Я тоже её люблю

Пока все ждут прихода истины, Святая ложь звучит все искренней Не прячет взгляд и травит яд Соблазном душу мне…

Декабрь 1997-го…

      Холодный ветер кружил в небе серые хлопья, безжалостно швырял их о мокрый асфальт. По Красной Пресне с привычным гулом сновали автомобили, перемалывая колёсами снег в грязное месиво. Мрачные прохожие натягивали капюшоны едва ли не на глаза, уставшие нервные матери вопреки непогоде волокли чад в сторону Большой Грузинской — скорее всего, в зоопарк, посмотреть на какого-нибудь белого медведя или долговязого жирафа. Казалось, на лютую метель москвичи не обращали внимания. А в стриптиз-клубе «Dolls» круглый год было жарко — даже после убийства хозяина танцовщицы продолжали развлекать постояльцев, а представители высших слоёв общества — обкашливать важные вопросы за бокалом импортного коньяка.       Валера Филатов небрежно припарковал чёрный «Мерседес» и, улыбаясь, скрылся за раздвижной дверью заведения с сомнительной репутацией. По залу разгуливала светловолосая стриптизёрша без верхней части купальника — явно отрабатывала чаевые. Начальник охраны Белова бегло посмотрел на аппетитные формы соблазнительницы и сунул купюру за край юбочки. На минуту остановился перед вип-комнатой, пытаясь разобрать, что происходило за стеклянным окном. Там, яростно жестикулируя, Пчёла что-то объяснял Саше с Холмогоровым и группировке Аслана. — Ты сдурел, что ли, Космос? Сдурел? — Витя покрутил указательным пальцем у виска, не впервые пытаясь образумить товарища. Голубые глаза горели, на лбу от напряжения собрались глубокие складки. — Я туда вылетаю сегодня же! — Да лети, кто тебе мешает, — с явным пренебрежением отозвался тот. — Ты же орёл у нас! — Тихо, тихо, — пытаясь сохранять всеобщее спокойствие, пробормотал Белый и опустил окурок в пепельницу. — Как — кто мешает? Ты! — не унимался Пчёлкин, сильно сжимая в руке пачку сигарет. — Космос, ты чё воздух напрягаешь? — прозвучал голос с кавказским акцентом: в разговор вмешался Аслан. — Тихо… — Погоди, Аслан. Погоди, правда, — Пчёла сделал круг по кабинету, замер у двери и оттуда, поверх голосов горных партнёров, обратился уже к Белому: — Саша, давай определяться. Давай определяться, или я выхожу из игры к чёртовой матери! — он шумно выдохнул сизый дым, продолжая бурно размахивать руками. — Я не совсем понимаю вопрос. Ты расскажи ещё раз схему, как ты её видишь, — с напускным спокойствием повторил криминальный лидер, вальяжно откинулся на спинку кожаного дивана и закурил новую сигарету. — Хорошо. Хорошо, — повторил Витя и снова вплотную приблизился к столу, — есть германцы, которые готовы инвестировать двести миллионов в кавказскую нефть. Наш банк входит в долю кредитами. Деньги идут с той стороны. Аслан даёт поддержку в горах. Что сложного? — заключил, хлопнув ладонью по деревянной поверхности. — Да ничего. Я только не врубаюсь, при чём здесь Ганс, — проговорил Белый после очередной затяжки. — Если бы это шло через Кипр, Мальту, любой офшор… А так — извини, я не вижу изюма. — Саша, пойми, здесь в другом преимущество, — упрямый бригадир не терял надежды переубедить главаря. — Понимаешь, в другом! — Всё, Пчёла, это не покатит, — категорично развёл руками Александр. — Но если ты туда летишь… Провентелируй вопрос с какой-нибудь промежуточной фирмой на тёплом острове. Я с удовольствием с тобой на переговоры поеду, кости погреем, секретарш возьмём, — при этих словах масляная улыбка скользнула по тонким губам. — Ну чё, Аслан, я считаю, мы всё обсудили, вопрос решён по-справедливости, да? — Саш, всё ровно, — кивнул кавказец. — Всё, снимаемся, погнали, — потушив сигарету, велел Белов. В очередной раз заручившись молчаливым одобрением большинства, он был горд и ощущал себя единственно правым. Поднялся из-за стола, не забыв осмотреть кружащихся на сцене девушек. Следом за ним помещение покинули все остальные.       