درب النمر

09:30 Джейсон проснулся поздно, относительно того, как он пробуждался всегда. Состояние его оставляло желать лучшего, но в его положении можно было бы сказать – почти сказочно. Жар больше не тревожил его тело, бок и нога заживали замечательно, ведь характер раны скорее походил на царапину, если сравнивать с правым плечом. Джейсон даже смотреть не хотел, какого дьявола там творилось. Он только определил по ощущениям, что рана весьма скверная. Он никогда не получал ранений в бою, почему-то его всего обходили и пули, и снаряды. В этот раз ему глубоко не повезло быть продырявленным всем, чем только можно! Сучара судьба отыгралась на нем по полной. Одно было хорошо – иракцы! Как бы дебильно это не звучало, но они были одномоментной причиной его ранения и сохранения жизни. У Джейсона было охеренное количество времени, чтобы пересмотреть свои приоритеты в этом вопросе, особенно когда к нему вчера ввалился этот наглый щенок, выпятив грудь и скаля зубы на него. Джейсон очень хотел клацнуть своими в ответ. Парень даже не представляет, кто такие американцы. И в частности Джейсон Колчек. Он много в жизни наворотил делов, и подох бы, наверное мучительно и срано в подвале, в жопу унюханный, или его прирезали бы, после того как пустили по кругу… Неважно. Джейсон побывал на таких низах, о которых парню даже и в страшном сне не виделось! Армия – это новоприобретенный смысл жизни, и этот ебаный смысл он не собирался терять никак. И маленькие иракские тявкающие мальчики были ему настолько по барабану, что Зейн бы охренел. С другой стороны, мужчина понимал, что люди разные, и та сука с дороги, что старалась его прирезать – это не показатель, для того, чтобы судить весь Ирак. Колчек лежал на кровати, не спеша вообще даже ворочаться. Из глубин дома слышались запахи ароматной еды и… наконец-то мяса! Он сморщил нос, чувствуя как от него прет – пот, кровь и лекарства. Хотелось помыться, сменить постельное белье и желательно съебаться отсюда нахуй, а потом сразу оттуда в отпуск. Тут его лицо вдруг огорченно замерло. - Вот лох, - цокнул сам себе. – Кепку просрал где-то… И с громким натужным кряхтением он поднялся. Осторожно шагая из комнаты, он пробовал заново чувствовать свое тело, свыкаясь с тянущей пульсацией и дерганным мышечным воспоминанием в ноге. Где-то дальше по коридору говорили на арабском, он прислушался, чтобы убедиться, что там не больше уже знакомых двух человек. Посмотрел по сторонам, находя дом достаточно старым, но с какими-то дорогими штуками. Чисто. Наверное, возвращаться в такой дом после службы так пиздато, как в долбаных мелодрамах. Колчек на долю секунды провалился в непрошеное воспоминание о том, куда возвращается он. Мужчина вообще давным-давно принял решение, что ему отдыхать и думать много – противопоказано. Наверное, поэтому он так быстро стал первым лейтенантом. Джейсон осторожно появился в коридоре и вышел на цветной свет от высокого витража над дверью. Любят ведь иракцы всякую цветную поеботу делать в домах. Салим носился около длинного, отделанного мозаикой и плиткой кухонного стола. Зейн ему что-то читал, и они оба это обсуждали. Зейн прервался, вперив свой презрительный взгляд в Джейсона, по пояс голого, в великоватых штанах своего отца и босого. Колчек только самодовольно дернул правым уголком своих широких сухих губ, продолжая держаться за угол. - Почему ост… - улыбаясь, говорил Салим на арабском, обращаясь к сыну. Но развернулся, замолкая, и неловко стушевался. - Доброе утро? – Джейсон прямо кожей ощутил эту неловкую ситуацию, поэтому захотелось неожиданно прикрыться или быть не столько обнаженным. Пацан закатил