Bittersweet

Выбраться прямиком из ада, да ещё и остаться относительно целым — та ещё работенка. Самое страшное — Салим уже почти привык. Даже не удивился, когда вокруг них с Джейсоном сгустилась темнота и послышались визги тварей из преисподней. Подумал: «За что небо нас так наказывает? За какие грехи мы заслужили такую кару?» Джейсона задело. Прежде чем Салим успел пронзить сердце одной из тварей куском арматуры, она-таки успела цапнуть Джейсона за плечо. Сильно. Иракец уверен, что ему не показалось: он видел брызги крови. Хорошо, Колчек хоть увернуться успел. Правда потом стискивал зубы и болезненно хмурился каждый раз, когда приходилось поднимать правую руку. И еще терпел. От усталости хотелось распластаться на любой подвернувшейся горизонтальной поверхности, просто лежать и дышать, потому что сил больше не оставалось никаких. Весь последний запал они потратили на эту схватку в доме, дрались как в последний раз. Стояли насмерть, бок о бок. Вдвоём. Потому что больше никого не осталось. Даже погружённый во все эти невесёлые мысли, Салим угрюмо подмечает, что Колчек-таки горбит спину, шипит едва слышно сквозь зубы, поправляя лямки рюкзака. Устал. Да и ранение на плече лейтенанта оставляет желать лучшего: вон футболка вся в крови, и красная борозда от чужих когтей выглядит достаточно глубокой, чтобы причинять дискомфорт. Поэтому иракец без лишних раздумий хватает со стола их единственную аптечку. Благо, в ней оказываются и бинт, чтобы наложить повязку, и средство, чтобы обработать рану. Когда он говорит Колчеку о том, что собирается заняться его ранением, его посылают в пешее дальнее. Джейсон чертыхается, становится сразу напряжённым, фыркает; говорит, мол, нахер мне твои бинты сдались, это же просто царапина, а от таких ещё никто не помирал, особенно на войне, но Салима не особо заботят возражения американца. Этот парень ему жизнь спас, и Салиму просто хочется отплатить ему чем-то хорошим. — Я просто помогу тебе с раной, — в миролюбивом жесте поднимает руки Осман, — тебе больно, Джейсон, и я это вижу. Со мной не нужно притворяться. — Гляди, какой внимательный, — щурится Колчек, нахохлившись, — с какого перепугу тебя вдруг одолел приступ матери Терезы? Салим устало выдыхает. Ну что за ребенок. И впрямь словно маленькое, избалованное дитя. Огрызается, словно они чужаки, впервые видящие друг друга. — Я не хочу с тобой ругаться, — спокойно говорит мужчина. — Тогда, блядь, убери от меня свои руки и дай сюда бинт! С тихим рыком Джейсон подаётся вперед, порываясь схватиться за упаковку, но Салим всё же упрямо делает шаг назад, качнув головой. В глазах американца плещется бессильная злоба. Между бровей залегает морщинка. Джейсон зло выдыхает и отводит взгляд в сторону. — Похер. Делай, что хочешь. — Я просто помогу тебе с раной, Джейсон, — снова зачем-то говорит Салим, уже не понимая, кого именно он хочет успокоить: себя или своего напарника, — если бы я хотел тебя убить, то уже сделал бы это. Колчек невесело фыркает, но предпочитает замолчать, потому что Салим опускается рядом с ним на колени и по сантиметру закатывает рукав его футболки. Рана под рукавом выглядит… Паршиво. Салим отстраненно думает о том, как вообще среди всей этой грязи и пыли Джейсон умудрился ничего не подцепить. Джейсон вздрагивает, хмуря брови, прикрывает глаза, дышит часто-часто; но боль терпит. Салим осторожно стирает с татуированного плеча кровь, аккуратно проходится по краям раны, стараясь сильно не надавливать, чтобы не причинять еще больше дискомфорта. Татуировка на плече у Джейсона странная: издалека, да ещё и скрытая рукавом футболки, она была похожа на серое неопрятное пятно. На деле же это пятно оказывается вполне себе рисунком со смыслом: голова орла на фоне американского флага. Почему-то иракцу в этот момент хочется рассмеяться, но он находит в себе силы подавить смешок. Символизм. Джейсон вообще, кажется, весь об этом, и Салим его прекрасно понимает. Сам был таким, когда был моложе. Кепка его эта, с рисунком. Золотистая кокарда на левом предплечье. Теперь ещё один рисунок на его теле открылся — почему-то иракцу кажется, что он узнал сейчас непременно