Как истинный бандитский предводитель, Саша и на свежий воздух шагнул первым, по ходу небрежно сунув сто долларов угрюмому стражу порядка на входе и набросив на плечи чёрное шерстяное пальто. — Давай, Аслан, — казалось, он хотел как можно скорее попрощаться с восточными коллегами. — Счастливо. — Вить, ну ты идёшь? — окликнул вслед Аслан, садясь за руль чёрного внедорожника. — Да, щас, — кивнул Пчёла и вновь повернулся лицом к друзьям.       Казалось бы — что может быть лучше? Сесть в тонированный джип с чужими номерами и всего через несколько часов оказаться в немецкой столице. Контракт с вышками подписан, фюреры ждут, бабки польются не рекой, а лавиной. Саня Белый больше не в доле, уж не об этом ли ты мечтал, Пчёлкин? Но что же так хреново на душе? Внутри будто царапалось что-то, слишком настойчиво предупреждая о надвигающейся беде. Парень и сам не мог найти объяснения этому странному чувству; не знал, что такого ужасного может произойти среди бела дня. — Давай, брат, — невесело произнёс Белов, крепко прижав его к себе. Проверял? Успокаивал? — Сань, ты бы это… подумал ещё, а? — в светлом, типично пчёлкинском взгляде до сих пор теплилась смутная надежда. Витя упорно искал взгляд товарища, как будто хотел найти в нём согласие, поддержку, даже просто понимание. — Пчёлкин, мы здесь все неглупые пацаны, не тяни одеяло на себя, ладно? — отрезал тот. Так всегда… — Ну ладно, по-любому ты… брат мне, — Пчёла качнул головой, отвечая мужским дружеским хлопком по плечу. — Давай мы тебя до аэропорта подбросим? — холодно предложил Белый. — Ребята подкинут, — Витя кивнул в сторону чёрного «БМВ», где его уже ждали четверо кавказцев. Надо ехать. — Живи своим умом, Пчёла…       Ничего не сказав на это едва ли не отеческое напутствие, Витя пожал руку Филу, после чего протянул её Космосу. Полный доверия жест был встречен неприветливо. От осуждающего взгляда с высоты двух метров покоробило. Так, значит? Всё, Пчёлкин, хорош прощаться. Махнув рукой и уже в последний раз обернувшись к дорогой сердцу компании, бандит пошёл прочь. Липкий снег, срываясь с тяжёлого неба, падал на лицо, колючий ветер хлестал по щекам, а неведомо откуда взявшийся груз давил на грудь. — Отвезёшь Витю в аэропорт, посадишь на рейс и мне отзвони, — отдали распоряжение личному водителю «БМВ». — У цветочного тормозни, — взглянув на часы, озвучил он.       Ему кивнули в знак согласия, и машина тронулась с места.       Чёрный германский автомобиль быстро ехал по ленинградке, ловко маневрируя между полос. Снежная буря утихла, от яркого солнечного света противно резало глаза, и водитель, надев тёмные очки, опустил солнцезащитный козырёк. Пчёла смотрел сквозь лобовое стекло, за которым сталинские высотки сменялись девятиэтажными панельными домами. А необъяснимая тревога уже сжимала грудь тисками. Парень задумчиво покрутил в руках купленную в киоске свежую красную гвоздику, вновь взглянув на часы. — Успеваем? — с долей беспокойства поинтересовался водитель. — Прибавь, — механически заключил он.       До вылета оставалось сорок минут, так что беспокоиться, казалось, было не о чем. Проклятая паника. Всё нарастает, нарастает… Как будто стрелки часов в обратную сторону бегут. Первым порывом было бежать, прятаться, но куда? Витя просто замер в напряжённом ожидании чего-то непоправимого. — Ты быстрее ехать можешь, нет? — нервно выдохнул через ноздри, плотно сжимая губы.       