Наша попытка номер 5.

one.

Их первый совместный новый год вышел совсем уж несовместным, ведь на тот момент оба старшеклассника виделись лишь единожды. Тренировочный, последний в уходящем году, матч был запланирован на раннее утро воскресенья, и никто из команды не радовался перспективе променять редкий шанс долгого сна на бегание туда-сюда по площадке. Даже Атсуму, известный неизменной страстью и любовью к волейболу, поддерживал возмущения брата как за завтраком, так и по дороге к спортивному залу. Конечно, если не обращать внимания на лень, то возможность потренироваться с такой сильной командой, как Итачияма выпадал не так уж и часто, а значит упускать предоставленную возможность было вершиной глупости. Атсуму много слышал о знаменитой академии, прославившейся сильной волейбольной командой и мастером-асом, сумевшим пробиться в тройку лидеров на первом году обучения. Сам Мия, не зная этого человека, уже чувствовал иррациональную зависть: он также был частью сильной команды, его узнавали и боялись другие команды, но до звания лучшего сеттера Японии среди старших школ все ещё было очень и очень далеко. Тренировка, несмотря на свою тяжесть, прошла быстро. Сидя прямо на холодном полу, привалившись к стене и всячески стараясь восстановить дыхание, Атсуму думал, что давно уже не испытывал настолько приятной усталости: все тело ломило, ручьи пота стекали так, что одежду можно было буквально выжимать. Организм отчаянно требовал углеводов, грудная клетка ходила ходуном, позволяя лишь рваные вдохи-выдохи, а сил едва хватало на удержание бутылки с водой. Команда противников расположилась на противоположной стороне площадки и, к счастью и не затронутой гордости, выглядела ничуть не лучше: все школьники были измотаны прошедшей игрой и старались привести себя хоть в какое-то подобие порядка. Сыгранные пять сетов позволили хорошо присмотреться к местной знаменитости. Сакуса Киёми, тот самый лучший ас школьного уровня, казался идеальной волейбольной машиной: каждый пас, подача и приём мяча были воплощением совершенства — такие идеально точные, что аж тошно становилось. Атсуму и сам не ударил в грязь лицом: его пасы были успешными, а пять эйсов без касания подняли самооценку до уровня небес. Следуя только ему понятной логике, Мия пытался доказать, что «Эй, может ты и лучший ас, но такого сеттера у тебя точно нет и не будет». Он привык быть громким, привык привлекать внимание действиями и комментариями, привык заявлять о себе в наглой самоуверенной и, что самое главное, отлично скрывающей правду, манере. Он был уверен, что справился с задачей — приковать к себе один мрачный взгляд, заставить следить за каждым, даже самым незначительным, движением, восхищаться, обожать, желать оказаться по одну сторону от сетки. По скромным подсчётам самого Мии, к нему уже должны были если не подойти, то хотя бы удостоить заинтересованным взглядом. Но, то ли Сакуса был слишком непробиваемым даже для сногсшибательного шарма близнеца, то ли прожигать глазами соперников не входило в список хобби, потому что в данный момент парень сидел на одной из скамеек и о чем-то тихо говорил с сокомандником. Сам Атсуму был удостоен лишь быстрого рукопожатия в конце тренировки. После этого Мия успел заметить скорость, с которой волейболист схватился за банку антисептика и принялся протирать ладони, а вслед за ними, для возможности присесть, и скамейку. Обидно. Уже потом, через несколько дней, обсуждая прошедшую игру, он вспомнил увиденное и сразу же поделился этим с командой. — Он серьёзно протёр место перед тем, как сесть? — громкие возмущения наполнили комнату Суны, в которой парни коротали последние перед новогодними каникулами дни. — Что это за дичь вообще? А как он побежал вытирать руки в конце игры? Он нормальный или нет? — Так это же все знают, — лениво ответил Суна, не отрывая взгляда от экрана нового телефона, — Сакуса Киёми боится грязи, как огня. — Мизофобия, — тут же разъяснил Аран, — жуткая вещь, конечно. — Как он тогда вообще на улицу выходит? Друзья синхронно пожали плечами, как бы намекая «Не по адресу вопросы». Под наплывом шуток и рассказами о предстоящих выходных, странности аса Итачиямы забылись быстро. И также быстро вспомнились за праздничным столом. Каждый канун Нового года семья Мии встречала в тесном кругу, предпочитая свое тёплое общение громким застольям с десятками незнакомых людей. Осаму всегда порывался составлять меню, помогал маме с уборкой и тщательно следил за раздолбаем-братом, а точнее за его попытками стащить очередной вкусный кусочек. Атсуму занимал себя уборкой и переписками с ребятами из школьной команды. За стол садились поздним вечером, когда до двенадцати оставались считанные минуты, развлекали себя новогодним фильмом, выбранным заранее, и разговорами: мама всегда спрашивала о достигнутых целях в уходящем году и о планах на будущее. Втроем они придумывали семейные поездки и развлечения на следующие двенадцать месяцев. Атсуму любил этот день именно за атмосферу единства семьи, наполненный дружескими шутками, объятиями и подарками. Все прошедшие дни Мия даже и не думал вспоминать