Жестянка

Петли заячьих следов покрывали снежное полотно стежками абстрактной вышивки. Волк немного постоял среди узоров, нюхая розовый закатный воздух, и двинулся сквозь чащу. Он увидел зайца на опушке — взъерошенного и трепещущего, высящегося на задних лапах и напряженно изучающего даль. Заяц тоже увидел волка, и их рывок с места стал одновременным. Пока продолжалась азартная погоня, наступили сумерки, пахучие ели укрылись прозрачными тенями, просветы между ними затопило морозной игольчатой синевой. В одиночку у волка мало шансов поймать зайца — тот слишком верткий. Волк знал об этом, но инстинкт гнал его, сжигая топливо, высвобождая энергию, которую необходимо применить, чтобы не разорвало. Иногда волк дышал зайцу в хвост, но каждый раз тот уворачивался, резко меняя направление, и тут бы волку пригодился напарник, чтобы бросился добыче наперерез, но напарника не было, и добыча ускользала. Когда волк нагонялся всласть, он остановился и проводил исчезнувшего в кустах зайца хищной человеческой усмешкой. Перевел дух, встряхнулся и побежал к своему логову. Он перекинулся на крыльце и вошел в избушку на двух ногах. Как-то раз он не стал этого делать, и Ральф так перепугался, что вознамерился приобрести ружье. В их доме не могло быть никаких ружей, поэтому Слепой стал следить за своим видом. Хотя в перетрусившем Ральфе было нечто остро привлекательное, и в глубине души Слепому хотелось повторить. Недавно они принесли с мансарды матрас и положили его перед камином. Застелили пледом, набросали подушек и одеял, и это ложе Ральф почему-то стал называть подстилкой. Сейчас он сидел на подстилке с кружкой глинтвейна в руках и сиропно улыбался. Вина в избушке не хранилось, значит, он ездил в город, пока Слепой был в Доме. Скоро Ральф заскучает в глуши и заговорит о переезде, и тогда придется искать компромисс. Слепой разместился на подстилке и был зацелован. И неловко облит глинтвейном, благо, уже слегка остывшим.  — От тебя пахнет адреналином, — сообщил Ральф, с собачьей жадностью тычась в Слепого лицом. — Не твоим. Опять забавлялся с беззащитными зверушками? Слепой забрал у него кружку, поставил на пол и сунул обе руки ему под рубашку. Ральф дернулся и выгнулся, шепотом заорав:  — Холодные! Выбросив из-под своих одежд остуженные снегом ладошки, он повалил задиру на спину, и завязалась возня. Летучая подушка сбила кружку, создав на полу душистую лужицу, свитер Слепого разошелся по шву, а на шее Ральфа появились следы зубов.  — Кусаешься, волчара, — прорычал Ральф, сильными руками скручивая смеющегося Слепого в узел. — Не наигрался с зайками! Под тяжелым телом Слепой притих, обмяк, сдался. От глинтвейнового рта его губы стали сладкими, и он облизал их, дрогнув от удовольствия. Зафиксировав свою победу, Ральф скатился с хлипкого перекидыша, вытянулся параллельно, уставился в потолок. В груди у него бухало, а в штанах торчало, и он ждал, когда Слепой освободит его и займется делом, но тот оказался подлюкой и повернул сюжет в другую сторону.  — Лось набирает малышню, — поведал Слепой ровно и сел, поджав ноги. — Дом не закрывают после нас. В штанах у Ральфа приуныло.  — Хочешь остаться в выпускном классе на второй год? — хохотнул Ральф мрачновато. Ревность и тревога дергали его, и недавнее известие о Лосе на посту директора он принял с меньшей радостью, чем ожидал Слепой.  — И я узнал, кто подбросил тебе анонимку. Ральф сделал очень скучное лицо и отвернулся. Слепой поймал столь приметный сигнал и не стал продолжать. Анонимку подбросила Лоцман, которая боялась сама переть против начальника, а через посредника не побоялась, но раз Ральфу это уже неинтересно, то и ладно.  — Скорее бы Выпуск, — пробубнил Ральф серенько, не поворачиваясь. — Меня слегка нервирует, что ты там, а я здесь. Вдруг он осветился, будто взошла полная луна, вскочил, метнулся к столу и вернулся с тонкой тетрадкой. Плюхнулся на подстилку и с показным волнением сообщил:  — Я тут кое-что написал. Слепой постарался изобразить лицом, что заинтригован. Улегся на бок, подпер голову кулаком и приготовился слушать.  — Моя сказка, — пояснил Ральф, открыв тетрадь. — Для финальной Ночи сказок. Запоминай, потом расскажешь им. Хочу поучаствовать, понимаешь? Слепой придал лицу максимально внимательный вид и обратился в слух.  — Их народец назывался бледными полуросликами, — начал Ральф тоном уютным и убаюкивающим. — Они жили в лесных чащах и по берегам мелководных рек, строили домики из хвороста и глины, выстилали их мхом и одуванчиковым пухом. В своей стране — Бледляндии — они были очень ловкими, сильными и отважными, но в чужих краях для них был неподходящий воздух, и они от этого слепли.  — Ральф, — осторожно влез Слепой. — Прости, что перебиваю. Мне не нравится слово «Бледляндия», с ним что-то не так. Ральф куснул губу, вновь сбегал к столу и вернулся с ручкой.  — Ладно, — сказал он, чиркнув ручкой по странице. — Потом придумаю другое название. Слушай дальше. Один полурослик волею судеб попал в чужую страну, но, хоть он и стал там незряч, он остался очень ловким, сильным и отважным. Умным, ответственным, чертовски обаятельным и сексапильным. Он редко мылся, но при этом от него всегда замечательно пахло — такое вот чудо. Возможно, потому, что в жилах полуросликов тек земляничный сок, потели они майской росой, а их волосы были полны ночного грозового ветра. Слепой тихо вздохнул, но вмешиваться не стал.  — Необязательно будет рассказывать слово в слово, — отозвался на его вздох Ральф. — Сможешь что-то изменить или выбросить.  — Спасибо.  — В чужой стране наш полурослик встретил человеческого мужчину по прозвищу Восьмиперст, — продолжил Ральф. — Человеческий мужчина был статен и красив, но полурослик этого не видел и оценить не мог, а больше у Восьмиперста достоинств не имелось. Он знал, как добывать пищу и завязывать галстук, а больше ничего не знал и не умел. Но он очень хотел понравиться полурослику, потому что тот ему понравился аж до отвала башки. И когда в страну пришла беда — рухнуло небо, провалилась земля, огненные смерчи слизали города, а пенные реки размыли пепел — тогда он понял, что только в героическом полурослике надежда на спасение, и отправился на его поиски за тридевять земель. Слепой снова вздохнул — на сей раз демонстративно.  — Эта сказка будет… затянутой, — высказался он. Ральф погрыз кончик ручки. Он был взбудоражен и разогрет — творчество поднимало с его дна осевший песок.  — Ну, отредактируем вместе, уберем лишнее, — пообещал он и принялся торопливо перелистывать страницы. — Например, можно убрать эпизод, где добрый друг из страны сохатых ловцов душ, отравившись ядом заблуждения, возвел на Восьмиперста грязную напраслину. Мне самому этот момент не нравится. Слепой, повозившись, подтянул к себе одеяло, а Ральф отложил тетрадку и заботливо помог ему укрыться без щелей.  — Подай подушку, пожалуйста, — попросил Слепой, и, получив ее, подсунул под голову вместо кулака. — Ну и что сделал полурослик, когда Восьмиперст нашел его за тридевятью земель? Ральф величаво расправился, потешившись интересом слушателя.  — Он достал из своего тайника волшебный сосуд — подарок одного очень старого шамана. В этом сосуде было заперто Время. Но полурослик не умел им пользоваться, и потому выбрал несчастливое время. Ральф сделал паузу, налив себе вина. Предложил Слепому, но тот отказался.  — Вот тут у меня оставлено пустое место, — признался Ральф. — Может, ты мне подскажешь, чем его заполнить, или сам по ходу сочинишь. Я написал про то, как Восьмиперст, оступившись, упал в бездну забвения, а про беды полурослика у меня как-то не пошло…  — Ясно, — отозвался Слепой вяло и зевнул. Ральф хлебнул вина, поставил кружку на пол, взял кружку с пола и снова хлебнул.  — Мгла забвения окутала разум Восьмиперста, — продолжил Ральф, прошуршав переворачиваемой страницей. — Он забыл, что не любит вино, и стал пить его вместо здорового человеческого коньяка. А еще он перепутал страны и поселился в той, где люди не хотят ничего знать о волшебстве, и где полурослик не мог его найти. Здесь постарайся рассказывать позитивным тоном, чтобы публика не загрустила. Не радостным, само собой, а таким, с надеждой и лучиком. Понял? Слепой не ответил — он спал. Ральф усмехнулся с нежностью, очень аккуратно поцеловал его в ресницы, и отнес на стол пустую, без единой строчки тетрадь. Набросив легкую куртку, вышел на крыльцо и закурил. Фонарь над дверью чуть покачивался от ветра, хвойная чернота возвышалась на фоне черноты звездной. Пора, пожалуй, подыскивать другой дом для продолжения своей сказки. Здесь, в лесных чащобах, не мудрено оволчиться, даже если никогда не имел таких наклонностей. На днях Ральф был в городе и через стекло магазинной витрины увидел Кузнечика-Сфинкса, шагающего по узкому заплеванному тротуару. Пацан выглядел лет на пятнадцать, имел волосы и руки, но это точно был он. Лицо, осанка, глазищи — все сфинксово. Откуда он взялся, с какого круга? Живет здесь или так, турист? Когда Ральф вышел на улицу, парень по классике жанра уже исчез. Еще один повод подыскивать другое жилье! Мало ли, кто в этих диковинных местах станет соседом. Ральф воткнул окурок в набитую снегом консервную банку и вернулся в дом. Слепому стало жарко, он сбросил с себя одеяло и растекся по пледу, как отпускник на пляже. Мир и покой его лица теплым ручьем хлынули в сердце Ральфа. Интересно, можно ли научиться смотреть чужие сны, если никогда не имел таких наклонностей? Наверное, в этой сказке всякое возможно.