Мой особый вид самоиронии или "Секрет Полишинеля"

В тот день я испортила и без того дерьмовое будущее… Все наши действия имеют последствия. Какие-то из них делают нашу жизнь лучше, какие-то портят до предела. Что-то помогает другим, а что-то убивает тебя. Каждое наше слово, мысль имеет свою историю в будущем, но мы никогда не узнаем, что из содеянного нами привело к тому, что мы имеем сейчас. Отведенная мне неделя прошла слишком быстро, за это время произошло пару событий, о которых я, если честно, давно позабыла. Память забирает у меня все больше и больше деталей и мне кажется, что однажды я проснусь в совершенно неизвестной мне реальности. Кисаки выперли из «Свастонов» три дня назад. Выперли с позором и клеймом предателя, не давая шанса на возвращение. Об этом событии я позабыла, ровно и о том, как это повлияло на будущее. Стоило ли оставить Кисаки в «Тосве»? Нужен ли он был Майки? Следовало ли мне об этом подумать? Уже без разницы. Йокохама представляла из себя весьма шумный и уютный, по сравнению с Токио, город. Он был таким же шумным мегаполисом, как и столица, но здесь, отчего-то, японская культура ощущалась куда яснее. Ехала я сюда на поезде раздраженно булькая под нос всякие невнятные проклятья в сторону Томое, сидевшего напротив меня в соседнем кресле. Меня беспокоило пару вопросов, на которые я никак не могла ответить. К примеру: почему Томое состоит в «Поднебесье» Йокохамы, а не в любой другой токийской группировке? Живет то, этот весьма подозрительный человек, в Токио, в Сибуи. Второй вопрос, который будоражит мою, весьма пошатанную, нервную систему — почему Изану согласился на встречу и что мне ему рассказывать? Вряд ли просьбы со слезами на глазах «не нападать на «Свастонов», будет достаточно. Изана не кажется мне человеком слушающим и прислушивающимся… Хотя, я мало чего о нем помню. Я вообще мало чего помню из последующих событий. Все же идея записывать хронологию была хорошей, жаль, что я ей не воспользовалась. Занята была, чтоб его. Личную жизнь настраивала, мать его. Какой же это пиздец… И почему я стала такой… Необдуманной что ли? Нелогичной, да? Так это называют. Импульсивной, нервной. Раньше этого не было. Я совершала ошибки. Действовала на эмоциях, но эти ошибки никогда не вредили окружающим меня людям. Я всегда думала о том, как то или иное мое действие повлияет на человека рядом, но тогда в какой момент все пошло по наклонной? Поездка была не особо то и долгой, но утомительной. Зад гудел от боли. Еще бы, деревянные сидушки никого не обрадуют. Мы шли «К мосту» … мост этот был тем самым, известным по всему миру (шучу, его дай бог по картинке из туристической карты узнать), Yokohama Bay — мостом пересекавший местную бухту, который рисуют на сувенирных японских монетках и люках некоторых городов. Чем-то он мне напоминал мост в Нью-Йорке, но они для меня все одинаковые. Зато архитекторы и дизайнеры бы наверняка заехали мне по лицу, за такие слова. Ведь все творения имеют свою особенность. Жаль, что моему неопытному взгляду их не подметить. Томое подозрительно молчит всю дорогу, но и говорить мне с ним не хочется. А вот пнуть лишний раз локтем или «случайно» наступить на ногу, очень даже. Предчувствие у меня нехорошее. Оно у меня в целом никогда хорошим и не бывает, но ком в горле и пугливые мурашки по всему телу — редкость. И так. На мосту мы вдвоем. Людей удивительно мало и все куда-то спешат, шустро перебирая ногами. Я жду. Жду до победного, старательно игнорируя сверлящий взгляд Томое за своей спиной. Тишина нагнетает, и я не выдерживаю: — Они в пробке? — И, судя по опозданию на пол часа, пробка это анальная. — Я все еще не понимаю почему Изана согласился с тобой встретится. — Он