о чужих фобиях, полностью погружаясь в учёбу и строя планы на долгие выходные. Не то, чтобы программа обещала быть насыщенной: традиционный поход в храм с семьёй, марафон новогодних фильмов и игр в приставку, поход в гости к Суне и много-много отдыха. Ещё в воскресенье, после той самой игры, тренер строго настрого запретил своим подопечным любые физические нагрузки, велев набираться сил перед Национальными. Именно этим Мия и собирался заниматься. И вот, сидя на кухне в ожидании долгожданного звона колоколов и коротая вечер за поеданием очередного куска рыбного пирога, слух улавливает знакомое «мизофобия», донесшееся с экрана телевизора. — О, это же как у того аса Итачиямы, — оживился парень, выпрямляясь на неудобном стуле. — Сакуса Киёми, — подсказка от брата тут же воскресила нужный образ: вьющиеся волосы падают на лоб, две родинки над правым глазом, сгорбленная спина и цепкий взгляд, медицинская маска на лице и слишком яркая куртка. Атсуму так и не вспомнил, слышал ли он хоть слово от нелюдимого парня в тот день, поэтому о голосе можно было лишь строить догадки. — О, — от услышанного Мия-сан поджала губы, — В прошлом году у нас работала женщина с такой же проблемой. Бедняжка, — вздох жалости прибавил разговору драматичности, — Она всегда ходила в специальных перчатках и маске, даже если на улице была невыносимая жара. А ещё постоянно все протирала раз по десять, проверяла чистоту каждого сантиметра и никогда не подходила к нам ближе, чем на метр. В итоге она нашла работу на дому, чтобы не пришлось так страдать в обществе. Не понимаю, куда смотрят родители этого мальчика, и почему просто не отведут его к специалисту. Услышанное заставило парня задуматься: до этого проблема волейболиста представлялась просто необычной разновидностью тараканов в человеческой черепушке. Кто-то в пять утра устраивает пробежки, кто-то коллекционирует марки, а кто-то убирает свой дом по сто раз в день. История же о незнакомой женщине как будто сорвала клапан, скрывающий суровую реальность. Потом, когда и мама, и Саму смогли уснуть для более лёгкого пробуждения утром, сам Атсуму устроился в гостиной, решивший побольше узнать о мизофобии. Зачем было тратить на подобное исследование любимый праздник? А почему бы и нет, если да. «Мизофобия- страх загрязнения, сопровождающийся ритуалами…» «Разновидность обсессивно-компульсивного расстройства…» «Патологический страх микробов, бактерий, инфекций и грязи…» «Избегающее поведение…» «В основе компульсивного очищения лежит отвращение…» Глаза «пробегали» по напечатанному тексту, впитывая совсем уж не новогоднюю информацию, поражая своим масштабом. Атсуму успел прочитать про разные типы данной фобии, возможные причины и даже способы лечения. Судя по всему, быть мизофобом — трястись не просто от каждой пылинки, попавшей на тело, но и от одних только мыслей об этой возможности. Мия был согласен с мамой: почему родители Сакусы настолько безразличны к собственному ребёнку и состоянию его психики? — Тсуму, милый, ты в храме завтра носом клевать собрался? — женский голос заставил подпрыгнуть от испуга, и крышка ноутбука закрылась с удвоенной силой. — Прости, мам, уже иду! «Интересно, а Сакуса ходит в храм? И вообще ходит ли он куда-то без крайней на то необходимости?» — было последним, что выдал мозг перед сном.

two.

Второй Новый год прошёл при помощи интернета и недавно придуманной видеосвязи. — Оми-Оми, этот мир всегда был не справедлив к лучшим из нас! Двенадцать месяцев — большой срок, за который жизнь может измениться до неузнаваемости: странный незнакомец с другого конца Японии может стать самым близким и нужным человеком. Предыдущие Национальные оказались богатыми на самые неожиданные события: второе место, первое масштабное интервью для телевидения, приглашение в лагерь первокурсников и очередная, в те времена ещё не долгожданная, встреча с талантливым асом Итачиямы. Атсуму не преминул воспользоваться удачным шансом и постарался присутствовать на каждом матче потенциальных соперников для изучения их командной работы и для банального наслаждения: каждый матч команда показывала просто блестящий уровень мастерства, а их аса можно было смело называть «искусством» и никто бы спорить не стал. Сила и мощь расходились от Сакусы Киёми во все стороны, угрожая снести своим напором. Эйсы летели в противников подобно бомбам, а лицо не спрятанное маской выглядело достаточно красивым. Сакуса весь был воплощением огня, и это притягивало Мию магнитом на очередной матч. Тогда они пересеклись лишь в самом финале, проиграв с минимальным отрывом в последнем сете, но у Мии горечь от несбывшейся мечты легко перекрывалась непонятным вихрем эмоций от матча с серьёзным противником. Или же от матча с Сакусой? В любом случае, потом они смогли встретиться только в летнем школьном лагере, в течении которого, как потом любил шутить сам Атсуму, «что-то пошло не туда». Короткие разговоры во время перерывов, инициатором которых был исключительно сам Мия, работа в паре и — внезапно! — любовь к манге. Неожиданная встреча в местном книжном в один из вечеров переросла в долгое обсуждение