Фея смеется

      Гарри неловко мялся возле своего стола и искоса поглядывал, как Барроу, отряхнув зонт, поставил его снова в угол — треклятый зонт, что он всё никак не вернёт Малфою, треклятому Малфою, который разворошил осиное гнездо в мыслях Гарри. Барроу тем временем скинул мантию и, сев за стол, будто и не выходил никуда, принялся вновь читать старые дела и делать в них пометки. Гарри тоже сел на своё место, но никак не мог сосредоточиться и вспомнить, что он вообще делал до прихода Драко, до их разговора, до этих объяснений и... почти... Боже!!! Одна мысль о том, что могло произойти, ввергала Гарри в леденящий ужас и одновременно в постыдный жгучий восторг. Ведь они почти... почти... И что? Что бы случилось, если б Драко не отстранился? Позволил бы Гарри... Позволил бы произойти этому? Ответа не было, точнее, он был и был предельно очевиден, но так невероятен для него самого, что не укладывался в голове. Он точно сошёл с ума! Они оба, оба сошли с ума! Этому не было никакого объяснения, не было оправданий, не было никакой логики. Но какая логика вообще может быть там, где ты раз за разом прокручиваешь, словно кадры в киноленте, наклон головы, горячее дыхание, пламя в глазах и стук собственного сердца, попавшего в этот невод из хитросплетений совсем неизведанных чувств и желаний.       Всего-то пара секунд, мгновение, взмах ресниц, но за эти крохи Гарри успел осознать так много. Там, прижатый к стене, оглушённый собственным пульсом и шумом крови в ушах, будто взлетевший над полом как переполненный воздушный шар, он подумал о том, что всю эту неделю, может, чуть дольше, он всё ощущает иначе. До этих невозможных, ошеломительных дней, наполненных Малфоем, он жил будто по наитию, по линейке, по инерции. Цветы не благоухали для него, природа не манила, мир был пресен и скуп — работа, дом, слайды, вязание, работа, дом... Книги были просто бумагой, песни — словами, музыка — шумом, сердце — помпой. Как это произошло? Когда? Он не знал, но отчетливо понимал, что всё поменялось вокруг. Абсолютно, абсолютно всё теперь было для него по-другому, и он осознал это именно тогда, когда Драко едва не расписался на его теле губами...       Барроу скрипел пером и молчал, он не произнёс еще ни слова с момента, как вошёл в кабинет и застал такую двусмысленную сцену с участием своего капитана и его лейтенанта. Гарри медлил, он понимал, что, если ничего сейчас не скажет, это так и останется каким-то неуместным домыслом, ещё одной недосказанностью между ним и Барроу. Он покусал кончик пера и чуть прокашлялся, чувствуя, как слегка краснеет в скулах.       — Послушай, Шон, — обратился он к Барроу и отложил обмусоленное перо в сторону, — то, что ты видел, это не то, что ты думаешь...       — Я ничего не думаю, Гарри, — сухо ответил тот, не отрываясь от бумаг.       — И всё же мне кажется... Мы с Малфоем друзья... наверное, — сам себе удивился Гарри. Никогда раньше он не задумывался о том, что они с Драко и впрямь друзья. — В последнее время мы сблизились, и когда ты вошёл, мы обсуждали ведомости.       — Ты не должен мне ничего объяснять, — отрезал Барроу. — Это твоё личное дело, с кем и как ты проводишь время и в каких вы отношениях, — наконец поднял он глаза от документов. — Но... — он пристально посмотрел в напряженное лицо Поттера. — Просто отношения с Малфоем тебя компрометируют, кэп, — чуть скривившись, добавил Барроу.       Гарри откинулся на спинку кресла и с интересом взглянул на него в ответ.       — И чем же это, интересно? Тем, что он мужчина? — прищурился Поттер и сжал поручни кресла.       Барроу прикрыл глаза, будто уставший родитель, объясняющий своему ребенку прописные истины.       — Нет, не поэтому. Это тут вообще ни при чем. Ты же знаешь, что наш зам живёт с кем-то из министерства, они женаты много лет. Треть наших парней возвращаются домой вместе. Некоторые встречаются ещё с учебки. Тот же Жак месяц назад объявил о помолвке с каким-то танцором. Так что нет, Гарри, дело вовсе не в том, что лейтенант Малфой мужчина.       