О важности произнесённых слов

Тэхён всегда знал, что откладывать на потом написание курсовой работы — не самая лучшая идея, посещавшая его голову. Всё объяснялось банальной ленью и желанием проводить время в своё удовольствие, а не прожигать его за прочтением скучной литературы. Несомненно, литературу Тэхён любил. По большей части его любовь охватывала классические произведения, а на третьем курсе университета в их программу были включены современные работы, с которыми у омеги были такие себе отношения. На то не было особых причин: просто в какой-то момент Тэхён осознал, что ему не интересны книги Люсинды Райли и Эдварда Кэри. Ему ближе по духу захватывающие дух произведения Оскара Уайльда и блистательные работы Эрнеста Хемингуэя, покорившие его сердце ещё с подросткового возраста. Преподавать зарубежную литературу в школе было неоспоримой мечтой юного омеги. Родители, которые хотели, чтобы их ребёнок выучился на фармацевта и пошёл по стопам матери, хоть и были не совсем довольны выбором сына, но всё же не запретили ему поступить туда, куда велело его сердце. Тэхён искренне хотел прививать детям любовь к классике и по крупицам собирать их представления о прекрасном. У него было желание показывать ребятам жемчужины мировой литературы, помогать выстраивать грамотную речь и учить мечтать. Возвращаясь к курсовой, стоит сказать, что у омеги с подобными заданиями никогда не возникало проблем. Он был довольно эрудированным человеком, чётко мог излагать свои мысли на бумаге и быстро находить нужную информацию. Вот только в этот раз тема работы не была знакома Тэхёну: он старательно избегал ненужного ему материала на лекциях, совсем позабыв о том, что эти знания в скором времени ему пригодятся. Так что уже на протяжении целых трёх дней он торчит в библиотеке, будучи полностью поглощённым современной литературой. Его задачей было раскрыть ведущую идею произведений Герты Мюллер, что пока что давалось ему с большим трудом. В библиотеке, кроме Тэхёна, был только первокурсник-альфа с факультета музыкального искусства, с которым омега как-то лично беседовал в университете. Пожилого библиотекаря не было на месте — впрочем, как и всегда, — поэтому стоящее умиротворение нарушалось только приятным слуху шелестом страниц. На солнечном свету, льющемуся в помещение через высоченные окна, можно было увидеть тысячи маленьких пылинок, хаотично летающих в воздухе, а из-за узорчатых решёток на столы отбрасывались причудливые тени. Омега, полностью погрузившийся в автобиографический роман писательницы, совсем не заметил того, что в библиотеку вошёл третий человек. Он пугливо вздрогнул, когда его глаза закрыли двумя ладонями, а после тепло улыбнулся, когда его обволок альфьий запах. — Гук-а, — воскликнул он негромко, слыша позади себя низкий смех лучшего друга. Тот приподнимает уголки губ, шелестя бумажным пакетом в руках, и ставит его на стол, беспардонно отодвигая книги в сторону. Тэхён уже даже не удивляется такой наглости Чонгука: всё же за последние дни тот делает это третий раз. — И снова вместо твоего прекрасного лица я вижу лишь одну макушку, выглядывающую из-за книг, — бурчит альфа, но тут же меняет тон: — Я принёс тебе сэндвичи с курицей, — и обворожительно улыбается. Омеге даже сердиться на то, что Чонгук отвлекает его от учёбы, не хочется. Лучший друг искренне заботится о своём младшем, и Тэхён прекрасно осведомлён о том, что тому важно знать, не голоден ли он. Такой вот альфа: внимательный, в меру заботливый, и омега очень благодарен судьбе за то, что та свела их. Познакомились они на университетском мероприятии: Чонгуку было поручено раздать ленты первокурсникам, а Тэхён вызвался помочь, так как новеньких в том году поступило больше обычного. А там, слово за слово, и разговорились. Альфа оказался на год старше, учился на историческом факультете и в будущем, подобно омеге, готовился стать