует он.       И Феликс стонет от этого приказывавшего тона. Он слушается, задницей нарочно виляя. Смотрит точно в глаза. А Крис уже готов обкончаться от вида своего ангела с членом во рту. Его похотливая натура заводит до предела, и он использует его рот по полной программе. Поднимается с постели, хватает телефон и тянет их поближе к зеркалу в полный рост на дверце шкафа.       Запись идет, Ли ухмыляется и, кажется, заново возбуждается. Крис снова тянет его за волосы, картина в зеркале выглядит слишком развратно.       У Феликса коленки красные. Чан их позже зацелует. А пока член трахает его рот так, как никогда прежде. Ли хватается за чановы бедра, потому что собственные ноги уже не держат. Внизу живота вновь тянет, одной рукой он хватается за член и в такт тому, как сосет, дрочит себе.       Крис видит это, ухмыляется. Надавливает на голову все чаще и чаще. Минута. Он резко оттягивает Ли за волосы и кончает тому на грудь. Феликс на коленках продолжает дрочить, грязный, в сперме и слезах. Камера ловит его образ. Выгибается, трясется и кончает.       Звонкое «Ах!» разносится по помещению.       — Хороший мальчик, — хвалит его Крис, наклоняется и целует в губы.       Съемка закончена.       Чан отшвыривает телефон на постель, берет на руки Феликса и несет к ванной комнате.       Горячая вода расслабляет тело, нежные поцелуи — душу. Тишина заставляет почувствовать себя в раю. Тягостные мысли отступают все дальше.       — Значит, ты со всем разобрался? А отец? — спрашивает Ли.       — Все в порядке, малыш, не о чем волноваться.       — Нет, ну я правда беспокоюсь. А вдруг он решит что-то вытворить?       — У меня туз в рукаве.       Феликс верит. Всегда верил.              И засыпал Крис сегодня с первого раза, как только навала объятий и поцелуев закончилась и голова коснулась подушки. Ему ничего не снилось. Совсем ничего. Просто темнота и отдых. А рядом милое, сопящее чудо, которое любовью своей греет. И кран убаюкивающе капает в гору немытой посуды. Вроде ничего не изменилось, а вроде бы заново родился.       Кто-то может их осудить, кто-то скажет, что это несерьезно. Но если любовь это неправильно, то в чем вообще тогда правда? Крис всю жизнь проживал во лжи, под мерзкой маской из фальши и дешевого напуска. Когда же придет время для любви? Когда, если не сейчас?       Самое прекрасное утро началось не в четыре, как обычно, а в десять с поцелуев на щеках, а не противной трели будильника.       — Доброе утро, любимый, — Ликсова улыбка, как солнце. — Ответь отцу.       Чан судорожно начинает искать телефон. Десять пропущенных, восемь сообщений и всё от отца. Кажется, этой ночью он написал больше сообщений, чем раз, когда они с сыном виделись в неофициальной обстановке.       Чан читает сообщение с претензиями и угрозами со смехом. Скидывает вчерашнее пятиминутное видео. Пишет Хенджину, чтобы неделю его никто не трогал и отключает телефон.       И пускай весь мир подождет, пока эти двое любят.       — Ты вчера так и не сказал, — зовет Ли из кухни. — Что за туз в рукаве?       — Не то, чтобы туз. Просто ласковый намек, — улыбаясь, сзади подходит и голые плечи целует.