Гарри поёрзал на месте. Конечно, он знал обо всём, что говорил сейчас Барроу. И про зама и его милого супруга, у которых он часто обедал по выходным, и про ребят, и в учебке, и теперь никто из них не скрывал и не смущался своих отношений. Но для Гарри, выросшего среди магглов и приученного к тому, что однополые отношения — это хоть и не табу, но всё же не то, о чём принято кричать на каждом углу, это было всё же из разряда того, на чём лучше не заострять внимания. В том месте, где он рос, за такие разговоры и поведение можно было и по рёбрам схлопотать. В мире магии, конечно, всё было проще и свободнее, тут союз двух волшебников был совсем не редкостью, но всё равно Гарри долго привыкал к этой мысли и к той открытости, что она за собой влекла. Сам он знал о своих предпочтениях всегда, с малых лет ловил себя на том, что ему гораздо больше нравится рассматривать, например, футболистов, чем девчонок из группы их поддержки, но принять это в себе вышло не сразу. И да, в мире магии стало легче воспринимать себя таким, каков есть, хотя и здесь он ещё пытался заводить отношения с девушками, встречаться, спать с ними, но очень скоро стало ясно, что ничего это в нём не греет — ни сердца, ни чресел. Мало кто знал о предпочтениях Гарри. Он не скрывал, не терпел вранья, но и не афишировал, здраво рассуждая, что это только его дело, кого он хочет видеть в своей постели. У него было и несколько романов с юношами, но, как всегда в его жизни, в итоге всё сводилось к деньгам. Увы, но популярность и баснословное состояние играли с ним плохую шутку. Каким бы ни был он сам, в конце концов становилось очевидным, что всем больше по сердцу его счёт в банке, его обширные возможности в обществе, его имя. С таким багажом он мог выбрать почти любого... но, разумеется, любого Гарри не хотел. Не хотел знать, что с ним живут, спят только потому что он ТОТ САМЫЙ!       — Тогда в чём же? — склонил голову набок Гарри и одновременно придвинул к себе письмо из Хогвартса, вспомнив, что пока так и не вскрыл его.       — Ты знаешь, Гарри, — поджал губы Барроу.       — Ума не приложу, — пожал плечами тот. — Просвети же меня.       — Он не один из нас, — сухо припечатал Барроу и тоже откинулся на спинку кресла.       — Поясни, — ещё пока спокойно попросил Гарри, уже чувствуя, что ответ ему не понравится.       — Его прошлое. То, кем он был... Такие не меняются! Этого не забыть. Он... — Барроу сжал кулаки, — он пожиратель...       — Замолчи! — прикрикнул Гарри, впервые испытав настоящую ярость в отношении своего друга. — Ты не знаешь о чём говоришь!       — Он сделал свой выбор много лет назад, а теперь делает вид, что ничего не было. Но ведь было! — так же гневно ответил Барроу.       — Драко никогда не был пожирателем, — отчеканил Гарри и полоснул по напарнику ледяным взглядом.       — Расскажи это прямоугольнику на его руке. Как легко и удобно он отрёкся от всего, что вытворял раньше...       — «Выбор»! «Отрёкся»! — пафосно повторил за ним Гарри. — Ты и правда веришь в то, что сейчас говоришь? — он на мгновение замолчал и отвернулся, по лицу у него забегали желваки. — Возможно, Драко единственный, кто тоже понимает, как это — не иметь выбора. Причём не иметь его с самого рождения, — глухо сказал он, встав из кресла и подойдя к окну, за которым всё ещё хлестал ливень. — Ты понятия не имеешь, что нам пришлось пережить, что вынести! С малых лет жить, зная, что для тебя всё решено. Что выбора как раз нет. Выбор... — горько усмехнулся Гарри. — Дай бог тебе никогда не узнать, что такое ТАКОЙ выбор. Ты или смерть. Семья или смерть. Смерть или смерть. Вот какой у нас был выбор. И знаешь... — он резко развернулся. — В отличие от