что-то важное. — Что, нравлюсь? — с издевкой выдает Джейсон, довольно ухмыльнувшись. — Смотри не влюбись. Иракца аж подбрасывает от этой неожиданной фразы, как Колчек вдруг решает добавить: — Мнешь меня, как девку. Давай перевязывай уже, что ли. — У тебя… занимательные рисунки на теле, — стушевавшись, зачем-то говорит Салим и достаёт из аптечки бинт. Джейсон дёргает плечом — то ли ему неуютно, то ли просто хочется поскорее с этим покончить. Салим аккуратно разматывает белую полоску бинта и всё-таки спрашивает: — Это дань чести твоей стране? — Типа того, — говорит морпех, оглядывая своё забинтованное плечо, — спасибо. — Пустяки, — отвечает с добродушной улыбкой иракец. И Джейсон ему в ответ тоже улыбается, не с издевкой дергает уголком губ, как обычно, а именно улыбается; и делает он это так красиво, благодарно и тепло, что Салим не сразу соображает, что его рука все ещё лежит на предплечье американца. Словно по щелчку пальцев, приходит в себя, собственную ладонь запоздало отдёргивает, и Джейсон вдруг шипит, стоит Салиму задеть сгиб его локтя. Чуть повернуть и увидеть: осколок стекла, нечаянно впившийся в руку. — Не шевелись, — просит Салим, вытаскивая осколок и отбрасывая его в сторону, — нужно заодно и эту обработать. Джейсон молчит, да и вообще ведет себя непривычно тихо, и от этой тишины Салиму становится нехорошо. Лучше б бухтел и матерился, как обычно, прости господи. Он едва прикасается ваткой, смоченной в перекиси водорода, к ранке. Нет, так точно не пойдет. — Больно? — спрашивает Салим, посмотрев Джейсону в глаза. Тот сидит тихо, сверлит взглядом одну точку, будто бы и не здесь даже. С расслабленным лицом он выглядит намного моложе, чем есть сейчас. Совсем юный парень. Иракец кладет ему ладонь на предплечье, не тормошит, просто чуть поглаживает кожу, задевает шершавыми подушечками пальцев выступающую косточку на запястье. И его внезапно осеняет болезненная, жуткая догадка, от которой самому становится не по себе. Он просто боится быть уязвимым перед кем-то. Не может из-за этого ни на секунду расслабиться, ему нужно постоянно знать, что он может держать ситуацию под контролем. Не доверяет ему, Салиму, настолько, чтобы подпустить ближе. И поэтому иракец долго подбирает слова, прежде чем сказать вслух. — Там, внизу, мы с тобой сражались бок о бок, как одно целое. Ты готов был закрыть мою спину в той же мере, что и я сам. Мы доверили друг другу свои жизни… Я не желаю тебе зла, Джейсон. Только хочу помочь. И в подтверждение своих слов тянется к его руке осторожно, дотрагивается до чужих пальцев. У Джейсона тонкие, чувствительные пальцы со сбитыми костяшками, нежные, но крепкие запястья и красиво проступающие венки с тыльной стороны ладони. Салим рассматривает его руки, мягко разминая их своими пальцами и думает, что Колчек очень красивый во всех этих мелочах. Вслух он ему, конечно, об этом не скажет, потому что сколько бы Салим не восхищался морпехом, удар у того поставлен хорошо и кулаки крепкие. А поцапаться из-за неосторожно брошенного слова — это последнее, что им сейчас нужно. Поэтому он просто так же медленно и осторожно ведет ладонью к плечу мужчины, и слышит щелчок карабина. Джейсон расстегивает на рюкзаке дополнительные крепления и пыхтит, выпутываясь из лямок. — Только правое плечо? — понимающе спрашивает Салим, перемещаясь за спину Колчека. — Нет, левое тоже, — отвечает тот, подставляясь. И Салим соглашается. Плечи у Джейсона не слишком широкие и крепкие. Стоит иракцу положить на них руки и на пробу сжать, как он чувствует твердость мышц под пальцами. Под футболкой у него наверняка покрасневшая, стертая лямками рюкзака кожа, поэтому Салим старается, как только может, аккуратно, чтоб без боли. — Сильнее можешь? — дергает плечом Джейсон. — Что? — Сильнее давай. Не сломаешь. Салим принимает его слова к сведению — а как же иначе? Разминает уставшие плечи крепко, но все ещё аккуратно. От Джейсона пахнет потом и кровью, но этот запах ничуть не отталкивает Салима. Напротив, он с силой надавливает большими пальцами около позвонков и слегка дует на взмокшую шею. Колчек даже вздрагивает, ненадолго выпрямляя спину, потом смеется