Водитель ответил коротким кивком, вжимая ногу в педаль газа. Поток странных мыслей прервала настойчивая трель сотового телефона. — Да, Аслан, — поразительно спокойно ответил на звонок нового компаньона. — Вить, тут такое дело, — замялся кавказец. — Беда случилась. В тачке Фила произошёл взрыв.       Взрыв. В тачке. Фила. А скрутило и придавило к земле с такой чудовищной силой, будто взорвался сам Пчёла. Слова больно врезались в голову, буквально разнося в щепки черепную коробку. Ужас потери ослепил, отнял даже возможность говорить. Но только на одно чёрное мгновение. — Что?! — отчаянный крик сам вырвался из груди. — Живы?! — казалось, кроме этого вопроса не существовало уже ничего. — Живы, но у Филатова мозги наружу, — Аслан шумно вздохнул в трубку и, судя по тихому щелчку, закурил далеко не первую сигарету. — Стрелки все на тебе сходятся, так как ты в Германию летишь сейчас. Люди Белого уже едут в аэропорт. — Это точно? — Пчёла и сам не понял, к чему именно относился этот вопрос: к тому, что близкий человек повис на волоске от смерти, или к тому, что лучшие друзья прямо сейчас готовы были спустить на него всех собак. — Кабздец…       Блять, Фил, как же так? Взрыв… Промеж рёбер кинжалом врезалось осознание: сколько бы вражеских фамилий не крутилось в затуманенной голове, этот список подозреваемых суждено было возглавить ему самому.       Кошмар достиг своего апогея. В кабинете главврача больницы, куда бригада скорой помощи срочно доставила Валеру, суета не стихала ни на минуту. Космос лихорадочно названивал людям Белого, дабы те приставили к его дому и больнице дополнительную охрану; Александр с угрозами обрывал провода водителю, что вёз на операцию лучшего нейрохирурга. И только молоденькая медсестра вертелась вокруг криминального авторитета в тщетных попытках оказать ему первую помощь. — Да не надо, оставьте, — отмахнулся Белов, нервно отрывая полоску бинта, — я сам. Всё, спасибо. Кос, завяжи, — тут же обратился к товарищу, когда девушка покинула помещение. — Ну, чё скажешь? — пристально глядя в светлые глаза напротив, спросил Холмогоров и перетянул бинт на подставленном ему плече тугим узлом. Ждал вердикт главаря, хмурил густые брови. — Ой, ё, — Саша недоуменно качнул головой, накидывая пиджак прямо на голое тело. На бледной шее обозначились глубокие складки, как у разъяренного быка. — Если бы Володя-опер не сложил хитрую бошку в Чечне, я бы точно знал, кто. А так не знаю… — То-то и оно, — сквозь зубы процедил сын астрофизика, с треском разрывая на части оставшийся кусок белой материи и вытирая им сочащуюся с тыльной стороны ладони кровь.       Когда первая волна напряжения схлынула, Белов переоделся в чистую тёмную рубашку, а Космос переговорил с очередной прибывшей шестёркой, чудом выжившие комбинаторы оккупировали длинный диван и снова погрузились в размышление. — Может, это Аслан? — Александр закурил, судорожно стряхнув пепел в цветочный горшок. — Белый, ему смысла нет, — горячо возразил темноволосый бригадир. — Он от тебя живого зависит.       Сделав несколько коротких затяжек, лидер обошёл кабинет по периметру, ненадолго остановился у стоявшего вдоль стены дубового стеллажа. Потом Белов схватил с полки чистый лист бумаги, опустился в кожаное кресло, сильно стиснул губами сигаретный фильтр. Рука, вооружённая гелевой ручкой, отточенными движениями вывела на листе пчелу со знаком вопроса, после чего рисунок перешел к другому. — Что бы он выиграл, если это он? — Саша вскочил с кресла, переместился за письменный стол и вновь шумно затянулся. Мелькнувшее всего на долю секунды предположение было воспринято беспрекословно — как всегда и всё, что говорил основатель бригады. — Доля в полумиллиардном проекте, — жестикулируя, пробасил Космос, — завязки с нефтяными и лаврушниками. — С нами он получил бы