учителем. Они сошлись по большей части благодаря похожим характерам и взглядам на жизнь; с первого же дня общения комфорт не покидал ни одного из них, а со временем они смело могли назвать себя лучшими друзьями. — Что читаешь? — интересуется Чонгук, пока Тэхён с горящими глазами достаёт свой перекус. Сэндвичи с курицей, помидорами и сыром были его любимыми. Он указывает на лежащую на столе книгу в твёрдом переплёте, на обложке которой присутствовали белые, чёрные и зелёные цвета. Ничего особо интересного в ней не было: роман автобиографического характера, в котором рассказывается о группе молодых людей, чья дружба была уничтожена разрушительным влиянием тоталитарного общества времён Чаушеску. Чонгуку, впрочем, до литературы не было никакого дела. Он там, на своём историческом, как губка впитывает информацию про всякие события прошлого, с головой погружаясь в интересную для него среду. Тэхёну действительно трудно вспомнить, было ли когда-то такое, что его лучший друг намеренно прогуливал занятия, ведь то, с каким обожанием и огоньком в глазах он рассказывал о своём предмете, и вправду достойно восхищения. А ещё достойно восхищения то, что альфа, как прилежный, ответственный студент, закончил свою курсовую работу на две недели раньше дня сдачи. — Не думаешь, что тебе стоит больше отдыхать? — Чонгук удобнее устраивается в мягком кресле. — Ты вон, как на еду набрасываешься. А если бы я не пришёл, до голодного обморока бы здесь сидел? Тэхён с аппетитом жуёт сочный сэндвич, отмахиваясь от друга чистой рукой. — Проголодался бы — сходил в кафе. — То есть сейчас ты ещё не проголодался? — скептично вскидывает бровь Чонгук, наблюдая за тем, как омега слизывает с нижней губы сок помидора, а в ответ слышится недовольное бурчание. Готовку альфы Тэхён узнает из тысячи: настолько нежного мяса не умел готовить никто. Ему известно, что тяга создавать вкусные блюда у старшего проявлялась ещё в подростковом возрасте. Впервые он попробовал его еду ровно через неделю после их знакомства: Чонгук тогда подсел к нему в столовой, поинтересовавшись тем, нравится ли ему обедать здесь, а после, не получив определённого ответа, предложил попробовать рис с морепродуктами собственного приготовления. По сравнению с ним, столовская еда казалась лишь жалкой попыткой сделать что-то съестное. — Не будь занудой, — с улыбкой фырчит Тэхён. Альфа цокает языком в той манере, которая всегда бесила его друга. Не чтобы как-то насолить или показать свою неприязнь, а просто по привычке, и эта привычка проявлялась настолько часто, что омеге она не могла не надоесть. Он позволяет себе прилечь, кладя голову на колени Тэхёна, и наслаждаться приятными движениями чужих пальцев в своих волосах. В библиотеке немного душно, но не так, чтобы это доставляло дискомфорт — эта духота, скорее, вгоняла в дрёму, и Чонгук не мог представить, как в такой располагающей ко сну обстановке можно заниматься. Умение его друга полностью абстрагироваться от окружающего мира и сосредотачиваться на читаемой книге восхищали альфу. — У тебя нет планов на сегодняшний вечер? — спрашивает омега. — Я бы хотел развеяться, может, сходить в боулинг или просто погулять по набережной. Альфа тут же начинает улыбаться, согласно кивая головой: — Я только за, малыш. Кто, если не я, может помочь тебе расслабиться после долгих часов учёбы? Сейчас же в расслабленном состоянии находится сам Чонгук. Пока Тэхён не спеша ест уже второй по счёту сэндвич, запивая его чёрным чаем из термоса, его свободная рука массирует макушку альфы, заставляя того довольно урчать. А от этого «малыш», закрепившегося за омегой после того, как Чонгук узнал, что он старше, у обоих в сердце разливается тепло, ведь звучит это так правильно и по-родному, что никто из них не может сдержать так и рвущуюся наружу улыбку. — Скажешь тоже. — Омега вздрагивает, когда альфа носом утыкается в его пупок