сюжетов всех знакомых произведений, обмен номерами телефонов и обманчиво самоуверенное «Ох, ну и повезло же тебе — так легко получить мой номер!» Тогда Мия, впервые в жизни, испытал весь спектр обрушившихся на голову чувств: поток воспоминаний о совместно проведенном времени, желание быть постоянно рядом, беспрерывные мысли, дрожь в коленях от одного звука мужского голоса, волнение перед встречами и нервы от каждого, даже случайного, взгляда или слова. Лавина влюблённости обрушилась на парня резко, едва не сбивая с ног, пугая своим масштабом да и выбранным человеком. Из миллиардов людей Атсуму нужно было зациклиться на самом труднодоступном варианте. Класс, молодец! — Ах, Оми-кун, если бы не моя настойчивость ты бы сейчас лил слезы по утраченному шансу, — протянул Атсуму, освещая широкой улыбкой всю комнату, а вместе с комнатой и жизнь одного конкретного волейболиста. — И жизнь моя была бы в разы спокойнее, — спокойно ответил парень, но поднятые в лёгкой улыбке уголки губ доказали правдивость слов. «Какой же он пжвоытплпоыт» — пищало сознание Атсуму, но вряд ли Киёми оценил бы озвучивание подобных мыслей, поэтому приходилось сдерживаться. Друзья не должны сходить с ума друг по другу. Друзья не должны чувствовать предательскую слабость в ногах и мурашки по телу от одного лишь хмурого взгляда. Друзьям положено подшучивать друг над другом, а не мечтать ощутить мягкость и тепло губ на собственном теле. — Зачем нам вообще говорить именно сейчас? — Сакуса сидел не слишком близко к камере, поэтому Атсуму мог в сотый раз рассмотреть комнату, чистую и почти пустую от предметов интерьера. За месяцы дружбы — скажем спасибо сотням километров! — в гостях он побывал всего лишь раз и до сих пор прекрасно все помнил: одноместную кровать у широкого окна, полки с книгами и письменный стол, волейбольный мяч и несколько плакатов на стене. Сакуса следил за порядком в комнате, поэтому найти хоть какой-то изъян в стерильном помещении было просто нереально. Сейчас парень в очередной раз отпил немного чая из огромной кружки, подарка Атсуму на прошедший день рождения. По всему периметру белой поверхности были изображения мелких человечков в костюмах умебоси — в свое время идея такого подарка показалась парню до нельзя милой и оригинальной. Впервые увидев эту вещь, Сакуса потерялся где-то между «Что за наркомания?» и «Почему так мило?», но годы сдерживания эмоций помогли не растечься лужицей счастья. Мия никогда не признается, но каждый раз видеть свой подарок и знать, что он и правда понравился, доставляло то ещё удовольствие. Сакуса никогда не признается, но простая кружка стала второй самой любимой вещью в его жизни после волейбола. — Потому что это же Новый год, — солнечно улыбнулся Атсуму, поедая чипсы из пачки Саму. — Мне нужно убраться. — Убирайся. Я не запрещаю. Сакуса нахмурился. Вот ещё, не будет он убираться вместо того, чтобы пообщаться с другом. Такое решение было непривычным, но мозг тут же подобрал подходящее оправдание: утром спальня была тщательно убрана, вся одежда, поглаженная и рассортированная по цветам, лежала в шкафу, линолеум на полу едва ли не блестел от чистоты, а пыль была стерта со стола прямо перед началом звонка. Комната, очевидно, не нуждалась в тряпке и воде, а, значит, весомых причин для прерывания разговора не было. — Разве ты не должен помогать на кухне? — резкая смена темы помогла Сакусе отвлечься от развивающейся «Атсуму важнее уборки» мысли. — Ой, нет, ты что, — Атсуму отмахнулся, — Я сожгу всю кухню и, что самое страшное, испорчу онигири. А я как бы жить хочу. Очередная мимолетная улыбка озарила лицо Киёми, угрожая стать последним гвоздём в крышку гроба Мии. Он мог бы сказать все хоть сейчас. О том, какой Оми-Оми волшебно-красивый, интересный, целеустремлённый, восхитительный, самый-самый даже несмотря на весь арсенал язвительных комментариев, порой грубых слов и сарказма. Мог признаться в своей влюблённости, достигшей размеров Млечного Пути и даже не думающей на этом останавливаться. Мог высказать давно накопившееся, застрявшее в груди, чувство любви, то дарящее крылья, то мешающее нормально функционировать. Мог, но упрямо продолжал молчать, потому что риск потерять даже такое общение был слишком велик. Смогли бы они также нормально общаться после признания? Смог бы Оми-кун продолжать дружбу с человеком, влюблённым в него? Тем более, когда этим человеком был он, не идеальный, слишком громкий, наглый и самоуверенный Атсуму Мия? Нет, никто бы с ним не общался. — Эй, Оми-Оми, а ты так и не решился пойти в храм завтра? Вдруг боги ждут тебя для важного послания? — Пф, — парень фыркнул, поправляя широкие рукава белого свитера, — Ты же туда идёшь, вот все у них и узнаешь. — Когда это я успел стать твоим секретарём и где моя зарплата? — Всё зависит от послания богов. Парни засмеялись, наслаждаясь привычной манерой общения — подколами и шутками, заставляющими сердце сжиматься от порывов щемящей нежности. На следующий день Атсуму и правда возьмёт два предсказания: для себя, и для Оми-Оми. «Удача в любви» — синхронно будут вторить две тонкие полоски бумаг.

three.