больше, — губы Белова дрогнули в самодовольной улыбке. — Плюс банк, Саня! Плюс банк, — не унимался тот. Распалялся всё сильнее, ухватившись за бредни собственного воспалённого сознания. — Нас нет, он хозяин. Он чё хочет, то и делает. С кем хочет работает! Гансами, шмансами… И чё здесь рисовать, я не пойму, — длинный палец уткнулся в листок, на котором Саша вырисовывал уже всякую бессмыслицу. — Ты чё, Репин, что ль? Тебе больше меня понятно, что ему нужно на самом деле. — То же, что и тебе, Кос, — укоризненно бросил Саша, потушив недокуренную сигарету в стеклянный стакан. — Верно, — тут же согласился Холмогоров, хлопнув Белова по щеке. — Независимость от Саши Белого. Собственное движение! Но… — столешница приняла на себя удар увесистой ладони, — я сел с тобой в машину, а не он.       Жуткие подозрения роились в голове, уставшие глаза готовы были вот-вот начать слезиться. Не хотелось, ох как не хотелось рассматривать эту безумную теорию, но ведь гораздо логичнее и проще было принять её, чем искать настоящего виновника. Бандит вновь качнул головой, словно пытаясь отогнать навязчивую идею: — Я всё равно не могу поверить, что это он. — Белый, — Космос с силой сжал Сашины плечи, — он не сел к нам в машину. Он поехал на их тачке. — Не, — спустя минуту отрицательный жест повторился.       На стол тут же с громким стуком опустились песочные часы, патрон и пистолет товарища. — Через час он улетает, — словно поставил точку в разговоре.       Взгляд криминального авторитета остановился на часах. Казалось, песок из верхнего деления перетекал в нижнее целую вечность. Двадцать лет дружбы… Так бывает? Перед глазами, словно кадры киноплёнки, пронеслись обрывки воспоминаний: беззаботные школьные годы, проводы в армию, дембель, облава на даче, начало общей работы на Урале… Однако ни один мускул на стальном лице не дрогнул. Плевать. Если сука готова грохнуть своих же за зелень… Тогда не жалко. В светлых глазах сверкнула беспощадная животная ярость. — Звони Шмидту, — было отдано сиюсекундное распоряжение.       Когда чёрный «БМВ» остановился в Шереметьево, пассажир громко хлопнул дверью, стукнул сжатыми кулаками по крыше авто и в отчаянии прижался лбом к холодной металлической поверхности. Безысходность накрыла Витю Пчёлкина с головой, подкатывающий к горлу горький ком мешал глубоко вздохнуть. — Ну что, идём? — окликнул его злополучный водитель. — Ты куда? — вопрос вырвался сам собой, стоило ещё раз взглянуть на аккуратно вложенный в паспорт билет. — Как куда? — не понял мужчина. — Езжай назад, — с нажимом произнёс Пчёла. — Езжай назад в город-герой Москва, понял? — А как самолёт? Мне Аслан сказал тебя проводить, — зашоренный приказами начальства водитель никак не мог осознать происходящее. — Ты чё, тупой, что ли, а? — выкрикнул тот, нервно теребя в руках паспорт. — Я так не могу, я Аслану должен позвонить, — настаивал кавказец. — Не беспокойся, абрек, с тобой… — Витя приподнял светлый воротник пальто, выдержав тяжёлую паузу, — с тобой всё нормально будет. — Что Аслану передать? — забеспокоился водитель. — Передай, что Пчёла спёкся, — парень коротко кивнул головой, быстро спускаясь по лестнице вниз к стоянке такси. — Не понял, — не унимался тот. — Он поймёт, — заключил Пчёлкин. Разорванный на две части билет до Берлина был брошен на бетонные ступеньки. Не сдался мне теперь этот счастливый рейс… Всё — бумажки. Бесполезные и дурацкие.       