через вязаный свитер. — Не ты ли постоянно жалуешься на то, что после долгих занятий сил у тебя хватает только на то, чтобы завалиться спать, а мои идеи по поводу посещения ледового дворца или бассейна ты одобряешь только по выходным? Чонгук шумно выдыхает через нос, опаляя чувствительную кожу живота омеги тёплым дыханием. Он молчит некоторое время, за которое Тэхён успевает отпить ещё немного чая, а затем всё же отвечает: — Но сейчас же тебе это важно, да? Омега незамедлительно кивает. Важно было не только выкинуть из головы хоть на какое-то время учёбу, но и почувствовать себя снова живым, наслаждаясь компанией дорогого ему человека. Атмосфера вокруг была донельзя спокойной: альфа, убаюканный массажем головы, тихонько посапывал на коленях у друга, Тэхён же жевал всё медленней и медленней, постепенно погружаясь в свои мысли. Стоящее умиротворение перебивает хриплый мужской голос, доносящийся из коридора. Омега вздрагивает, узнавая в нём библиотекаря, и озадаченно хмурится. — Гук-а, — тормошит он альфу. — Гук-а, вставай. Старик Шин, кажется, пришёл. Чонгук лениво открывает глаза, растерянно смотря на младшего. Этого библиотекаря, по правде говоря, побаивался весь университет. Он был вечно недоволен жизнью, ворча на каждого, кто решит задать ему вопрос, и браня тех, чьё поведение могло показаться ему недопустимым. Стоит сказать, что несмотря на всю напускную серьёзность и показушную преданность своему делу, застать его в стенах библиотеки было делом почти невозможным. За три дня, что Тэхён провёл здесь, его голос он слышит впервые. — Ты уверен? — уточняет Чонгук. С коридора послышалось бранное ворчание: судя по фразам, какой-то студент не заметил старика и врезался в него со стопкой книг в руках. — Чёрт. — Принимает сидячее положение альфа. — Если он увидит, что ты ешь в библиотеке, не думаю, что тебе удастся выйти отсюда невредимым. Омега тихо заскулил. — И что делать? — растерянно спрашивает Тэхён. Чонгук бросает взгляд на ряды стеллажей, заставленных сотнями книг, и в глазах его загорается огонёк. Затеряться среди того лабиринта не должно составить труда, что в их случае было очень кстати. Он быстро складывает оставшуюся еду обратно в бумажный пакет и берёт друга за руку, кивая в сторону. — Мы можем спрятаться там. Они вдвоём поднимаются с места, взволнованно поглядывая на двери, и мелкими шажками добираются до стеллажей, тут же скрываясь за одним из них. Тэхён идёт чуть позади, убеждаясь, что на глаза старику они не попались, хотя тот, судя по звукам, уже вошёл внутрь, кинув на свой стол связку ключей. Чонгук ловко маневрирует среди книжных полок, на всякий случай запутывая следы, и тихо смеётся от переполняющего кровь адреналина, на что омега несильно бьёт его свободной ладонью по запястью. Остановиться они решают возле стеллажа с поэзией золотого века. С одной стороны стена, с другой — заваленная книгами полка; оба, всё же дав волю эмоциям, задушено хихикают, стараясь сдержать внутри так и рвущийся наружу громкий смех. Из читального зала доносится кряхтение: — Кому в голову пришло пронести еду в библиотеку?! Помимо прекрасных вкусовых качеств сэндвичей, стоило так же упомянуть, что одним из главных их достоинств был донельзя аппетитный запах. Чонгук очень старался, готовя курицу с ароматными приправами. Омега прикрывает рот ладонью, оборачиваясь к другу, а тот смотрит в ответ внимательно. В приглушённом свете его лицо больше не кажется таким родным, не кажется изученным до мельчайших деталей, оно словно заиграло для него новыми красками. Тэхён разглядывает его долгие секунды, блуждая глазами то по выразительным скулам, то по небольшим губам, а после спешно промаргивается и берёт в руки первую же попавшуюся книгу. «Сборник стихов Александра Сергеевича Пушкина» пыльный от времени; младший пальцем проводит по твёрдой обложке и оставляет на ней заметный след. И неожиданно