Третий Новый год ознаменовался чувством несправедливости и досады, ведь «Ну, куда же ты поедешь в такую даль да ещё и на праздники? Будешь там только мешать!» Атсуму, вздыхая уже в десятый раз, наблюдал за окном загрузки в скайпе. Что за всемирный заговор против бедного и несчастного Мии? Ладно, он стоически перенёс прошлый год и их трехчасовой разговор в интернете, ведь это то, что делают друзья — звонят друг другу, обмениваются новостями и расходятся к своим семьям. Теперь же, когда отношения трансформировались в нечто более важное и ценное для обоих парней, терпеть ненавистное расстояние стало в сотни раз труднее. — Оми-Оми! — слишком громко (даже Саму, находящийся в другой комнате недовольно прикрикнул на брата) воскликнул Атсуму, наконец увидев долгожданное изображение на экране нового ноутбука: Киёми, расположившись на кровати, освещенной новогодней гирляндой, сидел, прислонившись спиной к окну, и держал в руках полюбившуюся кружку. Чёрная рубашка выгодно подчеркивала подтянутое спортивное тело, а маска была отложена в сторону, так что Атсуму мог спокойно наслаждаться открытым лицом парня. Мигающие огни отбрасывали причудливые тени, а за окном ещё можно было разглядеть очертания высокого дерева. Привычный окружающим хмурый взгляд сейчас казался невероятным мягким и тёплым, а на губах играла открытая улыбка. — Ты решил всех оглушить? — спокойно спросил волейболист, укладывая подбородок на согнутую в колене ногу. — Я просто соскучился, — широченная, способная бросить вызов сиянию солнца, улыбка сама собой показалась на лице. — И я. «Пшвлыткдезутыо» — уже привычный набор бессвязных звуков, к которым Атсуму успел привыкнуть. На самом деле их отношения длились не так уж и много — полгода не слишком большой срок, но для Мии каждый новый день, проведённый в статусе «встречаюсь с Сакусой Киёми» был равен празднику. В свое время, в то далёкое жаркое лето, Атсуму долго решался произнести заветное «ты мне нравишься», вспоминая истории Комори о многочисленных отказах в отношениях и позицию избегания близости со всеми живыми созданиями на планете. Он волновался, старался незаметно вытирать вспотевшие ладони и боялся умереть от остановки сердца прямо посреди улицы, ведь Сакуса был таким Сакусой: все ещё напряжённым, спрятанным под слоями одежды и очередной маской, закрытым на сто замков и нацепившим облик язвительности Сакусой. Он тогда язвил про опоздание Атсуму, жаловался на жару и редких прохожих в парке, брезгливо смотрел по сторонам в поисках лавочки и даже отказался от предложенного мороженого. — Тымненравишься, — выпалил Сакуса на одном дыхании, глядя на внезапно застывшего Мию. Вот так здрасте. — Я? — он недоверчиво указал на свое лицо, удивленно приподнимая острую бровь. — Ты. — Я? — Ты, Атсуму. — Я?! Сакуса вздохнул, сдерживая порыв закатить глаза, и прямо взглянул в глаза напротив: — Да, Атсуму, все ещё ты. Тогда мир перевернулся с ног на голову, и только чудом и титаническими усилиями Мия умудрился не наброситься с объятиями и поцелуями на уже не то чтобы и друга. Их отношения были плавными, размеренными и степенными. Мизофобия никуда не ушла, и Атсуму пришлось сражаться за каждый шаг к сближению. И пусть впервые они подержались за руки в тот же вечер (Мия до сих пор помнил возникшее мгновенно, от одного лишь переплетения пальцев, чувство правильности и естественности), но настоящих крепких объятий пришлось ждать ещё несколько недель. Разъезжаясь по домам, в поздний субботний вечер, и стоя на давно опустевшей автобусной остановке, Киёми первым потянулся к парню — уже его парню! — и осторожно обнял за плечи. Легкое и невесомое, будто касание пера, поглаживание напряженных плеч заставило Атсуму, в попытках устоять на ватных ногах, схватиться за чужую талию. Их первый поцелуй произошел в темноте комнаты Мии, на первой совместной ночевке. Сидя на узкой кровати, ощущая приятную тяжесть мужского тела, оба, кажется, одновременно приняли решение — без поцелуев никуда. Тогда Сакуса узнал о нежности чужих губ и резкой тяжести внизу живота. Тогда Атсуму почувствовал насколько ласковыми могут быть эти сильные, адскими подачами вбивающие мячи в пол, руки. Хотелось всего и сразу: ощущать долгожданные прикосновения не только на напряженных бицепсах и спине, а повсюду, исследовать губами и языком натренированное тело, оставить метки, кричащие о его принадлежности Атсуму и чувствовать все тоже самое в ответ. Мия сходил с ума, сжимая копну волнистых волос, прижимался сильнее и старался не разбудить чутко спящего за стенкой Осаму. Киёми и сам едва ли осознавал хоть что-то кроме мозолистых, вырисовывающих одному Атсуму известные узоры, ладоней на собственной шее, горячих губ и мокрого языка во рту. Встречаться с Сакусой было не всегда легко и просто, приходилось считаться с боязнью грязи и микробов, нелюбовью многолюдных мест и ряду обязательных правил, но каждая такая сложность лишь укрепляла чувства, сильнее подчеркивая милые (а их было ой как немало) стороны Киеми. Ежедневные сообщения и звонки до поздней ночи, стабильные «Спокойной ночи» и «Доброе утро», забота и помощь в учёбе, мелкие подарки без которых не обходилась ни одна встреча, складываемые в отдельную коробку под кроватью, одни мечты на двоих — все эти вещи приятно грели Атсуму изнутри, поддерживая даже в самые тёмные моменты жизни. Провальная тренировка? Позвони Оми-Оми. Поругался с братом? Напиши Оми-Оми. Получил