See Me

Половица протяжно скрипит, проминаясь под подошвой массивного плотно зашнурованного ботинка. Луч фонаря скользит по стене с блёклыми обоями, усыпанными крошечными цветами, выхватывает ореховые перила, отдающие едва заметным блеском лака, и переходит к толстым балкам на потолке. - Вот тут он и повесился, - Чанбин указывает подбородком на балку над средней ступенью лестницы. – Ким Ёнду. - Первый хозяин дома? – Хёнджин рассматривает потолок. – Интересно, как он привязал туда верёвку? Стремянку притащил? Прикинь он всё сделал, отнёс стремянку обратно в кладовку, начал тянуть к себе петлю и такой «Дерьмо, слишком длинная», и попёрся обратно за стремянкой. Вот это был бы облом. - Заткнись, а, он же с собой покончил. Прояви немного уважения. - Кому? Он мёртвый, ему уже всё равно. - Хозяин дома говорил, что на самой верхней ступени несколько раз видели его силуэт, как он спускается. Здесь часто слышат скрип балки, а одна женщина ночью встала за стаканом воды и увидела, как он висит над лестницей. - Ага, на качели качается, - Хёнджин фыркает и заступает на первую ступень. – Ким Ёнду, если ты здесь, поскрипи балкой, покачайся на верёвке. - Не провоцируй его, - тут же с нажимом шипит Чанбин, шлёпая его по руке. - Ну пусть попросит меня перестать. Хёнджин поднимается дальше, рассматривая висящие на стенах фотографии. За мутным стеклом находятся выгоревшие на солнце чёрно-белые снимки семьи из четырёх человек: родители и две маленькие дочери. Палец смахивает пыль с шершавой рамки. - Погибли в таком юном возрасте. Несправедливость. - Откуда ты знаешь, что их дети погибли? – Чанбин чуть хмурится. – Я вроде не говорил. - Разве это не очевидно? Раз этот дом считают проклятым, то вряд ли это из-за одного несчастного висельника. - А, ну логично, да. Они умерли от черепно-мозговых травм. Играли в комнате и неудачно упали. - Сразу обе? - По официальным источникам да. Но поговаривают, что это младшая упала и разбила себе голову, а потом, когда это увидела мать, то она с психу схватила старшую за то, что не досмотрела, и толкнула её на тот же комод, прямо на угол. - Ух, - присвистывает Хёнджин. – Жёстко. - Да. Мать в тот же вечер перерезала себе вены в ванной, - поднявшись на второй этаж, Чанбин водит фонариком и останавливает его на белой двери с сильно облупленной краской. – Вон там. Комнаты второго этажа закрыты, поэтому в коридоре стоит кромешная тьма. На кремовых обоях в некоторых местах виднеются рыжеватые разводы и припухлости. Свет фонаря отражается от фарфоровой вазы, стоящей на небольшом бюро слева от лестницы. В ней лежат какие-то ржавые броши и два ключа. На самом бюро также имеется кружевная белая салфетка, на которой находится фото молодой пары. Лица практически неразличимы из-за времени, но можно разглядеть счастливые улыбки. Над лестницей раздаётся скрип. Чанбин резко оборачивается, водя задрожавшим фонарём. - Ты чего? - Что-то скрипнуло. - Где? - Да там, на лестнице. Ты не слышал? - Нет, - абсолютно невозмутимый Хёнджин возвращается назад и окидывает пролёт взглядом. – Там ничего нет. - Я точно слышал скрип, - Чанбин перебирает ледяными пальцами. - Ты же сам видишь, что там пусто. Ступень прогнулась обратно после нас, им сто лет в обед. Пошли. Чанбин ещё какое-то время напряжённо вглядывается в мрак гостиной у подножья лестницы и разворачивается, нагоняя Хёнджина. Тот уже открывает самую первую дверь без всякого колебания. Она оказывается хозяйской спальней с расположенной у стены кроватью, накрытой заметно потрёпанным тускло-розовым покрывалом с вышитыми розами. Рядом стоит туалетный стол с овальным зеркалом и косметическими принадлежностями явно не из нынешнего столетия. Этикетки были монотонные и как будто запачканные пудрой. На краю лежит журнал, который Хёнджин берёт в руки, сдувая пыль. - «Мир агрокультуры, 12 выпуск, 1961 год», - читает он. – Хочешь послушать советы по выращиванию тыквы? - Очень смешно, - Чанбин подходит к календарю на стене и смотрит на приписки о чьих-то днях рождения в клетках. – Всё случилось за неделю до юбилея Ким Ёнду. Он повесился после похорон своей семьи. Бедный мужик, я бы тоже не выдержал. - Всё можно выдержать. Суицид – это не избавление от проблем, а создание больших. - Я думал ты не веришь в жизнь после смерти, ад и так далее. - Не верю, я говорю про то, что за ним кто-то должен был всё убирать. - Ему было морально больно, он просто хотел, чтобы это закончилось. - Вот именно. Смерть – это конец всего, это не избавление, она не приносит облегчение. А вот в жизни полно всего, есть весь мир, в котором всегда можно найти что-то, что всколыхнёт тебя. Даже если на поиск уйдут годы, оно будет того стоить. - Поэтому я и хочу верить в то, что смерть – это не конец, что у жизни есть продолжение, где можно встретиться с дорогими людьми, - Чанбин ступает по половицам и останавливается перед массивным шкафом. - Кто я такой, чтобы тебя переубеждать, - Хёнджин дёргает губами. – Верь во что хочешь, если тебе так спокойнее, я не против. Давай заценим шкаф. - Давай, - кивает Чанбин, но так и не двигается. - Ну и? - Давай ты. - Думаешь, оттуда на тебя сразу полчище призраков выскочит? - Всякое может быть, я лучше подстрахую тебя, я сильнее. - Ты по газам дашь в ту же секунду, как что-то мелькнёт у тебя перед глазами, - Хёнджин закатывает глаза. – Отойди. Тонкие длинные пальцы обхватывают изогнутую ручку шкафа. Выдержав эффектную паузу, Хёнджин дёргает дверцу на себя. Сжавший фонарик в руке Чанбин осторожно смотрит через его плечо. На полках лежит обычная сложенная кучками одежда. - Старое шмотьё, - Хёнджин приподнимает вельветовый пиджак, проходясь по всей стопке. - Похоже, сюда вернули всю их одежду после того, как отсюда съехало несколько жильцов и дом превратили в нетронутый музей. - Может бабки старые завалялись в карманах? За них бы много дали. Хотя историки уже, наверное, всё перебрали. - Даже если бы были, не воровать же у мёртвых. - Они им всё равно не нужны, - Хёнджин пожимает плечами. - Ни стыда, ни совести, - Чанбин вздыхает, качая головой. - Прости, я не верю во всё это дерьмо. А вот в счета за воду и электричество я верю. Закончив с осмотром спальни, они выходят обратно в коридор. Тишина кажется такой глубокой, что не слышно даже шум колёс с дороги за воротами. Зато биение собственного сердца чётко барабанит в ушах. Как и всегда, Хёнджин идёт первым и без заминки открывает следующую дверь, которая со скрежетом поворачивается на толстых петлях. Лица обдаёт порывом холодного воздуха, пахнущего детской присыпкой. - Это комната девочек, - говорит Чанбин, сглатывая и проходя следом. В правой части спальни друг напротив друга стоят две маленькие кровати, заправленные одинаковыми одеялами с цветными кругами. На одной кровати сидит потрёпанный заяц с алым бантом на шее, на другой лежат две тряпичные куклы, положенные так, будто они держатся за руки, пустыми взглядами смотря в потолок с подтёками. В левой части находились два письменных стола с обитыми подушками стульями, стеллаж, заставленный старыми книгами сказок и учебниками для первого и второго класса начальной школы. Посередине были два комода с одеждой, перед которыми на ковре лежали детали разобранного деревянного конструктора, ещё одна тряпичная кукла в сшитом из лоскутов платье, жёлтый мяч и плюшевый медведь с поцарапанным носом. - Здесь всё и случилось, - Чанбин медленно подходит к комодам, непроизвольно оттягивая голову немного назад. - Маленькая случайность и четыре смерти, да? – ладонь Хёнджина скользит по гладкой поверхности, собирая пыль. – Дай угадаю. Здесь слышно детский смех и двигаются предметы? - Бинго. - Классика. - Но слышно не только смех, а ещё и плач. Молодая пара, которая жила здесь, сказала, что однажды видела здесь двух девочек. Одна держала другую на коленях и плакала. Когда они включили свет, то здесь никого не оказалось. - Ещё бы, - Хёнджин хмыкает и садится на кровать у окна. – Ну что, будем говорить с пустотой здесь? - Да, - опустившись на другую кровать, Чанбин отрывисто выдыхает, собираясь с мыслями. – Привет. Меня зовут Со Чанбин. - Хван Хёнджин. - Мы здесь для того, чтобы поговорить с вами. Мы не собираемся вам вредить или как-то обижать, мы просто хотим узнать подробности того, что здесь произошло 15 сентября 1961 года. Любой дух или прочая сущность могут выйти с нами на связь. Если вы здесь, то, пожалуйста, дайте нам знак. В комнате становится тихо. Слабые лучи луны проникают через окно, отбрасывая на пол кривые тени от покачивающихся снаружи веток деревьев. Ночь была пасмурная и тучи то и дело перекрывали рассыпчатый свет. - Толкните мяч, если вы здесь, давайте поиграем, - прерывает тишину Хёнджин. – Вам же нравилось играть, да, девочки? Луч фонаря освещает ковёр с игрушками. - Только не двигайся. Только не двигайся, - шепчет Чанбин, не сводя с мяча глаз. - Так мы этого и добиваемся, нет? – издаёт смешок Хёнджин. - Я обосрусь, если он сдвинется. - Ты самый странный охотник за нечистью из всех, что вообще бывают. Ты боишься всего паранормального до усрачки, но специально таскаешься по «проклятым» домам, чтобы найти доказательства того, что духи существуют. И ты боишься, что эти доказательства появятся. - Потому что это помогает мне верить в то, что жизнь после смерти есть. И я хочу написать книгу, чтобы доказать это другим. Конечно, я пересру, если увижу какую-нибудь нечисть, любой бы пересрал. - Я бы нет. - Это потому что ты в них не веришь. Но если бы перед тобой появился какой-нибудь призрак или демон, ты бы тоже заверещал. - Я бы поболтал с ними, спросил, что там как в их мире, какие цены на бензин, - насмешливо отвечает Хёнджин. - Ага, конечно, - буркает Чанбин, смерив его недовольным взглядом. – Зачем ты тогда со мной таскаешься, если тебе это всё настолько до лампочки? - Мне нравится шататься по всем этим типа жутким домам, слушать твои кровавые истории. Ну и наблюдать за тобой тоже забавно. - Я тебе клоун какой, что ли? - Почему сразу клоун? Просто интересный человечек. Но если ты так против, то пожалуйста, я могу уйти и ты будешь здесь один наедине со своими призраками. - Сиди уж, раз пришёл. Только хватит… Чанбин резко замолкает, переводя фонарь обратно на ковер с игрушками и застывая. Его глаза широко распахнуты, грудь округлена из-за споткнувшегося об окаменевшее горло воздуха. - Что ты там увидел? – недоумённо прослеживает за его взглядом Хёнджин. - Мяч сдвинулся. Мяч, он… - Чанбин с трудом сглатывает. - О чём ты? Он на том же месте. - Нет, я тебе отвечаю, он лежал прямо около куклы, а теперь между ними появилось расстояние, я видел краем глаза движение, - тараторит Чанбин. - Я ничего не видел, тебе показалось. - Я серьёзно. - Эй, если кто-то из вас двинул мяч, то сделайте это ещё раз, - Хёнджин обращается куда-то вверх. – И старайтесь получше, чтобы видели мы оба. - Не провоцируй их так, - осуждающе цедит Чанбин. - А что они мне сделают? Можете швырнуть этот мяч прямо мне в рожу, если хотите. Даже не так. Я требую, чтобы вы швырнули этот мяч мне в рожу. Накажите плохого дядю, дёрните меня за волосы, видите, какие длинные? – Хёнджин выцепляет прядь из угольного каре. – Можете конструктором в меня покидаться. - О, Господи, - Чанбин прикрывает глаза, вздыхая. – Если что, то это он такое просит, меня всё устраивает и так, я вас уважаю. - Это потому что он вас боится, а я нет. Ну? Я жду. Чанбин, продолжающий исступлённо сжимать фонарик так, что начинало ломить костяшки, гипнотизирует мяч взглядом. Он готов в любую секунду сорваться с места. Тени на полу покачиваются, в спальне как будто становится холоднее. По основанию шеи пробегают мурашки и Чанбин нервно трёт это место, царапая кожу ногтями. - Что и следовало ожидать, - Хёнджин разводит руки. – Будешь доставать свой дурацкий Спирит Бокс? - Да, - Чанбин лезет в карман толстовки и вытаскивает прибор, напоминающий рацию. – Это устройство поможет вам передать нам какое-нибудь сообщение. Не пугайтесь его звука, оно не причинит вам вреда, оно просто