Я тоже её люблю

А я, минуя надежд руины, Теряясь в чувствах обыкновенных, Хочу любить тебя, что есть силы Во всех возможных Параллельных вселенных…

      Ритуальный зал Востряковского кладбища казался жутким: потрескивающие свечи тихо роняли восковые слёзы в углу, неяркий свет падал на мертвенно бледное лицо мужчины в дорогом гробу, мраморные стены как будто вобрали в себя всю земную скорбь. Страшно было представить, как скоротечна жизнь. Страшно провожать молодых в последний путь. Страшно, что можно умереть в тридцать от рук человека, вхожего в твой дом. Во всяком случае, Александр Белов даже не успел осознать всей своей трагедии: от ножевого ранения в сердце он скончался на месте происшествия почти сразу.       Подойдя к лакированному гробу почти вплотную, Пчёла коснулся ледяной ладони друга и осторожно сжал её. Саня… Как же так, брат, а? Случившееся никак не укладывалось в голове: ещё в воскресенье они отмечали победу, вместе смеялись и пили коньяк, даже не подозревая, что праздник закончится в траурном зале. Прости за всё… Во многом я перед тобой виноват. Не по чести поступил тогда, но обещаю, брат: теперь я не оскверню твою память. Не предам нашу дружбу. Глаза предательски защипало от слёз — таких искренних и горячих. Таких мужских… Они были непримиримыми соперниками и самыми близкими людьми одновременно. Витя достал из внутреннего кармана пальто Сашин «Вальтер» и вложил пистолет в окоченевшую мужскую руку. Пусть остаётся с тобой… Вдруг и на том свете твой путь получится непростым.       Филатовы стояли чуть поодаль, опустив глаза вниз. Валера скупо кивнул и сделал шаг вперёд, чтобы опустить в изножье большой букет жёлтых гвоздик. — Прощай, Белый, — произнёс хрипло и провёл рукой по неестественно приглаженным тёмным волосам Саши.       Следом за ними подходили прощаться и другие. Бывшие партнёры по бизнесу… Друзья… Братва с Урала во главе с Кабаном. Тётка Катя прилетела аж из Петербурга, где жила последние несколько лет. Люди возлагали цветы, стараясь не задерживаться и пропускать других. Даже после смерти Белова вокруг него продолжали действовать чёткие схемы. Он мог сплотить кого угодно.       Только одна фигура была одинокой. Супруга погибшего. Строгая, молчаливая, она изредка искала стеклянным взглядом Пчёлкина, и тут же снова опускала глаза. В них была неподъёмная тяжесть и вина. Я была плохой женой, и эта многолетняя ошибка — моя вина. Прости…       Внезапно в зале показался ещё один женский силуэт — блондинка в чёрном платье и широкополой шляпе с вуалью. Правда, даже в таком наряде узнать гостью не составляло труда: это была та самая мадам Кордон, Сашина любовница и вдова продюсера, чуть не отнявшего жизнь Валеры. — Больно… Я не забуду тебя, — прошептала женщина, приблизившись. Она наклонилась, чтобы поцеловать мужчину в гладкий лоб, но её жест был лишён кинематографичности. Кажется, в этот раз Анюта не играла очередную роль.       Витя и Фил многозначительно переглянулись: впервые на их глазах актриса всхлипнула. Её взгляд блестел, бледные щёки покрылись пятнами, руки вздрагивали. Она выглядела разбитой. — Я никогда не лез в это… — Филатов обречённо опустил голову и потёр пальцами лоб. — Но всегда знал: Анька с Саней не из-за денег. У неё самой их не меньше было, а вот любви…       Любви? Жаль её… Белый с Олей скверно обходился, но Анюта точно не причём. Витя кивнул другу и жадно стиснул в кармане спасительную пачку сигарет. Больше всего на свете хотелось затянуться полной грудью, выдохнуть из лёгких всю боль вместе с едким дымом. — Прошу всех спускаться вниз, — строгий голос сотрудницы ритуальной службы прервал его мысли.       Ну всё, Саня… Теперь для тебя всё закончится навсегда. Ты больше не узнаешь предательств и подстав. Земля тебе пухом, брат. Он ещё раз пожал ладонь Белова, прикрыл тело друга белой простынёй и всё же не сдержал слёз. — Ну как, проводили? — забормотал Космос и попытался сесть в постели. В ту же минуту он невольно зашипел, схватившись рукой за перебинтованный живот: ранение давало знать о себе. — Хреново, что меня с вами не было… — Тихо-тихо, Кос, осторожнее, — Фил похлопал друга по плечу, помогая снова лечь на подушку. — Сейчас самое главное, чтобы ты очухался, а Саня, думаю, и так нас слышит. Для этого не обязательно на кладбище ходить… — Ведь если бы Белый не кинулся меня собой закрывать, цел бы остался, — качнул тяжёлой головой Холмогоров. — У Карельского по-любому было задание всех нас слить к чёртовой матери, — Пчёла прошёлся по палате и, усердно потерев виски, опустился на край соседней койки. — Но в их планы не входило, что Фила на ноги встанет… И тем более, что стрелять сможет. Короче, сейчас или потом, в могилу легли бы все четверо. — Пока менты шерстят, они точно на дно залегли, — потеребив пачку сигарет, сказал Валера и пожал плечами. — Есть у меня мысль одна… — продолжал рассуждать Витя, закуривая прямо в палате. — Мы ведь ещё тогда, в семьдесят шестом, поклялись друг за друга всегда быть. Что бы ни произошло.       