меня, Драко часто, даже с такими исходными, делал этот пресловутый выбор лучше. Он ни разу не убил, никогда. Хотя мог. Множество раз мог, но его руки не запятнаны кровью, пусть тёмным пятном, да, но не кровью! — он сделал несколько шагов в сторону Барроу. — Что знаешь ты о тех событиях? Что знаешь о нём? О нас? Знаешь, сколько раз он, рискуя своей жизнью, спасал меня? Не знаешь! — Гарри, уже не сдерживаясь, почти рычал, чувствуя, как всё внутри закипает гневом. — Это только между ним и мной. Сколько раз наши жизни висели на волосок от гибели, и да, выбор был, и мы его делали, и, как видишь, именно благодаря этим нашим решениям всё сейчас так, как есть, а не иначе. Мы с ним квиты. И я, и он с лихвой расплатились за то, КЕМ родились, но почему-то до сих пор... — он отвернулся и в ярости пнул ножку стола, — до сих пор нам вменяют в вину то, что было решено задолго до нашего рождения, то, на что если мы и могли впоследствии повлиять, то точно уже сделали всё, что от нас зависело. От нас обоих и так почти ничего не осталось, но, видно, мы так и не заслужили в ваших глазах покой! Ведь никто не знает, как с этим живётся, каково это — быть Малфоем или Поттером. Тем, кто должен был ненавидеть, убивать, сражаться, лгать, даже если не хотел, даже если рыдал ночами, даже если мечтал быть кем угодно, последним эльфом в захолустной дыре, лишь бы не это, лишь бы не знать этого ВЫБОРА!       Гарри сел на свое место и выдохнул, силы словно разом иссякли. Картины прошлого чёрно-серым калейдоскопом замелькали перед глазами. Кровь, огонь, боль, изуродованные тела, крики, проклятья, бледное лицо, искажённое таким же ужасом, как и его собственное, глаза как плошки, огромные и совершенно точно узнавшие... Это лицо, испуганное, даже не красивое в тот момент, иссечённое скорбными складками отчаянья, но исполненное решимости, внутренней силы, даже сквозь этот страх и слёзы, сквозь непослушные дрожащие губы: «Я не уверен...» и: «Остановись!», «Дай руку!», и истошное, решающее: «Потте-е-ер!»* — прилюдное и окончательное. Выбор. Выбор был очевиден. Он и Драко всегда были как зеркальное отражение, и теперь, когда, казалось бы, всё уже позади, даже теперь им всё ещё приходится спасать друг друга. Так кто он будет, если после всего не встанет на сторону того, кто столько раз укрывал его своей остроугольной спиной. Нет, он не даст извалять Драко в грязи шепотков и злословия, он не заслужил этого лицемерия. Это надо пресечь на корню, здесь и сейчас расставить всё по местам. «Но я никогда не был твоим братом...» — вспомнил он недавние слова самого Малфоя. Именно что был! Всегда. Всегда был тем, кто на его стороне, так было тогда, так осталось по сей день. Гарри раскрыл конверт с сургучом и метнул взгляд на Барроу, что по-прежнему молча обескураженно сидел на своем месте.       — Драко мой брат, брат по оружию по воле рока. И я не позволю кому бы то ни было осуждать его и говорить о нём дурно, — холодно закончил Гарри и пробежался глазами по письму от директора Макгонгалл.       — Видали мы таких братьев... — зло буркнул Барроу.       — Ты что-то сказал, Шон? — едко огрызнулся Гарри и отбросил от себя письмо.       Тот промолчал и, сурово сведя брови, уткнулся в бумаги, а Гарри вдруг понял, что совершенно не может сейчас находиться с ним в одном помещении. Он встал и, задвинув кресло, перекинул через руку мантию. Гнев никак не мог улечься внутри, он клокотал как опасное варево в котле его души и выплёскивался истовым раздражением.       — Это ответ из Хогвартса, — кивнул он на лежащее на столе письмо. — Там сказано, что Макса не возьмут в этом году. Школа всё ещё восстанавливается, профессоров не хватает, а студентов, напротив, слишком много. Они берут только самых одарённых. Мне жаль, но, думаю, вам стоит рассмотреть другие варианты, — Гарри убрал письмо в ящик и захлопнул его, всем видом закрывая эту тему. — И да, — уже почти на пороге остановился он, — верни зонт, которым ты сегодня укрывался, Малфою. Надеюсь, у тебя не обуглилась ладонь от того, что ты сжимал в ней рукоять зонта пожирателя, — желчно бросил он напоследок и хлопнул дверью.       