перескакивает через радиоволны, соединяясь с вашим миром. Чанбин нажимает на кнопку и комнату заполняет шипение мельтешащих радиопомех. Из-за царившей в доме тишины поначалу это кажется едва ли не оглушающим. - Если вы здесь, назовите ваши имена, пожалуйста. Хотя бы одно. Шипение продолжается, иногда на долю секунды прерываясь какими-то обрывками слогов или мелодий с радиостанций. - Назовите имя, - повторяет Чанбин и через несколько мгновений добавляет. – Или повторите одно из наших. Чанбин, Хёнджин. Фонарь по-прежнему освещает зону игрушек. Ничего не происходит. Хёнджин светит на стеллаж, бегая глазами по названиям книг на корешках, чтобы чем-нибудь себя занять. - Чан… - вдруг обрывисто доносится из приёмника. - Что? – Чанбин тут же подбирается на месте. – Вы пытались назвать моё имя? Повторите ещё раз. В ответ снова звучит скачущая статика. - Тебе показалось. - Ты тоже слышал «Чан», даже не думай отрицать. - Это могло быть что угодно, - равнодушно ведёт плечом Хёнджин. – По радио могли говорить о том, что выросла стоимость за один кочан капусты. - Какое удачное совпадение. - Именно. Совпадение. - …ин, - снова выдают помехи. - Слышал? – Чанбин несколько раз тычет пальцем в прибор в своей руке. - Что? «Ин»? Ну, бензин, например, и что? - Они попытались сказать «Чанбин». - Вот пусть скажут «Чанбин» полностью, тогда я, может быть, и допущу, что это не случайность. - Если они скажут «Чанбин», то это точно не случайность, такого не может быть. - Ты не единственный Чанбин во всём мире, это имя может попасться в передаче. - Ты невыносим, - раздражённый вздох. – Вы можете произнести моё имя полностью? Он обводит комнату фонарём, попутно вслушиваясь. Назойливый шелест волн отдаётся от стен. - Хорошо, забудем про имя. Что здесь произошло? Как вы умерли? Густая темнота по сторонам давит на сознание. Всё, что находилось за пределами лучей, испускаемых небольшими фонарями, как будто покачивалось, вилось, подбираясь ближе. Чанбин испытывает сильное желание оборачиваться каждые несколько секунд, потому что ему кажется, что кто-то сидит прямо позади него и дышит в шею. Он смотрит на Хёнджина напротив. Тот продолжает спокойно изучать названия книг, не выглядя хоть сколько-нибудь напряжённым. Пробирает зависть. Он всегда такой. Ничего не боится и прёт вперёд. Его скептицизм служит отличной защитой для нервов. И хотя его спокойствие, порой доходящее до глухого кретинизма, раздражает, оно также придаёт немного уверенности. Оно всегда даёт Чанбину шанс на то, что всё в порядке, раз он спокоен. Потому что если что-то пробьёт Хёнджина, значит, дело действительно полнейшая дрянь. Без него раньше было страшно до истерики. - Случайно. Прозвучавшее из прибора слово заставляет Чанбина дёрнуться. Сердце начинает колотиться как бешеное. - Ты-ты слышал? - Что-то типа «Случайно»? – в голосе Хёнджина проскакивает подобие интереса, но он по-прежнему спокоен. - Да, это ответ на мой вопрос. Они умерли случайно, - Чанбин нервно ёрзает. – Я обращаюсь к Минхи, старшей дочери. Мама что-то сделала с тобой, когда узнала, что произошло с твоей сестрёнкой? Она случайно толкнула тебя слишком сильно? Или ты тоже случайно упала сама? Статика снова хаотично скачет практически без каких-то различимых помех, иногда выпуская в мир отрывки нот с музыкальных станций. - Мама сделала что-нибудь плохое? – звучит новый вопрос. - Вечером… Ульсан… - Что? Вечером Ульсан? - Это просто отрывки из новостей, либо погоды, - Хёнджин машет рукой. – Всё, выключай, задолбало, голова уже болит. - Последний шанс передать нам что-нибудь, - не унимается Чанбин. – Даю вам десять секунд. Он ведёт отсчёт, но не услышав ничего, кроме статики, выключает прибор. В спальне наступает звенящая тишина. - Наконец-то. Пошли отсюда, - Хёнджин поднимается с кровати и пинает мяч, который отлетает к дальней стене и закатывается под стол, останавливаясь у ножки. – Никто со мной играть не хочет. - Не трогай их вещи, - Чанбин несильно толкает его локтем в бок. - Вот уж простите. Выйдя в коридор и проходя мимо лестницы, Чанбин настороженно прислушивается и вытягивает шею, боясь увидеть там фигуру мужчины. Однако пролёт абсолютно пуст, никакого скрипа не слышно. Есть только тьма, разрываемая двумя бледными лучами, гулкая тишина и лёгкий запах затхлости. - Какая мерзкая ванная, - Хёнджин открывает облупившуюся дверь и с неприязнью смотрит на чёрные пятна плесени на потолке и в швах между плитками. – Воняет. - Труба подтекает, - Чанбин светит на пол под раковиной, где блестят капли. – Здесь уже лет шесть никто не живёт на постоянной основе. Все боятся. - Ага, цен на ремонт этой халупы. - Я бы не стал жить в доме, где умерли четыре человека, даже если бы мне его дали бесплатно и сделали ремонт. - Зря, - Хёнджин смотрится в зеркало и убирает за ухо прядь. – Здесь, говоришь, мать вены перерезала? Может, посидим тут по одному? А то вдруг стесняется. - Ты предлагаешь сидеть здесь? С закрытой дверью? – вскидывает брови Чанбин, не испытывая ни малейшей доли восторга от подобной идеи. - И без света. - Иди на хрен, а, - Чанбин тут же отходит назад. – Я не настолько конченный. - Можно ещё взять свечу, поджечь её и смотреть так в зеркало. - Больной. Нечего тут ритуалы проводить. Хочешь сидеть, так сиди. - Я-то посижу, а ты? Я буду сидеть, только если ты тоже будешь потом сидеть. Может, если делать это по одному, то она ответит? Чанбин жуёт нижнюю губу, тревожно раздумывая. С одной стороны, он меньше всего бы хотел оказаться в закрытом пространстве, где до этого произошёл суицид. Но с другой, Хёнджин был прав. Возможно, энергетики их двоих было слишком много и это как-то мешало духам выйти на контакт. - Ладно, - сдаётся он. – Но только минуту. - Давай хотя бы две. Что можно за минуту-то сделать? - Окей, иди первый. - Без проблем, - Хёнджин усмехается и тянет ему свой фонарь. - Ты серьёзно? - Ну да. - Ты точно поехавший. Чанбин забирает его фонарик и закрывает за ним дверь. Слышно, как шуршит толстовка, а затем опускается крышка унитаза. Судя по звукам, Хёнджин садится на неё и затихает. Остаться одному в таком месте, да ещё и без света. Раньше Чанбин думал, что тот тоже хотя бы немного боится, просто скрывает это, однако сейчас он в полной мере осознаёт, что у Хёнджина действительно нет страха. Это вызывает недоумённое восхищение. - Как её звали вообще? - Чон Сомин. - Чон Сомин, ты здесь? Подай знак, если ты меня слышишь. Несмотря на то, что он не верит в паранормальное, он всё равно продолжает ходить с ним на расследования все те четыре месяца, что они знакомы. В мае Чанбин шастал по заброшенному дому на окраине Сеула, где по слухам были убиты члены наркопритона. Собрав всю свою моральную силу в кулак, он пытался выйти с ними на контакт и чуть не отдал Богу душу, когда под конец наткнулся в гостиной на Хёнджина. Как выяснилось, тот жил неподалёку, увидел свет в обычно тёмных окнах и решил проверить, что там происходит. Он предложил угостить Чанбина ужином за то, что перепугал его до смерти, они разговорились и достаточно быстро нашли общий язык. Слух вдруг начинает выхватывать какое-то шуршание. Прислушавшись, Чанбин понимает, что это очень тихий шёпот, причём доносящийся из-за двери ванной. По позвоночнику пробегает озноб. - Это ты что-то шепчешь? - Я молчу сижу. - Но я слышу из ванной шёпот. - Тут всё тихо, - доносится после небольшой паузы. – Сквозняк, наверное. Снова вслушавшись, Чанбин понимает, что шёпот исчез. Он качает головой. Скорее всего и правда ветер, либо вода в трубах. Лучи фонарей полностью освещают коридор. Потолок здесь тоже покрыт неровными жёлтыми разводами, вызванными протекающей крышей, до которой никому не было дела. Всё кажется застывшим, мёртвым. Со всех сторон подбирается сырой холод, тени перил двигаются от каждого наклона фонаря. Чанбин чувствует сильный дискомфорт, будучи отрезанным от Хёнджина, вокруг стало слишком пусто. Как будто у него отняли щит и выпнули в неизвестность. - Две минуты. - Какая же там вонища, - Хёнджин открывает дверь. - Ты что-нибудь почувствовал? - Вонищу. - Кроме этого. - Чутка вздремнул. - Ясно, - Чанбин небрежно отмахивается. – Можно было и не спрашивать. - Им, наверное, плевать на меня, потому что я не боюсь. Они подпитываются страхом, так что ты здесь самая желанная конфетка. - Мы же не дело Пеннивайза расследуем, - Чанбин переступает порог ванной комнаты одной ногой и явно борется за то, чтобы затащить туда вторую. - Тебя подержать за руку? - За жопу себя подержи. Не давая себе времени придумать ещё больше аргументов в пользу того, почему это очень плохая идея, Чанбин заходит в ванную и закрывает дверь. Грудная клетка тут же переполняется сожалениями обо всех принятых в этой жизни решениях. Он сжимает фонарь на манер ножа и прижимается к двери спиной, держа вторую руку на ручке. - Только попробуй специально что-то сделать, я клянусь, я увеличу число призраков на одного. - Я же не такая мразь, - хохочет Хёнджин в коридоре. – Время пошло. - Госпожа Чон Сомин, здравствуйте, меня зовут Со Чанбин, - глоток. – Боже, не верю, что говорю это, но… если вы здесь, то… дайте… дайте мне знак. Собственный голос отдаётся от стен ванной звучным эхом. Чанбин вздрагивает, когда луч света отражается от зеркала. Он смотрит на своё напряжённое лицо, после чего тут же отворачивается, утыкаясь взглядом в пол. Если он увидит что-то лишнее в отражении, то у него взорвётся сердце. Лучше не смотреть. Из-за тускло-жёлтого света помещение кажется ещё старее и больше напоминает сцену из фильма ужасов. Чанбин чувствует, как его грудь сотрясается от сердцебиения. Пальцы на руках и ногах ледяные, чуть ли не трещат. Что-то касается волос. Он дёргается, вжимаясь в дверь сильнее, и торопливо ощупывает свою голову, подсвечивая потолок. Ничего. - Это сквозняк, - шепчет он сам себе. – Это просто сквозняк. - Ты что-то сказал? - Контакт налаживаю. - Ну давай, налаживай. Прикрыв глаза, Чанбин пытается выровнять дыхание. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Из протёкшей трубы падает капля. Обычно едва заметный звук прозвучал практически как выстрел в этой тишине. - Может ты свой Спирит Бокс опять достанешь? - Чтобы я умом тут тронулся? - Сам смотри, я просто предлагаю. Чанбин покусывает щёку изнутри. Слушать это нагнетающее шипение, которое в любой момент способно выдать что-то страшное, кажется чем-то чересчур опасным для его и без того расшатанной нервной системы. Тем более не имея моральной поддержки прямо перед глазами. Но при этом ему нужны доказательства, он ради этого и заставляет себя ходить по всем этим нагнетающим местам. Он желает и боится их одновременно. Рука лезет в карман толстовки. Щелчок и ванная заполняется шумом скачущей статики. Его как будто заперли в комнате пыток. Проведя здесь несколько минут, можно запросто сойти с ума. Темнота, хлипкий луч фонаря, радиопомехи и призрак покончившей с собой женщины. - Чон Сомин, вы можете использовать это устройство для того, чтобы поговорить со мной. Если вы хотите что-то сказать или передать, то можете сделать это сейчас. Чанбин даже задерживает дыхание, гипнотизируя прибор взглядом. Он не понимает, какого результата ждёт больше: тишины или полноценного ответа. Удвоенный вентиляцией шум статики скребёт мозг. - Случайно, - прозвучавшее слово едва не заставляет Чанбина выронить Спирит Бокс из руки. - О, Господи, она сказала «Случайно». - И? - Второй раз одно и то же слово! Это была случайность! - Успокойся, наверное, программа одна и та же. - Как оно случайно может два раза выцепить одно и то же слово? - Случайно? – фыркает Хёнджин. - Можно? – снова доносится из прибора. - Что? Можно что? – Чанбин чувствует, как его органы трясутся и луч фонаря трясётся вместе с ними. – Поговорить со мной? Да, вы можете говорить. Некоторое время слышно только скачущие волны и крошечные отрывки песен и голосов. - …тим уйти. - «Тим уйти»? Вы хотите уйти отсюда? Что вас держит? - Нельзя, - звучит через несколько секунд. - Почему нельзя? – Чанбин вцепился в Спирит Бокс так