День знаний в шестьсот шестьдесят седьмой всегда праздновали ярче, чем в других школах района: уже к концу августа педагоги собирались с учениками и их родителями, чтобы украсить кабинеты и парадный вход шарами, развесить новые накрахмаленные шторы — одним словом, подготовить родные стены к встрече первоклассников. Так и этот день, казалось бы, не отличался ничем особенным: после поздравлений и напутствий директора на торжественной линейке детишки с тяжёлыми ранцами за спиной и огромными букетами цветов в руках расходились по кабинетам.       В первом «Б» до начала учебного года никто не был ни с кем знаком… Ну, кроме двух разгильдяев. Кос Холмогоров и Витя Пчёлкин — выходцы из одного детского садика — сразу же заняли последнюю парту в правом ряду. Она располагалась ближе к двери и сулила быстрый выход на вольные хлеба, то есть, в школьную столовую. Уже на втором уроке окружающего мира неразлучные друзья заскучали и провели оставшиеся сорок минут за игрой в «морской бой».       Стоило прозвенеть звонку, как мальчишки ускользнули на улицу. Погода стояла прекрасная, в воздухе витала свежесть, пахло постепенно осыпающейся листвой. — Слышь, Витёк, — Космос вдруг ткнул приятеля в бок острым локтём. — Смотри-ка, тот крендель малой, по ходу, из нашего класса. А на него старшаки задираются…       Холмогоров имел в виду невысокого бледного мальчика с тёмно-русыми волосами. Беднягу окружили другие дети — примерно пятиклассники, судя по виду. Уже через минуту старшие толкнули хлюпика прямо в лужу. — По ходу… — протянул Пчёлкин, — Я его за первой партой на прошлом уроке видел.       Оставаться в стороне герои бирюлёвских дворов точно не могли. Витя залихватски закатал рукава новой рубашки, по случаю праздника поглаженной Ириной Дмитриевной. Медлить не стал ни минуты — с готовностью рванулся в самую гущу событий. — А вам мамки чё, не объясняли в детстве, что малых обижать не хорошо, а? — уже готовя кулаки для отчаянного боя, с вызовом спросил пятиклассников. — Э, мелюзга, ты такой борзый, я смотрю? — один из его оппонентов распетушился, поправил волосы и гневно сощурил глаза. — Это ты щас так оборзеешь, что мать родная не узнает, — шикнул Пчёлкин и что есть силы пихнул мальчишку на землю.       Драка назревала нешуточная: «старшаки» обступили товарища по кругу, готовые вот-вот кинуться на задиру. Недолго думая, Космос ринулся следом, как вдруг из кустов выскочил маленький коренастый брюнет. Ему стоило одного удара, чтобы завалить противника и заставить его друзей в страхе броситься врассыпную. — Спасибо, пацаны, — поднимаясь из лужи и отряхивая заляпанные брюки, испуганно поблагодарил русый. — Сходил, блин, первый день в школу… — Ты, если что, обращайся, — гордо вздёрнул нос Витя. — Меня тут все в Бирюлёво боятся. — Ага, только не Лотарёв, — хмыкнул коренастый драчун, в один приём разогнавший толпу обидчиков. — У него пояс по рукопашке. — А ты чё, борец? Откуда знаешь? — рассмеялся Холмогоров. — Ну занимаюсь, — не без бахвальства произнёс тот. — Кстати, меня Валера зовут, я тоже из первого «Б». — Саша, — скромно отозвался обиженный мальчишка. — Я Витя, а это мой профессорский друг — Космос, — пояснил Пчёлкин, протягивая руку одноклассникам. — У меня отец — профессор астрофизики… — Холмогоров начал свой привычный рассказ, и все дружно захохотали. — Ладно, профессор, — вдруг отмахнулся Валера, пожав руки новым товарищам. — Видок тут у некоторых уже совсем не для того, чтобы в храм науки возвращаться. Пойдёмте ко мне? Мои в Крым укатили… — Вот тогда, как мы у меня дома впервые крымского вина хряпнули, и поклялись всегда друг за друга горой быть, — грустно улыбнулся Фил и смахнул с лица скупую слезу, накатившую от ностальгии. — И за Сашку мы отомстим, мужики. Даже не сомневайтесь.