Люди Белого. Едут в аэропорт. Фил. Взрыв. Мозги наружу… Всё сказанное Асланом складывалось в немыслимую паутину, выбраться из которой уже не представлялось возможным. Его колотило от липкого страха перед неизбежной опасностью. Куда тут ноги уносить? Они найдут везде, перевернут землю вверх дном, лишь бы наказать назначенного предателя. Не прятаться от них надо, а бороться, пока есть силы. А времени на принятие другого решения и не оставалось. — В город, — на одном дыхании выдал Витя, почти на ходу запрыгивая в чёрную «Волгу». — Куда? — уточнил таксист. — Сейчас решим. — Сколько? — Не обижу. Быстрее, — бандит бросил на сиденье несколько смявшихся купюр, и «Волга» тут же засвистела колёсами, покидая аэропорт.       Сюр просто какой-то. Неужели Саня хочет так поступить, ни в чём не разобравшись… Кровь прилила к ушам, набатом стуча в висках. Внезапно в путанице сознания скользнула одна единственная подсказка: найти поддержку он может лишь в одном человеке. Оля, Оленька… — Садовая-Спасская, два, — само собой произнеслось. Кажется, Пчёлкин выдал бы по памяти адрес нового частного дома Беловых, даже если бы его разбудили среди глухой ночи.       Беспокойно сжимая в руке сотовый, несчастный пассажир вглядывался в полыхающую яркими огнями Москву, всё яснее осознавая: этот звёздный декабрьский вечер, вполне вероятно, станет в его короткой жизни последним. Уже на подъезде к особняку взгляд зацепился за отъезжающий от ворот новый «Крузер», который лидер не так давно подарил супруге. Грешки за блядей замаливал, скотина, откупиться от неё пытался… — Командир, пристройся за этим «Крузером», — тут же скомандовал водителю.       Пальцы сами набрали номер, что он помнил наизусть все эти годы. — Алло, — спустя несколько коротких гудков на том конце провода послышался такой знакомый усталый голос. — Алло, Оль, это Витя, — единственное, что он смог выговорить. Так, давай быстрее, ты же не полюбезничать ей звонишь, ей богу. — Не удивляйся. Не называй по имени меня и ничего не говори Максу. Я еду прямо за тобой в соседнем ряду в чёрной «Волге». Оля, послушай… Ничего не говори Максу и главное, не останавливай машину.       От потока услышанных напутствий сердце Ольги забилось чаще, ладони мигом вспотели. Что-то страшное случилось, это точно… И ему нужна моя помощь. Почему сейчас? Почему от меня? В груди больно кольнуло от дурного предчувствия. — Не поняла, ты один? Ты с кем там, алё? — изо всех сил старалась сдерживать дрожь в голосе. Как бы там ни было, надо себя контролировать. Нельзя, чтобы Макс понял, кто мне звонит. Я не могу подвести Витю… — Один, один, — уверенно подтвердил Пчёла, — один. — А что случилось-то? — голос всё-таки дрогнул, и девушка крепче сжала правой рукой руль, пристально всматриваясь в едущую по соседней полосе «Волгу». — Нам нужно срочно поговорить. Это очень важно, — на выдохе произнёс он. Чёрт, как же трудно с тобой общаться командами, я же не Белый, ё моё… — Машину не останавливай. — Ну, а как тогда? — Белова непонимающе повела тонкой бровью. Зелёные глаза продолжали безотрывно следить за дорогой. — Через два квартала будет дежурная аптека, — быстро нашёлся Пчёлкин. — Остановись, скажи, за лекарством или придумай что-нибудь. — Поняла, — коротко отозвалась девушка за рулём. — Спасибо…       Тут же приказав водителю «Волги» обогнать едущий по шоссе «Крузер», Витя вновь посмотрел в окно. Надо же, Оля совсем не растерялась, не отказала… Усилившийся мокрый снег не успевал таять, и дворники метались по лобовому стеклу туда-сюда. Когда машина наконец притормозила у стеклянных дверей под светящейся вывеской «Аптека», беглый бандит расплатился с таксистом и поспешил скрыться в здании. Внутри царила тишина, и только подрагивающая электрическая лампочка под потолком нарушала её треском, словно отсчитывая отведённые на разговор минуты. Приплыли, Пчёлкин. Вызывать на разговор жену лучшего друга, ныкаясь за стеллажами. Как школьник… На что не пойдёшь, когда лучшие друзья готовы пустить