сильно, что ещё немного и он сломается под напором его пальцев. – Почему вам нельзя отсюда уйти? Помехи возвращают стандартную монотонность. Время идёт, появляется назойливая головная боль. - Чон Сомин, вы всё ещё здесь? Около уха раздаётся вздох. Этого оказывается достаточно. Чанбин рывком разворачивается и распахивает дверь, на ходу выключая устройство. - Всё, с меня хватит на сегодня. - Наболтались? - Ага, на год вперёд. - С муженьком не будем на лестнице беседовать? - Если сам хочешь, то… - Чанбин застывает, не успев договорить. – Почему дверь открыта? В щель двери детской видно жёлтый мяч под столом. - Не закрыли, наверное, - Хёнджин пожимает плечами. - Она была закрыта. Я сам её закрывал и потом, пока ждал тебя, видел, что всё было закрыто. - Ну, значит, ты закрыл её не до конца и она открылась. - Как она могла открыться сама? - Есть такая вещь, как сквозняк и слабые петли. - И ты в это веришь? - В физические явления, объяснимые наукой? Да, - Хёнджин подходит к двери и заглядывает в комнату. – Кто буянит? Ночь на дворе, спать пора. Кто не слушается, получит по жопе. Что? – он делает вид, что прислушивается. – Ага, понятно. Чанбин, они сказали, что тебе надо проветриться и глотнуть воды. - Согласен, пошли нахрен отсюда. Спорить уже нет желания, свои доказательства он получил. Чанбин спускается по лестнице, стараясь не смотреть на балку, пересекает гостиную и с облегчением переступает через порог входной двери. На улице уже не страшно. Там пахнет травой и стрекочут цикады, а в домах напротив горит уютный свет. Когда он направляется к машине, Хёнджин ещё только неторопливо проходит мимо диванов и минует прихожую. Закрывая за собой дверь, он поднимает глаза на лестницу и коротко кивает пустоте. - Ну что, охотник, ты доволен? – Хёнджин плюхается на пассажирское сидение. - Да. Получилось поговорить. - С рандомными словами из радиоэфира. - Я даже не буду стараться тебя переубеждать, что таких совпадений не бывает. Я своё получил, - Чанбин залпом выпивает сразу полбутылки воды и шумно выдыхает: у него дико пересохло горло от нервов. - Ты молодец, - Хёнджин кладёт руку ему на плечо и слегка потряхивает, поймав на себе сомнительный взгляд. – Нет, серьёзно. Я горжусь, что ты закрылся один в ванной и включил Спирит Бокс, это было смело. - Для того, кто боится? – фыркает Чанбин. - Да. Один мудрый человек как-то сказал мне, что смелость – это не отсутствие страха. Это способность сделать что-то несмотря на страх. - Ого, умным прикидываешься. - Пошёл ты, - Хёнджин смеётся, толкая его и совершенно не обижаясь. - Спасибо, - немного погодя Чанбин всё-таки признательно смотрит на него, после чего заводит мотор. – Что никогда не издеваешься надо мной из-за этого. - Над чужими страхами не издеваются, это тупо. - Люди обычно издеваются. - Потому что люди тупые. - А у тебя какие страхи? – Чанбин ведёт ладонью по рулю, поворачивая на перекрёстке. - У меня? – Хёнджин треплет резинку на своём запястье. – Рост цен на отопление. - Серьёзно. Ты никогда не рассказывал. - Ничего в голову и не приходит. Чего я боюсь? Ничего. - Такого не бывает. Каждый человек чего-то боится. - Я за собой как-то не замечал. Может, что-нибудь и есть, но вспомнить не могу. - Ты типа супергерой? – насмешливо тянет Чанбин, перестраиваясь. - Как говорили в одном из этих ваших фильмов: я, может, и супер, но точно не герой. - Наших фильмов? В каком смысле? - Ну, - Хёнджин на секунду оставляет резинку в покое. – Супергеройские фильмы. Я же такие не смотрю. - Раз цитируешь Дэдпула, значит, смотришь. - Видел парочку. Не фанат. Всю дорогу до ближайшей не слишком замшелой забегаловки они обсуждают фильмы, не возвращаясь к теме нечисти. Это была их своеобразная негласная установка. Покинув проклятый дом, они ставят точку и возвращаются в обычную жизнь, едут ужинать, потому как после подобного опыта голод нападал адский, а потом Чанбин подкидывает Хёнджина домой и едет к себе. Уже дома, приняв душ и заварив себе чашку кофе, он слушает аудио с записывающего устройства, просматривает фотографии, которые сделал, и всё документирует, попутно вставляя какие-то свои мысли и догадки, пока воспоминания и впечатления были ещё свежие. Он не думает, что донёсшиеся из Спирит Бокса слова были совпадениями. Они подходили по смыслу происходящему, а одно и вовсе было похоже на его имя. К тому же он доверяет своим ощущениям. Мяч точно сдвинулся. В этом доме что-то было и сегодня оно себя проявило. Удачная вылазка. Первое время после расследования Чанбин всегда ощущает беспокойство. Он понимает, что это глупо, но всё равно оставляет лампу на столе включенной на одну ночь. На случай, если что-то увязалось за ним. Он лежит в постели, смотря на огни от фар, скользящие по потолку, вслушивается в гудение холодильника и тихое бульканье труб. Правда в этот раз его мысли занимает что-то новое. «Ты молодец. Я горжусь,» - звучит в голове голос Хёнджина. Уголок губ приподнимается. Простые слова, которые имели для Чанбина большой смысл. Когда люди узнают, чем он занимается в свободное время, они относятся к этому насмешливо, часто с толикой издёвки. Хёнджин же, пусть даже и подтрунивает над ним, делает это беззлобно. Тогда, в мае, вместо презрения и осуждения в нём появился интерес. Вопреки скептицизму он продолжает давать ему шансы убедить себя в обратном. Помимо расследований их связывает и обычная человеческая связь. Они постоянно переписываются, что-то обсуждают, кидают друг другу приколы, часто ходят вместе поесть. Когда оба работаете во фрилансе, есть возможность как-то подстроиться и найти свободную пару часов. Чанбину нравится проводить с ним время, рядом с ним комфортно и действительно получается отдыхать от всего остального. У него есть друзья, но Хёнджин ощущается по-другому. В Хёнджине есть что-то, к чему хочется постоянно возвращаться. - Да не может быть сладкого кимпаба, это херня какая-то. В солнечную среду после похода в кино они бродят по ещё ярко-зелёному парку и держат по хот-догу в руке. Погода была даже слишком июльская для сентября, иногда можно было и бабочек увидеть над особо пышными клумбами. - Ну почему нет? Засунь ты в него какой-нибудь выдержанный в сахаре апельсин, нугу и будет тебе сладкий кимпаб, - Хёнджин салфеткой утирает потёкшую по подбородку горчицу. - Это уже не кимпаб, это рисовый пирожок с апельсином и нугой, - Чанбин откусывает тянущийся бекон, обмотанный вокруг сосиски. - Смотри: кимпаб – это буквально водоросли ким и рис. Кимпаб с тунцом – это когда ты в рис засовываешь тунца. То есть кимпаб с апельсином – это когда ты в рис засовываешь апельсин, всё логично. - Так в кимпабе с тунцом, креветкой, да чем угодно, ещё идут маринованная редька, омлет, морковь и всякая остальная хрень. Ты предлагаешь делать кимпаб со всем этим и ещё сладким апельсином? Говнина какая-то. - Можно убрать эти традиционные начинки, делов-то. - Апельсин с рисом и водорослями? Я пас, - Чанбин машет рукой. – Молчу вообще про нугу, шоколад и прочее. - Но это возможно, - подчёркивает Хёнджин свою основную мысль. - Всё возможно. Можно в кимчи ччиге вместо кимчи ягод накидать и сказать, что это сладкий суп с клубникой. Только по факту это будет грёбаное варенье. - Но в названии можно указать, что это суп, и люди такие «Ага, сладкий суп, надо пробовать». Открой свой сладкий бизнес, где ты обычные блюда делаешь сладкими, может, станешь успешным бизнесменом. - Обязательно, а назову я кафе «В каждую дырку по сахарку». Хёнджин начинает хохотать так, что ему приходится остановиться. Он держится рукой за плечо Чанбина и сотрясается от смеха, кольцо лука выскальзывает из его хот-дога и шлёпается на асфальт. - Обожаю тебя, - выдавливает он, пытаясь перевести дыхание. - Ну а что? Так и получается. Они продолжают идти дальше, Хёнджин всё ещё посмеивается, откусывая и жуя. Его рука перекочёвывает с левого плеча Чанбина на правое и как ни в чём не бывало ложится на них полностью. Тот не против. Чанбин довольно улыбается. Он любит заставлять его смеяться. Осознавать, что он является причиной веселья Хёнджина, было приятно. Несмотря на будний день людей в парке достаточно много. Дует свежий ветер, несущий запах карамельного поп-корна от тележки, окружённой родителями с детьми. Сочные кроны деревьев покачиваются неровными волнами, мимо проносятся велосипедисты, у некоторых из рюкзаков торчат морды маленьких любопытных собак. Кусочек оазиса в вечно спешащем куда-то Сеуле. - Ты получил какие-нибудь разрешения? – спрашивает Хёнджин, когда они опираются локтями о перила вокруг неровного овального пруда с ряской у берегов. - Нет. Нынешние жильцы двух проклятых домов не хотят пускать к себе незнакомцев, а дом, где проводили обряд изгнания, закрыли для посещения. - И что теперь? - Буду дальше искать. Я на форумах где-то видел про проклятые места во всяких парках, полях, горах и ещё чёрт знает где. Там обычно доступ свободный, надо посмотреть, что находится не совсем в дебрях. Есть ещё надежда на три дома, где происходит всякая чертовщина и хозяева меняются по щелчку пальцев. Они пока что не ответили. - Думаешь, на этих выходных получится куда-нибудь? – Хёнджин по привычке крутит на указательном пальце плетёное серебряное кольцо. - Да. Сегодня-завтра выберу место и вперёд. Машина есть, время есть. - Супер. Значит, можно ничего не планировать. - А ты собирался? – Чанбин поворачивается. – Тебе необязательно таскаться со мной, если есть дела или хочется заняться чем-то поинтереснее. - Что может быть интереснее, чем смотреть, как ты болтаешь с пустотой? - Ага, ясно, - усмехается Чанбин. - Да правда, ни на что не променяю, - Хёнджин толкает его бедром. – За тобой хоть на край света. - Смотрите, как распелся, как пытается отмазаться. - Ты что, не веришь мне? Да я… - Хёнджин с чувством взмахивает рукой и через пару секунд раздаётся всплеск воды. – Сука. - Что? - Кольцо, - Хёнджин наклоняется вперёд, всматриваясь в поверхность. – Вот же говно. - Слетело, что ли? Отощал? - Да я его крутил как обычно и забыл. Придурок, блин. - Твоё любимое? - Да. - Хреново, - Чанбин смотрит на воду, после чего переводит взгляд на его погрустневшее лицо и какое-то время молчит. – Давай сходим новое купим. Тут подземка недалеко. - Там такого не будет, я его у мастера заказывал. - Давай хоть посмотрим, может, что понравится. - Не надо, фиг с ним, новое закажу. Хёнджин равнодушно отмахивается и рассматривает покачивающуюся ряску, делая незаинтересованный вид. Однако Чанбин всё равно чувствует, что он расстроен. Брови опущены, нижняя губа поджата. Он редко таким бывает, только если что-то и правда задевает его. - Не хочешь по мороженому? - Давай. С небольшой паузой Хёнджин соглашается. Заесть неудачу чем-то сладким определённо не помешает. С помощью мороженого и разговора о любимых вкусах у Чанбина получается его отвлечь, за что он ему благодарен. Побродив по парку ещё около получаса, они расходятся, договорившись списаться насчёт выходных. Однако они внезапно встречаются намного раньше, когда Хёнджин вечером открывает дверь и видит у своего порога Чанбина. - Ты чего тут делаешь? Случилось что? - Пришёл кое-что тебе вернуть. Чанбин ухмыляется и протягивает ему на ладони плетёное серебряное кольцо. Хёнджин смотрит на него так, как будто впервые за свою жизнь всё-таки увидел призрака. Его глаза распахиваются и недоумённо перескакивают с кольца на чужое лицо. - Ты… ты как его достал? – Хёнджин прищуривается и запускает пальцы в волосы с чуть завитыми кончиками. – Придурок, ты что, в пруд нырял? Ты же мокрый весь. - Я разделся, а с волосами уж ничего не поделаешь. Высохнут. - Идиот, там же вода ледяная, а ты в неё за каким-то сраным кольцом полез. - Оно ведь тебе нравится, - Чанбин требовательно тянет руку. – Бери, чего встал? Или оно тебе больше не нужно? - Ну ты даёшь, - Хёнджин забирает кольцо, рассматривает и надевает на палец. - Тогда до выходных. - Куда пошёл? – он хватает Чанбина за локоть. – Пошли, сушиться будем. - В машине обсохну. - Это не вопрос. Заболеешь, с