Far away from fair

Новый подопечный Хонджуна спит в кровати Уёна. Юнхо наблюдает за ним, скрывшись в нерассеявшихся тенях раннего утра. Юный охотник лежит на спине, отвернув лицо, одна рука прижимает к груди подушку, а другая откинута в сторону. Юнхо слышит ровный ритм биения сердца в его груди. Он слышит шум крови, бегущей по венам, тихое дыхание. Такой живой. И его было бы так просто убить. Всего на секунду, но Юнхо представляет это. Представляет, как его пальцы сожмутся, подобно тискам, вокруг чужой шеи, сминая её, словно лист бумаги. Он представляет, как ногти пронзают тонкую бледную кожу, как тёплая, сладкопахнущая кровь заливает руки, простыни, пачкает волосы и кожу охотника. Юнхо представляет ужас, застывший в глазах напротив, воображает, как тот будет давиться собственной кровью, захлёбываться в ней, беспомощный, хрупкий, напуганный. Он ясно видит, как вгрызается в чужое горло и глотает горячую кровь, ещё и ещё, и ещё, пока тело в его руках не содрогнётся в последний раз, и он оторвётся, чтобы ещё раз взглянуть на бледную кожу, застывшую без движения грудь и пустые, безжизненные глаза. Его было бы так просто убить. Юнхо даже не осознаёт, насколько он близко к кровати, что почти нависает над беззащитной фигуркой спящего охотника, пока за его спиной не открывается дверь. Юнхо отшатывается, делая несколько шагов назад, когда Уён заходит в комнату. — Юнхо? — говорит Уён тихо, скорее всего, чтобы не потревожить сон своего…любовника? Партнёра? Юнхо не знает даже официального статуса их отношений. — Что ты тут делаешь? — Я искал тебя. — Юнхо тоже понижает голос, вызывая у Уёна лёгкую улыбку. Юнхо чувствует лёгкий укол вины, заставляет себя не смотреть на спящего охотника. — Сани всё ещё спит? — взгляд, которым Уён окидывает уютно устроившегося в его кровати человека, невыносимо тёплый. Он так очевидно очарован, что Юнхо ловит себя на желании отвести взгляд, уставиться глазами в чёрное небо за окном. — Похоже на то. — Вы двое ещё нормально не познакомились? — спрашивает Уён. Юнхо вновь переводит взгляд на Уёна, и вспыхнувшая было искра раздражения гаснет в ту же секунду, когда он встречается с большими, честными глазами. Было бы намного проще, если бы Юнхо вообще был способен злиться на Уёна, но увы. — Нет, — отвечает он осторожно. Юнхо наконец вновь смотрит на охотника. Сани. — Тебе стоит представить нас, когда он проснётся, — говорит Юнхо. — Обязательно, — Уён подходит к кровати, огибая застывшего на месте Юнхо. Он наклоняется и оставляет легкий поцелуй на лбу охотника, настолько незаметный, что смертный совсем не реагирует. — Он тебе понравится, — Уён улыбается Юнхо очень ярко. — Сонхва-хёну он нравится. — Ты любишь его. Улыбка Уёна слегка меркнет, и на его лице вдруг отражается тревога, словно он ребёнок, который выбрался из спальни после отбоя. — Мы, эм. Мы ещё не зашли настолько далеко, — говорит он, скашивая глаза на Сана. — Но ты действительно любишь его. Уён сжимает губы в тонкую линию. Он осторожно гладит охотника по тёмным волосам. — Думаю, что так… — наконец отвечает он едва слышно. Юнхо закрывает глаза и отворачивается, направляясь к двери. Он отгоняет прочь все сцены жестокости, которые пусть мимолётно, но успел представить. Он клялся, что оставит эту часть себя позади, когда вернётся. Он сможет подавить её в себе сейчас. Ради Уёна. — Позаботься о нём, — говорит Юнхо, уже шагнув за дверь, и не слышит того, что отвечает ему Уён. * Сонхва распаковывает продукты. Юнхо наблюдает за ним поверх книги в своих руках. Движения Сонхва всегда