для самого себя Тэхён чихает в присущей ему манере: совсем не по-омежьи, а так сильно и громко, что остальные пылинки сдуваются с книги. Он удивлённо моргает несколько секунд, слыша, как в читальном зале воцаряется тишина. Старик Шин, который до этого отчитывал ни в чём не повинного первокурсника-альфу, вмиг встрепенулся, замолчав. Желание чихнуть во второй раз не заставило себя ждать: Тэхён уж было открыл рот, как к нему тут же прижался Чонгук, ладонью прикрывая тот. — Кто-то в прятки поиграть решил? Что за детский сад! — восклицает библиотекарь. — Ну, я вам устрою! Его быстро приближающиеся шаги в тишине библиотеки зазвучали слишком громко, эхом отражаясь от стен и потолка. Тэхён пугливо дёрнулся, взглядом впившись в глаза альфы напротив, который практически вплотную прижимался к омежьему телу. Они встали в самый угол, стараясь слиться с вертикальной поверхностью, но глаза друг от друга отвести не смели — этот контакт служил для обоих главной поддержкой. Старик Шин наворачивал круги по книжному лабиринту, заглядывая в каждое слабо освещённое место в надежде обнаружить нарушителей порядка. А у омеги от сложившейся ситуации голова закружилась: он стал мычать, прося Чонгука убрать руку, а тот ни в какую — шикает только, когда библиотекарь оказывается совсем рядом. Альфа судорожно думает, как можно успокоить омегу, и внезапно пришедшая мысль о поцелуе отчего-то не кажется ему абсурдной. Это и правда срабатывает: Тэхён стоит каменным изваянием, растерянным взглядом смотря в никуда, и Чонгук пользуется положением, прижимая мягкое тело к себе ближе. Он языком размыкает пухлые губы друга, проникая внутрь, после чего омега всё же отмирает и, противореча мыслям альфы, отвечает на поцелуй. Сначала робко, неторопливо, немного боязно вцепляясь пальцами в плечи Чонгука, стараясь глушить в себе всхлипы и тихо скуля в родные губы. Такая беспомощность вынуждает альфу прижать Тэхёна к стене, чтобы тот не свалился на пол, и обнять его за поясницу, заверяя, что беспокоиться ни о чём не стоит: это Чонгук, его Чонгук, с которым они провели десятки вечеров за просмотрами фильмов, вместе гуляли по улицам города и знали друг о друге практически всё; с ним он может чувствовать себя в безопасности, довериться. Звуки шагов постепенно отдалялись, уже не звуча так пугающе, что позволило старшему отстраниться от губ напротив. В глазах омеги всё ещё отчётливо стояло наваждение, и чтобы избавиться от него, он промаргивается, растерянно уставившись куда-то в пол. — Гук, — шепчет тихо Тэхён, не решаясь поднять голову на друга, — что мы сделали? Названный же, в отличие от младшего, не прекращает смотреть на него, разглядывая миловидное лицо в приглушённом свете. Будто изучает заново, также находя родные черты чем-то манящим своей неизведанностью. Он берёт ладонь омеги в свою, подмечая, как же правильно и красиво смотрится эта разница в размерах, и прикладывает её к своей груди с левой стороны, туда, где под слоями одежды быстро-быстро бьётся его сердце. Тэхён вздрагивает, прислушиваясь к своим ощущениям, а затем в непонимании приоткрывает рот. — Слышишь? — спрашивает Чонгук. Он не продолжает до тех пор, пока омега не кивает согласно, сжавшись под напором альфьей ауры. — Оно бьётся так из-за тебя, малыш. — Из-за меня? — глупо повторяет его слова омега, искренне стараясь понять происходящее. Альфа улыбается уголками губ, поднимая свободную руку и нежно проводя костяшками пальцев по гладкой коже омежьей щеки. И смеётся тихо, стоит Тэхёну ещё пуще залиться румянцем. — Из-за тебя, — подтверждает Чонгук. — Каждый раз, стоит тебе только оказаться в моём поле зрения, сердце заходится в бешеном ритме. Я долго не обращал на это внимания, а затем, осознав свои чувства, старался подавить в себе их и переключиться на кого-то другого, но... — Он останавливается, с усердием подбирая слова, и вскоре продолжает: — Но