выговор от директора? Пожалуйся Оми-Оми. Не справляешься с обязанностями капитана и чувствуешь себя ниже самого низкого дна? Выговорись Оми-Оми. — Ты завис, — родной голос вырвал из цепи радостных воспоминаний. — Ой, ну, зато у тебя была такая прекрасная возможность — любоваться мной, не так ли, Оми-Оми? — Ты так и не украсил комнату? — Я же думал, что смогу поехать к тебе, — Атсуму посмотрел за плечо, окидывая взглядом абсолютное отсутствие новогодних атрибутов в помещении, — Зато твоя комната тянет на праздничную. — Если бы не ты, я бы и эту гирлянду не повесил. Недолгое молчание, в течении которого Атсуму продолжал беззастенчиво изучать любимого человека, опустилось на парней, однако никакой неловкости это не принесло. Сакуса всегда был немногословным, предпочитая говорить только по делу, а Мия привычно заполнял тишину рассказами и шутками. Сейчас же, скорее всего в силу праздничной атмосферы, говорить не хотелось от слова совсем. Наоборот, «впиваться» глазами в человека по ту сторону экрана, рассматривать полюбившиеся родинки над глазом, непослушные пряди волос, тёмные глаза и острые скулы, с замиранием сердца вспоминать ощущения от крепких надёжных объятий и поцелуев на губах казалось важнее всего остального. Хотелось стереть все эти километры, одним щелчком пальцев переместившись в нужный город, хотелось наплевать на строгие наставления мамы о том, что им ещё рано так торопиться и что впереди их ждут сотни возможностей. Хотелось… Нет, было жизненно необходимо оказаться рядом, прижаться к широкой груди и на мгновение, полностью утопая в тепле чужого тела и лёгком аромате духов, позабыть обо всем остальном мире. — Ты ведь помнишь, что я приеду послезавтра? — часть лица Сакусы была сейчас спрятана за любимой кружкой, способной скрыть все ещё подкатывающее от проявления чувств смущение. — Как я могу забыть! — тут же оживился Мия. — Я уже нам таких планов понастроил: в центре города, прямо на площади, открылся новогодний каток, потом можно сходить в кинотеатр на мультфильм, а потом ко мне домой. Мама уезжает к тёте, а Саму свалит к Суне, и у нас в распоряжении будет весь дом. — Ты марафон что ли устраиваешь? По всему городу за двадцать четыре часа? — Ой, да ну тебя! Атсуму обнял плюшевого пингвина, потом и кровью добытого из игрового автомата в прошлом месяце. Тогда он вытащил Сакусу на очередную экскурсию по городу, решив познакомить с местным игровым парком. Несмотря на изначальные протесты и недовольные вздохи, Киёми все же провел в выбранном месте долгие несколько часов и, поддавшись внутреннему порыву, даже выиграл одну плюшевую прелесть, которую Мия всерьёз собирался носить и в школу, и на тренировки. Игрушка была мягкой, среднего размера, а чёрный цвет всегда напоминал о том свидании в парке, заставляя растекаться лужицей умиления от одних только воспоминаний. Позже мама точно позовёт Атсуму к столу, ведь: «Сынок, вы там уже пять часов болтаете, отпусти человека к родным». Прощаться до утра придётся с тоской в сердце и наворачивающимися от грусти слезами, но, эй, он не собирается портить настроение Киёми, обрушивая чувство вины за свою апатию и нежелание что-либо делать без своего парня. — До завтра, — оба прошепчут в унисон, стесняясь проявлять чувства перед родителями. «Люблю тебя. С наступившим» — будет первым, что они увидят следующим утром.

four.

Четвёртый Новый год запомнился «Оми-Оми, не поверишь, я в больнице!» и «Даже не думай навещать меня, а то и сам с гриппом сляжешь». Конечно, выбегая из спортзала в середине тренировки лишь для внезапной гонки с братом, когда на термометре показывает суровое «-5», изначально было плохой идеей. Носиться вокруг спортивного комплекса в попытках обставить Саму, забыв, что на тебе надеты лишь лёгкие шорты и майка, — затея ещё хуже. Но вот быть единственным из их сумасшедшего дуэта, кто залетел в больницу — сродни смертному приговору. В то время как бесячий Осаму, наверняка, расслабленно попивал горячий чай, проводил предновогодние дни в украшении собственного жилья и строил планы на долгие выходные, Атсуму был вынужден страдать в терапевтическом отделении местной больницы. Из перспектив у него был ряд ежедневных уколов, капельницы, сдача анализов и приём кучи препаратов. Прекрасный Новый год. Просто самый лучший! — Тсуму, ты ведь не забыл принять свои антибиотики? — обеспокоенный голос донесся их динамиков почти разряженного телефона. — Нет. Даже если бы захотел, медсестры просто насильно запихнули бы в меня все, что им нужно, — возмущенную речь прервал очередной приступ кашля, заставляющий парня согнуться пополам. — Тебе нельзя много говорить, ложись и спи. О, нет. Нет-нет-нет. Атсуму и так чувствовал себя ниже плинтуса из-за всего спектра болезненных симптомов: насморк, больное горло, кашель, постоянный жар, слабость и головная боль — никогда ещё в своей жизни Мия не чувствовал себя настолько разбитым. Крепкий иммунитет зачастую спасал парня от болезней, а даже если и нет, то слабое пятидневное ОРВИ — было пределом в медицинской карте. Теперь же он серьёзно боялся за сохранность внутренних органов, грозящихся быть выкашляными при первом удобном случае. Да, он даже фильм посмотреть нормально не мог — свет экрана резко бил по глазам, усиливая и без того неслабую боль. И теперь к этому списку добавился и перепуганный Сакуса Киёми, не находящий себе места и не знающий, что же предпринять. — Я хочу поговорить с