Море, море, я остаюсь

      — Юль, может, домой пойдём? — Марк осторожно хватает девушку за руку, тут же ощущая исходящий от неё холод. — Ты замёрзла, — хмурится мужчина, и Паршута чётко слышит, что это далеко не вопрос, поэтому, не видя смысла отпираться, кивает.       — Холода слишком резко наступили, — аккуратно высвобождая руку, пожимает плечами она, сильнее кутаясь в любимую жёлтую куртку оверсайз. — Тут так красиво, — так и не ответив на вопрос, шепчет Юля, скользя взглядом по водной глади пруда.       — Красиво, — кивает Тишман, вновь находя Юлину ладонь. — Но давай мы не будем рисковать и дальше твоим здоровьем, особенно после недавнего «комбо»? Пойдём.       Юля еле заметно морщится, вспоминая, как буквально пару недель назад подхватила «фарингит, трахеит, ларингит и отит по акции», поэтому крепче сжимает ладонь Марка в своей и тянет его за собой в сторону одной из высоток.

***

      — Чай будешь? — доносится со стороны кухни голос Марка.       — Да. Чёрный, — раздаётся за спиной, что мужчина чуть вздрагивает от неожиданности. Юля, тихо передвигаясь по паркету ногами в мягких пушистых носках с рисунком каких-то забавных мордочек, вдруг оказывается рядом, с особыми трепетом и нежностью обнимая его со спины и осторожно утыкаясь подбородком ему в плечо. — Найдётся футболка для меня?       — Спрашиваешь ещё! Для тебя найдётся всё, — как-то по-особенному улыбается Тишман и, включив чайник, без лишних слов идёт к шкафу, распахивая его перед гостьей. В его руках тут же оказываются три футболки, — выбирай.       — Вот эту возьму, — игнорируя предложенный выбор, хитро прищуривается Паршута, без зазрения совести хватая с полки его любимую футболку и убегая в ванную.       — Это наглость! — бросает певец вслед убежавшей переодеваться девушке.       — Я знаю.       Юля возвращается в комнату через несколько минут без макияжа, в его футболке, доходящей ей почти до середины бедра, и с небрежным пучком на голове, заплетённым явно наспех, чтобы волосы не мешались. Марк знает, что настолько домашней она предстаёт в основном перед родителями и перед ним. Знает и ценит.       — Я прекрасно знаю, что это наглость, но ты и сам видишь: мне очень идут твои вещи, — девушка улыбается во все тридцать два, разглаживая невидимые складки на футболке, и, забирая кружку с чаем из рук Марка, наваливается спиной на стену, с наслаждением делая большой глоток тёплого напитка. По телевизору в гостиной, смежной с кухней, идёт четвёртый выпуск «ШоуМаскГоОн», но оба сейчас не обращают на него никакого внимания.       — Юлька, такая ты, конечно! — заливисто смеётся Тишман, наблюдая за Юлей, в которую совершенно внезапно — и далеко не впервые —вселилось детство.       — Какая?       — Домашняя, родная… моя…       — Твоя, — Юля в очередной раз смакует это слово в до сих пор непривычном для себя значении и улыбается счастливо.       Паршута неожиданно ловит себя на странной мысли, что ей нужно было пройти через несколько неудачных отношений, чтобы в итоге вот так сидеть рядом с Марком, долгое время именующимся её лучшим другом, в его футболке, пить чай в уютной квартирке на Патриках и быть по-настоящему счастливой.

***

      «К черту четырнадцать лет дружбы!» — выдаёт Марк после «Золушки» в её исполнении, и после этой фразы оба чувствуют, как ставшая уже весьма легендарной дружба в замедленном режиме начинает лететь к чертям.       Юля вылавливает мужчину в лабиринтах Мосфильма и, глядя ему прямо в глаза, шепчет:       — Знаешь, ты прав, — Тишман недоуменно смотрит на неё, и девушка читает в его уставшем взгляде немое: «Ты о чём?», — к чёрту… К чёрту эти четырнадцать лет дружбы, — певица замирает на пару секунд словно перед прыжком с обрыва и, набрав в лёгкие побольше воздуха, робко целует его.

***

      Паршута и не подумала бы ни за что, что выбранная ею для выступления «Золушка» даст ей намного больше, чем она только могла представить, — возможность любить и быть любимой.       Их отношения, которые пока ещё не дошли до стадии «жить вместе», лишь несколько дней назад перешагнули отметку «месяц» — это, по сравнению с четырнадцатью годами дружбы, конечно, мелочь, но именно с таких мелочей всё и начинает строиться, поэтому вот так, по кирпичику, они и выстраивают дом с названием «семья». Пока лишь месяц. Дальше — больше.       Чуткий музыкальный слух певицы улавливает обсуждение выступления Кирилла, и она тянет Марка за собой в гостиную на небольшой диван, зная, что следующий номер — его «Аmore», и ей непременно хочется услышать эту песню в его исполнении ещё разок, а после добавить в плейлист с пометкой «избранное», который и без того пестрит творчеством Тишмана.       Мужчина без лишних слов следует за ней и так же молча притягивает Юлю к себе, устраивая её поудобнее в своих объятиях и чувствуя какое-то особенное спокойствие, разливающееся по телу, когда она укладывает голову ему на плечо.       Девушка вторит каждой строчке, исполненной Марком, мурча их себе под нос, которым она утыкается в шею певцу, отчего песня проходит по его телу лёгкими вибрациями, непременно сопровождающимися толпами мурашек, которые тут же, словно по какому-то невидимому проводу, передаются и ей.       Ближе к концу песни Паршута неожиданно даже для себя приподнимается на руках, пододвигаясь ближе, чтобы её лицо было аккурат напротив лица мужчины, а её губы находились буквально в сантиметре от его. Все её действия сейчас — сплошная импровизация, движимая исключительно силой интуиции и внутренними ощущениями. И об этих действиях, Юля уверена, она не пожалеет ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю — никогда.       — Разучусь целовать и когда-то вернусь, — поёт она в унисон с Марком из телевизора, только тот, в отличие от неё, исполняет песню в микрофон, а не в губы человека напротив. — Сказать, что «море, море, я остаюсь!» — девушка допевает финальные строчки уже в миллиметре от губ Тишмана, после нежно прикасаясь к ним лёгким поцелуем.       — Море? — хрипло уточняет он, даже не пытаясь спрятать счастливую улыбку. Словно прочитав её мысли, он прекрасно понимает, что сейчас море — это о нём.       — Море, — кивает Юля, прекрасно осознавая, что сейчас она тонет в своём море с головой, но всплывать на поверхность не хочется от слова совсем. А впрочем, это и не нужно. — Твоя девочка знает, кого любит.