грациозные и методичные, без исключений. Очевидно, что для него это привычное дело. Раскрыть сумки (не отвратительные пластиковые пакеты, которые дают в магазине, а тканевые, потому что конечно он из таких людей), достать пару упаковок ягод, открыть холодильник и положить упаковки внутрь, прямо рядом с яблочным соком, под полкой, плотно заполненной пакетами с кровью. Промыть, заново наполнить, повторить. Сонхва несколько сотен лет. И он на кухне, разбирает сумки с продуктами как гордая домохозяйка. — Зачем вообще столько еды? — спрашивает Юнхо. Сонхва выразительно смотрит в ответ: — Ты знаешь зачем. И да, Юнхо знает. Неприятно, но он может себе это представить: Сан, выгибающийся под Уёном, когда клыки вонзаются глубоко в горло охотника; Хонджун, тяжело дышащий, когда Сонхва прижимает его к стене, одной рукой запутавшись в волосах, склонив голову над чужой шеей. Юнхо решительно рушит эти картины в своей голове, пока они окончательно не свели его с ума. — Они правда бывают здесь так часто? — спрашивает он. — Достаточно. Юнхо мычит в ответ, переворачивая страницу. — Как давно у Хонджуна появился этот подопечный? Вопрос заставляет Сонхва остановиться. — Около двух лет, я думаю. — Хм, — Юнхо вновь переворачивает страницу. — Думаешь, этот тоже умрёт? Тишина. Юнхо поднимает глаза на Сонхва, смотрящего на него слегка нахмурившись. Он выглядит разочарованным, и это заставляет пальцы Юнхо, держащие страницу, конвульсивно дёрнуться. Но где-то глубоко в этих глазах он видит симпатию тоже. И это то, почему Сонхва слишком хорош для них всех. — Юнхо. — Только и говорит Сонхва тихо. — Я не собираюсь убивать его, — говорит Юнхо, потому что это кажется правильным сейчас. И это правда, по большей части. Он не уверен, что сможет вынести страдающего Уёна и его обвинения, если Юнхо вдруг отнимет у него его нового человеческого любовника. К тому же, он хотел бы прожить ещё как минимум несколько десятков лет без постоянного созерцания разочарования на лице Сонхва снова направленного в его сторону, спасибо большое. Он итак сыт им по горло после той небольшой череды убийств, устроенной им в Европе (с разрешения Ёсана, но Сонхва не обязательно об этом знать). — Я знаю, — говорит Сонхва. — Но дело не в этом, — он тихо вздыхает, очень по-человечески, и Юнхо почти уверен, что эта привычка появилась у Сонхва только потому, что это отлично отражает его эмоции по поводу выходок его детей. — Я знаю, как ты относишься к Хонджуну. И я не обесцениваю твои чувства, ты же знаешь это, правда? Юнхо устраивается поудобнее в своём кресле, морщась. Он ощущает себя ребёнком, которому делают выговор. — Да. — Я знаю, что он не оставил тебе выбора, и это было нечестно. И мне жаль. — Это не твоя вина, — бормочет Юнхо, отвечая на это уже, кажется, в сотый раз. — Это спорно, — говорит Сонхва, и прежде, чем Юнхо успевает возразить, добавляет, — и ни в чём из этого точно нет вины Сана. Юнхо продолжает смотреть в книгу, не видя перед собой ничего, кроме размытых черных пятен на белом фоне. — Он ребёнок, Юнхо, — продолжает Сонхва. — Хонджун взял его к себе, чтобы его не убили. У него больше никого нет. Но теперь Уён любит его, и я тоже отношусь к нему очень тепло, и… — И Хонджун любит его. — Получается жёстче, чем Юнхо планировал. Он не смотрит на Сонхва, не хочет видеть жалость в его глазах. — Да, — говорит Сонхва мягко. — Верно. Так же, как он любит и тебя. Какое-то время Юнхо продолжает пялиться в книгу, оставаясь неестественно неподвижным — так, как только вампиры могут это, а затем захлопывает