тобой, — упрямо произнёс Атсуму, переворачиваясь на другой бок. Окончание школы и поступление в один и тот же университет значительно упростили его жизнь, ведь жить на разных этажах намного проще, чем в разных префектурах. Осознание того, что его Оми-Оми теперь находился на расстоянии нескольких метров как в общежитии, так и в самом университете до сих пор кружило парню голову. Можно было начать утро не с тонны сообщений, а с крепких объятиях и сонных поцелуев, не с фотографий маминого завтрака, а с совместной готовки, совместной дороги до корпуса, совместных пар и, что самое крышесносное, с совместных тренировок. — Ты знаешь, я ещё могу приехать, — после секундного молчания ответил Киёми, — Я не упаду в обморок при виде больного человека. Тем более, если это ты. Теперь уже слезы застилали глаза от искренней неприкрытой заботы, которая каждый раз перемалывала, а потом склеивала заново все внутренности. Сакуса Киёми, который боялся всех заболевших без разбору, старательно сторонясь даже просто шмыгающих носом людей. Сакуса Киёми, который тщательно следил за состоянием здоровья, принимал витамины и регулярно проходил медицинские осмотры. Сакуса Киёми, который не навещал родного кузена все недели его двусторонней пневмонии, ограничивая общение звонками и разнообразной доставкой на знакомый с детства адрес. Сакуса Киёми, который лично вычистил студенческую раздевалку в их спортивном зале после того, как узнал о кашляющем сокоманднике. Именно этот Сакуса Киёми сейчас готов был сорваться в больницу, наплевав на все правила и собственные панические страхи. Нет, он не излечился от многолетней фобии, не переборол вросшие под кожу страхи, но само знание о том, что где-то в пустой палате лежит его Тсуму, сходящий с ума и от сильного гриппа, и от вынужденного одиночества ломало по круче любой мизофобии. — Мне достаточно слышать тебя, — еле слышно пробормотал парень, надеясь, что прокачанный навык вранья подействует на Оми-Оми, — Мне скоро станет легче, вот тогда и увидимся. Ответ Сакусы был заглушен резким шумом за окном — кто-то уже запускал фейерверки, чей свет кривыми линиями осветил больничную палату. Атсуму так долго мечтал об этом дне, чуть ли не поминутно расписывая весь день, проводя весь последний месяц в ожидании праздника. В конце концов, Мия ждал этой возможности уже три года, два из которых они состояли в прекрасных отношениях. Он рассчитывал заобнимать Киёми, приклеиваясь к тому с самого утра, готовить вместе праздничный ужин, украшать комнаты, развешивая по стенам и окнам гирлянды и пушистый дождик, помогать в уборке, отвлекаясь на частые поцелуи и щекотку, которой Сакуса боялся как огня. Они бы встретили Новый год, сидя в обнимку на кровати, а шампанское в обычных кружках было бы позабыто, ведь тонуть в сияющих глазах, плавиться от нежных прикосновений и дрожать от горячего шепота оказалось бы куда более важным делом. Чёртово сослагательное наклонение. Этот день должен был стать одним из лучших в их истории. — Расскажи мне что-нибудь, — прохрипел Атсуму. И Киёми послушался, начиная рассказ с утреннего разговора с Комори и встречи с родителями. Он вспомнил, как по привычке приготовил завтрак на двоих, как, абсолютно нехотя, украсил комнату Атсуму купленными украшениями и как провел несколько часов в спортзале за отработкой подач. — Почему ты не украсил свою комнату? — удивился Мия, зацепившись за один из услышанных фактов. — Потому что меня там не будет. — Где же ты будешь? — В твоей комнате. Четыре слова, скрывающие всю горечь и переживания. Они значили и «Я тоже скучаю», и «Я хочу быть рядом», и «Я жду тебя», и ещё десятки откровений, стесняющихся сорваться с языка. Перед внутренним взором вырисовывалась картина: Оми, сидящий на его кое-как заправленной кровати, кутающийся в подаренный мамой плед, изучающий заполненную фотографиями стену, которую они вместе обклеивали прошлым летом. Конечно же, он принёс свою кружку с человечками-умебоси, украсил окно гирляндой с одноцветными фонариками и сейчас, по дурацкой привычке, сидел при свете настольной лампы, забыв про нормальное освещение. Как же хотелось быть рядом. К черту прикосновения, к дьяволу поцелуи — ему бы просто иметь возможность видеть Оми-Оми перед собой, слышать родной голос не из телефонного динамика, а в живую, находясь в считанных сантиметрах друг от друга. Кулаки сжались от бессилия и гнева, охвативших парня. — Что собираешься делать? — спросил Атсуму, старательно отгоняя любой негатив. — Мы же собирались смотреть «Один дома», — тут же ответил Сакуса, — Вот и гляну. — Ох, а как же я? Неужели ты бросишь своего несчастного больного парня в одиночестве в новогоднюю ночь? — Несчастный больной парень — та ещё королева драмы, — оба синхронно усмехнулись. — Где же моя корона, м? — Обязательно закажу на следующий День рождения. Приятная комфортная тишина, прерываемая стуком пальцев по клавиатуре, накрыла с головой. — Я могу включить фильм, а ты будешь слушать, — тихо, будто стесняясь, пробормотал Сакуса, — Тебе ведь явно будет неприятно смотреть, а так послушаешь. — И мы встретим новый год вместе? — Вместе. Так они и сделали: приглушенный звук давно знакомого фильма, размеренное дыхание, тихий смех и редкие комментарии. Лёжа с закрытыми глазами, можно было легко представить, что они рядом, на одной кровати, и к груди он прижимал не край одеяла, а чужую руку. Заснул Атсуму со счастливой улыбкой на лице.