закуривает и дым, на этот раз с привкусом клубники, щекочет ноздри. — Я еще заикнуться не успел, что ты от него хочешь, а он уже согласился. Что? Это как? Он не знает, что говорить я его позвала якобы о Шиничиро? Тогда почему он меня позвал? Еще и так скоро назначил встречу, на которую сам же и опаздывает. Нет, у меня есть одно предположение, но мне хочется усиленно изображать дуру, просто для того, чтобы не тратить и без того реденький запас нервов. — Томое, а что ты ему сказал? — Только бы не то, о чем я думаю, только бы он не ляпнул лишнего. — «Подстилка Непобедимого хочет встретится». — Ахуеть. Мало того, что меня оскорбили, так еще и личность раскрыли. Колкость, брошенную прямо в лицо, я старательно игнорирую, но на ус наматываю, потому что, когда это все закончится и я, в надежде на свои хилые навыки, помирю двух братьев, — точно припомню ему это дерьмо, которое он выливает на меня с первой же нашей встречи. Изана захотел со мной свидеться потому что я, чтоб его, девушка Манджиро? И он явно решился на это не ради светской беседы. Но тогда зачем? Меня не убьют. В этом я уверена, ведь на убийство он решится только из-за науськиванья Киски, а он еще не успел вступить в «Поднебесье». Или успел? Громкий звук уведомления заставляет испуганно подпрыгнуть на месте. Ну вот кто такие вещи на максимум ставит? У меня сердце слабое, почти как у попугайчика, на меня прикрикни я уже сознание теряю. Томое смотрит в телефон, тихо цокает и поднимает на меня свой змеиный, прищурый взгляд. И я уже знаю, что мне скажут. — Пиздуй обратно в Токио. — Как грубо. — Повтори? — А тот тут такой ветер, не расслышала. — Изана отменил встречу. — Недовольно, поджигая третью сигарету за все это время. Чудесно. Нет. Какой ехать? Куда? Я так долго жопу свою отсиживала в той электричке, я не собираюсь возвращаться с пустыми руками. — Когда мы встретимся? — Не ебу. Класс. Надеюсь не раньше, чем Изана с Кисаки, а то мне уже не до смеха будет и риск быть убитой возрастет в геометрической прогрессии. Ну и денек, просто на поезде прокатилась… Зайду хоть Майки с Дракеным здешних никуман, вроде за ними и приезжают туристы, а то эти два белобрысых чуда третьи сутки возятся с байком для Такемичи, Майки всю плешь мне проел о том, как будет круто, когда у Такемичи появится близнец Бабу. Ага. Круто то круто, а вот спросить у Ханагаки, умеет ли он кататься на байке не нужно? Конечно нет… Научится. Так, ни-ку-ман, ау~.

***

Это какой-то пиздец. Вся моя жизнь пиздец. Вся моя сущность — один сплошной пиздец. Я не считаю себя героем, не считаю себя спасательным кругом, не считаю себя идеальным всепрощающим альтруистом, но тогда почему, почему сейчас передо мной стоит зареванный, абсолютно красный, тихо всхлипывающий Ханагаки? Он завалился ко мне домой пару минут назад, весь взмокший, громко плачущий, с разодранными в мясо костяшками пальцев и невероятной печалью во взгляде. Завалился он ко мне в четыре утра, если не раньше. Разбудил меня трелью звонка, благо мать не проснулась, когда она уже уедет в командировку? Через неделю? Выгонять его я, конечно же, не стала. Провела на кухню, сделала чай, позвонила Чифуи, ибо самостоятельно выносить этот порыв эмоций отказываюсь. Чифуи шел медленно, а я неизменно нервничала, протирая избитые костяшки спиртом. Такемичи все так же мелко всхлипывал, а я не могла понять, что мне вообще делать. Сердце неприятно сжималось спазмами, и в легких словно бы не хватало воздуха. Заговорил он не сразу. — Прости меня. — Говорил тихо, вздрагивая от моих дерганых, неуверенных касаний к болючим ранкам. — За что? — Вопрос казался мне обычным, но Такемичи опять громко шмыгнул носом, глядя мне в глаза. От этой картины мне и самой