её, отбрасывая на стол, и встаёт, направляясь наверх, в свою комнату. — Ты всегда можешь просто навестить его, — говорит вдогонку Сонхва, — я знаю, что Хонджун будет рад видеть тебя. Юнхо не хлопает дверью своей спальни намеренно, но она всё равно закрывается достаточно громко, чтобы оставить в ушах неприятный звон. * Сначала во входную дверь стучат, а потом осторожно зовут: — Привет? Развалившийся на диване Юнхо поднимает голову, отвлекаясь на секунду от открытого в телефоне приложения с кроссвордом. — Открыто, — отвечает он. В доме больше никого нет, и он знает, что ему стоит, возможно, быть более осторожным, но, чёрт, уже поздняя ночь, и он вампир, и наверное может справиться с любым, кто вздумает пройти через эту дверь. Особенно если этот кто-то достаточно вежлив, чтобы стучать. Юнхо слышит, как открывается входная дверь, и появляется Чхве Сан. В джинсах и чёрной кофте с капюшоном, он выглядит каким-то мокрым — на улице, должно быть, идёт дождь. Юнхо садится, выпрямляясь, и откладывает телефон в сторону, чувствуя неясное напряжение. — Ох. — Сан выглядит удивлённым. Он снимает капюшон и одной рукой взъерошивает волосы. Даже с такого расстояния Юнхо чувствует его — тёплый, человеческий запах. Ощущать его в этом доме уже почти привычно. За несколько месяцев, что Юнхо провёл здесь, он привык, но быть так близко к Сану, такому живому…сбивает с толку. — Юнхо-щщи. Я, эм… Я не знал, что ты здесь. Уён ещё не вернулся? — Нет, он всё ещё гуляет где-то с Сонхва, — говорит Юнхо. — Он сказал, что хочет поесть до того, как ты придёшь. Сан хмурится: — Оу, — говорит он, а потом добавляет так тихо, что Юнхо мог бы и не услышать, не будь он вампиром, — ему не нужно делать это. Юнхо отмечает про себя маленькое кольцо шрамов на шее Сана, аккуратных и тусклых, едва видимых. Юнхо гадает, как часто Уён обновляет их. Гадает, насколько они свежие. — Ты волнуешься за него, — говорит Юнхо. Сан смотрит ему в глаза — остро, но настороженно. — Сейчас мы с Хонджуном не единственные охотники в этом месте, — говорит он. — И если кормить его собой достаточно, чтобы отвадить других, то… — Сан пожимает плечами. — Это та цена, которую я готов заплатить. — Ты же знаешь, что клуб — санкционированное место для кормления, правда? — Я знаю, — отвечает Сан. — Но нельзя быть уверенным, что один из этих опьянённых людей потом не пожалеет об этом. Юнхо смотрит внимательно на этого юношу, ставшего каким-то образом таким важным для двух самых важных для Юнхо людей. (Потенциально трёх, но это только в дни, когда Юнхо становится особенно сентиментальным по отношению к одному определённому охотнику). — Они выживали сотни лет без твоей заботы, — замечает Юнхо, стараясь сохранить свой голос спокойным. — И они проживут ещё сотни лет после того, как ты исчезнешь. Сан едва ли реагирует на это, но Юнхо успевает заметить, как его сердце сбивается на миг, как дёргаются веки. — Ну да. — Сан улыбается, и это так красиво и грустно, что Юнхо почти приходится отвести взгляд. — Тогда они могут пользоваться моей заботой, пока я ещё в состоянии предоставить её. На них опускается неловкая тишина. Сан первым отводит взгляд, переводя его на телефон в своих руках, и Юнхо нескончаемо бесит то, что он совсем не чувствует себя победителем. — Чхве Сан, — говорит он. Сан поднимает голову, смотря на него широко раскрытыми глазами. — Ты знаешь, кто я, не так ли? Уён познакомил их ещё месяцы назад, но не сказал ничего о том, что Юнхо — мёртвый подопечный Хонджуна, и Юнхо никогда не спрашивал, рассказал ли кто-то об этом