понял, что не могу думать ни о ком другом. Моё сердце принимает только тебя, малыш. Тэхён позволяет себе застенчиво улыбнуться, робко накрывая руку альфы своей, и жмётся ближе. — И как долго? — Почти с самой нашей первой встречи, — признаётся Чонгук. Омега охает. — Но я понимал, что разрушить нашу дружбу своими чувствами будет моей наиглупейшей ошибкой. Мне казалось, что после признания ты не захочешь меня видеть. Тэхён хлопает ресницами и закусывает нижнюю губу, стараясь унять пробравшую тело дрожь, что то ли от их разговора, то ли от обстановки в целом охватила каждый миллиметр его плоти. Слова альфы заставили его растеряться, отчего мысли в голове никак не хотели принять более или менее адекватный вид и выстроиться в предложения. — А почему... — он запинается, — сейчас решил? Чонгук хмурится немного, бегая взглядом с лица омеги к полу и обратно. — Ты ответил на поцелуй, — сам себе кивает альфа. Ответил, поддался чарам пылкой страсти и на мгновение забылся. Бесспорно, Тэхёну было очень комфортно в сильных руках Чонгука, а когда тот прижимал к себе ближе, стараясь защитить от раздражённого старика Шина, он почувствовал себя в полной безопасности. Будто старший тот, кто действительно способен уберечь его от всех неприятностей, и мысли о том, что он может спрятаться за его широкими, крепкими плечами, побуждали омежье сердце заходиться в новом бешеном танце. Тэхён пальцами обхватывает его руку, прикладывая к своей груди. Внутри неспокойно: сердце колотится в быстром темпе, и это отчётливо чувствуется ладонью. — Даже если бы я не хотел после этого тебя видеть, долго бы не продержался. От твоих слов у меня внутри всё буквально ходуном ходит, понимаешь? — на грани слышимости произносит омега. — Я могу считать это за... Тэхён не даёт ему закончить, вставая на носочки и робко прижимаясь к его губам своими. Без пошлости: лишь мягкое прикосновение, — а после отстраняется. — Ты тоже нравишься мне больше, чем друг, Гук-а. Очень нравишься. Старший грузно выдыхает, стараясь подавить так и рвущуюся наружу счастливую улыбку. Он прижимает омегу к себе, шумно вдыхая его природный аромат, и чувствует, как Тэхён нежно обнимает его в ответ, довольно урча от близости. В воцарившейся тишине библиотеки они отчётливо слышат дыхание друг друга, что уже не казалось таким напряжённым, как ранее. Чонгук немного отстраняется, заправляя прядку волос омеги за ушко, и мажет губами по виску, щеке, плавно зацеловывая нежное лицо младшего. Кожа у того мягкая-мягкая, что будто была создана для того, чтобы впитывать в себя запах альфы. Он переходит к подбородку, а затем к уголкам губ, аккуратно начиная посасывать верхнюю, и слышит следом облегчённый вздох разнеженного Тэхёна. Омега вплетает пальцы в волосы Чонгука, заботливо массируя его голову, пока их языки сплетаются друг с другом, создавая невероятной красоты танец. Младший смеётся тихо, когда Чонгук плавно переходит на его шею, щекоча поцелуями ту, и несильно засасывает чистую кожу, буквально упиваясь запахом родного человека. Им нельзя было вдоволь насытиться, но альфа и не старался — он был полностью уверен в том, что Тэхён позволит ему делать это снова и снова, разрешит доставлять себе удовольствие жадными касаниями и сумеет полностью перед ним раскрыться. — Гук-а, — тихо тянет. Он опускает взгляд ниже, замечая явную выпуклость в районе ширинки альфы и, кажется, ещё пуще заливается румянцем, стоит ему встретиться взглядом с глазами напротив, что блестят подобно драгоценным камням. — Я, похоже, слишком спешу, — Чонгук отстраняется, стараясь перевести дыхание и избавиться от покалываний на кончиках пальцев. Места, которыми он касался Тэхёна, будто пылают огнём: губы, руки, да и всё тело в целом будто стало сплошной эрогенной зоной, отзываясь на ласки омеги дрожью. Младший мотает головой из стороны в сторону, на несколько секунд прикрывая глаза. — Я не