хотелось плакать. — Майки мертв, все мертвы… Сердце пропустило удар оседая где-то в пятках. Ахуенные новости. — Что? — А вот и Чифуи с его дрянной привычкой входить без стука. Всех пришлось тихо, ползком, отправлять в мою комнату, потому что время близилось к семи. А в семь мать уходит на работу. Не хотелось бы, чтобы она спросонья, злая и недовольная будничной рутиной, заметила на кухне двух парней у одного из которого все руки в ссадинах и ранках. В школу мы сегодня не идем. Ясно. Как же я заебусь пропуски отрабатывать, боже ж ты мой… — Убили всех? Кто? — Чифуи хороший парень, мягкий, добрый, но временами чересчур напористый. — Майки. — Сейчас бы звук из «Мадагаскара» подставить па-ра-ра-па-ра-ра афро в цирке, афро в цирке. У меня уже на нервной почве глаз дергается. — Нео… — Не нужно произносить это в слух, я предполагаю, что произошло, но не хочу этого слышать. — Ты… Тебя. — Он всхлипывает и слова совсем не хотят складываться в предложения. — Убили. — Спасибо, Чиф, чтобы я без тебя делала. — Майки? А этот громкий хрюкающий всхлип — подтверждение? Меня убили… Убил человек, которому я доверяю больше, чем самой себе. Не сказать, что я удивлена или что-то в этом роде, но мне определенно больно. Больно, неприятно и страшно. Страшно, потому что я не изменила будущее. Страшно потому, что я стала одной из тех, кому Майки больше не мог доверять. Однажды мне снился сон… Они часто мне снятся. Долгие, тягучие, реалистичные, как тогда, с пулей меж ребер, еще в начале всей этой дурацкой истории. Летом. Это были не сны, и я определенно догадывалась об этом, пускай и игнорировала. Дерьмовая получается история. — Нео? Ты как? — А? А что не так? — Ты побледнела. Я всегда бледная, Мацуно. Всю свою ссаную жизнь, это мой естественный цвет кожи. — В норме. А потом они с Такемичи ушли, после долгих, немного нескладных рассказов Ханагаки о произошедшем. Ушли и оставили меня наедине с моими собственными, скользкими и крайне неприятными мыслями. За стенами во всю тарабанил ливень. Захотелось позвонить Майки. У него, в последнее время, много дел. Мы почти не видимся. Он стал задумчивее, вечно летает в облаках, словно пытается принять какой-то решение, но никак не может решиться. Трубку он берет не сразу. Я позвонила ему в девять. Он наверняка спал или готовился к школе. Стоит ли мне сегодня в нее идти? Ах, ладно, схожу, заодно за этим пожирателем сладостей зайду. — Да? — сонно, недовольно, булькающе. Я усмехаюсь, потому что временами он ведет себя как ребенок, но эти моменты, так хорошо сочетаются с его ехидной мордой и природной серьезностью, что мне нравится эта его черта. Помогает расслабиться. — Майки? — Угукание по ту сторону звучит отдаленно, словно он опять сейчас заснет. Я усмехаюсь и задаю совершенно нелепый, неуместный вопрос. Потому что такие вопросы не могут подходить ни под одну из ситуаций. Они всегда всплывают сами собой. На эмоциях. — Ты меня любишь? И он молчит. Я не вижу его лица, но знаю, что тело его напрягается и он наверняка тупо пялится в стену, редко помаргивая, а в руках он нервно теребит то старое, потертое одеяло, историю которого я так и не смогла из него вытащить. — Майки? — Молчание затягивается и это неизменно напрягает. — Люблю. — Резко, твердо, уверенно. Мне это не нравится… Не сама фраза, а тон. Что он уже на придумывал у себя в голове? Наверняка решился на какую-то глупость. — Я зайду. Пойдем на уроки вместе. — Я не планировал. — Запланируй. — Нужно собираться, а то мы и к обеду не успеем. …Я тоже тебя люблю, Майки. Люблю и поэтому сделаю самую ужасную глупость из всех возможных. Встреча с Изана назначена у меня на следующую среду. Мило, что обо мне не забыл. Нет. Страшно, что обо мне помнят.