Март 2000-го…

      У парапета Лужнецкой набережной расположились трое мужчин. Как и десять лет назад, они расставили вдоль него пивные банки и наперебой говорили о чём-то, вот только взгляд у каждого из них потух. Измучились, выгорели… И теперь должны были возродиться заново.       Прошло уже два с половиной месяца с тех пор, как главных врагов настигла месть бывших бригадиров. Владимир Каверин вместе со своим должником Лапшиным поплатились за убийство Саши прямо средь бела дня на стройке будущего крупного торгового центра: первый был застрелен из «Кольта» чётко в голову, второй же истерзан пулями АПС. — А я горжусь, что Саня был нашим другом… Что мы были его друзьями, — тяжело вздохнул Космос, делая глоток любимого «Хайнекена». — Клянусь никогда не пожалеть об этом. — Клянусь, что никогда не оскверню его память, — реагируя на торжественный тон, Пчёла в ту же минуту положил руку на широкую ладонь Космоса. — Клянусь, что никогда не предам нашу дружбу, — последней сверху легла немного трясущаяся ладонь Фила. — Клянусь, — произнесли уже все хором, преданно посмотрев друг другу в глаза и разорвав весомое мужское рукопожатие.       Теперь это рукопожатие было скреплено не только кровью раненого товарища, как в восемьдесят девятом. Оно было скреплено и кровью врагов, что останется на этих руках навсегда, и своей собственной, текущей по венам каждого из них. — Мы пронесли нашу дружбу сквозь самое страшное десятилетие, — качнул головой Валера, дрожащими пальцами взяв сигарету. — И я обещаю быть с вами до конца, братья. — Ну ещё чё: прощаешься тут, помирать, что ли, собрался? — вдруг засмеялся Кос. — Жаль, Фила, жаль, а я тебя на свадьбу пригласить хотел… — Чё, реально на Людке женишься? — вскинул бровь Витя, отпив из банки пенный напиток. Открытое заявление Холмогорова вызвало привычную ухмылку: кажется, жизнь становилась на круги своя. — В конце месяца, — гордо заявил жених и солидно поправил ворот кашемирового пальто. — А думал, что пока в больнице валяюсь, твою свадьбу раньше отгуляем! — Завязывай, Космосила, — горько выдохнул Пчёла. — Да я права не имею. Саня, он… — Пчёлкин, ты в натуре болван? — Филатов закашлялся едким дымом и толкнул друга в бок. — Да вы с Олькой познакомились раньше нас с Томкой. Ты её ждал дольше, чем Людочка Коса! Мнёшься всё. Цветы в зубы, и пулей к ней! — Вот-вот, — согласно кивнул Космос. — Брат, Саня тебя давно простил. На любовь все имеют право, ё моё!       Витя убрал банку, поправил заломленный воротник рубашки и резко отвернулся, чтобы его странная улыбка не была заметна другим.       Он мог бы в очередной раз попытаться забыть её, всю жизнь корить себя за грех перед Сашей, медленно оттаивать, греясь в клубах и ресторанах.       А мог прямо сейчас поехать к ней на старую дачу — кажется, она снова переехала в Трудовую. Войти, увидеть её. В комнате будет тихо спать их сын, она осторожно возьмёт букет из рук гостя, посмотрит виновато и тихо спросит: — Ты?...       Ведь я тоже её люблю. А на любовь все имеют право.