хочу, чтобы ты останавливался. Альфа рычит тихо, внутренне ликуя от полученного разрешения овладеть желанным омежьим телом, и прижимается ближе. Теперь он без зазрения совести оглаживает руками стройную фигуру перед собой, особое внимание уделяя мягкой попе, а Тэхён скулит довольно, ощущая, как бабочки радостно щекочут своими крыльями его нутро. В голове обоих ни единой лишней мысли; всё, о чём они только могут думать — долгожданное удовольствие, волной накрывшее их сознание. Стеллаж, заставленный пыльными книгами, служит единственной опорой для омеги. Он крепко вцепляется в него пальцами, когда Чонгук нетерпеливо встаёт перед ним на колени, поднимает его вязаный свитер и покрывает поцелуями нежную кожу живота. Безмолвно просит избавиться от такой лишней сейчас одежды, и Тэхён беспрекословно стягивает вещь через голову. От приятной обонянию смеси их природных ароматов кругом голова; насытиться им казалось задачей невыполнимой. Омега охает, стоит альфе уткнуться носом в его промежность и потереться о торчащий бугорок на кремовых брюках. Тот в каждое свое действие вкладывал безграничную заботу и трепет, давая понять Тэхёну, что бояться нечего. Чувство беззащитности и полного обнажения перед представителем сильного пола заставляет сознание младшего плавно отдаваться моменту, стараясь в полной мере расслабиться и показать Чонгуку, что вот он — раскрыт перед ним, вместе с телом обнажил своё сердце. Небольшой омежий член в руке альфы — приятная глазу картина. Старший круговыми движениями ласкает языком розовую головку, слизывая выступившую смазку и довольно перекатывая во рту её вкус. Тэхён сладкий с ног до головы: и губы, и кожа, каждый сантиметр его тела достоин отдельного упоминания в книге искусств. А то, как он своим голосом произносит томное: «Ах!» — заставляет орган Чонгука заинтересованно дёрнуться, испытывая дискомфорт от узости брюк. — Малыш, тебе хорошо? — с лёгкой улыбкой спрашивает альфа. Ответ очевиден, однако не позволить себе услышать задушенное: «Да, Гук-а!» — будет самым настоящим кощунством. Омегой хочется наслаждаться, хочется упиваться его голосом до изнеможения, лишь бы он получал удовольствие. Чонгук поднимается с колен, жадно целуя призывно открытые губы напротив. Он долго возится с пряжкой своего ремня, дрожащими руками пытаясь расстегнуть его, и, спустя долгие мгновения тщетных попыток, омега решает вмешаться, самостоятельно расправляясь с ненужным предметом гардероба. Альфа же в это время снимает рубашку, небрежно закинув ту на стеллаж, и прижимается своим разгорячённым телом к такому же телу омеги, громко выдыхая через нос. Их губы вновь соединены, они снова стали одним целым, идеально гармонируя меж собой и создавая вокруг непередаваемой красоты ауру. — Поверить не могу, что мы делаем это, — признаётся Тэхён, обхватывая пальцами твёрдый член альфы. Тот на это лыбится довольно, кусая младшего за подбородок и тут же проводя языком по покрасневшему участку кожи. Он рычит, стоит омеге сделать поступательные движения вверх-вниз, размазывая по стволу вязкую смазку, и протестующе мычит, когда Тэхён пытается опуститься на колени. — Не в этот раз, — останавливает его альфа. — Если ты продолжишь, я тут же кончу и всё закончится слишком быстро. Тебе же хочется почувствовать меня внутри, малыш? От этого «малыш», представшем уже в совершенно другом свете, у Тэхёна краснеют кончики ушей. Он отчаянно кивает, срываясь на всхлипы: — Да, Боже, да! Чонгук кладёт ладони на его ягодицы, властно сжимая, и дразнящими движениями ласкает текущую дырочку. Там достаточно мокро для его органа, и мысли о том, что омежий организм так реагирует на близость с ним, невольно тешит самолюбие. Младший мягкий, как пластилин — лепи, что вздумается; таким открытым и жаждущим ласки он впервые предстал перед альфой, что готов заверить: открывшаяся картина гораздо горячее его самых жарких