тебе пулю в лоб, а охранники с автоматами ищут по всей Москве?.. Страшно жить и страшно умереть, и Олю увидеть страшно… — Витя, — это и была она. Окликнула его, и в ту же минуту совсем рядом послышался дробный стук каблуков по мраморной плитке. — Оль, я здесь, — тут же отозвался горе-посетитель, выглядывая из-за стеллажа с лекарствами. — Чё за конспирация-то? — строго спросила девушка. Она ничего ещё не понимала, тоже боялась происходящего и явно злилась от этого, но умудрялась держать в кулаке остатки самообладания и чужое сердце. — Привет, — едва слышно произнёс Пчёла. — Привет, — с таким же недоумением откликнулась Белова.       Повисла неловкая, аж звенящая пауза. Вот что тебе сказать, Оленька?.. Стрёмно становится, как представлю, с чем придётся к тебе обращаться. — Послушай, с этим взрывом… — парень гулко сглотнул слюну и посмотрел прямо в глаза напротив — без вызова, скорее просяще. — Все стрелки на меня сошлись, а я не при делах, я мамой клянусь. — Ну это бред какой-то, — Оля скептически нахмурилась, до сих пор ни на йоту не веря в происходящее. — Это не бред, это нормальная правда жизни. Меня ищут уже, — кивнув в сторону входной двери, заявил Пчёлкин. Не было времени готовить девушку к худшему, с ней он сразу мог быть честным. За стеклом мелькнул силуэт Карельского — верный телохранитель уже судорожно набирал чей-то номер. Белому, поди, докладывает, какой трус и гад Пчёла — поджав хвост, с женой брата прячется. — Блин, с вами не соскучишься, — Ольга тяжело вздохнула, отводя утомлённый взгляд в сторону. — Послушай меня, что бы не случилось, — кивнув, продолжил настойчиво, — что бы не случилось… Знай, я этого не делал. Саше обязательно скажи. В любом случае, даже если меня грохнут.       Казалось, в эту минуту Земля перестала вращаться, а время остановилось. Если грохнут… Значит, всё настолько серьёзно? Оля вскинула на Витю полный осознания и внезапной тоски взгляд. Господи, куда же вы влезли, мальчики… С каждым годом роете себе могилу всё глубже и глубже. В уголках глаз блеснули слёзы отчаяния. — Да я скажу, не вопрос… — начала она. — Оль, я знаю, что я говорю. Не первый год замужем. — Ты ошибся, это я не первый год замужем, — с грустью произнесла девушка.       Как ни странно, абсурдная шутка разбавила трагизм ситуации. Пчёла еле слышно прыснул, и собеседница подхватила несуразный смешок. Пусть это и выглядело странным, но главный подозреваемый начинал успокаиваться в обществе своей спасительницы: главное, она знает правду. — Теперь слушай, — ещё раз оглянувшись на дверь, заговорил Витя. — Фил, он… тебя подвёз, и во сколько он уехал? — Ну, где-то вечером уже, — слегка сощурившись, Белова пыталась вспомнить. — У нас в пол третьего приём был. — Да-да-да, потом потом опоздал, опоздал, опоздал… — пробормотал Пчёлкин, мысленно прикидывая. Ага, подсчитывай, подсчитывай, финансист. — Да, правильно, опоздал, потом пацаны сели в машину и — ба-бах. А до тебя не заезжал никуда? В автосервис, может, дела какие-то были, с кем-то встречался? Нет, не знаешь ничего? — он быстро перебирал всевозможные варианты, лишь бы сложить хоть сколь-нибудь ясную картину в своей голове. Это правда было очень важно, может, важнее всего на свете. — Да нет, он к нам после съёмок приехал, — на мгновение задумавшись, вдруг вспомнила девушка. — Он там ещё машину кому-то давал. — Съёмок… — снова задумавшись, протянул Витя. Так хотелось разобраться, пусть немного, что тут к чему, кто мог устроить бедному Валере такой кошмар. — Со съёмок… Что за съёмки? — Да хрен его знает, кино какое-то. Про бессмертных пацанов, заводы… — Молодые люди, здесь вам не дом свиданий, — громко перебила наблюдавшая за ними всё это время аптекарша из-за прилавка.       