кем я по всяким отстойникам ездить буду? Он ждёт, пока Чанбин разуется, и буквально заталкивает его в ванную комнату. Чанбин тянется за феном, который Хёнджин втыкает в розетку, за что получает шлепок по руке. - Стой смирно, я всё сделаю. Горячий поток воздуха поднимает влажные слипшиеся пряди. Хёнджин перебирает их пальцами, сосредоточенно водя феном и стараясь не задерживать его долго на одном месте, чтобы не обжечь. Чанбин наблюдает за ним в зеркало, а затем, когда Хёнджин обходит его и встаёт перед ним, чтобы высушить чёлку, фиксирует взгляд на родинке под левым глазом. - Какой ты пушистый, - отложив фен, Хёнджин зарывается пальцами в уложившуюся кольцами копну волос. - Обычно сами сохнут нормально. - Тебе и так хорошо. Хёнджин тепло улыбается, играясь с его волосами и, кажется, находя это очень забавным. Его глаза вытягиваются, неубранная за ухо угольная прядь покачивается. Он одет в широкую белую футболку и спортивные штаны, ноги босые. Пахнет яблочным гелем для душа с лёгким дуновением мяты, позади горит желтоватый свет гостиной. Чанбин любит его улыбку. Улыбающийся Хёнджин перед ним кажется олицетворением мира, который полностью противоположен тому, в который они окунаются каждые выходные. Тот был мрачный, холодный и пропитанный страхом, а этот мир – мягкий и тёплый, огорожен завесой из весёлого голоса. Возвращаться в него на контрасте всегда было вдвойне приятнее. - Идём, герой, у меня как раз остался куриный суп, который продавали только в большом ведре. Тебя надо отогреть. - Это где ты такой откопал? - Короче тут за углом есть такой прикольный фургон и там… Они разговаривают про набирающие популярность кафе и ларьки, где можно заказать жидкую еду и напитки в литровых стаканах, а то и больше. Хёнджин разогревает суп и сам потягивает чай с печеньем, пока Чанбин с удовольствием опустошает тарелку. Он вернулся домой и собирался ужинать, когда в голову пришла гениальная идея схватить очки для плавания и водонепроницаемый фонарик. Продрогшие от воняющей тиной воды внутренности оживали. Наевшись и почувствовав прилив усталости, Чанбин перебирается на диван в гостиной. Основной свет был выключен, горели только маленькие круглые лампочки по углам. За вытянутыми окнами в тонкой темноте полыхали огни вечернего города. Загрузив тарелку и чашки в посудомойку, Хёнджин тоже плюхается на диван. Посидев так с четверть минуты, он вдруг сползает вбок и опускает голову Чанбину на плечо, наваливаясь на него и довольно хихикая. - Чего развалился? - Спасибо, - Хёнджин смотрит на кольцо. – Я реально расстроился, что просрал его. - Не за что. Аккуратнее надо быть, я второй раз в гадюшник не полезу. - Постараюсь. Хёнджин ещё какое-то время водит ладонью, после чего затихает на его плече. Чанбин чуть поворачивает голову, едва не утыкаясь носом в его волосы. От Хёнджина идёт тепло, вес тела приятно давит. На самом деле Чанбин уже давно начал догадываться, что серьёзно влип. Что неудивительно. Он считает, что в Хёнджина невозможно не влипнуть. И то, что он сейчас так спокойно полулежит на нём, определённо стоило того, чтобы окунаться в ледяной пруд. Несколько минут в квартире витает умиротворённая тишина. - У тебя доброе сердце, - вдруг говорит Хёнджин серьёзным голосом. - Вот так внезапно? - Я всегда это знал. Есть много грязных людей. Людей, которым что-то нужно, которые вечно что-то просят, но не готовы ничего дать взамен. А ты всегда даёшь, но никогда ничего не ждёшь. Даже во всех этих домах ты пытаешься помочь духам, решить какие-то недоразумения, передать сообщения. А они ведь мёртвые и никак с тобой не связаны. Это всё твоё доброе сердце. - Что за философские настроения? – Чанбин посмеивается и слегка двигает плечом, шутливо подталкивая его. - Нельзя? – Хёнджин поднимается и насмешливо смотрит ему в глаза, подбираясь практически впритык. – Хочу, чтобы ты знал, что это видят и ценят. Мне всегда это в тебе нравилось и сегодня ты лишний раз доказал, что я не ошибся насчёт тебя. Ты очень интересный человек. - Как и ты. Чанбин непроизвольно улыбается, находясь рядом с ним так близко. Все мысли вычёркиваются из головы. Он готов просто сидеть так хоть целый час и смотреть на него, впитывая идущее от кожи тепло. - Оставайся, тебе до дома минут сорок тащиться. Я постелю тебе. Некоторое время спустя Хёнджин дёргает уголком губ и отстраняется, вставая с дивана. - Хорошо. Чанбин провожает его взглядом. Слышно, как открывается в спальне большой шкаф. Он протяжно выдыхает. То, как Хёнджин умудряется быть саркастичным ребёнком и неожиданно вдумчивым мужчиной, иногда даже стариком, в своих размышлениях, всегда поражало его. Вот он шутит и придуривается, а вот выдаёт что-то серьёзное, весомое. Причём меняются не только слова, но и голос, взгляд. Он совмещает в себе озорство и какую-то грузную мудрость, которую объяснить не получается. И Чанбину это нравится. Ему нравится такое необычное сочетание, он никогда такого раньше не встречал и вряд ли когда-то встретит. Он размышляет об этом, засыпая на диване и укрываясь пышным одеялом. В квартире тихо, шторки задёрнуты, чтобы заблокировать свет огней из высоких зданий напротив. Когда его дыхание выравнивается, дверь спальни открывается, по паркету бесшумно ступают босые ноги. Хёнджин встает в арочном проёме гостиной, скрещивает руки на груди и упирается виском о косяк, наблюдая за ним. Он чувствует, как мерно бьётся его сердце, как течёт по венам кровь, как при каждом вдохе вздымается грудь. Он чувствует, как в нём теплится светлая душа и упивается этим чувством. Драгоценная жизнь, которую так легко забрать. Которая пробуждает свою собственную. В следующий раз они встречаются уже по договорённости в субботу. Машина едет по трассе под закатным малиновым небом, которое с каждой минутой становится темнее. Над горой видно появившуюся луну, ещё напоминающую сгусток рваных облаков. Поля за обочинами становятся плотнее и выше, постепенно перерастая в лес. - Я так понимаю, сегодня у нас что-то новенькое, - развалившийся в кресле Хёнджин закидывает в рот покрытый сахаром мармелад, когда машина съезжает с главной дороги и пробирается через арку из низко склонившихся деревьев. - Да. И я очень не хотел ехать в такое место на ночь глядя, но при свете там явно делать нечего, - пальцы Чанбина нервно проходятся по рулю. – Это зона, в которой по слухам обитает демон. - Демон? – в голосе Хёнджина проскакивает заметное оживление. – Как зовут? - А что, ты не веришь в призраков, но шаришь в демонах? - Нет, но обычно у них классные имена. Слышал про Пазузу? Полный отстой. - Слышал, но у этого скорее кличка, чем имя. Руборез. - Кто? – Хёнджин гогочет. – Руборез? Дровосек, что ли? - Типа того. Нет какой-то конкретной универсальной истории, каждый пересказывает по-своему, но я взял за основу ту, что попадается чаще всего. Язычники создали место, где поклонялись богам леса и плодородия, приносили туда подношения и потом начали совершать жертвоприношения. Постепенно несколько богов объединили в одного и деревенский мастер выстрогал из дерева его статую, которую поставили на месте алтаря, - фары подсвечивают землистую дорогу, машину начинает потряхивать из-за неровной поверхности и камней. – Через пару лет на поселение напала засуха, урожая практически не было, истощённый скот помирал. Люди собрали всё, что у них было, и принесли к алтарю большое подношение, чтобы задобрить бога и получить благословение. - Дай угадаю. Ничего не изменилось. - Именно. Засуха продолжалась, еды практически не было, а теперь не было ещё и последних животных, которых забили на алтаре. Тогда один парень разозлился на жадного бога, которому было недостаточно всего, что они ему дали, и пришёл к статуе с топором. Топор был тупой и полностью разрубить всё не получилось, но он очень знатно её покромсал. Следующим утром парня нашли там же, но он сам был весь изрублен, а топор находился в уцелевшей руке статуи. Испугавшиеся жители принесли ещё подношения: семена и корни, украшения, некоторые женщины даже срезали и оставили там свои волосы, потому что больше ничего не было. У всех, кто этого не сделал, на утро двери были в следах от топора и так было каждый раз, как кто-то не подносил подношение в установленный день. Скоро жители разъехались в поисках лучшей жизни и деревня вымерла. - В общем, был какой-то маньяк с топором, который забирал всё себе, - делает вывод Хёнджин. - Там и забирать-то было нечего, тем более люди бы заметили, что кто-то живёт зажиточнее и сами бы его грохнули. В этой зоне пропало несколько людей, которые либо ходили бродить по лесу, либо были частью групп, которые изучали то, что от той деревни осталось. Там часто слышат хриплый смех и видят фигуру высокого мужчины с топором, путешественники ходят кругами, постоянно возвращаясь к статуе, и выбираются, только когда оставят ей что-то. Говорят, что там как-то ошивалась компания подростков, которые тушили о статую окурки, а потом на них начали сами по себе появляться порезы и они убежали. - Вот это уже точно сказки, - фыркает Хёнджин. - Откуда-то же это всё берётся. - От фантазии. Я тебе клянусь: если меня поцарапает какой-то демон, то я беру кредит на миллиард вон и отдаю их все тебе. Да чего уж там, ещё и хату свою на тебя перепишу. - Знаешь, я никогда не желал кому-то зла, но я надеюсь, что тебя сегодня почикают, - смеётся Чанбин, чувствуя себя чуть спокойнее от настроя своего напарника. - Я тоже, это было бы интересно. Малиновое небо погасло почти полностью, далеко на горизонте догорала последняя тонкая нить. Повороты в поселения не попадались уже десять минут, справа и слева был густой лес. Некоторые ветви склонялись так низко, что с хрустом проходились по крыше. Наконец, впереди у большого валуна появляется подгнившая табличка, оповещающая о том, что дальше находится заповедная зона, перемещение по которой разрешалось только пешком. - Давно хотел выбраться на природу, - Хёнджин хлопает дверью и потягивается, разминая спину. - Мы не на пикник пришли, - Чанбин выходит следом и берёт с заднего сидения пакет из продуктового. - А там что? - Фрукты. - Зачем? Ты подношение делать собрался? – вскидывает брови Хёнджин и издаёт хрюкающий смешок. - Мы вообще-то к демону идём. - Надо было тогда курицу на ферме купить и её зарезать, сдались ему твои фрукты. - Фрукты, между прочим, не дешёвые, пусть войдёт в положение. Да и я бы в жизни не смог курицу зарезать, - Чанбин щёлкает фонарём, подсвечивая тропу. – Но нож я тоже взял. На всякий случай. - Вот это правильно, оружие никогда не помешает. Люди страшнее демонов. Листья шелестят над головами, кроссовки сминают высокую траву, цепляющуюся за шнурки. С ветки спрыгивает птица, тут же шумно размахивая широкими крыльями и исчезая в ночи. Куда ни глянь – вокруг одни деревья, да упавшие на землю ветки. Волнение в Чанбине начинает стремительно расти. Оказаться посреди необитаемой природы было страшнее, чем бродить по дому в черте города, из которого в любой момент можно выбежать обратно к людям в цивилизацию. - Какой тут воздух чистый, - Хёнджин с наслаждением вдыхает полной грудью. – У тебя палатки случайно не завалялось? - Совсем сдурел? Ночевать в демоническом лесу собрался? - Он может прилечь с нами, если хочет. Разведём костёр, поедим запечённые фрукты, потравим байки. Хороший кемпинг. - Ты реально совсем не нервничаешь, оказавшись чёрт знает где в кромешной темноте? - Во-первых, темнота не кромешная, у нас есть фонари, в машине есть фары. Во-вторых, я занервничаю, если из леса выскочат какие-нибудь сектанты, а так тут нечего бояться. Волки так близко к дороге вряд ли водятся. - У тебя точно нет инстинкта самосохранения, - качает головой Чанбин, перешагивая через сваленное иссохшее дерево. - У меня есть рациональный ум. Если какой-нибудь демон хочет переубедить меня, то я всегда открыт к диалогу. - Когда-нибудь ты договоришься и твою душу утащат в ад. - О, пожалуйста, - Хёнджин посмеивается. – Пусть проведут мне экскурсию. Деревья впереди начинают