снов. Низкий, как для представителя прекрасного пола, голос сейчас звучал на грани слышимости, и то — перешёл практически на писк, когда сразу два пальца Чонгука погрузились в его нутро. Донельзя приятные ощущения волной прошлись по телу Тэхёна, отчего он тут же вздрогнул, крепче вцепившись пальцами в голые плечи напротив. Он позволил себе оставить на них свои метки, что, подобно россыпи звёзд на небосводе, алели на белоснежной коже старшего. Чонгук подхватывает Тэхёна на руки, удерживая на весу, целует горячо, жадно, отвлекая от возможных неприятных ощущений. Он входит медленно, чувствуя, как тот прижимает его со спины ногами ближе, и стонут они в унисон: блаженно, протяжно, заглушая поцелуями звуки их страсти. Проникая языком в омегу, старший чувствует сладость, и ею хочется захлебнуться, опьянеть без надежды на протрезвление; альфа рассыпается на миллиарды атомов от каждого чмока, прикосновения нежного и страсти, что обуздала за долю секунды. Движения плавные, совсем не резкие. Чонгук толкается нежно, пальцами массируя мягкие половинки младшего, раз за разом вглядываясь в его затуманенное удовольствием лицо. Медового цвета глазки приоткрыты, но смотрит он словно куда-то сквозь, прерывисто дыша и то и дело негромко постанывая. Кричать ему здесь не для кого: альфа и так прекрасно слышит чувственные вздохи и то, как он старается насадиться глубже, желая испытать весь спектр эмоций. Тэхён покачивается вверх-вниз, ощущая, как крупная головка касается чувствительной точки внутри; и если бы не руки, которыми его заботливо держал Чонгук, он бы уже давно на обессиленных ногах свалился на пол. Член альфы чувствуется внутри так хорошо и правильно, что омега цепляется за старшего отчаянно, скрещивая ноги на его пояснице и позволяя брать себя так, как тому угодно. Чувствуя подступающий оргазм и то, как Тэхён начинает сжиматься вокруг его члена, Чонгук носом упирается в висок омеги, наполняя лёгкие таким нужным сейчас ароматом младшего, и выходит из него, кончая тому на попу. Альфа ослабевшими руками ставит Тэхёна, пытающегося восстановить координацию и звон в ушах, на пол. В голове ни единой мысли; время словно остановило своё течение на несколько мгновений, заставляя прислушиваться к собственному сердцебиению и пытаться привести дыхание в порядок. Чонгук прижимается ближе, даря напоследок усталый поцелуй, и отзеркаливает улыбку любимого.

***

Хоть у Тэхёна всё так же оставалось желание посетить боулинг, альфа настоял на вечере за просмотром фильма. Не изменяя себе, он сказал, что слишком устал от долгого учебного дня и желает посвятить ленивому отдыху оставшиеся часы перед долгожданным сном. Омега, привыкший к подобным выходкам Чонгука, отнекиваться не стал, и вот уже в семь вечера они лежали в обнимку на мягком диване в квартире старшего, смотря «Летний лагерь» и хрустя на всю комнату карамельным попкорном. Их чувства, которые с недавнего времени обрели крылья, заставляли обоих счастливо светиться изнутри. Они много целовались, гладили друг друга и совсем не испытывали чувства неловкости или дискомфорта. Всё же за годы дружбы юноши успели узнать друг друга с разных сторон, закинув стеснение пылиться на дальний стеллаж. Они действительно ощутили то, что желали всё это время: ласковые прикосновения, покалывания кончиков пальцев от сплетения рук и безграничный трепет. Их сердца слились воедино, став одним целым после громких слов о любви. В комнате в меру прохладно; приятные ароматы карамели и кока-колы забиваются во все углы, окутывая сладкой дымкой, будто дурманом. Юношам так хорошо в данный момент, так спокойно на душе, что думать о чём-то постороннем просто не получалось. Кадры фильма плавно повествуют об очередной невероятной истории, в суть которой они, на самом деле, даже не вникали, уделяя всё внимание друг другу. Курсовая подождёт — кажется, Тэхён ещё долго не сядет за её написание.