five.

Пятый Новый год оказался их личным счастьем. Второй курс университета начался с приглашения обоих парней в MSBY и предоставленные апартаменты в общежитии волейбольной команды. Новая двухкомнатная квартира, одна на двоих, имела высокие потолки, небольшую кухню и вид на стадион из окна. Атсуму не мог назвать это место роскошным; все было оформлено в простом лаконичном стиле, из мебели были лишь самые основные предметы: кровать, диван и один шкаф — остальное пришлось докупать в срочном порядке. Однако, несмотря на непредвиденные траты и изматывающую суету связанную с переездом, сердце парня не переставало замирать от предвкушения по-настоящему совместной жизни с его Оми-Оми. Он не хотел прятаться, скрывая их отношения от команды, не считая нужным стесняться собственных чувств. Если у окружающих были проблемы с их ориентацией, то это исключительно проблемы этих самых окружающих, а не как ни Атсуму Мии. Однако, к счастью и сохранённым нервам, команда восприняла этот факт спокойно, без лишних вопросов, косых взглядов и перешептываний за спиной. И вот, наконец, наступил день, которого Атсуму ждал все эти годы — тридцать первое декабря. Принесенный мамой бамбуковый кадомацу стоял у входной двери; на ней же нашёл свое место традиционный оберёг симекадзари. Ни он, ни Сакуса не были большими поклонниками японских обычаев, но родители настояли на обязательных атрибутах праздника — ненужных обид не хотелось никому, поэтому теперь два подарка украшали вход в скромное жилище волейболистов. Уставший от долгого труда, он довольно осматривал принесенную с утра пораньше ёлку. Пушистая красавица под два метра в высоту, кое-как занесенная на второй этаж, стояла посреди гостиной, разнося аромат свежей хвои по всей квартире. Как-то давным-давно Киёми вскользь упомянул детскую несбывшуюся мечту о живой ёлке — родители упрямо твердили о завышенных ценах и выгоде от искусственной ели, вот Атсуму и пришлось оббегать все ёлочные базары в округе, чтобы найти самую достойную. Входная дверь хлопнула, оповещая о пришедшем человеке. Из короткого сообщения Мия знал, что Оми-кун выходил в магазин за продуктами для ужина, список которых был составлен ещё прошлым вечером, поэтому сейчас Атсуму, прикусив от волнения нижнюю губу, стоял в ожидании реакции на принесенный подарок. — Я дома, — из коридора донесся мужской голос, а в следующую секунду его обладатель уже показался в проходе. — Я купил вс… Парень замер, едва не выронив из рук тяжёлые пакеты. Тёмные глаза расширились в удивлении, а рот приоткрылся, будто бы Сакуса хотел что-то сказать, но так и не смог вымолвить ни звука. — Сюрприз, Оми-Оми? — Атсуму, уперев руки в бока, улыбнулся и подошёл ближе. — Это ёлка? Звонкий смех разнесся по квартире. — Ну, явно не инопланетяне. Киёми застыл, осматривая десятки пушистых ветвей; хотелось прикоснуться и кожей ощутить колючесть длинных иголок. — Как ты это? Ну, вылитый ребёнок. Мия тепло улыбнулся, глядя на открывшуюся картину: Киёми выглядел как маленький мальчик, чьи родители только что рассказали ему про скорый приход Сегацу-сана. Атсуму любил Сакусу в любом виде и настроении: счастливым после выигранного матча, уставшим после долгого дня, раздражённым из-за какой-то ерунды, смущающимся от искренних комплиментов, страстным в поцелуях и объятиях, ненасытным в достижениях и ещё сотни таких же «и». Но никто из них ни шел ни в какое сравнение с нынешним Оми-Оми: восторженным, с нотками неверия в увиденное, с детским желанием прикоснуться к подарку. — Мне начинать ревновать тебя к растению? — усмехнулся Атсуму, забирая пакеты из чужих рук. Следующие несколько часов прошли за украшением ёлки: в попытках рассмешить сосредоточенного Киеми, Мия несколько раз оборачивался дождиком, подпевал новогодним песням в телефоне и клятвенно утверждал, что «в этой семье может быть только одна звезда, и это — я». Сакуса улыбался и фыркал в ответ на очередную выходку, терпеливо распутывал неугомонного Атсуму и упрямо делал вид, что ни разу не сфотографировал такого радостного и праздничного Мию. — Last Christmas I gave you my heart, — напевал Атсуму, не стесняясь отвратительного акцента, вешая очередной стеклянный шар на длинные ветви. Сакуса молча наблюдал, перестав сдерживать глупую улыбку ещё на второй строчке. Обоим это нравилось: надеть новогодние шапки, украшать ёлку, прерываясь на короткие поцелуи и касания, спорить над местом для очередной игрушки, принимая решение игрой в «камень-ножницы-бумага», глупо пританцовывать под незамысловатый мотив, одновременно наслаждаясь присутствием партнёра. Это было то, чего Атсуму ждал все эти годы — атмосфера праздника, тепла и