расступаться. Два желтоватых луча перетекают с листьев на траву поля, подсвечивая ещё не отцветший до конца, но уже коричневеющий клевер. Из травы выглядывает цепкий плющ, который тянется вверх и плотно оплетает нижнюю часть деформированной деревянной фигуры коренастого мужчины, в груди и лице которого не хватало несколько щепок. Одна рука отсутствовала, на другой же не хватало пальца. - Это наш великий Руборез? – Хёнджин осматривает статую, обходя её по кругу. - Да, - Чанбин тоже подходит, но держится чуть более отстранённо и освещает фонарём изувеченное лицо, в котором едва можно было разглядеть часть узкого глаза. – Он меньше, чем на фотографиях. - Я уж думал он будет метра три хотя бы. А так он не особо выше меня. Не шедевр, конечно, сразу видно, что делал тот, кто обычно стулья строгает, - ладонь Хёнджина проходится по шершавой поверхности, во многих местах обросшей мхом. - Ты зачем его за жопу трогаешь? - Пусть радуется, что его вообще кто-то трогает. - Если что, я к этому грубияну не имею никакого отношения, - Чанбин обращается к статуе и кладёт к подножию яблоки и груши из пакета. – Это вот вам, угощайтесь. Мы пришли просто пообщаться. - Мне кажется, не работает это твоё общение, пора повышать ставки. - В смысле? - Эй ты, Хренорез, - Хёнджин шлёпает статую по лицу. – Говорят, что ты любишь людей царапать. Давай, порежь меня или зассал? - Ты башкой ударился? – Чанбин тут же отталкивает его, испуганно распахивая глаза. – Ты нахрена его провоцируешь? - Это же демон, думаешь, он будет тут с тобой светские беседы вести? Надо сразу показать ему, кто тут с яйцами, чтобы он в Спирит Бокс чётко и ясно сказал, что хочет перерезать нам глотки. Вот это я понимаю будет доказательство. - Если этим доказательством будут наши распотрошённые туши, то оно мне нахрен не нужно. - Да ладно, что он может сделать? – беспечно тянет Хёнджин. – Короче, Хренорез, если ты никак себя не покажешь, то этот лес будет моим, понял? - О, Господи, - Чанбин отходит на шаг и хлопает себя по лбу, уже жалея, что они сюда приехали. – Ты закончил? - Ага, пока что да. Какой у тебя там план? - Не подохнуть и не уехать отсюда с демоном под ручку. - Это я тебе гарантирую, - Хёнджин, обошедший фигуру с другой стороны, прячет ухмылку в густой тени. – А что-то более конкретное? - Спирит Бокс, как всегда. - Опять эта шуршалка. Ну давай, поболтаем с ним. Над полем начинает звучать уже знакомая статика. В ночной тишине природы она кажется даже громче обычного и по ощущениям разносится на весь лес. - Меня зовут Со Чанбин. - Хван Хёнджин. - С помощью этого устройства вы можете пообщаться с нами. Можете повторить наши имена, чтобы установить контакт, или сразу сказать то, что хочется нам передать. Вы хотите что-нибудь сказать? Радиопомехи как обычно быстро скачут, иногда выплёвывая куски каких-то мелодий и едва ли слогов. Ветер подкидывает волосы, пробираясь по коже. - Даже мне ничего не хочешь сказать, ссыкло? - Ты реально нарываешься, - неодобрительно косится Чанбин. - Пусть скажет, что ему не нравится, он же молчит. - Зачем? – чётко звучит из прибора. Чанбин застывает, чувствуя, как по спине пробегает электрический разряд. Внутренности поджимаются. - Затем, что если ты ничего не сделаешь, то этот лес будет моим, - невозмутимо отвечает Хёнджин, явно веселясь. Затягивается очередная волна помех. Чанбин водит вокруг фонарём, напряжённо осматриваясь и мысленно готовясь к тому, что на него понесётся что-то большое и страшное. - Вы можете сказать что-нибудь ещё? Мне или моему другу, - пытается он продолжить диалог, набираясь смелости. - Да, лучше скажи что-нибудь или я опять буду тебя чморить. Под звёздным небом четверть минуты продолжает шуршать одна лишь статика. - Развлекаешь… человека… - звучат два разных голоса с разных каналов с перерывом всего в секунду. - Развлекаешь человека? – озадаченно повторяет Чанбин. – В каком плане? Вы думаете, что мы просим вас развлечь нас? Нет, я здесь чисто ради научных целей. - А я вот не против, - лукаво хмыкает Хёнджин. – Развлеки меня. В лесу слышится хруст. Чанбин резко поворачивается в сторону звука. - Что это было? - Белка, наверное. - Как будто ветка сломалась. Белка бы такое не сделала. - Может, старая ветка отломилась, это же лес. Чанбин направляет луч фонаря в пространство между деревьями, прищуриваясь. Куст дикой ежевики покачивается на ветру, трясётся налипшая на паутину труха. - Это были вы? – спрашивает он. По траве проносится рябь. Вдали раздаётся совиный крик. - Кажется, он наговорился. - Если это были вы, то сделайте так ещё раз. Шипение Спирит Бокса звучит без перебоев, каналы скачут один за другим. Чанбин вдруг морщится. - Ты чувствуешь этот запах? - Какой? – Хёнджин принюхивается и его брови сводятся. – Да, это какой-то кислый металл. Кровь? - Боже, я надеялся, что мне показалось, - Чанбин протяжно выдыхает. – Пахнет, как когда сильно порежешься. - Или как на мясном рынке. Где ещё свиньи на крючках висят. В этот момент снова звучит хруст, только более долгий, как будто кто-то сделал несколько тяжёлых шагов. Два луча бегают по лесу у края поля. Чанбин торопливо вырубает прибор, чтобы было лучше слышно. Чуть шелестящая природная тишина кажется оглушающей, в ушах гудит после такой резкой смены звуковых каналов. - Там кто-то есть? – зычно спрашивает Хёнджин, всматриваясь в темноту. - Зря ты его злил. - Я тебя умоляю. Пошли посмотрим. - Сдурел? Идти прямо на звук всегда плохая идея. - А как тогда проверить что там? Можешь здесь постоять, один схожу. Хёнджин решительно направляется в лес, сминая ногами отцветшие луговые цветы. Судя по всему, его действительно заинтересовали непонятные звуки, раз в нём в кои-то веки проснулась серьёзность. Чанбин топчется на месте, после чего чертыхается и нагоняет его. Ему страшно, но он ловит себя на том, что не может отпустить Хёнджина одного, мало ли что может случиться. Если сторона, из которой они пришли, являлась обычным пролеском, который без проблем можно было просветить на несколько метров вперёд, то берущий своё начало у края поля лес уже был густым и продолжался самой настоящей чащей. Свет спотыкается о наслаивающиеся друг на друга ветки и пышные кустарники, разглядеть тропу было практически невозможно. К усиливающемуся запаху крови примешивается запах сырой листвы. - Мы же не будем заходить вглубь? - Ты не захватил с собой компас? - Нет, конечно. - Жаль. Телефонному я не доверяю, - Хёнджин отодвигает рукой тяжёлую ветку, провисшую под весом скопившихся на ней гнилых листьев с других деревьев. – Видишь что-нибудь подозрительное? - Всё? – кисло усмехается Чанбин, шагая следом за ним по сросшимся сорнякам и осматриваясь. - Может грибов соберём? – Хёнджин пинает желтоватую шапку какого-то вытянутого гриба у основания сосны. - Откуда в тебе такое сильное желание подохнуть? - Я люблю исследовать. Они продвигаются дальше, стараясь держаться отрезка земли, по которому шагали, чтобы не отклониться от курса. Чанбин то и дело оборачивается, проверяя местность, его каждый раз пугает шелест листьев. Внутри растёт тревога, по коже бежит озноб, хотя он специально оделся теплее. По стволам скачут изломанные тени, вызванные их фонарями, они покачиваются и мелькают. Появляется ощущение, что за ними наблюдают. Слева звучит треск, совсем близко. Они одновременно светят в эту сторону. - Кто там? – Хёнджин пробирается через колючие кусты. – Покажитесь, у нас есть ножи и лучше не нарываться. - Ты бы сам вышел к человеку с ножом? – шикает на него Чанбин. - Да, если у меня нет никакого злого умысла и я просто гуляю. - Ночью по лесу, где обитает демон. Просто гуляешь. - Мы ведь этим и занимаемся. - Надо было взять святую воду, - Чанбин проклинает свою непредусмотрительность. - Срать демоны хотели на твою святую воду. - Откуда ты знаешь? Экзорцисты говорят, что она работает. - Это просто вода, над которой что-то побубнили, как она может что-то делать? - Священники заряжают её святой энергией. - Не бывает святых, - в этот момент треск раздаётся буквально в трёх метрах от них и кусты начинают дёргаться. – Там! Хёнджин бросается вперёд, ни капли не сомневаясь. Поначалу остолбеневший Чанбин бежит к нему, хотя в голове чётко бьётся призыв спасаться, а не кидаться в гущу событий. Шорох и хруст не прекращаются, а переходят по другим кустам, удаляясь от них в переплетённые дебри. Хёнджин освещает окружение. - Вот откуда запах. У их ног лежит растерзанный заяц с вспоротым брюхом, одно ухо откушено. Трава вокруг измазана в крови. Чанбин морщится. - Мерзость. - Мы помешали чьему-то ужину. - Кто мог убить целого зайца? - Не знаю, лиса? Большой ёж? Дикий кабан? - Я читал, что туши мёртвых животных в демонических местах – это не очень хороший знак. - Думаешь, это демон его жрал? Зачем ему жрать животных? - Не знаю, но мне не по себе, - ведёт плечом Чанбин. Где-то над лесом раздаётся крик, разносящийся в ночном воздухе. Они вскидывают головы. - Слышал? Что это за хрень? Кто кричал? - Сова, наверное, или ещё какая-нибудь птица. - Не похоже на птицу. - Ты орнитолог дофига? – вскидывает брови Хёнджин. – Тут никого нет, только вон, всякая дичь. Пошли обратно, если ты, конечно, не хочешь гулять дальше. Они возвращаются к своеобразной земляной тропе, по которой шли. Чанбин продолжает чувствовать закручивающееся беспокойство. Его не покидало ощущение, что с ними как будто игрались. Как запах крови мог долететь отсюда аж до поля? Даже если зайца тащило какое-то животное, всё равно это было странно. Заметно похолодало, кончики ушей начало покалывать. - Наконец-то, - он выдыхает, увидев впереди знакомую поляну. - Было бы круто, если бы Хренореза на месте не оказалось, - хихикает Хёнджин. - Я бы уже был в Сеуле. Без машины на своих ногах. После густой тьмы сплетённых ветвей поляна кажется светлой под круглой серебряной луной. Хотя деревянная фигура по-прежнему вызывает явный дискомфорт. Чанбин подходит к ней, попутно делая несколько фотографий сзади, и, опустив взгляд, давится воздухом. - Твою мать, смотри. Одно из яблок скатилось чуть ниже по склону и было покрыто кровью. - Какого хрена? - Наверное, то животное пришло сюда на запах, когда мы его спугнули, - Хёнджин присаживается на корточки и осматривает его. - Да чёрта с два, оно побежало совсем в другую сторону, - Чанбин взволнованно переступает с ноги на ногу. – Это кровь на подношении, блин, мы точно его выбесили. - Успокойся, это кровь того зайца, мы сами его видели, а животное запросто могло обежать лес по другой траектории. - Мне это не нравится, это явно какое-то дерьмо. - Давай не истери и делай фото для своих записей, удачно вышло к истории. - Надо валить, - Чанбин быстро делает два кадра. - Уже? - У меня плохое предчувствие, тут точно что-то есть. - Ты в экстрасенсы записался, что ли? - Называй это как хочешь, но я реально чувствую что-то странное. Обычно бывает, что придёшь в дом и да, там мрачно и стрёмно, но нет какого-то дребезжания внутри, тревоги. А тут есть. Отсюда прямо хочется убраться. - Ты не говорил, - Хёнджин рассматривает его с искренним интересом, чуть склоняя голову. – У тебя всегда такое было? - Да. Взгляд изучает напряжённое лицо Чанбина, после чего переходит на покачивающийся лес. Видно, как с одного из деревьев слетает птица. - Окей, тогда давай последнюю проверку перед уходом. - Какую? – спрашивает Чанбин, нутром чуя, что ему это не понравится. - Эй, Хренорез, - Хёнджин шлёпает статую по бедру. – У тебя последний шанс сохранить лес своим. Как насчёт прописать мне разок по лицу? - Ненормальный, - Чанбин безнадёжно качает головой, понимая, что слова бесполезны. - Я жду, - Хёнджин расставляет руки и делает круг на месте. – Нет? Ну тогда этот лес мой, пошёл ты. Он берёт с подножия одну грушу, обтирает её о толстовку и смачно откусывает. - Офигел? Это подношение, - протестует Чанбин, опасливо оглядываясь. - Теперь это мой лес, значит, это моё подношение, - Хёнджин довольно жуёт и тянет грушу ему. – Будешь? - Убери это от меня. Боже, мы точно будем прокляты. - Да