глаза и уткнулся в свою книжку, лишь бы не лицезреть это недоразумение в их доме. Но Джейсон и не смотрел на него, его приковала мягкая полуулыбка хозяина дома. – Я хотел бы позавтракать с вами… Можно?.. - Да, думаю, да… - Салим подошел, но резко остановил себя, вдруг вспоминая, что они не друзья-товарищи и Джейсон не простой бродяга, которому они решили помочь. Почти неделю назад он убивал его сослуживцев, и мог убить и их. Джейсон почти ощутил эту стену, и от этого резкого движения он склонил голову, поджимая губы. Хоть он и американская свинья большую часть своей жизни, но благодарность и признательность к иракскому военному Салиму была почти болезненной и тревожной. - Знаешь, мне бы помыться, - сморщил нос Джейсон, боковым зрением наблюдая, как оторвался Зейн от книжки, снова рассматривая их. – И побриться, и зубы почистить… Кароче, есть что-нибудь для меня? - Конечно, но тебе нужно будет как-то аккуратно и не намочить бинты, я буквально пару часов назад поменял все на чистое, - переключился Салим, мягко своей теплой ладонью мазнув по обнаженной спине Джейсона. Колчек развернулся за ним, совершенно игнорируя впившийся взгляд. Да пусть хоть все штаны засрет своим недовольством, Колчеку похуй. Салим проводил Джейсона до ванной, вручил ему новую одноразовую бритву, запакованную зубную щетку, халат и старенькое бежевое полотенце, местами розовое. Американец очень точно пощупал розоватые разводы, мастерски складывая пазл. Осмотрел все ему выданное, хмыкнул. - Я так понимаю, девчонки здесь не частые гости, - ляпнул, воззрившись на Салима. Иракец слегка стушевался, смущенный, но потом как-то слишком устало ответил: - Верно понимаешь, мужики прохода не дают. Будь аккуратен, я жду снаружи. - Меня убивает твоя деликатность, - заговорил Джейсон, почесав голову. Свои тупые шутки можно было бы и при себе оставлять. Салим их так отбивал, словно всю жизнь занимался гребаным бейсболом, и был чемпионом по парированию сальных шуток недорослых придурков. – Я чувствую себя идиотом. - У нас нет в привычках копаться в грязном белье, Джейсон, - ответил Салим, отворачиваясь. Джейсон удержал его за плечо. - В моих ты уже знатно порылся, я так понял, - сказал серьезно, почти намекая на угрозу. – Останься, я… не хотел бы орать на тебя, убитый о пол. - Хорошо. Салим опустил крышку на унитазе и присел на него, рассматривая дверь и гору постельного белья. Они не разговаривали, но Салим стал невольно прислушиваться к тому, как зазвучала вода в душе, как ширкнула шторка и зашуршала одежда. Мутные очертания мужского тела выделялись на молочных оттенках занавески. Белые бинты и широкие квадраты пластырей так ярко выделялись на этом теле. Он смещался то в одну сторону, то в другую, вертелся в разные стороны, и в целом очень забавно, чтобы не намочить раны и бинты. Салим только наблюдал. Джейсон был немного неуклюжим, и причиной этому служили не только его боль в разодранном теле. Он был напряжен в каждой минуте, пребывая в иракском доме. Он чего-то ждал. И это было очевидно для Салима. Тоскует ли Джейсон по своим? Скучает ли он так далеко от чего-то родного и близкого? Что вообще творится за этими карими выразительными глазами, полными какого-то напускного безразличия и удивительной ясности. По крайней мере, когда он бредил, то сказал своей «Элиз», что у него кое-кто есть, поэтому, возможно, что он может стремиться ко встрече с ней?.. - Ау! – Джейсон выглянул из-за шторки. Лицо его было измазано пеной для бритья, а с правой стороны уже виднелись гладкие борозды убранного «снега» и гладкая кожа, на которой через три дня все равно появятся темные точки волос. Джейсон… мужчина. Салим