новому, идеальному помощнику охотника. Ответ на этот вопрос находится сразу же, когда Сан хмурится, опустив плечи, и улыбка сползает с его лица. — Да, — шепчет Сан. — …Мне жаль. Самое ужасное, что он действительно искренен. Юнхо поднимается на ноги и чувствует ужасное, такое детское удовлетворение от того, что Сан дёргается, немного отступая назад. Он проходит у Сана за спиной, когда покидает комнату, и его рука едва заметно скользит по чужой шее, длинными ногтями опасно касаясь кожи, но Сан даже не замечает. У себя в голове — и только у себя в голове, потому что ему стыдно за одну только эту мысль — Юнхо представляет на мгновение, как его ногти становятся острее, как пальцы давят сильнее, пронзая деликатную кожу, как нож масло. Представляет, как он разрывает вены, позволяя горячей крови пролиться на бледную кожу, с каждым ударом сердца всё больше, и больше, и больше, пока… Юнхо отступает, отдергивая руку, и с усилием отводит взгляд от человеческой шеи. — Они скоро вернутся, — говорит он, направляясь к лестнице. — Располагайся как тебе удобно. — Спасибо, Юнхо-щщи, — тихо отвечает Сан. Юнхо медлит, в сомнениях, вдруг явственно ощущая в груди груз своего мёртвого сердца, а затем добавляет, потому что это правда, а ещё потому, что ему кажется, что он должен сказать что-то ещё: — Уён будет рад видеть тебя. Последнее, о чём думает Юнхо, прежде чем запереться у себя в комнате, это то, что Чхве Сан очень, очень человек. Может этот умрёт тоже. * Юнхо всё ещё молод. Он вампир меньше десятилетия, что просто ничтожное мгновение в жизни многих вампиров, которых он встречал. Он знает это. Принимает это. Его устраивает то, что Ёсан в шутку называет его их «ребёнком». Его устраивает, что Уён обычно зовёт его «Юнхо-я!», несмотря на то, что при обращении Юнхо был старше Уёна на полных два года. И его устраивает то, как Сонхва иногда ведёт себя слишком уж по-родительски по отношению к нему, всегда интересуется, поел ли он, словно он всё ещё новорождённый, плохо контролирующий свою жажду. Так что Юнхо понимает, что он молод, и знает, что совсем не ровня большинству вампиров, населяющих их город, но он также знает, что его семья хорошо подготовила его к новой длинной, бессмертной жизни. Он умеет драться. Он знает, как оставаться незамеченным охотниками. И он знает лучше других, как убивать вампиров. Утро субботы настолько раннее, что вполне может ещё называться поздней ночью. Небо темно. Только что поглощённая кровь горячей волной растекается по венам, оставляя на его щеках румянец. Он чувствует лёгкость, сытость, что-то даже близкое к восторгу. И тогда он слышит знакомый смех. Мёртвое сердце Юнхо словно дёргается в груди. Он на автомате скрывается в тени ближайшей двери и следит за тротуаром на другой стороне улицы, выжидая. Они идут вместе, словно просто прогуливаются. Засунув руки в карманы бомбера, Хонджун откидывает голову назад, сощурив глаза и смеясь. Его подопечный — Сан, подсказывает сознание влюблённым голосом Уёна, потому что тот всегда говорит, что нужно использовать имя — смеётся вместе с ним. Хохочет неожиданно громко — Юнхо не ожидал такого от человека с лицом вроде того, что имел Сан. Волосы Сана длиннее, чем в их последнюю встречу, и Юнхо нехотя приходится признать (только у себя в голове), что он начинает понимать, что же такого Уён нашёл в этом парне. Волосы Хонджуна снова окрашены светлым, почти ослепительно белые, стянуты сзади в слабый пучок, который, Юнхо знает, должен казаться небрежным. — Ты должен выглядеть вызывающе, Юнхо-я, — говорил ему Хонджун, нахально