***

Эта часть моей истории началась с фразы «В тот день я испортила и без того дерьмовое будущее…». Это и есть тот самый день. Я… просто бестолочь. Все тот же мост, неестественно пустой для столь населенного города. Алеющее в закате солнце. Человек. Не очень высокий, но выше меня. Белые, аккуратно подстриженные волосы и фиалковые, нереалистично сиреневые глаза. А еще я. Дрожащая, испуганная, на коленях. И на что я рассчитывала? На счастливый финал? На диалог? Жизнь все так же смеется мне в лицо, потому что единственное, что я успела сказать перед тем, как мне вьебали с ноги под коленки, заставляя грохнуться на землю, царапая ноги о гладкий асфальт, — «Здравствуй». Так вот как «Поднебесье» здоровается? Мне следовало изучить этот вопрос подробнее. Поговорим, да, Нео? Обсудим? Выслушает тебя? Ты кем себя возомнила? медиатором с его невероятной особенностью ставить людей на праведный путь без громкого конфликта? Довыебывалась. Теперь стой перед Главой «Поднебесья» да смотри на него, такого гордого и холодного, с уровня пола. Меня еще и за руки кто-то сзади держит, не вырваться. И? Что дальше? Меня убьют? По телу мелкой рябью бежит дрожь. Ну конечно. Конечно блять меня убьют. Изану ненавидит Майки и хочет забрать у него все, что тот имеет. И, судя по темному взгляду и ухмылке на лице, я в этом списке тоже присутствую. Кисаки уже к нему присоединился, да? Как же хуево не помнить будущее… Как же хуево быть тупой. — Изана… Голос мой дрожит, и я вижу, как Томое за его спиной, дергается, переводя ошарашенный взгляд на стоящего, по левую руку от Курокавы, высокого парня с рваным шрамом на пол лица и слеповатым глазом. Имя я не вспомню… А Томое, видимо, не ожидал такого расклада. Не скажу, что вижу в его глазах жалость, но удивление улавливаю. Я и сама, если честно, в ахуе. — Оони Нео. — И вновь меня бросает в холодный пот. Изана пугает. Действительно пугает ведь от него исходит какая-то непонятная аура, как если бы я общалась с маньяком, а с ними мне, увы, приходилось сталкиваться. — Как думаешь, Манджиро тобой дорожит? И что мне отвечать? Лгать? Говорить правду? — Мне то откуда знать? — Фраза срывается с уст быстрее, чем я успеваю осознать ее смысл. Изана усмехается, недобро так, скалясь. Мимо проходят какая-то пара людей, но не останавливаются и мне становиться страшно по-настоящему. Никто мне сейчас не поможет. Никто не знает, что я здесь ведь я, бестолочь, которая не предупредила ни одну живую душу о своем визите сюда, решила все сделать сама. Один уже занялся самодеятельностью и где он сейчас? Наверное, смотрит на меня с небес и думает, откуда я, такая чокнутая, вообще взялась. — Проверим, как сильно он разозлиться, заметив твою пропажу. Меня убьют. Убьют? Я ненавидела мысли о смерти до самых своих костей. Ненавидела и ужасно их страшилась, впрочем, как и сейчас. Меня накрыла паника, но я сдерживала рвущиеся наружу слезы. Нет уж, сама виновата и плакать я не перед кем не планировала. Пускай меня жутко знобит, пускай грудь сдавило так, что я не могу вздохнуть, но я не заплачу. Запястья саднило от крепкой и царапающей хватки чужих рук, и эта боль помогала отвлекаться от жутких, неприятных мыслей внутри. Живот крутило, сдавливало, меня тошнило. Как же мне страшно. — Почему ты дрожишь? — Присаживается на корточки касаясь руками подбородка, вскидывая его, заставляя смотреть прямо в его пустые глаза. Потому что боюсь. Потому что я не хочу помереть вот так и, потому что мне не хватило мозгов это предвидеть, ведь я решила, что справлюсь со всем этим дерьмом. — Почему ты так ненавидишь Майки? — А спросить все же надо. Мне хочется знать. — Думаешь если отнимешь у него все, вы станете похожи? Он поймет... Как тебе было больно? —  Но мне не отвечают. Изану лишь хмурится, пожимает плечами, встает и кивает кому-то за моей спиной. Слышится свист. А дальше лишь боль, растекающаяся по затылку и темнота. Непроглядная мгла. Меня не пытались убить одним прямым в висок. Отключилась я от резкой, невыносимой боли.