моргнул несколько раз, вырываясь из мыслей. С коротких волос Джейсона капала вода и прямо на пол, устланный плиткой. Осман только вздохнул, вставая. - Ты обиделся, что ли? Ну я не знал, что в Ираке так трепетно возраст свой чтут, - крикнул Джейсон, удивленно не понимая, что же он реально сделал сегодня не так. - Какой возраст? – развернулся Салим, подходя ближе с еще одним полотенцем, которое взял из нестираной кучи вещей. – Ты на пол накапал. Встанешь босой ногой, и по частям собирать будем. Скройся! - Так ты не слушал… Я спросил, сколько тебе лет? - Собираешь обо мне данные? – хмыкнул Салим, расстилая рядом полотенце. Когда он поднялся, то оказался слишком близко с Колчеком, их разделяла мутная душевая занавеска, скрадывая черты и выражение лиц. Никто из них не захотел уступить положение и отодвинуться, хотя для обоих такая близость вызвала напряженное волнение. - Нет, стараюсь общаться. Знаешь, - Джейсон все же подчинился и отвернулся, продолжая чистить зубы. – Мне тут твой… сын вчера охеренную тираду выдал. Угрожал властям сдать, если я тебя обижать буду. Кто тут кого обижает, нужно еще выяснить… Салим неожиданно рассмеялся. - Как это нелепо, - проговорил сквозь смех. Он перевел взгляд на движение тела за ширмой. Джейсон отвел в сторону правую ногу, и нырнул руками в промежность. Салим быстро перенес взгляд и отошел к нестираной куче. - Вот бы за меня впрягались так родные, - с какой-то доброй гордой завистью протянул Джейсон. – А вообще, рекомендую провести беседу, у меня терпения - кот наплакал. - Как тебя только в армию взяли… - С охуенной скоростью, я б сказал! Ох, черт… Салим взял полотенце, и в два шага подошел к душу. Джейсон, хромая, буквально вывалился оттуда, намочив сразу грязное полотенце под ногами. Салим выразительно глянул под ноги, чтобы у Колчека срослись все причинно-следственные. Иракец замотал Джейсона в полотенце, позволяя ему опираться на себя. - Может, ты поспешил вставать, Джейсон? - Все нормально, я не могу больше лежать, Салим. Спасибо! А теперь отворачивайся, я оденусь. - И чего я там не видел? – поддел Салим меланхолично, собираясь вообще уйти из ванной, так как его присутствие там уже было не обязательным. - Уверяю тебя, дружище, многого! - Упаси Аллах, у тебя все на виду, - хохотнул Салим, увидев сосредоточенное напряженное лицо одевающегося Джейсона, он и вовсе закатился, потешаясь над недалеким Джейсоном. – Как твое плечо? - Болит. Очень. - Я поставлю тебе укол после завтрака в лопатку, - мягко добавил иракец, понимая как тяжело терпеть регенерацию и тревожное ожидание своего выздоровления в таких напряженных обстоятельствах. Они вместе направились в столовую, оставив бардак в ванной. Зейн демонстративно не собирался никуда уходить, стараясь побесить Джейсона своим присутствием. Салим вроде и улыбался снисходительно, но его этот сюжетный поворот беспокоил, потому что у Зейна водилась манера «путать берега». Перед ним была не бросившая их женщина, и даже не свои военные товарищи… Это был вражеский солдат, американец. У таких, как Джейсон, разговор был максимально короткий, а шутки и очаровательные полуулыбки могли закончиться так же быстро, как сгорание порохового заряда. Джейсон был человеком. Но только по ту сторону жизни. Зейн, дурак, не понимал этого. Да что вообще говорить… Салим сам повелся, наслушавшись его отчаянного шёпота и прерывистых мужских рыданий, насмотревшись на его лихорадку и боль. Салим никогда в своей жизни не мог отказать в помощи. Наверное, он отчего-то обладал высоким знанием о цене человеческой души. И Джейсон вызывал у него очень приятное ласковое тепло. А Зейн