Мой особый вид самоиронии или "Секрет Полишинеля"

07.04.2023 Шум взлетной полосы, встревоженные люди вокруг, ругань из-за потерянного багажа и надоедливые таксисты, которые кружляют вокруг аэропортов вне зависимости от страны в которую ты приехал. Туалеты в аэропорту такие же шумные, как и основной зал, где люди сидят в ожидании своего рейса или ждут туристический автобус, который отвезет их усталые тела по экскурсиям. Зеркала тут с подсветкой, прикольные такие, горят ярко-ярко и лицо подсвечивают, заставляя выглядеть мою и без того бледную кожу почти зеленой. Или, возможно, я отравилась рыбой в самолете. Не зря же живот крутит. Вы видели вообще меню для эконом-класса? Просто кошмар, мне кажется свиней на ферме и то лучше кормят. На улицу я выходить не спешила. Во-первых: там палит солнце, а я, так непредусмотрительно, решила не брать крем от загара, а во-вторых: от волнения у меня дрожат ноги. Прошел год с того дня как я… Вернулась? Думаю, это слово подходит как нельзя кстати к произошедшему со мной. Знаю, это звучит как бред сумасшедшего, мой психотерапевт сказал мне тоже самое. Ладно, нет, он так не сказал. Его бы точно уволили за такую осечку, но я и по взгляду прочла все его мысли. Но, хочу отдать Сергею Васильевичу должное, даже не смотря на мои сдвиги по фазе, он от меня не отказался, но успокоительные мне прописал. Неплохие, к слову, оказались таблетки, благодаря ним я пришла в норму примерно за месяц. Если абсолютное нежелание что-либо делать можно было назвать «нормой». А на что вы рассчитывали? Думали я с широкой улыбкой приступлю к своей обычной жизни? Нет. Не так все просто. Первое, что я сделала по возвращению… Мне кажется стоит перестать так называть это событие. Эм… После того, как мне пришлось заново учиться жить там, где я жила двадцать лет своей жизни… Это еще хуже звучит. Короче! Первым моим решением стало бросить учебу. Я этого не сделала. Правда пыталась, дважды забирала документы, но уйти мне не дали. Диплом я сдала чудом, полностью забив на учебу и посвятив все свое время приемом у психотерапевта, поскольку моя фляга свистела так, словно у этого дома не было окон, и работе. Идея пойти работать репетитором японского языка оказалась хорошей. Удивительно, но первым подтверждением того, что все произошедшее- реальность, был факт того, что я помнила язык. Словно всю жизнь являлась его носителем. Первое время я с трудом понимала говорю я сейчас на русском или японском, но, спустя какое-то время, я все же пришла в норму и даже придумала как на этом можно заработать. И вот, спустя год, я с моим Сергеем Васильевичем пришли к выводу, что было бы не плохо слетать в Японию, дабы восполнить свои воспоминание и отпустить всю эту ситуацию. На самом-то деле к этому выводу мы пришли еще шесть месяцев назад, вот только решилась я на этот шаг только сейчас. Мне было больно. Невыносимо больно весь этот чертов год, я с трудом вспоминаю хотя бы одну бесслезную ночь. Бессилие душило меня, рвало глотку, но я никому не могла рассказать все, что чувствую. Слишком уж это… Личное. В общем, моя семья даже и не знала, что я хожу к психиатру. Знала одна-единственная подруга, но и ей было страшно рассказывать все. Никто бы не рассказал, окажись он на моем месте. В этом я, увы, уверена. Но ситуация, как я уже и сказала, давила на меня, душила, поэтому я здесь. Стою у остановки перед отелем, в котором остановилась и разглядываю знакомые улочки. Каждую из них я помню наизусть. На каждой я была и у каждой есть своя особая история. И я иду, иду потому что ноги сами ведут меня через эти кривые переулки. Они ведут меня к набережной. Вода, от порывов ветра бьется об бетонные бортики берега, брызгает мне на лицо робкими каплями, и я вдыхаю этот морской воздух полными легкими. Выдыхать совсем не хочется, но и задохнуться тоже, поэтому я держу этот соленый привкус во рту еще с секунду и выдыхаю. Я помню это место… Хотела забыть, отчаянно бежала от всех тех картинок-воспоминаний, но у меня никогда не получается делать так, как хочу я. Это был берег Манджиро. Он часто сюда приходил, а я извечно составляла ему компанию. Когда он не мог принять решение мы сидели здесь, свесив ноги к воде и разговаривали. Обо всем на свете… Ноги приятно затекли от долгой ходьбы и следующим местом, к которому я пришла было кладбище. Я слишком часто его навещала там, в той моей жизни. Оно не изменилось. Все такое же, как я его помню. Только вот двух заветных могилок здесь нет и это дает мне какое-то легкое облегчение. Конечно их здесь нет… И это ведь, хорошо, да? Пускай сердце и скулит, но я рада, рада, что они не здесь. Обманывать себя я могу вечность. Следом идет средняя школа. Та самая, с которой все и началось. Та из которой не хотелось уходить и в которую я готова вернуться в любой момент, вы только дайте мне шанс. Я хочу