Как умеют лишь люди

Белоснежные руки Чу Ваньнина нервно подрагивают и, забывшись, скребут по ладоням острыми ногтями. Царапины затягиваются за несколько мгновений, не оставляя ни малейшего следа, однако Мо Жань все равно мягко перехватывает тонкие запястья. — Ты вовсе не обязан ложиться со мной в постель, если не хочешь, — должно быть, он произносит эти слова уже в сотый раз, поскольку бескровные губы досадливо поджимаются. — Я хочу. Решимость в темно-алых глазах подобна вкусу вина, а отзвук смущения в голосе — пьянящему аромату. Мо Жань с легким сожалением думает, как прелестно, должно быть, смотрелся бы человеческий румянец на этом красивом лице, словно выточенном изо льда. Он с ненасытной жадностью ловит каждую линию губами — скользит по скуле к краю губ и дразняще трогает на пробу языком. Вампир вздрагивает и запрокидывает голову, беззащитно обнажая шею в трогательно-человеческом жесте. Мо Жань низким рыком обдает разомкнутые губы, сцеловывая сбившееся дыхание, и в который раз изумляется тому, что даже после смерти Чу Ваньнин продолжает дышать. Легкий мороз кожи рассеивается под его настойчивым жаром. Мо Вэйюй горячо зацеловывает кадык и ключицы, оставляя хищными клыками яркие метки и не обращая внимания на то, что те тают, как волчьи следы в снегопад. Важно лишь то, как Чу Ваньнин трепещет всем телом от каждого укуса и обхватывает лохматую голову, на которой проступают под спутанными волосами два крупных звериных уха. Ласковые поглаживания по ним пускают по спине вервольфа дрожь удовольствия и срывают с губ полурык-полустон. Сильное мускулистое тело со звериной мощью обрушивается на кровать, играючи подминая под себя Чу Ваньнина. Тот изгибается навстречу податливо и охотно, стеснительно пряча в густых ресницах рубиновый блеск. — Не закрывай глаз, — раскатисто повелевает голос Мо Жаня в самое ухо. Чу Ваньнин упрямится до тех пор, пока его не вытряхивают из одежды, будто добычу из шкуры. Возмущенно распахнув полыхнувшие в темноте глаза, вампир стальной рукой останавливает Мо Вэйюя. — Ты тоже разденься, — Чу Ваньнин требует этого с таким видом, будто сию минуту провалится сквозь землю от стыда, но серьезность настроя ощущается Мо Жанем в хватке его изящных пальцев. Беспомощность ошарашивает и сладко тянет внизу живота. — Хорошо, — скалится Мо Жань и медленно высвобождает руку из разжавшейся ладони. Он обнажается быстро, будто отряхиваясь от налипшего к шерсти мусора. Чу Ваньнин думает, что покраснел бы до мочек ушей, если бы мог, когда обжигающее тело вервольфа вновь накрывает его собственное. Он тает, как мороженое, под легкими касаниями и бесстыдными ласками, забывая дышать и раздирая ногтями деревянную спинку кровати с ужасающим треском. Краем сознания он отмечает, что новые щепки сыпятся уже из-под волчьей лапы. Древесина крошится под когтями одной из рук Мо Жаня, стиснувшего зубы от усердия. Контроль сущности дается ему нелегко, однако вторая его рука, ритмично скользящая между нежных белых бедер — бережная, мягкая, человеческая, а голос полон заботы. — Ваньнин, тебе не больно? Вампир мотает головой и несдержанно всхлипывает, насаживаясь на согревающие нутро пальцы. Миниатюрные ладони проламывают стену глухим ударом, когда Ваньнин громко стонет и толкается навстречу особенно удачному движению внутри. Мо Жань тихо, лающе смеется и отстраняет руку. — К утру мы разгромим комнату, — комментирует он с широкой восхищенной ухмылкой. Чу Ваньнин нетерпеливо шипит, обнажая игольчатые клыки и тем самым давая понять, что разгромит несколько домов, если не получит желаемое немедленно. И он получает. Мо Жань проникает легкими покачиваниями бедер, закатывая в восторге светящиеся янтарем глаза. Тело вампира обхватывает его нежной частой пульсацией, нагретой его собственным жаром. Сладко и горячо, как расплавленная карамель, она погружает сознание в блаженную негу... ...и лишь ощутив, как руки Чу Ваньнина потянули его за бедра, Мо Вэйюй ускоряет свой темп. Вампир вскрикивает, коротко и томно, когда его руки вздергивают над головой; но желание вырваться тает снегом на солнце, и Чу Ваньнин скрещивает лодыжки на чужой пояснице. Мотая волчьим хвостом, Мо Жань вгрызается в холодные губы и ухмыляется, чувствуя ответный мстительный укус. Они сплетаются дыханием и привкусом крови в обоюдном голодном поцелуе — и капли, стекающие по их бедрам, тоже смешиваются между собой. До самого рассвета они любят друг друга — дико и страстно, как звери, но чувственно и сокрушительно, как умеют лишь люди.