don't try to see me off

войдет в ее гримерку без стука. он уже давно не приходит к ней просто так, излить свою душу или банально выслушать ее бесконечный трёп по делу и без. пройденный этап. для отвода глаз лишь предложит ей поиграть, кажется, в города. на полном серьёзе, без стёба. а она резко развернется, пошатнувшись на стуле. ей же не составит труда взглянув на него, вычленить из напускной мишуры причину его прихода. – Дим, давай мы хотя бы один сезон начнем не с секса в гримерке после слепых, а? - серьёзный тон явно не предвещает ничего хорошего и, казалось бы, все, сушите вёсла... – вообще-то, я за сохранение традиций, – ненавязчиво приподнимет подол ее юбки. – не смешно. – не смешно было, когда ты замуж выскочила мне назло. да он всегда знал, что она сделала это из мести, считал своим долгом каждый раз напоминать ей об этом. а она не скрывала, значит, виновата сама. и оба знают, что он в любом случае добьется своего. и своей. по крайней мере, ее тела – точно, это лишь вопрос времени и методов. а потом он пригласит ее к себе после работы. но она, будучи еще в трезвом рассудке, конечно же деликатно откажет, изо всех сил сдерживаясь, гордо не поддаваясь его соблазнам. впрочем, он вообще зря притронулся к ней сегодня. и очередное метание ножей друг в друга, спровоцированное ею – тому подтверждение. на прощание кинет свое любимое приторное "ненавижу". и выставит его за дверь. – ты же говорила..., – в одном полотенце на пороге своей квартиры, с широко распахнутыми глазами. а эффект неожиданности еще никто не отменял. – а то ты за десять лет еще не понял, что мне нельзя верить. легко оттолкнув его от двери, она сразу же пройдет на кухню, по дороге скидывая пальто. разуваться не учили. этим явно даст понять, что не намерена оставаться здесь на ночь. но ей же нельзя верить... апатично о чем-то рассказывая, она даже не обернется, дабы проверить, слушают ее или нет. ему интересно. интересно вновь бессовестно раздевать ее взглядом. хотелось бы до души. – твою мать, Билан, у тебя даже стула второго в кухне нет, – разминая подкашивающиеся от его взора усталости ноги, она безнадежно будет блуждать глазами по помещению. – садись на стол, – непринужденно, будто чаю попросил налить. впрочем, все же в соответствии с нравственными принципами. его принципами. – блять, ты издеваешься? – ну ты же так любишь играть против правил, разве нет? оскал оттенит его лицо, ясно давая понять, какие картинки рисует взбудораженное воображение... ...а второго стула в кухне нет вовсе не по счастливой случайности. готовился. он знал, что она приедет. а она знала, на что подписалась, переступая порог этой квартиры. пришла в гости к другу, который будет иметь ее, разумеется, совершенно по-дружески. без отклонений от канонов. ведь отклонения в любом своем проявлении – хреново. ему не нужно повторять дважды: уже через пару секунд будет наблюдать, как она, принимая правила игры, усядется на стол и, скидывая туфли, подогнет одну ногу под себя. забыв о короткой юбке? нет. более того, сделав это намеренно, вдобавок расстёгивая верхние пуговицы блузки. соврёт скажет, что ей душно, для правдоподобности невинно обмахиваясь руками. – да сними ты ее, раз она тебе так мешает, чего уж там, – но все уловки давно пресекаются на корню. любая игра надоедает. кроме игры в города, разумеется. – а что ещё прикажешь сделать? – ебучее желание не прогибаться под него окончательно. но ей чертовски нравится предложенная им идея. подчинится, и полупрозрачная черная блузка волной соскальзнет, обнажая белёсые плечи, тут же подставляемые ею под косые полоски лунного света. изредка перебиваемая им, она продолжит вещать что-то про их общих знакомых, концерты, в конечном итоге вновь и вновь погружаясь в пучину философии. она же страшно любит все эти жуткие термины на двадцать с лишним букв. сложные, непонятные. а он любит по-простому, как говорится, - по-русски. и отчаянно не понимает, зачем ему нужна она: вся такая хитросплетеная, архисложная и... легкодоступная. только для него. можно ведь не заморачиваться в выборе музыки, вина, женщины на ночь. это так, второстепенное. это между делом. молча достанет из шкафчика матовую бутылку. – расслабиться не желаешь? – окончательно переставая вникать в ее речи, разольет содержимое сосуда в два бокала. – а чего не чай? тоже расслабляет, знаешь ли, - недовольно смотрщит нос, кидая очередной камень осуждения в сторону собеседника. – фу, какая ты язва, – спародирует, проведет влажным языком по ее шее. всё как всегда, по сценарию. продолжит, – потому что чай тебя уже не берет, милая. будучи неимоверно гордым за свой ответ, он триумфально вручит ей бокал и тут же осушит свой. а она знает, что противиться уже бесполезно, тоже припадая губами к сосуду. – ну давай же, чего стоишь, – она как всегда сползет на край стола, запрокинув голову и бесстыдно разводя ноги. – интересно, когда-нибудь наступит тот день, когда ты придешь сюда не за этим? –тем не менее, предвкушающе улыбнется. а ведь действительно ждет этот чертов день. но ему ничего не светит. разумеется, кроме ее белых плеч, которые через секунду дернутся от внезапного прикосновения. она почувствует его горьковатые губы. и крепкие руки будто тугими веревками обовьют корпус, практически укладывая ее на твердую поверхность стола. она не боится своих желаний. она – такая правильная и интеллигентная – всегда умела цинично озвучивать и воплощать в жизнь свои самые грязные мысли. впрочем, спустя столько лет озвучивать их уже не будет совершенно никакой необходимости. он все сделает сам. так, как хочется ей. а она обязательно отблагодарит его в следующий раз одним лишь только взглядом. большего ему от нее не надо. наверное, он бы даже не трахался с ней, если бы был уверен в том, что при таком раскладе они будут созваниваться чаще, чем раз в пятилетку. – я в душ, – она слащаво прошепчет, нехотя отрывая свое тело от поверхности и неловко поднимая взгляд. разговор глазами. – я с тобой. он всерьёз еще надеется на второй заход... – не забывайся, мы же не в дешёвой мелодраме. ...