зайти внутрь, но вредный охранник со знакомым лицом не дает и шанса войти, поэтому я ухожу и иду домой… Двухэтажный домик веет чем-то родным, любимым и я, с опаской, касаюсь покосившегося заборчика пальцами. Дом выставлен на продажу. И я бы сказала, что мне больно от всего увиденного, что тяжесть сдавливает грудь, но это не так. Единственное, что дает о себе знать — горький ком в горле. Храм Мусаши выглядит потрясающе. Он сверкает, за ним постоянно ухаживают, и я поднимаюсь вверх по ступенькам, чтобы подойти к стенду с молитвами. За малюсенькую деревянную эму с меня сдирают кучу денег, и я рвусь поругаться с продавцом, но одергиваю себя. Не гоже ругаться у храма. Дальше я иду в город. Ноги ужасно ноют. Нет, серьезно, сколько километров я прошла? Я же завтра просто с кровати не встану! У меня виза всего на десять дней, я не могу позволить себе упустить и минуту нахождения здесь (вы бы знали сколько денег я на визу и разрешение потратила, просто мрак). И я помню этот шумный перекресток. Здесь всегда так гулко и куча людей. Наверное, поэтому я так неудачно врезалась в какого-то слепошарого идиота и пролила на себя собственный кофе. — Можно быть аккуратнее? — На японский перехожу на автомате. Рычу по привычке и голову так резко вскидываю от негодования.  — Неужели я настолько незаметная? И я замираю. Замираю в самом настоящем ахуе, потому что шоком увиденное назвать не поворачивается язык. Передо мной стоял Он… Тот, кого я и не надеялась встретить. Тот, о ком я пыталась забыть столько лет и тот, кто навсегда забрал моего сердце себе даже после моей смерти. Передо мной стоял Сано Манджиро. Не тот пацан из 2005-го, а взрослый, красивый мужчина со странной, короткой стрижкой, черными волосами и такой дурацкой полу ухмылкой на лице. Но улыбался он недолго, ровно до момента, пока не перевел взгляд на мое лицо. Он смотрел на меня неизменно щурясь, словно пытаясь разглядеть в ювелирном изделии поделку и я, как и прежде, тонула в этих бездонных, подобных Марианской впадине глазах. Он был внимательный, сосредоточенный… Как на поле боя. Черные глаза скользнули по мне ещё раз и взгляд его смягчился, он словно выдохнул с облегчением. А вместе с ним, расслабилась и я, словно с плеч упал огромный груз из тысячи камней. — Как… Как тебя зовут? — И голос его до мурашек родной, любимый. Он не изменяет своим привычкам, по обыденности обращаясь к незнакомым людям на «Ты», и дело тут было вовсе не в моем возрасте. — Я… — Запнулась в нерешительности. Нет, ему не нужно мое имя, ему нужно новое имя, имя моей души. — Нео. Мое имя — Нео. Я видела, как в его глазах блеснули огоньки, и он улыбнулся, совсем по-другому, так, как улыбался только мне, так, как делала это тогда… В пятнадцать. Он жмет протянутую мною руку и улыбка его становится шире. — Меня зовут… — Майки! Чтоб тебя черти драли. Можно пошевеливаться? Я солью весь бензин с твоего байка, если мы сейчас же не пойдем есть! — Громко, чуть хрипловато и этот голос я могла узнать из тысячи. Там, на углу соседнего здания стоял высокий, темноволосый парень. С широкой клыкастой улыбкой и невероятными, чуть желтоватыми глазами, так похожих на кошачьи. — Баджи, ты же видишь, он с кем-то разговаривает. — Этот голос был женским, мягким, струящимся. Светлые волосы перекинуты через плечо, а большие совиные глаза смотрят с насмешкой. — Мы можем идти без него, он догонит, не маленький. — И тут мне становится совсем дурно. Этот голос я узнаю даже при амнезии, ведь он был последним, кого я слышала там, в зазеркалье. Татуировка дракона пряталась за черной щетиной височных волос, но ещё узнавалась. Они все были здесь. Смеялись, шутили, будоражили всю улицу нервируя прохожих внезапным шумом. Они живы. На глаза навернулись слезы и мне пришлось отвернуться. Не нужно им их видеть. Мы незнакомцы и я не смогу объяснить свой внезапный наплыв эмоций. — Тебя зовут твои друзья, — Шмыг выходит ужасно громким, и я чувствую, как кончики моих ушей краснеют. — Иди, а то их угрозы звучат правдоподобно. — И на всхлип голос срывается по-предательски не вовремя. Ответа не слышится. Ушел, да? Так будет правильно. Ужасно обидно, но правильно. Однако Манджиро всегда умел меня удивлять, и сегодняшняя встреча не стала исключением. Я чувствую, как мое запястье сжимает чужая ладонь и меня слегка тянут, прося идти следом. — … Наши друзья те ещё придурки, да? И от этих слов внутри все переворачивается, скулит, воет и взрывается проблесками надежды. — Идём, они будут рады. И я пошла, широко улыбаясь и махая руками этой кучке повзрослевших, но ничуть неизменившихся идиотов. Токио не был моим домом изначально, но благодаря людям и событиям, пережитым в нем, он стал мне дороже любого другого места на земле, а объятия одного единственного человека, стали моим самым желанным убежищем в шуме этого самого города.