улыбаясь каждый раз, когда они патрулировали улицы вместе. — Если ты не выглядишь вызывающе, то ни один даже самый глупый вампир не клюнет на тебя. И они точно были наживкой сегодня, два молодых парня, будто просто прогуливающиеся в этот ранний час по тёмным улочкам. Расстёгнутая рубашка Сана привлекательно открывает его ключицы, а кожаные штаны Хонджуна облегают его ноги так плотно, что даже Юнхо приходится заставить себя отвернуться. Они ловят на живца, и это работает. Юнхо чувствует вампиров раньше, чем видит их. Их двое, они движутся в тенях, подбираясь близко, но недостаточно, чтобы охотники могли заметить их. Но Юнхо знает, куда смотреть, так что он видит, что плечи Хонджуна едва заметно напряжены, а Сан откидывает свои волосы назад так, чтобы иметь возможность кинуть быстрый взгляд через плечо. Они хороши. Конечно они хороши. Это же Хонджун. Но вампиры, преследующие их, не знают этого. Юнхо наблюдает, как они проходят очередной дом, совсем не замечая, как пальцы его правой руки конвульсивно сжимаются. Ему должно быть всё равно. Он не должен ничего чувствовать. Хонджун более чем опытный охотник, и судя по тому, что он слышал, как ни тяжело это признавать, но его подопечный почти так же хорош. Они знают, что их преследуют. Они готовы к нападению. Они будут в порядке. И Юнхо правда не должно это волновать в любом случае, не должно. Если уж он и должен чувствовать что-то, так это надеяться, что вампиры застанут их врасплох, что Хонджун отвлечётся, и они с его прекрасным подопечным разделятся, что сопляк останется один, и когда его горло разорвут, он будет захлёбываться криками, слезами, и… Юнхо вздрагивает, пряча эти мысли (воспоминания?) подальше. Его это не волнует. Его не должно это волновать. И всё же… Юнхо пялится на крадущихся вампиров, презирает их, их глупость (как могут они не замечать, что преследуют двух лучших охотников этого города?), их очевидную жажду крови. Они, должно быть, старше Юнхо, но не намного. И он вдруг неожиданно и ужасающе зол. Он может справиться с ними. Он плотно сжимает губы и прежде, чем он может хорошенько всё обдумать, срывается с места. Первого он настигает со спины, одной рукой зажимая рот, а другую оборачивая вокруг плеч. Он усиливает хватку, а затем раздаётся глухой, тошнотворный хруст, когда Юнхо одним резким движением сворачивает вампиру шею. Он отбрасывает труп, чтобы разобраться с другим. Второй вампир кидается на него, обнажая клыки в порыве ярости. Юнхо отступает в сторону молниеносно, перехватывает чужую шею и зажимает рот локтем, чтобы не издавать шума. Он погружает руку в чужое мёртвое тело прямо так — со спины, ногтями царапая крошащиеся под напором ребра, и морщится, когда сжимает наконец то, что, похоже, является сердцем. Юнхо сжимает пальцы в кулак и проворачивает кисть, вырывая его, позволяя себе запачкаться в густой чёрной крови и ошмётках кожи. Его нос морщится в отвращении, и сердце (а может и часть лёгкого?) падает на асфальт. Мертвое тело второго вампира следует за ним. Все занимает не больше пятнадцати секунд. — Чёрт, — бормочет Юнхо и лихорадочно оглядывается на дом, за которым только что скрылись Сан и Хонджун. Пошло оно всё, решает он и скрывается в тенях ближайшего переулка, надеясь, что кто-нибудь другой разберётся с телами. Юнхо кажется, что от возбуждения по его коже пробегает ток. Если бы его сердце билось, то его пульс сейчас был бы сумасшедшим. На его руках кровь, она засыхает мерзкой коркой на его коже, под ногтями, мелкими брызгами на полах плаща, рубашке, везде. Он снова