не ссы, он бесполезный. Несмотря на вызванный действиями Хёнджина переполох внутри, Чанбин потихоньку начинает расслабляться, ступая по тропе, ведущей обратно к машине. Чем дальше от статуи и чащи с растерзанными зверьми, тем лучше. Хотя на задворках сознания всё равно мелькает страх того, что машины не окажется на месте. Или что они выйдут обратно к проклятой поляне, потому что разозлили демона своей наглостью. Однако чёрная киа стоит там же, где и была. - Ну что, ты доволен? – Хёнджин плюхается на сидение и вальяжно сползает по нему. - Я тебя ненавижу, - Чанбин достаёт Спирит Бокс из кармана и бросает его назад. - Зато у тебя есть разговор, у тебя есть всякие звуки, заячья жертва, кровавое яблоко. Куча всего, что ты считаешь неопровержимыми доказательствами. - Но для тебя это всё просто случайности. - Естественно. - Ты неисправим, - заводится мотор, машина трогается с места, подсвечивая фарами смятую траву. – Я просто надеюсь, что в салоне не сидит какой-нибудь мстительный демон. - А ты бы не хотел по-настоящему встретиться с демоном? - Как-то я не горю желанием умирать. - Почему сразу умирать? - Потому что встреча с демоном явно не сулит ничего хорошего. Это либо смерть, либо билет в дурку. Мне кажется, мало кто останется в здравом уме, если встретит реального демона. Они ведь монстры, которые издеваются над людьми. Вряд ли с ними можно попить чай за столом и обсудить погоду. - Ну да, - Хёнджин дёргает губой и устраивается поудобнее, натягивая капюшон и прижимаясь головой к окну. – Вздремну с вашего позволения, нам час ехать. Через несколько минут Хёнджин и правда засыпает. Руки скрещены на груди, нижняя губа чуть опущена, угольная прядь прикрывает ухо. Они оба поздно легли, потому что до трёх часов ночи обсуждали документальный фильм про населённые призраками дома Америки. Они часто так делают. Круги дорожных фонарей скользят по приборной панели. Машина выезжает на трассу, вливаясь в транспортный поток. Чанбин поглядывает на парня справа и дожидается остановки перед въездом на мост. Он закидывает руки назад и снимает со своего кресла куртку, которая всегда висит на случай резкого похолодания. Расправив её, он аккуратно накрывает спящего Хёнджина. Если включить печку, будет душно, а так в самый раз. Вернувшись в Сеул, они ужинают в работающей допоздна забегаловке. Этой традиции нельзя было изменять ни в коем случае. Чанбин отвозит Хёнджина и возвращается домой только за полночь. Однако он всё равно записывает обо всём, что произошло, то и дело осматриваясь. Пережитый нервоз как обычно не отпускает быстро и держит в напряжении до самого утра. Всё-таки что-то в том лесу было. Что-то, может, не очень сильное, но всё равно давящее, отличающееся от того, с чем они сталкивались до этого. Чанбин решает, что будет браться за дела с демонами не больше раза в месяц, а то и реже. Лес казался намного опаснее домов. Последующие расследования оказываются вполне стандартными и находятся в черте города. Какие-то ответы через Спирит Бокс, шаги, скрипы, падающая температура – всё как всегда. Вот только третье расследование выбивает Чанбина из колеи намного сильнее, чем он мог бы себе представить. Всё началось стандартно, они бродили по дому, один раз включали Спирит Бокс, вроде как установили, что дух внука, который зарезал свою бабушку, после смерти вернулся обратно на место преступления. Только Чанбин никак не мог избавиться от странного тумана в своей голове. Её как будто сдавливали как изнутри, так и снаружи, его сердце бешено колотилось, но он старался сохранять спокойствие и продолжал осмотр. Хозяева этого дома говорили, что их мучили кошмары, что они иногда просыпались не там, где засыпали, и часто слышали голос парня, который зло что-то нашёптывал. Пока Хёнджин осматривал ванную, где по отчётам была расчленена бедная старая женщина, Чанбин зашёл в её спальню, в которой попросту была выбита дверь. Около невысокой кровати на тумбочке стоит корзина с пряжей. На ней лежит недовязанный голубой свитер. Пальцы касаются идущих рядами петель – материал мягкий, но покрыт слоем пыли. В этой комнате уже давно никого не было, новые хозяева съезжали, так и не добравшись до неё с ремонтом. Чанбин подсвечивает стол, обставленный чёрно-белыми фотографиями, касается висящей на ручке шкафа ленты. Заметив на комоде фарфоровые фигурки, он подходит к ним и рассматривает. Не очень качественные животные с кривовато растёкшейся краской, но их была целая коллекция. Столько всего осталось от человека, которого уже нет. Фонарь бликует. Чанбин только сейчас замечает, что на комоде стояло резное прямоугольное зеркало. Он не любит смотреть зеркала в таких местах, они его напрягали. Он уже собирается отвернуться, как краем глаза выхватывает фигуру. Твёрдый ком подкатывает к горлу, внутренности холодеют. Чанбин смотрит на своё отражение и замечает за плечом полную женщину. Вскрик застревает в горле, он не может выдавить из себя ни звука. Отмерев, тело поддается стандартному инстинкту – он резко оборачивается. Пусто. Чанбин сипло выдыхает и снова проверяет отражение. Там ничего нет. На месте якобы женщины висит перекрученная шторка с украшением в виде бабочки. Похоже, её он и принял за силуэт, а фантазия дорисовала остальное. Сердце долбится так, что грудь потряхивает. Дурацкая бабочка. - Бинни. От прошелестевшего у уха шёпота сердце наоборот спотыкается и словно замирает. Потому что голос был знакомый и он не думал, что когда-нибудь сможет его услышать ещё раз. Он уже почти забылся. Запястье как будто обхватывают. Фонарик падает на пол. Чанбин срывается с места и, спотыкаясь, выбегает в коридор. - Чанбин? Он его даже не слышит. Чанбин бежит со всех ног, рвано дыша, и буквально слетая по лестнице вниз. Этого не может быть. Горло раздирает подкатившая истерика, в голове пожар и полный хаос. Чанбин ногтями вцепляется в дверную ручку, распахивает дверь и выскакивает на улицу, которая обдаёт его холодным порывом. Он останавливается посреди газона, шумно вдыхает, бешено осматриваясь, после чего силы покидают его. Он летит вниз и садится на траву, склоняясь вперёд и упираясь руками о колени. Кровь стучит в висках. - Чанбин! – на крыльце появляется переполошенный Хёнджин, который видит его во дворе и спускается. – Что случилось? Почему ты убежал? - Просто… - хрипло выдыхает Чанбин и сглатывает. - Просто что? Ты что-то увидел? Вместо ответа Чанбин трёт лицо рукой, пытаясь как-то собраться. Его потряхивает. Целую минуту они сидят в ночной тишине под стрекотание сверчков. - Когда я учился в средней школе, у нас была соседка из дома справа. Тётя Миён. Она помогала маме с цветами в саду и я часто крутился рядом с ней, рассказывал про всё подряд, докапывался с вопросами. Иногда на каникулах, когда родителей не было дома весь день, я торчал у неё. Она кормила меня, спрашивала про школу, учила готовить и вообще относилась ко мне как к своему сыну, своих детей у неё не было. И… - Чанбин делает паузу. – Я рассказывал ей про фигуры, которые видел в заброшенном доме в нашем районе. Я слышал какой-то шёпот оттуда, когда проходил мимо. И на похоронах бабушки чувствовал странную тяжесть, как будто в комнате с нами был кто-то ещё, кого мы не видели. Мама мне не верила и просила повзрослеть, но тётя Миён всегда слушала серьёзно, как-то подбадривала меня, не говорила, что это всё выдумки. Она фактически была моей лучшей подругой. Лучшей тётей. - Что случилось? – тихо спрашивает Хёнджин, когда он замолкает, как будто сопротивляясь самому себе. - Сердечный приступ. Умерла в своей же кровати, - Чанбин щиплет траву у своей ноги и размазывает её пальцами, после чего выбрасывает и резко выдыхает. – За три дня до этого она звала меня к себе. Хотела что-то сказать. Но мне было так лень идти после занятий, я хотел просто валяться в кровати и рубиться в игры. Поэтому я сказал, что занят учёбой и зайду как-нибудь потом. Так и не смог. Ситуация, которая преследовала его всю жизнь. Она камнем лежала на груди, забывалась на время, а потом ударяла с новой силой. Взгляд Чанбина вперен в землю. - Я теперь никогда не узнаю, что она хотела мне сказать. Никогда. И сам я… я ни разу не говорил ей, что очень благодарен за то, что она со мной возилась, ухаживала за мной, учила чему-то. Что я люблю её как родную тётю. Поэтому я влез во всю эту фигню. Она помогает мне верить, что смерть – это не конец. Что потом, когда я сам умру, я смогу сказать ей это, - признаётся Чанбин вслух впервые в своей жизни. – А в этом грёбаном доме я услышал её голос. Прямо у самого уха. Бинни. Она всегда меня так называла и никогда полным именем. Я уже забыл, как это звучит, а сейчас это было так чётко, что меня прорвало. Не знаю, что это было, она не имеет к этому месту никакого отношения и может это просто у меня в голове что-то закоротило, но… я рад, что смог услышать её голос ещё раз. Испуг и шок перемешались с удушающей грустью. С чувством вины, которое всегда томилось где-то внутри. Ночной ветер ерошит волосы и чуть приводит в себя, но до конца очистить сознание не может, оно по-прежнему растрескавшееся и словно в мелких обломках, вылетевших со своих мест. - Ты не знал, что так будет. Ты не сделал что-то плохое, это невозможно было предсказать, так просто вышло, - Хёнджин приобнимает его за плечи. – Люди никогда не знают, что видят кого-то в последний раз. И хотя слова – это важно, но они не являются всем. Я уверен, она знала, как много значила для тебя. Она чувствовала это сердцем, видела по твоим глазам, по тому, как ты ей улыбался. Мудрые женщины всё это чувствуют. Ты переживаешь, что она ушла, не зная, как ты её ценил, но я верю, что она ушла, зная, что всегда будет в твоей памяти. И она бы сама не хотела, чтобы ты винил себя за это. - Я это вроде как понимаю, но всё равно. Я правда надеюсь, что она знала, насколько важна мне была её поддержка. - Знала. Верь в это. Верь, что вы встретитесь с ней на той стороне и всё выясните. А она пропишет тебе подзатыльник за то, что ты сомневался. Это пробивает Чанбина на смешок. Он поворачивает голову. - Ты ведь не веришь во всё это. - Какая разница во что верю я? Главное, что ты в это веришь. В обычно насмешливых глазах Хёнджина теплится убедительная настойчивость. Он не просто говорит эти слова ради того, чтобы сказать хоть что-нибудь, он их подчёркивает и вкладывает в них смысл. И хотя он мог спокойно рассмеяться над тем, что Чанбин перепугано выбежал из дома, услышав что-то непонятное, он этого не сделал. Он сидит рядом с ним и слушает серьёзно, потому что для Чанбина произошедшее являлось реальным. - Хороший ты человек, - Чанбин хлопает его ладонью по бедру и позволяет себе чуть расслабиться под рукой на своих плечах. – Ведёшь себя иногда как сволочь, конечно, но на тебя всегда можно положиться. Без тебя я бы это всё уже бросил, наверное. Да и вообще жизнь без тебя была унылой. - Ого, какие откровения, - Хёнджин качается вместе с ним из стороны в сторону, посмеиваясь, после чего прижимается виском к его макушке. – До тебя у меня тоже всё было серое. Люди были серые. И грязные. Но с тобой всё ощущается по-новому. Так что не бойся, мой маленький охотник за нечистью, я тебя защищу. - Маленький? Ты давно не получал? – Чанбин сжимает пальцы на его бедре, заставляя Хёнджина ойкнуть. - Ладно-ладно, остынь, я же не в плохом смысле. Компактный. У тебя нормальный рост, ты хорошо сложенный мужчина, просто я ведь кокосовая пальма, как ты меня обычно называешь. Ты не можешь отрицать, что ты меньше меня. - Выкрутился, - хмыкает Чанбин, отпуская его. Какое-то время они молча сидят, смотря на горящие напротив окна, в которых иногда можно было видеть проходящих жильцов. - Ну что, поедем жрать? - Давай, - Чанбин поднимается, отряхиваясь. - Иди пока в машину, я пойду заберу, что осталось. - Хорошо. Опустившись на мягкое сидение, Чанбин откидывает голову, ненадолго прикрывая глаза. Ничего из произошедшего в его планы не входило, но после разговора он относительно успокоился. Лучше забыть про это. Его просто