а на сегодня в перспективе лишь заумные разговоры. скривив губы в гримасе отвращения, она, тенью мелькнув в коридоре, улетучится в ванную комнату, захлопывая за собой дверь. и не оставляя ему ни единого шанса. сидя на постели, как всегда попросит его достать большую коробку с ювелирными украшениями его покойной бабушки. под пристальным взглядом долго будет распутывать клубок, перебирая пальцами тончайшие золотые цепочки и массивные жемчужные бусы. жаль, что не получится так же просто влезть пальцами в голову и распутать свою жизнь. отделить "бусы" от "цепочек". хотя бы так. и она с детским восторгом будет рассматривать рубиновое колье, так старательно освобождаемое ею последнюю четверть часа. – подарить? – он как всегда издевается тонко, искусно. отыграется хотя бы на ее самолюбии. – зачем? я безвозмездно с тобой сплю, если ты забыл, – небрежно сложит колье на место. а ведь пора реально установить прайс. но всплывающий в голове образ Сонечки Мармеладовой не внушает доверия. он перехватит тонкие пальцы. вероятно, в качестве извинения. а можно было бы уже привыкнуть к тому, что ее ранят подобные выходки. только ему нефритово поебать на ее чувства. но иллюзия того, что она особенная, упорно не хочет ретироваться из его головы. а она вновь готова романтизировать все вокруг. даже глупые термины. происходящее между ними вызывает лишь пугающе амбивалентные чувства. очередная тщетная попытка вывести ее на откровенный разговор. для развлечения, вовсе не потому, что его ебет ее состояние. только вот больше он не услышит ни слова. остаётся выпотрошить ее душу, вывернуть ее наизнанку. но он не садист. – ты мне не доверяешь? – тогда спросит прямо, уставившись в глаза. – вот женись на мне, тогда и поговорим, – улыбнется, вспоминая, какой сукой ее выставили после последнего развода. и как она рыдала у него на плече в гримерке. тогда ему еще было не похуй, тогда он готов был бросить к ее ногам весь мир. секундный ступор, и оба вернутся в реальность. – ты серьезно сейчас? без ответа. а что она может сказать? брак по дружбе – бесспорно заманчивый вариант, только вот до невозможности идиотский. а потом, окончательно съезжая с темы, начнет читать вслух какую-то из своих заумных книжек. они ведь уже успели заполнить половину книжного шкафа Димки, состоящего из одних лишь бульварных романов. по тому же принципу, как она непринужденно-настойчиво вытесняет из его жизни остальных женщин. оказывается, они не очень-то и необходимы. он будет слушать, пристраиваясь рядом с ней и чувствуя себя совершенно лишним в ее диалоге с самой собой. – знаешь что? – в момент она оторвется от чтения, взглянет на него блестящими от слез глазами, – кажется, я вообще всё делала и делаю не так. я давно проиграла эту жизнь, Димка. – и давно, как ты там говоришь, нивелировала свой моральный облик, – он лишь ядовито улыбнется. захочет прижать ее к себе. но он имеет право притрагиваться к ней только во время секса. негласное правило. а она будет благодарна ему за то, что он не станет докапываться до сути и смысла ее слов. это мимолетное. так, между делом. вновь погрузится в свои размышления уставится в книгу, отстранённо проговаривая написанное на 405 странице. или это уже 406? и он продолжит упоением наслаждаться охрипшим, вероятно, от недавних вскриков голосом. с таким же успехом можно послушать аудиокнигу или очередную политическую передачу. только голоса там пластиковые. а она живая, настоящая. она дышит. – Поль, может, всё-таки останешься? – с немой мольбой в глазах судорожно вцепится в ее запястье. будет в красках описывать, какая чертовски мерзкая погода на улице, и что ливень с ветром явно не пойдут ей на пользу. а он с еще одной бутылкой и очередной партеечкой в карты? пойдет. она сделает вид, что глубоко тронута этим порывом и даже колеблется в выборе дальнейшего плана действий. сочувствующий взгляд. – тебе еще самой не надоело сбегать каждый раз? – сожмет ее руку еще сильнее, а она, не устояв на ногах, упадет в объятия. лишь в его мечтах. – в этом есть своя прелесть. улыбнувшись ласково и, по всей видимости, искренне, она, развернувшись, уже будет готова выйти из комнаты. – ты любишь меня? – его глупый вопрос прозвучит особенно неуместно в этой ситуации. вероятно, он вообще не имеет права спрашивать ее о подобном. – а что, так заметно? – не оборачиваясь, но с четко различимым сарказмом. с попыткой его подделать? осторожно прикроет за собой дверь и как всегда попросит его не провожать ее. одними и теми же фразами, по сценарию. сценарию десятилетней давности. дежавю.