Гарри вышел из здания и, несмотря на сильный ливень, не стал аппарировать, а пошёл пешком. Он хотел смыть с себя весь этот разговор, это липкое ощущение несправедливости. Уже на полпути он вымок до нитки и успокоился. Распирающее его негодование улеглось, и осталось лишь чувство досады, а ещё сожаление. Выдохнув, Гарри стал укорять себя за последние сказанные слова, за излишнюю эмоциональность и резкость. А также за то, как неделикатно он сообщил Барроу новости из Хогвартса. Некрасиво вышло. Ведь малыш ни в чём не виноват. И он правда достоин хорошего образования и иной судьбы. Оставшуюся дорогу до дома Гарри размышлял о своем поступке и пришел к решению, что он всё же попробует что-то сделать для младшего Барроу. Не ради своего зарвавшегося напарника, нет, но ради маленького мальчика, который точно не должен отвечать за ошибки и поведение своего отца. Как и все дети, он не должен расплачиваться за поступки родителей и их суждения. Ведь это именно то, за что они так долго боролись! Мир без предрассудков, мир, где не будет слов «грязнокровый» или «мерзкий отпрыск пожирателя», «поганый вервольф» или «полукровка». И, возможно, именно новое поколение будет совсем другим. На кого же ещё рассчитывать, как не на этих детишек, кому ещё помогать и направлять? Да, решил Гарри, дети должны иметь шанс идти своим путём, без оглядки на не всегда верное мнение отцов и их часто застарелые взгляды. Поэтому он постарается помочь этому мальчику, придумает что-нибудь. В конце концов, что мешает ему оплатить обучение мальчишки в какой-нибудь элитной школе магии, что открывались сейчас повсеместно, и, говорят, были не хуже других известных образовательных учреждений. Решив так и поступить, Гарри немного успокоился и вернулся домой уже преисполненным благих намерений, хоть и не без отголосков недавней ссоры с Барроу.       Дома, поспешно раздевшись, он скорее пошел в душ. Прогулка под ливнем грозила простудой. Он замёрз и с наслаждением принял удар тёплых струй по дрожащему телу. Выйдя из клубов пара душевой, Гарри покискискал, но Лапочка не выбежал навстречу, не нашёлся он и в гостиной на своём любимом месте в кресле, которое всё уже было покрыто его шерстью. Переодеваясь в теплый, уютный флис в спальне, Гарри даже заглянул под кровать и в шкаф — ну мало ли, его проказник спит в какой-нибудь корзинке с носками. Но нет, кота нигде не было, и Гарри, беспокойно посмотрев в окно, за которым бушевала непогода, решил, что если его гуляка не объявится в скором времени, то придётся идти по соседям, расспрашивать и искать. Но пока он всё же надеялся, что кошак просто гуляет где-то по дому. Ведь для него тут настоящее раздолье. Это Гарри живёт только в двух комнатах да кухне, кот же мог гулять где угодно, от чердака, куда сам Гарри никогда не заглядывал после того, как отправил туда вечно верещащий портрет Вальбурги Блэк, до самых дальних комнат, что пустовали уже много лет, и бог весть что в них можно было найти.       Налив себе немного виски, Гарри сел за рабочий стол и составил документ и письмо в банк с пожеланием открыть образовательный счёт на имя Максимилиана Барроу. Также он подписал очередной чек для Джинни Уизли — она просила внушительную дотацию на новую тренировочную площадку для своей команды. И, конечно, пара не сильно обременительных выплат в исследовательский центр при Мунго. Невилл писал, что они на пороге какого-то невероятного открытия, что позволит людям с дефектами речи избавиться от недуга раз и навсегда. Подписав всё разом, он уже собирался отправить свою сову, но заметил, что та странно поджимает крыло. Развернув гармошку оперения, Гарри увидел небольшое повреждение и, даже нахмурившись, тут же заподозрил Лапочку в не к месту проснувшихся охотничьих инстинктах. Что ж, сову он отнесёт к лекарю, а почту отправит завтра из аврората. Покончив тем самым с делами насущными, Гарри решил, что хорошо бы сегодня порадовать себя чем-то особенным. Устроить вечер приятностей.       