накрыли воспоминания, вот и всё, ничего не было. Он отпивает воды и открывает карту, выискивая, где лучше поужинать. Если бы он в это время вошёл в дом, то увидел бы, как Хёнджин со сталью в грозном голосе отчитывает пустоту. Последующие расследования снова проходят без каких-либо отклонений от своей «нормы». Инцидент забывается, тема закрывается. Они осматривают дом, едут ужинать, после Чанбин всё документирует. Пару раз в неделю они выбираются развлечься, будь то кино, боулинг или катание на велосипедах в парке. Исключением становится первое воскресенье ноября, когда холода ещё не наступили, но без курток ходить уже было некомфортно. Хёнджин звонит утром и с досадой сообщает, что из-за свалившейся работы очередное расследование придётся отменить. Чанбин сразу же звонит хозяину дома, чтобы договориться о переносе на следующие выходные. - Никаких переносов, - твёрдо заявляет тот. – Мы больше не можем справляться с этой чёртовой дырой. По договору с властями дом сровняют с землёй через три дня, чтобы построить там парковку. Людям там жить нельзя, там опасно находиться и я бы вообще не советовал вам туда соваться. Такого Чанбин не ожидал. Снос домов был редкостью, тем более если их можно было переоборудовать под достопримечательность для таких же искателей приключений и взимать за это плату. Тем более раз там прослеживалась явная паранормальная активность. Немного подумав и взвесив все аргументы, Чанбин решает, что последнюю возможность упускать нельзя. Раз Хёнджин не может, он отправится на расследование один. Ладони начинают потеть, когда он только сворачивает на нужную улицу. Обычно напряжение разбавляется чужой болтовнёй и глупыми шутками, но в этот раз в салоне царила полнейшая тишина. Чанбин не думал, что настолько отвык ходить по подобным местам в одиночку. Ему словно не хватало морального заряда для того, чтобы подготовить себя к тому, что он может встретить. Двухэтажный почерневший от времени дом стоит на отшибе в самом конце улицы, поэтому нет даже успокаивающих тёплых огней других жилищ. Чанбин несколько минут стоит на пороге, собираясь с мыслями. Внутри образовался неприятный комок, тянущий обратно к машине. Тело словно само по себе сопротивляется продвижению вперёд. В конце концов, дверь всё равно со скрипом открывается. Нос обдает запах гнилой древесины и сырости, облепляющей лицо. Щёлкает фонарик и бледный луч света обводит гостиную. Та обставлена достаточно скудно: потёртый дощатый диван, пустой стол и блёклые картины цветов на стенах. Чанбин шагает вглубь дома, ощущая, как каждая доска прогибается под его ботинками. Комок внутри становится плотнее. Тишина была такая гулкая, что малейший звук в ней покажется оглушающим. Сбоку мелькает что-то тёмное. Чанбин стремительно поворачивается, светя перед собой. Проход в кухню с заколоченными окнами зияет непроглядной дырой. Коротко выдохнув, он идёт туда, вытягивая шею и стараясь получше рассмотреть пространство за углом. Он знает про эту кухню. Здесь один из хозяев дома, сошедший с ума и одержимый каким-то злым духом, зарезал свою жену ножом, после чего поднялся наверх и сначала убил их пятимесячную дочь, а затем забившегося от страха под кровать шестилетнего сына. Жильцы слышат доносящийся отсюда плач, кто-то видел, как предметы двигались сами по себе. Часто они находили на полу нож, который каким-то образом сам выскакивал из глубокой стойки. - Здравствуйте, меня зовут Со Чанбин, - собственный голос эхом отдаётся от стен полупустого помещения. – Я хотел бы поговорить о том, что произошло здесь в восьмидесятом году. Дайте знак, если здесь кто-то есть. Он замирает у кухонного стола, на котором виднелись выцарапанные полосы, и прислушивается. Рука касается груди, когда сердце пропускает удар, хотя ничего не произошло. Растёт какое-то странное беспокойство, спину покалывает от озноба. Чанбин не понимает, откуда взялось это ощущение. Ощущение того, что нужно убираться отсюда. Наверху раздаётся шорох. Чанбин со свистом вдыхает через сжатые зубы. Ему очень не хватает Хёнджина, который мог бы со смешком придумать сто естественных источников звука. Обычно его это раздражало, но сейчас это бы отлично помогло хотя бы немного расслабить сжавшиеся плечи. - Это вы? Вы на втором этаже? Ответа нет. Чанбин сжимает ладонь в кулак и трогается с места. Надо проверить. Нужно действовать вопреки страху, если он хочет собрать побольше доказательств. Сегодня никто вместо него первым не пойдёт. Не зря ведь Хёнджин назвал его смелым. Ступени жалобно скрипят, когда Чанбин медленно поднимается, напряжённо вглядываясь в пространство у самого верха лестницы. Он каждый раз переживает, что увидит там призрачные ноги. Оказавшись в узком коридоре, он пытается понять, что могло создать шум. Возможно, окно было закрыто не до конца? Однако шпингалет был на месте. Луч проходится по грязно-жёлтым обоям, минует криво повешенную рамку с зимним пейзажем и, попав на дверной проём, опускается вниз. На полу у косяка лежит тряпочный медведь из серой мешковины. Чанбин нервно перебирает пальцами. Что он там делает? Хозяин же не настолько чокнутый, чтобы специально оставлять игрушку в проходе? Поколебавшись, он подходит к комнате и заглядывает внутрь. Справа от двери стоит комод с откидной крышкой, на котором лежали ещё игрушки. Наверное, медведя не очень хорошо поставили и он упал. Чанбин возвращает его на место и входит в детскую. Здесь были кровать и стол сына семейства. Мебель выглядит дёшево, как и сама отделка комнаты. Всё кажется каким-то серым, плинтуса ободраны, белое одеяло тонкое и в каких-то жёлтых пятнах. Гнилью пахнет намного сильнее. Чанбин достаёт Спирит Бокс. Место кажется подходящим. - Кто бы здесь ни находился, вы можете поговорить со мной через данное устройство. Сейчас я его включу, вы услышите громкое шипение. Используйте волны, чтобы передать сообщение. Статика заполняет пространство, каналы стремительно меняются. - Вы можете назвать своё имя? Чанбин подходит к кровати, собираясь сесть, но в последний момент передумывает. Не хочется прикасаться к месту, где убили ребёнка. - Чинху. - Что? – он впивается взглядом в прибор. – Чинху? Вас зовут Чинху? Кто вы? Членов семьи звали по-другому. Никакой информации про некого Чинху он не встречал. - Какое отношение вы имеете к этому дому? Едва он успевает договорить, как звучит шорох. Чанбин дёргается и видит, что медведь снова лежит на полу. Диафрагма скукоживается. - Это вы сделали? - До дна. - Что до дна? Короткий стук в окно. Чанбин резко оборачивается и испуганно всматривается в темноту. За стеклом ничего нет, только гнилые листы забились в резьбу на подоконнике с внешней стороны. - Изопью… энергию… - отрывисто чеканит Спирит Бокс разными голосами. – До дна. Ком внутри жжёт и пульсирует, становится сложно дышать. Вяло мигавшая до этого интуиция начинает хлёстко звенеть. Здесь нельзя находиться. Это место совсем не похоже на те, где они были до этого. Поэтому его решили снести с концами – люди не могли здесь находиться даже несколько минут, потому что оно напропалую сквозило опасностью. - Что вы имеете в виду? Почему вы здесь? Зачем вы вредите людям? - Отдай силу. Дверь громко хлопает. Чанбин подскакивает и бросается к ней, решая, что с него достаточно. Он дёргает, но та не поддаётся, как будто была закрытой. Горло обжигает паника. Он отчаянно вертит ручку. - Беспомощное отродье. - Хватит! Чанбин выключает Спирит Бокс и с силой дёргает дверь на себя ещё раз. В этот раз она легко распахивается, как будто ей ничего и не мешало. Только он выходит из комнаты, как висящая на стене картина падает, остальные двери разом открываются. Внутренности леденеют от страха, он оказался в одном из своих кошмаров. Ботинки гулко долбят по ступеням, из этого дома нужно убираться, как можно быстрее. Чанбин спрыгивает с лестницы и несётся к выходу, но его резко откидывает в сторону, словно его что-то боднуло. Он падает на пол, больно ударяясь локтем и на пару секунд теряя ориентацию в пространстве. Фонарь катится по доскам, окидывая окружение тонкой полосой света. Почувствовав порыв ледяного воздуха и приближающийся запах гнили, Чанбин подрывается на ноги и вбегает в гостиную, понимая, что выход на улицу заблокирован. Из кармана достаётся нож, хотя вокруг никого и не видно. - Отстань от меня, - просит он дрожащим голосом. – Я ничего тебе не сделал. Половица скрипит совсем рядом, нож выбивается из руки. Глаза Чанбина распахиваются от ужаса, а в следующую секунду его отбрасывает к стене. В горло впиваются невидимые пальцы, раздирающие кожу ногтями. Он машет руками, пытаясь отбиться от противника, но лишь гоняет воздух. Вдохнуть не получается, вместо этого из горла вырывается сиплый всхлип. Грудь заполняет истеричное жжение, к уголкам глаз подступают слёзы, на лбу взбухает вена. Чанбин дёргается в попытке вырваться, но его намертво вжимает в стену. Полыхающее сознание мутнеет, взгляд теряет фокус, утопая в густой тьме. - Отпусти его! Внезапно захват исчезает и он падает на пол, хрипло и жадно втягивая в себя воздух. Чанбин дышит резко и отрывисто, давясь дерущим глотку кашлем. - Как ты посмел тронуть его, ничтожная дрянь?! – знакомый голос обрабатывается не сразу: он рокочущим от гнева штормом заполняет помещение. – Как ты посмел физически навредить смертному?! Чанбин поднимает голову и видит Хёнджина. Тот сжимает что-то руками и затем ударяет это о стену так, что дом вздрагивает. Проморгавшись, Чанбин понимает, что вместо пустоты начинает видеть какой-то чёрный сгусток, напоминающий худощавого человека с удлинёнными и искривлёнными конечностями. Переполошенное пережитым ужасом сознание с трудом работает, он уже не понимает, что происходит. - Тебе, тварь, никто не разрешал высасывать живую энергию досуха. Хёнджин взмахивает рукой и, судя по всему, наносит существу удар. Сгусток искривляется и Чанбин слышит пробирающий до костей вой, который словно доносится со всех сторон сразу. Позвоночник дрожит. Глаза Хёнджина горят янтарём, словно внутри них полыхал огонь. - Ён Чинху, за это ты отправляешься в Чистилище, никакого прощения, - Хёнджин скалится, хищно щерясь; тени обтачивают его скулы. – И передай всем, что если кто-то посмеет хотя бы приблизиться к моему человеку, то я выжгу их ядра дотла и навечно запру в Небытии. Этот смертный – мой и я никому не позволю ему навредить. Искривив пальцы, он рисует какой-то символ на туманном сгустке и тот вспыхивает искрами, мгновенно рассеиваясь с уже более отчаянным звенящим криком. Чанбину кажется, что он сошёл с ума. Он не может обработать увиденное. - Ты в порядке? Когда Хёнджин оборачивается, его голос вновь становится прежним и сквозит беспокойством. Однако стоит ему сделать шаг, как Чанбин подрывается на ноги и отходит, выставляя руки вперёд в защитном жесте. Он часто и мелко дышит, продолжая дрожать. Сначала Хёнджин замирает от такой реакции. После чего он решительно сжимает челюсти и движется вперёд, заставляя Чанбина пятиться назад и вжаться в стену. - Боишься меня? – Хёнджин подходит вплотную, его янтарные глаза горят. - Кто ты такой? – сдавленный голос. - Тот, с кем ты так боялся оказаться наедине. Но с кем всё время был рядом. Чанбин какое-то время молчит, с опаской всматриваясь в его заострившиеся черты. Лицо, которое он выучил досконально, теперь вызывало какой-то инстинктивный благоговейный трепет. - Демон. - Да. Но и ты не обычный человек. - Что? - Ты родился с чутьём. Оно притупилось после исчезновения источника твоей моральной силы, но проснулось, пропитавшись моей энергией. - Я… я не понимаю. - Всё, что ты чувствовал в этих домах, - правда. И в лесу тоже. Там был низший демон, которому пришлось подчиниться мне. Всё это время ты был окружен нечистью, которой так жаждал, но которой так боялся. Мысли путаются, сталкиваясь друг с другом. Сердце Чанбина мечется, захлёбываясь в смешанных эмоциях. Он с трудом вдыхает. - Что ты сделаешь со мной? - А как ты думаешь, что я могу сделать с тобой? Хёнджин прижимается ещё ближе, теперь