ощущает себя новорождённым: диким, свирепым, отчаянно пытающимся выплеснуть свою ярость в насилии, разодрать кожу, вцепиться и пить, убить… Перед глазами вдруг всплывает лицо Сонхва. Юнхо сильно жмурится и стискивает зубы, чувствуя под плотно сомкнутыми губами проявившиеся клыки. Это больше не он. Он больше не новорождённый. Он контролирует себя, он должен контролировать себя. Всего минута уходит у Сана и Хонджуна на то, чтобы понять, что их больше не преследуют; Юнхо улавливает обрывки разговора, когда охотники возвращаются назад по своим следам. Он отступает глубже в тень. Юнхо не уверен, почему он всё ещё здесь, но если честно, это не тот вопрос, над которым ему хочется раздумывать сейчас. — …точно шли за нами, да? — Это Сан, его торопливый шёпот. — Мне так казалось. — Юнхо стискивает свои окровавленные руки в кулаки. Даже спустя все эти годы, он не знает, сможет ли когда-то снова спокойно слушать голос Хонджуна. И сейчас это совсем не помогает унять бушующую ярость, клубящуюся где-то глубоко внутри. — Они тащились за нами пару кварталов как минимум, я…господи боже. Ох. Они нашли тела. — Какого чёрта тут произошло? — в ужасе спрашивает Сан. — Это не мог сделать охотник, не с помощью… — он не договаривает, и совершенно ясно, как сильно он напуган. Юнхо едва различает их фигуры — обхватившего себя руками поперёк груди Сана, склонившегося над растерзанным трупом второго вампира Хонджуна. Последний не смотрит на тело, нет. Он зорко всматривается в тени. Юнхо внушает ему не смотреть в его сторону, хотя знает, что надёжно спрятан во тьме. — Нет, — продолжает Хонджун, — это дело рук другого вампира. — Думаешь, они что-то не поделили или вроде того? — говорит Сан. Увиденное, похоже, сильно его впечатлило. Мысль об этом приносит Юнхо удовлетворение. — Или вроде того. — Хонджун выпрямляется и вздыхает. — Ну… мы можем вернуться в притон и попытаться ещё, или закончим на сегодня. Что думаешь? Сан достает из кармана телефон и снимает с экрана блокировку, освещая своё лицо холодным голубым свечением. — Уже больше трёх. Упустили лучшее время. — Тогда вернёмся домой. — Нам стоит позвонить Сонхва-хёну? Я знаю, что он не любит оставлять тела вот так…ну, ты знаешь. — Сан машет рукой в сторону двух мёртвых вампиров. — Беспризорными. И он точно захочет знать, если одни вампиры убивают других вампиров. Сонхва-хён. Юнхо хмурится; с каких пор Чхве Сан зовёт Сонхва «хён»? — Да, я позвоню ему по дороге домой. — Хонджун ещё раз с подозрением осматривает всё вокруг. — Странно, что он вот так просто оставил тела здесь. Обычно они хотя бы пытаются скрыть их. — Может, он торопился? — Может, — говорит Хонджун, но звучит совсем неуверенно. — Давай ты поразмышляешь об этом по дороге домой, хён, — с нервной улыбкой отвечает Сан, и Юнхо вновь, теперь уже с толикой раздражения, отмечает, что нового подопечного Хонджуна действительно, к сожалению, очень легко полюбить. И это нисколько не делает всё проще. Охотники наконец уходят, но прежде, чем они успевают скрыться из поля зрения, Хонджун останавливается, чтобы оглянуться через плечо в последний раз. На короткий миг его взгляд падает прямо туда, где всё это время в густой непроглядной тьме прячется Юнхо. Юнхо до последнего смотрит им вслед. * К большому удивлению, телефон Юнхо звонит. И Юнхо отвечает, потому что он идиот. — Да? — с любопытством говорит он; редко приходится иметь дело со звонками с незнакомых номеров в такой час — настолько ранним утром все смертные ещё спят. — Ты ответил. Юнхо замирает. — Пожалуйста, не