Тушёный ягненок, грибы в сливочном соусе, бокал хорошего вина и... шарлотка. Почему-то вдруг захотелось испечь именно её. А потом наконец-то дочитать «Эпос о Гильгамеше», через который он продирался уже не первую неделю, но был преисполнен решимости довести дело до конца, даже несмотря на то, что голова порой болела от этого сложного сочетания букв и рифм, иногда вовсе не стройных и не лёгких для восприятия того, кто привык и любил более всего приключенческую литературу, ну, или романы. А может, и ну его, этого Гильгамеша! Раз вечер приятностей, то не лучше ли не мучить себя восточными мифами, а усладить разум, например, «Айвенго» Вальтера Скотта? Хлопнув себя по коленкам, Гарри заблаговременно вынул старый томик рыцарской саги и положил его в кресло, предварительно в очередной раз очистив то от белой шерсти на обивке. И где только бродит этот пушистый задавака?       На кухне Гарри включил негромко радио, надел свой любимый передник, зажёг свечи — он любил готовить в мягком освещении, настраиваясь на приятный, домашний для себя лад.       Сочное свежее мясо и острый разделочный нож. Миска для соуса, сливки, нежный сыр, немного специй, капля тёплого золотого масла, стекающего с ложки и образующего на белой поверхности будущего соуса крапинки узора, словно необработанный янтарь в пене волны. Масло пахло терпким солнцем, оливковой ветвью, пряной Сицилией.       По радио передавали Брамса, и нежные ноты будто стекали в этот густой, сдобренный усердным помешиванием соус. Гарри прокручивал венчик по краю ореховой глубокой миски, и мысли его были уже очень далеки от тех неприятных минут, что владели его настроением последние часы. Нет, теперь всё было хорошо. Эти запахи, звуки, эти знакомые движения успокаивали, умиротворяли. Тут, на его кухне, не было места для дурных слов и разговоров, здесь был только он и мягкий свет, ощущение душевного комфорта и защищённости. Мысли его текли неспешно, так же плавно, как и умелые движения рук. Тонко нарезать мягкое филе, не сильно, не надавливая втереть смесь специй, каждый кусочек выложить в смазанную ёмкость... Это то, что он любил делать, то, что дарило момент счастья. Простые вещи, обычные радости. Ни тревог, ни сплетен, ни злословия, ни напряжённых плеч и громких окриков. Только мягкость, зрелая сочность, идеальность форм.       Соус густел под равномерным помешиванием, белые капли стекали с венчика на поверхность стола. Вязкие... Острые... Гарри вспомнил лицо Драко, склонённое к бутонам лилий. Изящный поворот головы, струящиеся волосы, спадающие на глаза, когда тот наклонился, чтобы вдохнуть аромат цветка. И после дрожащие ресницы, так близко, так фатально близко! Глаза, полные негодования и тяги, его приоткрытые губы, что были совсем рядом, так сладостно рядом... Неужели он всё ещё думает об этом? Думает как о чем-то незавершённом? О том, что хотелось бы... повторить.       Из гостиной послышался шум, и Гарри, обтерев руки об фартук, вышел на звук. У камина, чуть подрагивая, сидел Лапочка, часть его мокрого тельца была перепачкана сажей, и весь он больше напоминал сейчас помоечного котяру, чем домашнего любимца.       — Явился, шалапут! — всплеснул руками Гарри и, подойдя ближе, поднял Лапочку над полом. — Ну и где ты был? Почему мокрый? И грязный... — скривился Гарри. — Смотри мне, если вскоре тут объявятся котята, похожие на тебя, у нас, мистер, будет серьезный разговор, а то и визит к ветеринару, — строго отчитывал животное Гарри, попутно посушив его магией. Снова став пушистым словно шар, кот спрыгнул с рук на пол и лёг на спину, пару раз кувыркнулся с боку на бок и урча пошёл на кухню, победно вздёрнув хвост. Гарри, смеясь, пошёл следом.       — Это совершенно бессовестно с твоей стороны так пользоваться своей красотой, — говорил он коту, уже восседающему на своей подушке. — Ты знаешь, что милаха, и играешь на этом, — и кот, словно поняв, что тот говорит, тут же растянулся поперёк подушки изящной длиной колбаской. — Вот! Вот я об этом! — хохотал Гарри и, не удержавшись, почесал белоснежный животик и даже чмокнул его в самую урчащую серединку. — Сегодня у нас с тобой настоящий пир, дружок, — ставя на огонь мясо, рассказывал коту Гарри. — Остался только пирог, который тебя, конечно, вряд ли заинтересует, в отличие от мяса, но я хочу испечь что-то особенное.       Он достал муку, яйца, сахар, соду, ванилин. Бережно отделил белок от желтка и стал замешивать тесто, вначале липкое и неподатливое, рыхлое, но под давлением умелых рук оно становилось мягким, гладким. Гарри погрузил в него пальцы, в вязкую, сладкую густоту, и зажмурился от удовольствия. Нехитрые простые движения минута за минутой доводили форму до совершенства. Казалось, что даже пульс Гарри чуть замедлился, как и время в этой кухне будто шло чуть медленнее, чем извне. И мысли текли одна за другой, воспоминания прошедшего дня, то тревожные, то приятные, то смущающие, и вот из них осталась только самая важная, самая желанная. Так же, как отделял один компонент от другого, умело добавляя всё нужное по порядку, Гарри отделил незначимое от первостепенного, и теперь хотелось думать только о нём. О Драко. Думать или поговорить. Сказать вслух, произнести не таясь его имя, что так жгло губы.       — Драко, — сказал он негромко, и кот вдруг настороженно поднял уши и перевернулся на бок. — Красивое имя, да? — спросил его Гарри, принимаясь тонко, прозрачно нарезать яблоки. Вначале длинной серпантинной лентой он срезал шкурку, а потом стал отделять дольки и выкладывать их как лепестки цветка поверх уже готового теста. Выходило красиво — словно фруктовый солнцеворот, чуть пахнущий корицей и сладостным даром золотистой спелости осени. — Столько всего сегодня произошло, кот, ты не представляешь, — рассказывал Гарри своему любимцу события дня. Неспешно выговаривался, будто произнося всё вслух, он окончательно отпускал неприятный инцидент с Барроу. — Возможно, я и погорячился, — пожал плечами Гарри, — Но я не отказался бы ни от одного своего слова, — подытожил он и, открыв духовку, бережно поставил внутрь пирог. — Что скажешь, пушистость, прав я или не прав? — улыбнулся он, снимая фартук. — Думаю, что прав, а ситуацию с Максом я поправлю. Завтра же схожу в банк и открою счёт для него. Конечно, это не исправит того, что произошло между мной и Барроу. Мне, признаться, этого и не хочется. Но малыш ведь не виноват, да, кошарик? Поможем мальчугану? А там, глядишь, и Шон перестанет думать всякие глупости.       Гарри подхватил кота к плечу и, ласково поглаживая, вышел в гостиную.       — Я надеюсь, что таких, как Барроу, немного... — вздохнул он, усаживаясь в кресло. — Не хочу, чтоб Драко чувствовал к себе такое отношение, пусть и не напрямую. — Кот заурчал и уткнулся холодным носом Гарри в ладонь. — Как вообще они могут думать о нём плохо?! Ведь он такой... — Гарри мечтательно вздохнул и улыбнулся, а кот, лукаво приоткрыв один глаз, мяукнул. — Что? — посмотрел на него Поттер. — Хочешь послушать про Драко? — приподнял он Лапочку под лапы и покрутил немного перед собой. — Вы похожи, — рассмеялся Гарри. — Он тоже белый-белый и кусака... Ну, не в прямом смысле, конечно, но тоже может тяпнуть так, что мало не покажется. А ещё он, видимо, тоже ходок, как и ты... Но это не точно, — усмехнулся он и нежно потрогал розовые подушечки на лапках. — М-да, кот, что-то я слишком много думаю о Драко, как считаешь? Но ты бы видел, какие у него глаза... — на миг Гарри сжался и напряжённо дрогнул всем телом, показывая коту свой восторг. — Вот какие! — выдохнул он.       