уже едва не касаясь его кончиком носа. От него пахнет холодной хвоей. - Не знаю. Я уже ничего не знаю. Янтарные глаза пристально всматриваются в него. Затем Хёнджин резко отстраняется, делая несколько шагов назад, и Чанбин готовится к тому, что его растерзают за то, что он влез, куда не нужно было. Однако к его удивлению Хёнджин вместо этого опускается на колени, склоняя голову. Угольная прядь выпадает из-за уха. - Прости меня. Прости за то, что врал тебе. Прости за то, что влез в твою жизнь. Прости, что из-за меня твоя жизнь оказалась в опасности. Твоя преобразованная энергия очень сильная и её легко уловить. Прости за всё. Чанбин поражённо стоит, смотря на него сверху-вниз. Бившийся страх замирает, перекрываясь растерянностью. Перед ним находится демон, который в любой момент может с ним расправиться, сделать всё, что угодно, не дав и малейшей возможности защититься. И этот демон извиняется перед ним. - Ты… почему ты стоишь передо мной на коленях? - Потому что я виноват перед тобой. Мне жаль, что я напугал тебя, но я понимаю, почему ты боишься. Ты человек, а я монстр. И если попросишь, то я уйду и больше никогда не буду лезть к тебе, я клянусь, что ты больше меня не увидишь и сможешь жить спокойно. Только скажи – я сделаю всё, что ты попросишь. - То есть ты говоришь, что подчинишься мне? Ты сделаешь то, что я скажу? Я, человек? - Да. - Почему? – не понимает Чанбин, это не укладывается в его видении мира, которое и без того было крайне поломано. – Ты ведь сильный демон, ты можешь сделать со мной всё, что хочешь, потому что я не смогу сделать тебе ничего. Я просто смертный. - Ты не просто смертный, - Хёнджин выдыхает с грустным смешком, так и не поднимая головы. – Для меня ты не просто смертный. Ты разбудил во мне то, что осталось от человека. Я находился в этом мире и притворялся таковым, потому что устал от всего кошмара, который творится в Аду. Мне были интересны люди, но я находил в них только сплошную грязь. Мне не было места ни в том мире, ни в этом, я просто влачил своё жалкое существование. А потом появился ты. Охотник за нечистью, который боится, но всё равно пытается помочь тем, кого давно нет на земле. Ты разжёг во мне любопытство, но чем больше времени мы проводили вместе, тем больше другого света во мне зажигалось. Я как будто и правда начал жить, у меня появились цели, желания, у меня появилась точка, к которой можно возвращаться. Ты. Все яркие эмоции, которые во мне есть, - все их разбудил ты. Ты подарил мне жизнь – тебе ею и распоряжаться. Она твоя, я отдаю её тебе. В окно бьёт свет выползшей из-за туч луны, освещающий статный силуэт Хёнджина. В доме тихо, но уже не так оглушающе. Теперь становится слышно стрекотание сверчков с улицы, тяжёлая завеса испарилась. Чанбин пытается как-то переварить услышанное. Оно кажется ему ещё более невероятным, чем алые следы на собственной шее. Демон, пришедший не из этого мира, фактически отдаёт ему контроль над собой. Признаётся в настолько личных вещах. И по голосу действительно кажется, что он говорит искренне, выворачивая свою внутреннюю сторону, недоступную другим, наизнанку. Чанбин понимает, что у него есть возможность сбежать. Может, даже и правда освободиться, постараться вернуться к нормальной жизни, где не существует этого сумасшествия. Но он не может перестать смотреть на Хёнджина. Если быть точнее: он не может перестать видеть такого знакомого Хёнджина в том, что оказалось демоном. Его волосы, его серебряное кольцо на пальце, его любимая чёрная рубашка с маленькими золотыми пуговицами, его легко ложащийся на слух голос. Всё то, что невероятно сильно притягивало с самых первых встреч. Наконец, Чанбин сдвигается с места. Только вместо того, чтобы направиться к двери, он идёт вперёд и тоже опускается на колени. Ладонь осторожно ложится на щёку Хёнджина. Мягкая и тёплая, живая. Хёнджин поначалу выглядит удивлённым, после чего прикрывает глаза и ластится к его руке, прижимаясь с какой-то щемящей нежностью. - Знаешь, я рад знать, что жизнь после смерти и правда существует, - тихо признаётся Чанбин. - Поэтому я и просил тебя не переставать верить. Она есть, правда я не знаю, какая она там, наверху, но она есть. Ты всегда был прав. Мне было забавно наблюдать за тобой и утверждать обратное, но меня всегда восхищало твоё упорство. - Какой же ты говнюк, - Чанбин устало выдыхает и качает головой. – Теперь ты расскажешь, почему я тогда услышал голос тёти? - Это был бес, питающийся чувством вины. Он проникает в сознание и наводит иллюзии, чтобы вызвать всплеск вины и напитаться ею. Я не знал, что у тебя она была, поэтому не думал, что он пристанет к тебе и ничего ему не сказал. Только потом уже всыпал по первое число. - Значит, это было воспоминание. - Да. - Жаль. Я уж думал, что и правда услышал её. - Духи не могут возвращаться к месту, с которым не имеют связи. - А ты не можешь их вызвать? - Нет, - быстро отвечает Хёнджин, однако затем смотрит на измотанное грустное лицо перед собой и чувствует, как в нём трескается барьер. – Ну, вообще могу, но… - Но? – спрашивает Чанбин. – Не молчи. Но что? Что за условие? - Я не могу это сделать без договора, - в конце концов, признается он. - Без какого договора? На крови? Нужна моя кровь? - Нет, это другое. Чтобы попасть в Мир Духов, нужна душа. У меня её нет. Я смогу связаться с кем-то оттуда, только используя чью-то душу, как посредника. Но души не возвращаются обратно, они остаются у демона в Хранилище, как плата за услуги, это энергетический обмен. Я не смог бы вернуть её, даже если бы захотел. - Ты имеешь в виду, что я должен продать тебе душу, так? – понимает Чанбин. - Да. - И что конкретно это значит? - После смерти твоя душа будет моей. Она не попадёт в Рай, она не попадёт в Ад. Она будет в моём распоряжении, фактически ты станешь моим подчинённым. Это навсегда. Поэтому решай с умом. Стоит ли это того, чтобы узнать ответ на твой вопрос и передать что-то ей. Долго разговаривать не получится, это запрещено. Чанбин на какое-то время замолкает. Он усиленно размышляет, анализирует свои чувства, пытается решить, чего хочет на самом деле. - После смерти я попаду либо в Рай, либо в Ад, либо останусь в Лимбо, если смерть будет какой-то необычной, как все эти несчастные духи, правильно? - Да. - И перемещаться между этими мирами нельзя? - Из Лимбо можно выбраться при определённых условиях, но в общем и целом да. - Короче они друг с другом не пересекаются, вот я к чему. - Верно. Снова задумчивая пауза. Ветер свистит в трещинах. - Я согласен. - Ты уверен? – настойчиво спрашивает Хёнджин, вглядываясь в него. – Это нельзя отменить. - Уверен. Я отдам тебе свою душу, если ты поможешь связаться мне с тётей Миён. Это важно для меня. - Да будет так, - с небольшой задержкой кивает Хёнджин и его янтарные глаза снова загораются изнутри. – Я обязуюсь связать тебя с усопшей, чтобы ты получил ответы на свои вопросы, после чего твоя душа перейдёт ко мне во владение до скончания времён. Теперь нужно скрепить договор. - Как это сделать? - Закрой глаза. Чанбин слушается. Он закрывает глаза, ловя себя на том, что даже не испытывает нервоза. Похоже, ресурс его стрессовых реакций истощился после всего, что произошло за последние полчаса. Будь что будет, его мир и так сошёл с ума, почему не опуститься в ещё большее безумие? Однако удивить его всё ещё возможно. Потому что он вдруг чувствует тепло на своих губах. Ладони Хёнджина обхватывают его лицо, волосы щекочут щёки. По телу проходится разряд. Причём как снаружи, так и изнутри, Чанбин ощущает его в каждой клетке, словно глубоко в его груди с ослепительной вспышкой взорвалась бомба, сначала разрывая его на атомы, а потом собирая обратно. Реальность вокруг расплывается, чётким остаётся только горячий Хёнджин, прижимающийся к нему вплотную. Когда он отстраняется, Чанбин с силой вдыхает, распахивая глаза. - Это была печать. Поцелуй демона. - Никакой крови и безжалостных ритуалов? - Нет. Это самый близкий путь к сердцу, где хранится душа, - Хёнджин касается его груди, а затем поднимает взгляд, смотря ему за спину. – Она здесь. Чанбин сначала застывает, после чего взволнованно оборачивается. Конечно же, позади него пустота и грязные изорванные обои. Но внутри парит чёткое ощущение того, что что-то там было. Затылок обдает теплом, в нос ударяет сладкий запах гиацинтов. Запах из детства. Чанбин заводит руку назад и касается этого места. - Она говорит, что ей такие волосы нравятся больше, чем ёжик, который у тебя был. Наружу вырывается смешок. Вместе с ним на глазах появляется подрагивающая пелена. - Не плачь, Бинни. Я ведь тебе говорила, что когда плачут здесь, там идёт дождь, - передаёт Хёнджин то, что слышит. - Да, тётя, прости, - Чанбин быстро утирает глаза. – Я… прости, что я так и не смог попрощаться с тобой тогда. Мне очень тебя не хватает. Каждый раз, как что-то случается, я хочу рассказать тебе, хочу послушать, что ты про это скажешь, но уже не могу этого сделать. Я был таким дураком тогда, ни разу нормально не поблагодарил тебя за всё, что ты для меня делала. - Глупый мальчишка, и из-за этого ты себя так ругаешь? Я хранила все твои поделки, все открытки, которые ты мне приносил. Ты каждый раз злился, когда я поднимала тяжёлые лейки и вёдра, помогал мне по дому, нёс пакеты из магазина. Все эти поступки говорили громче любых слов. Сердце тёти всё чувствовало. Слёзы удержать не получается. Чанбин шмыгает носом и грубо вытирает каплю, скатившуюся по щеке. Она знала. Она всегда знала. - А… о чём… о чём ты хотела сказать мне? - Ты всегда был особенным мальчиком и я ни разу не сомневалась, когда ты рассказывал мне про то, что чувствуешь что-то не из этого мира. Ты не умеешь врать. Поэтому я пообщалась со своей подругой-эзотериком и сделала для тебя защитный амулет. Такой дарят сыновьям. Всхлип подавить не получается. Чанбин закрывает лицо руками, его нижняя губа трясётся. Плечи окутывает кольцо тепла. Тётя подарила ему последнее объятие. - Кушай хорошо и тепло одевайся. Ты сделал сложный выбор и я не знаю, пожалеешь ли ты о нём или нет, но я всё равно всегда буду тобой гордиться. - Спасибо, тётя Миён. Я тебя люблю. Следующие слова раздаются уже около уха и звучат они светлым женским голосом, полным заботы и напоминающим летние дни, проведённые в ухоженном саду. - Я тоже тебя люблю, Бинни. Прощай. Тепло со спины исчезает. Около минуты Чанбин продолжает сидеть, сгорбившись, после чего выпрямляется и с шумом выдыхает. Рукава толстовки вытирают с лица все следы произошедшего. - Спасибо. - Всегда рад помочь, - кивает Хёнджин, после чего поднимается на ноги. – Не переживай и постарайся забыть обо всём, чтобы вернуться к нормальной жизни. Я больше не побеспокою тебя и встречу уже на том свете. Он разворачивается и идёт к выходу. Чанбин смотрит на его удаляющуюся спину. В голове проносятся их встречи. Как они болтали наперебой, обсуждая тысячную глупую идею для стартапа, как они смеялись так, что лимонад чуть ли не носом шёл, как они ели курицу на берегу реки Хан и обсуждали страны, в которые хотели бы съездить. Как они ездили в уютной тишине машины вечером или подпевали радио, несясь по трассе днём. Как они лежали на диване впритирку, смотря фильмы. Как их пальцы соприкасались, когда они гуляли по парку. Как они были обычными людьми, которым нравилось находиться вместе. Чанбин подскакивает на ноги и нагоняет Хёнджина уже в коридоре, разворачивая его к себе за локоть. - Я не просил тебя уходить. - Ты ведь боишься демонов, - Хёнджин смотрит на него растерянно, брови уязвлённо изломлены. - Для меня ты в первую очередь Хван Хёнджин. Я отдал тебе свою душу сегодня, но сердце я отдал ещё раньше. Поэтому и согласился на вечность с тобой. Какое-то время демон стоит неподвижно. Янтарь поблескивает в темноте. Затем он издаёт смешок, улыбаясь. Он обнимает Чанбина, прижимаясь щекой к его виску и признательно прикрывая глаза. - Как скажешь, мой смертный. Пока ты этого хочешь, я буду рядом. До самого последнего вздоха и вечность после.