отключайся, — добавляет Хонджун торопливо, и его голос звучит немного сдавленно. — Я взял твой номер у Сонхва, и мне жаль, что пришлось действовать за твоей спиной, но я хотел поговорить. Мы…мы можем поговорить? Нет, хочется ответить Юнхо. Нет, мы не можем, потому что ты позволил мне умереть, а потом ты не дал мне умереть. А потом ты отдал меня вампирам и не сказал ни слова против, когда я клялся, что не хочу больше видеть тебя никогда, и ты никогда не искал меня, а потом просто нашёл мне замену, и ты совсем не выглядишь… — Хорошо, — говорит Юнхо. — Оу. — Хонджун, кажется, удивлён, и Юнхо понимает, почему. — Ладно, я…спасибо. Как…как ты? — Прямо сейчас? Немного голоден. Юнхо слышит, как дыхание Хонджуна на миг сбивается, и замечает, как тот старается это скрыть. — Оу, эм, ты…ещё не ел сегодня? Уже поздно. — Я ел вчера, — отвечает Юнхо. — До завтра вполне обойдусь кровью из пакета. Какое-то время оба молчат, а потом Хонджун делает глубокий, рваный вдох. — Той ночью, это был ты, верно? — говорит он. — Когда мы с Саном нашли мёртвых вампиров. Сначала Юнхо собирается отрицать это, но в итоге не отвечает ничего. Его молчание расценивается как признание в любом случае. — Почему ты это сделал? — спрашивает Хонджун. — Я знаю, что тебе плевать на меня, и с Саном… — Мне не плевать, — говорит Юнхо, даже не осознавая этого. Он медленно моргает, когда между ними опускается внезапно тяжёлая тишина. — Юнхо… — Сонхва расстроится, если ты умрёшь, — перебивает его Юнхо, с силой сжимая телефон в руке. — И Уён будет несчастным без своего Сана, ты ведь знаешь, какой он. Ты специально выбрал себе в напарники того, кто сможет отвлечь его? Потому что если так, то это потрясающее… — Мне жаль. Тихие слова гремят словно выстрел, словно звонко крошащееся от удара стекло. — Мне жаль, Юнхо. Мне так жаль. Я знаю, что уже говорил это, и я знаю, что тебе не нравится слышать это, и ты не должен прощать меня, но… Мне жаль. И я рад, что тебе всё ещё не всё равно, потому что мне не всё равно тоже, ладно? И я… Мне тебя не хватает. Мне жаль. Юнхо пялится в пустоту, куда-то в стену перед собой, в густые тени, что откидывает лампа в дальнем углу. — Спокойной ночи, Хонджун, — говорит он, и едва успевает услышать удивлённое «Спокойной ночи» в ответ, прежде чем он опускает телефон и сбрасывает вызов. Он выключает его совсем и отбрасывает на пол. Мне тебя не хватает. Юнхо откидывается на спину. Он закрывает глаза и пытается думать о чём угодно, кроме навязчивого, так хорошо запомнившегося ощущения впивающихся в его руку когтей, рук, отбрасывающих его от напарника; мокрого хруста собственного черепа, ударившегося о камни; ни с чем не сравнимой жуткой боли от клыков, вгрызающихся в его горло; того, как Хонджун кричал до хрипа. Мне жаль. Юнхо прикрывает глаза рукой. Он снова чувствует, как жажда поднимается внутри него волной, как гнев закипает где-то под самой кожей. Он помнит, как Сонхва сказал, что этого стоило ожидать («Жестокость, с которой ты был убит, будет преследовать тебя долгие годы, но ты научишься контролировать её. Так же, как это сделал я»), как рассказал о том, как приглушить злость, потушить бушующее пламя внутри. Мне жаль, Юнхо. Юнхо делает вдох, хотя его мёртвым лёгким не нужен воздух. Он делает вдох и задерживает его, дожидаясь, когда жар утихнет. Мне тебя не хватает. Выдыхает — долго и медленно, считает до десяти, а потом ещё немного. Всё в порядке, ему в любом случае не нужен следующий вдох. Мне так жаль. Вдох. Мне тебя не хватает. Выдох. Мне так жаль. Вдох. Мне тебя не хватает. Тишина.