уюта, переполняющая и согревающая изнутри, чувство всепоглощающей любви и желание подарить хоть все ёлки мира, если это принесёт такие открытые искренние улыбки и искрящиеся счастьем глаза. — Let is snow, let it snow, let it snow, — вторил Мия очередной песне, игриво покачиваясь в такт музыке. — Ну же, Оми-Оми, не будь Гринчем, присоединяйся ко мне! — Если я Гринч, то ты, получается, моя собака? — тут же съязвил Сакуса, выбирающий лучшее место для красного дождика. — Гав? Дождик упал на пол. *** Заморачиваться с праздничным ужином, проводя половину дня у горячей плиты, не хотелось никому, поэтому предложение Атсуму устроить Новый год с пиццами вместо привычных японских блюд было встречено быстрым и безапелляционным «Да». — Мне потереть сыр мелко или покрупнее? — Сакуса критично рассматривал терку, выбирая подходящую насадку с лицом человека стоящим перед жизненно важным выбором. — Без разницы. Атсуму нарезал ингредиенты уже для третей пиццы, время от времени бросая взгляды на Киёми, который по привычке готовил в чёрном фартуке. Хотелось распечатать огромное «Этот мужчина — мой!» и повесить на всех билбордах города, но вряд ли бы Сакуса оценил такие старания. Оставалось только вздыхать, наблюдая как лёгкая ткань плотно прилегала к спортивному телу. — Грибы, Атсуму, — напомнил парень, указывая длинным пальцем на деревянную доску перед ним. Осаму говорил, что отмечать Новый год пиццами и пивом — удел бедных студентов, а не известных волейболистов, но Атсуму было плевать. Он был согласен провести этот день хоть в пустыне, хоть среди ледников — главное, чтобы Оми-Оми был рядом. — Ты ещё толще тесто сделай, тогда будем есть не пиццу, а какие-то булки, — подметил Сакуса, легко толкая парня в бок, не забывая оставить лёгкий, едва ощутимый поцелуй, на щеке. — А что я получу за хорошую пиццу? — одна бровь игриво изогнулась. — Хорошую пиццу. — Ну, Оми-кун! *** — Быстрее-быстрее, сейчас начнётся! Атсуму суетился в зале, стараясь красиво расставить приготовленные пиццы и напитки на расстеленном на полу мягком пледе. — Успокойся и иди сюда, — Сакуса потянул парня за руку, мягко усаживая рядом с собой. Ярко наряженная ёлка сияла разноцветными огнями, отбрасывая тени на стены и пол. На экране ноутбука фоном играл «Отпуск по обмену», а за окном яркими вспышками взрывались десятки фейерверков. Тёплая рука Сакусы крепко обнимала за талию, пальцы выводили узоры, посылающие мурашки по всеми телу, а острый подбородок мягко упирался в светлую макушку. — В некоторых странах есть обычай поджигать желание, бросать его в шампанское и выпивать под бой курантов, — пробормотал Атсуму, отпивая горькое пиво из жестокой банки. — Ты где-то пропустил часть про отравление и встречу первого дня в году в больнице, — Киеми поморщился, боясь даже представить, что могло бы заставить его выпить напиток с начинкой из пепла. — Да, ну тебя! Мне кажется, это очень даже романтично. Сакуса фыркнул, не желая развивать эту тему и проводить последние минуты уходящего года в бессмысленных спорах. — Ты когда-нибудь загадывал желание в полночь? — не унимался Мия, извернувшись из объятий и сев прямо напротив. — Нет. — Нет? — За исполнение моих желаний отвечаю я и только я. — Никакого чувства волшебства и новогодней сказки, Оми-Оми, — возразил Атсуму, — В детстве я всегда загадывал одно и тоже: стать лучшим связующим и превзойти противного Осаму, — Сакуса коротко усмехнулся, — и я даже злился на Сегацу-сана, когда Саму продолжал добиваться таких же успехов, как и я. Даже угрожал, что перестану в него верить. Сейчас я, конечно, знаю, что все это сказки для детей, но разве не прекрасно — хотя бы на мгновение поверить в магию? Поверить, что в мире есть что-то ещё, неизученное и недоступное современному человеку? — Или кому-то просто лень что-то делать ради исполнения своих желаний, и он перекладывает ответственность на чужие плечи? — Но я ведь добился успеха. — Бесполезно, — пробормотал Киёми, вновь потянувшись к Атсуму. Это казалось наваждением — необходимость касаться, ощущать горячую кожу, всматриваться в открытый доверчивый взгляд, ловить губами смешки, провести носом по острой скуле. Атсуму не соврал: в те далёкие детские годы он и правда загадывал одно и тоже, а потом, став старше, позабыл про наивную привычку. Сейчас же, сидя в свете огней, впитывая каждое мгновение, он был готов поверить вновь. В волшебство, магию и доброго старого дедушку, приносящего подарки. — Я бы загадал тебя, — еле слышно прошептал Киёми, смазано целуя в висок, — Я бы всегда загадывал тебя. Тысяча саркастичных слов, сотни язвительных замечаний вмиг разбились о неприкрытую любовь. — И я, Оми-Оми. Всегда.