зачем-то, выдыхает и снова подставляется. Иракец понимающе кивает и снова принимается массировать чужие плечи, чувствуя, как с них начинает сходить напряжение. И если наклониться чуть ближе, то можно услышать совсем тихие, приглушенные и совершенно очаровательные звуки, которые старается прятать Джейсон. Салим аккуратно ведет рукой выше, гладит ладонями тонкую шею, с жаром чувствуя, как под пальцами бьется жилка. За ушами у Джейсона кожа ещё тоньше, нежнее, чувствительнее, а потому, когда Салим дотрагивается его там, он выдыхает прерывисто и совершенно беспомощно. У иракца пылает теплым где-то под сердцем, и он не сразу видит, что собственные пальцы начинают подрагивать. Тянется ладонью к чужой кепке, осторожно, аккуратно. Спрашивает: — Я могу?.. Джейсон запоздало кивает, и Салим стягивает кепку с его головы. Он запускает пальцы в мягкие, чуть выгоревшие на солнце волосы, массирует кожу осторожно, мягкими, плавными движениями, и Джейсон весь от этого будто растекается, расслабляется полностью, закрывает глаза, дышит тихо, устало, совсем измождённо. Салима пробивает дрожью от негромкого стона, который срывается с губ американца, стоит его пальцам переместиться к вискам и помассировать их. — Вот теперь можешь меня допрашивать, — хрипло выдыхает Джейсон, приоткрыв один глаз, — сейчас я тебе на что угодно отвечу. — Что угодно, — смеется Салим, продолжая пальцами осторожные круговые движения. — Угу. Салим на несколько секунд задумывается, а затем задает, пожалуй, самый глупый вопрос в своей жизни: — Какая музыка тебе нравится? — Ты сейчас серьезно? — фыркает в ответ Колчек, — это ты хочешь узнать? — Мы неправильно начали наше знакомство, — объясняется Салим, снова проходясь шершавыми ладонями по плечам Джейсона, — должен же я хоть что-то знать о человеке, спасшем мне жизнь. Исключая уже известные факты, разумеется. — Хах, ну ладно, — фыркает морпех в ответ, задумываясь на минуту, — в последний раз мы с Ником слушали какой-то хип-хоп… Не знаю. Что-то там про человека, который не боится смерти и зверя в клетке… — Пророческая песня, — мрачно замечает Салим. — Звучало неплохо. Но не думаю, что тебе бы понравилось… Мхм!.. — Вот здесь хорошо? — севшим голосом спрашивает иракец, уже понадеявшись услышать какую-нибудь очередную издевку. А Джейсон в ответ молчит, хмурится от удовольствия, и брови красиво так сводит, черт кепочный, что аж жарко становится. Дурной совсем. Салим одёргивает себя, как только может, убеждает: в этом ничего такого нет, он просто помогает ему сбросить напряжение. Ну, да, просто. Потому что сложно только обманывать самого себя. Думать, будто он сам ничего не чувствует в этот момент, словно собственные пальцы не сводит от приятного ощущения теплой кожи под ними. — Мхм… Еще чуть-чуть перестараешься, и я прям здесь кончу. Салим замирает сначала, останавливается, даже не знает, что сказать. Мысли в голове вдруг спутываются в один огромный клубок, и сказать что-то членораздельное и имеющее какой-то смысл кажется совсем уж невозможным. Он сейчас… Серьезно?! Нет, ну, Салим, конечно, допускает, что теоретически в такой обстановке это может представляться возможным, и ничего зазорного в этом совершенно нет, но… Мужчина всё-таки зависает ещё на несколько долгих секунд, соображая, а потом до него начинает доходить. — А, это ты так шутишь со мной. Когда-нибудь я начну понимать ваш юмор. Но я рад, что тебе настолько приятно, что ты решил выбрать такое… Сравнение. — Угу, — отзывается Джейсон, хрустко потягиваясь и тут же чертыхаясь — рука-то все еще болит. Потом встает, отряхивает кепку, надевает рюкзак, закрепляя ремни, и… Всё. Просто стоит, смотрит на Салима из-под козырька своей вечной кепки, ухмыляется снова, чёрт такой. А потом, когда Салим поднимается с пола, откладывая аптечку на стол, выдает: — Эй, это тебе ширинка жмёт или это всё моё обаяние? Салим в который раз чертыхается, чуть ли сумку с бинтами не роняет, опускает взгляд растерянно, думает, неужели… — Ха-ха-ха. Очень смешно. — Животики надорвёшь, — соглашается Колчек, — давай, Салим, выходим. Вертушка уже скоро будет здесь. На базе как-нибудь повторим твои курсы массажа.