One chance, one opportunity.

Четыре серые стены давили на неё со всех сторон. Некогда белый поток превратился в склад пыли, кладбище трупов насекомых, которым не суждено было выжить в жестоких реалиях комнаты и проектором для просмотра воспоминаний, всплывающих в голове под стихи, что раздавались в динамике телефона на все десять жилых квадратов. Горячие слёзы катились по её щекам, но не были обусловлены какими-либо эмоциями. Они просто были просто частью каждодневной рутины. «Почему я всё ещё здесь?» *** Послышался звук в замочной скважине входной двери. Затем открылась и в комнату. Над телом застыл луч света. Тот, что заставлял меня глупо улыбаться, несмотря на всю туманность в голове. Тот, кто готов вытащить меня из любой ямы… Даже из той, в которую я сама себя невольно закопала благодаря размышлениям о бестактности собственных действий, никчёмности бытия, устройствам человеческих понятий и морали. Его чёрные волосы превратились в настоящую инсталляцию музея современного искусства — все в снежинках, мокрые и сверкающие. Изумрудный цвет глаз менялся из-за дневного света от окна. Он — что-то большее чем просто наркотик.  — Сойер! — обхватив его шею руками, я оказалась в объятиях и ощутила всю силу морозов города К, которая намертво впечаталась в черную толстовку. Так легко его присутствие заставило моё безжизненное тело предательски оставить ледяной пол, на котором я лежала уже третий час. — Ты опять чувствуешь себя неважно… Иди-ка сюда! — его хитрая улыбка предвещала лишь только то, что он в очередной раз что-то задумал, но не успев это осознать, я почувствовала, как он потянул меня за руки, — садись на диван. Сейчас покажу что купил! Он на секунду исчез из комнаты, а затем вернулся с двумя большими пакетами из продуктового. Вытащив из одного большую банку мороженого, сетку апельсинов и упаковку имбирного печенья, он выжидал мою реакцию, а я едва могла поднять уголки рта от бессилия. — Я… люблю тебя… — в очередной раз влажные глаза выдали всю мою слабость перед ним, — прости… Я ненавидела себя за то, что казалась тряпкой, которой буквально в этот же момент стоило бы оказаться на «помойке». Но вместо этого уже пять лет мы с Сойером пытаемся спасти друг друга от смертельной участи, которая коснулась тех самых мёртвых букашек, что красовались в верхних углах нашей комнаты. Мы познакомились, когда нам было по пятнадцать. Ещё в школе мы знали, что отличаемся от других. Мы не были зависимыми от типичных подростковых интересов. Мы вообще не были привязаны к чему-либо. Разве что только друг к другу. Когда мама узнала, что я в отношениях с мальчиком, который пытался повеситься будучи десятиклассником, не имевшим успехов в учёбе, спорте или любой другой общественной деятельности, она сказала, что никогда не сможет понять моего выбора. Правда здесь есть одно «но», о котором она не знала. Оно было предписано школьным психологом для меня и было озвучено без присутствия родителей, когда я была на псевдо приеме. (фактически, пойти туда — было принуждением, которым меня запугали). — Послушай, тебе нужно поговорить с мамой о лечении. Твои мысли могут привести тебя к так называемой группе риска. Я даю тебе шанс исправить всё самой, иначе мне придётся обо всём рассказать без твоей помощи. Поверь, в этом случае ты окажешься в психоневрологическом диспансере куда быстрее чем тебе кажется — монотонным голосом произнёс мой школьный «лечащий врач». — Ладно, — равнодушно ответила шестнадцатилетняя девочка, — я поговорю. Как вы могли догадаться, ни о каком лечении разговора не было. Я знала, что ни к чему хорошему это не приведёт. Мама всегда считала, что психические расстройства считаются юношеским максимализмом, который является ничем иным, как привлечение внимания и трата времени. С тех пор попытки забрать меня в психушку прямиком со школьных занятий стали неотъемлемой частью школьной жизни до конца одиннадцатого класса. Правда, каждый раз мы избегали этого с Сойером благодаря его хитрости и умению импровизировать в непредвиденных ситуациях. Он знал всё обустройство школьного здания, отчего сбежать от наряда врачей, которые были в абсолютной эйфории получить очередную взятку от школы для того, чтобы натянуть на меня смирительную рубашку, было достаточно легко. Каждый наш побег был приключением, который имел ряд последовательностей. Я до сих пор храню наш план действий, когда мы в очередной раз видели карету скорой помощи в школьном дворе: А. бежишь до класса 41/23. Б. стучишь два раза и прячешься за углом в школьном коридоре. В. дожидаешься напарника. Д. БЕЖИМ ВМЕСТЕ!!! Это были те моменты, которые в последствии я стала вспоминать, как сюжет фантастического фильма. Кажется, что всё это было чем-то нереальным. Но сейчас я живу вместе с Сойером в одной квартире. Общими усилиями мы нашли в себе силы, чтобы поступить в институты, найти подработку (к слову, она была отвратительной) и накопить небольшую сумму денег для того, чтобы снимать жалкую комнатушку на окраине города. Но вы не думайте, что с тех пор наша жизнь наладилась. Моё состояние лишь ухудшалось с каждым днём, а он просто не мог выбраться из бесконечной апатии ко всему кроме меня. Но вместе с этим росла, и наша одержимость друг другом. — Хээй, Мэри, мы справимся со всем этим… Слышишь? — произнёс он шёпотом мне на ухо, параллельно вытирая прохладными руками мои слёзы. Я знаю, что звучит слишком легко, но другого конца не может быть. Мы выучимся, получим дурацкие дипломы, найдём работу и уедем на другой конец света. В ответ послышалось лишь гробовое молчание. Я знала, что всё это лишь мимолётное утешение действительности, которая напоминала всем своим окружением картины Пабло Пикассо — такая же искажённая и непонятная простым смертным. В обнимку мы просидели ещё минут пятнадцать. В конце концов я осознала, что прошла лишь только половина дня и доживать оставшуюся по-прежнему необходимо. — Пойдём, я приготовила обед.