Мда, тёть, скажешь тоже! Я бы и счастлив был, да вот только явно не при таких обстоятельствах — когда жизнь на волоске висит, а меня вот-вот выведут отсюда под руки. — Вить, я не помню толком, — отчаянно произнесла Белова. — Щас мы, щас! Не волнуйтесь, уйдём, — выкрикнул Пчёла, опять высунувшись из-за стеллажа. — Ладно, иди, — произнёс тише, тяжело вздохнув. Не мог отпустить её и вместе с тем понимал, что нужно. — Слушай, Вить… Я могу что-нибудь для тебя сделать? — в родных зелёных глазах ещё теплилась надежда.       Эх, Оленька, да как ты можешь помочь. Белый если решил что, никого ведь слушать не будет. Мне достаточно того, что ты веришь: я не виноват. Хотя нет, ещё одно… Он тут же подался ближе, притянул к себе так близко, что мог вот-вот коснуться кончиком носа нежной тёплой щеки. Прерывистое дыхание коснулось Витиных губ, разбрелось щекочущими мурашками по всему телу. Большой палец сам коснулся женского подбородка, и в то же мгновение его губы обрушились на её, пробуждая целый шквал эмоций. Поцелуй получился отчаянный, горький, страстный, как в последний раз — да он и был последним. Оля даже не думала отталкивать Пчёлу или прерывать эту прощальную ласку — наоборот, жадно прильнула в ответ, сжала в объятиях, рождающих жар даже сквозь толщу зимней одежды. Тяжело дышала и чуть слышно плакала, от чего губы на вкус отдавали солью — и всё равно были до того родными и вкусными. Прости… Прости меня. Я. Люблю. Тебя. И всегда любил. Ты это знаешь? Волновала ли кого-то в тот момент неправильность происходящего? Всё происходило так, будто так и должно было быть всегда. — Ой ребят, что ж вы делаете, а? — слегка отстранившись, с глубоким обречённым вздохом спросила девушка. — Да ничего. Прорвёмся, — отмахнулся Пчёла, опуская взгляд в пол. — Иди. Хотя погоди, — вытащил из-за воротника пальто ту самую гвоздику, уже чуть подвявшую за пазухой, но всё ещё живую и ярко-красную, как капля крови. — В знак дружбы… и любви, — с этими словами он протянул ей незамысловатый подарок, робко улыбаясь. Дом свиданий так дом свиданий, терять уже точно нечего. — В Берлин вёз — не довёз. — Я всё сделаю, что смогу. Я постараюсь. Я всё для тебя сделаю, — со всей уверенностью пообещала Оля, прямо и открыто глядя ему в глаза.       Развернулась, решив было уйти, пока её не хватился Карельский, как вдруг резко остановилась. Тонкие пальцы легли на плотную зелёную ткань мужского пальто. Если не сейчас — то уже никогда. — Вить, ты должен знать… Ванька — твой сын.       Отпустила его и звонко застучала каблуками по лестнице, а спустя полминуты входная дверь закрылась за ней с хлопком. Ванька — мой сын… Мой, не Сашин! Январский день девяносто третьего тут же предстал перед глазами во всём своём убийственном великолепии: снег, медленно кружившийся за окном; полутёмная комната квартиры на Котельнической, что освещалась лишь отблеском фонарей в окне; безумные касания и поцелуи, как в наваждении… Тогда всё плыло в тумане, а сейчас словно кто-то навёл фокус, расставил всё по местам, не оставляя и тени сомнений. С ума сойти, я — папаша! Сердце в груди как-то тепло трепыхнулось от такой неожиданности, а на лице обозначилась загадочная улыбка. Как можно было не догадаться, как можно было даже не подозревать… — Мужчина, может, милицию вызвать? — обеспокоилась фармацевт. — Тёть, не надо милицию, — он снова легко улыбнулся, скорее самому себе, и поправил перчатки. — Дайте аскорбинки? — Витя, спокойно стой, — раздался за спиной грубый бас Шмидта. — Поехали, Саша хочет тебя видеть.       Ну вот и всё… Белый, не раздумывая, шмальнёт мне в сердце, а то и сразу в голову. Сдохнуть в двадцать восемь — стрёмно. Но уже не так страшно.