На кухне дзынькнул таймер, и Гарри стремглав побежал проверять мясо. Пахло уже просто божественно, запахи слились один с другим, и это была невероятно пряная, сочная симфония аппетитных ароматов.       Гарри расставил тарелки. Выбрал самые красивые, те, что приобрёл во время отпуска в Италии, тончайший фарфор с ручной росписью — не посуда, а искусство. Он сервировал стол так вдохновенно, словно готовился к приему Её Величества. Серебро, свечи, кружевные салфетки, несколько лавровых ветвей для украшения, хрусталь и бумажные лебеди, в середине блюдо с нежным ягнёнком и овощами и пышная, румяная, овитая взбитыми облачками сливок шарлотка.       — Жаль, что такую красоту никто не увидит, — сев за стол, посмотрел на кота Гарри. Тот сидел словно фараон на своей подушке и мял лапками её край. — Может, позовём кого-нибудь в гости? — улыбнулся Гарри и, набросив на ужин сохраняющие тепло чары, откинулся на спинку. — Может, Невилла и Луну? — предложил он, слегка покачиваясь взад-вперёд на деревянных ножках стула. — Мы давно не виделись в неформальной обстановке. Или кого-то из ребят, — задумчиво поднял он глаза к потолку, силясь припомнить, кто сегодня на дежурстве. Кот чинно ждал, иногда хищно поглядывая на пирог. — Можно попробовать вызвать Жака. Заодно познакомимся с его избранником, — размышлял тем временем Гарри. — Всегда приятно посмотреть на влюблённую парочку. Хотя... Уже поздно, а Жак живет в Челси.       Кот нетерпеливо подёргал ушами и, спрыгнув на пол, обошёл стол и запрыгнул Гарри на колени. Тут же подхваченный нежными руками и обласканный, он принялся урчать с удвоенной силой.       — Ты прав, — почесав того по шее, сказал Гарри. — Не стоит лукавить с самим собой. Давай начистоту, кот, кого бы мы на самом деле хотели видеть сегодня за этим столом? — Кот перестал урчать и озадаченно посмотрел на хозяина. — Ведь он живёт где-то рядом, — продолжал мысли вслух тот, — и есть повод — я ведь обещал ему шарлотку. — Кот резко спрыгнул с рук Гарри и беспокойно обошёл ножку стула. — В конце концов, что такого? Да я и не теряю ничего! Захочет — придёт, а нет... Ну, значит, нет, — уговаривал он сам себя, чувствуя волнение от своего внезапного смелого решения и колющее, тревожное предвкушение. — Пошлю ему патронус. И если он решит принять приглашение, ему тут рукой подать. А если нет... — он взволновано встал с места и, постукивая ногой, стал чуть покусывать краешек ногтя на большом пальце. Весь напряжение и решимость. — Да, так и сделаю! Да, кот? Кот?! — он огляделся по сторонам, но Лапочки нигде не было. — Малыш? — позвал громко Гарри и, вскинув палочку, шумно выдохнул, сотворил своего волшебного оленя и наговорил сбивчивое сообщение для Малфоя. Немного нелепое и будто подчеркнуто небрежное приглашение на ужин. Его олень растворился в серебре искр, а Гарри, затаив дыхание, опустился на стул, чувствуя, как подрагивает всё внутри, как всё холодеет от мысли, что Драко не придёт, что подумает что-то не то, или что ещё хуже — ТО! Или вообще ничего не ответит или ответит, но желчно, а может, посмеётся или оскорбится?! Бо-о-оже! Зачем?! Зачем он сделал это?! Вот кретин! Чёрт дёрнул! Ведь ясно же как день, что всё это... Додумать он не успел, как не успел и переодеться, не успел внятно придумать оправдание своему порыву, ничего не успел, как в дверь позвонили, и этот лёгкий звон прошил Поттера насквозь от макушки до пяток, задев острым наконечником сердце и каждый нерв. Вот почему, когда он распахнул дверь и увидел на пороге Драко, то просто замер бескровно и всё, что смог, это отдаться рвущейся изнутри счастливой улыбке, точно такой же, что сияла на лице его лейтенанта.