ревновал. Получается, что Салим в этом виноват. Они приступили к неловкому завтраку втроем, непривычному, глупому и многословному со стороны Джейсона. Тот неожиданно проявлял интерес, а от себя предпочитал мастерски уводить внимание своим матерным трепом. Зейн вдруг поднялся, глянув на часы, и сказал, что у него занятия. Джейсон вызвался помочь по дому. 21:15 Салим заходит в свою спальню, устав за этот день от обоих: Зейна и Джейсона. Ему по душе домашний комфорт и спокойствие, а не напряженная перепалка, постоянный кипиш вокруг и очень много другого человека! Его пригвождает запах. Его комната пахнет иначе. Тонкие терпкие ароматы фруктов, горечь словно бы жатого винограда, немного лекарств и заполоняющий запах Джейсона. Не удивительно, ведь он тут находился пять дней безвылазно. Его пот, кажется, въелся даже в козырек металлической кровати. Все подушки и одеяла теперь источают его запах, даже неописуемый, только опознаваемый в эпизодической памяти. Но если вдруг его попросят описать, то Джейсон пахнет терпкой черешней – горькой, приторной, которой много не съешь, яркой и запоминающейся. И этот герой лежит, развалившись на его кровати, подтолкнув под спину несколько декоративных подушек, которые сам Салим некогда использовал, чтобы подкладывать под болезненное плечо. Сложил ногу на ногу, обняв себя поперек живота левой рукой, а в правой держа книгу шумерских мифов – бледную библиотечную книжку, которую Салим в тот вечер взял почитать. Как давно это было! Салим тушит свет, но ночник на покосившемся белом комоде освещает некоторое пространство желтым светом. Снимает свои носки, чтобы свернуть их клубком и оставить на стуле. Неловкость в принципе можно отбросить, потому что Осман не спал нормально уже очень долгое время, измучившись с раненым солдатом, за которым приходилось очень тщательно смотреть. Он просто хотел по-человечески выспаться. Салим улегся на кровать, забирая себе плед и оставляя Колчеку свое одеяло. Оно все равно пропахло им, а этот запах въедался в аккуратные ноздри иракца. Его мягкое, широкое лицо наконец-то встретило родную подушку. Он устало прикрыл глаза, в то время как Джейсон отложил в сторону книгу. - Зейн сказал, что тебя ранили, - начал Джейсон через некоторое время. Осман очень долго выдохнул, понимая, что солдат выспался и скучает, и не прекратит его доставать сегодня. – Что случилось? - А что случилось у тебя? – перекатился на спину и подтянулся на кровати, опираясь о спинку. - Моя заживает, а твоя нет. - Соматика, - недовольно начал Салим, понимая, что тот не отстанет и проще ему ответить, чем препираться. – В меня стреляли в упор. Я сильно испугался. - Ты не похож на человека, который боится, - вдруг с охерительным знанием дела выдал Колчек. Салим недовольно промолчал. Ему не нравилось, в каком ключе сейчас с ним говорил мужчина, и в каком направлении увиливал разговор. Для чего ему это? - А на какого человека я похож? - На мягкого и податливого. Ты не создан для войны, война как стерва-жена, думаю, тебе аналогия понятна, - просто вылетело изо рта Колчека. Он еще так деловито развел руками, будто бы всем уже известна эта истина о Салиме Османе. Иракец побледнел от досады и прикусил тонкую влажную губу от мгновенной вспышки гнева. - Ты ничего не знаешь о моей жене. - Все жены одинаковые, особенно жены военных. Она изменяла? – давил Джейсон. - Так же как и тебе твоя курица Элиз,- парировал жестко Салим, уставившись в глаза Джейсона. Тот опешил, вдруг осознавая, откуда у Салима такая информация. Зрачки его сузились от гнева. – С таким отношением ко всему тебе и правда, место только в армии. - Чтоб ты знал, это был мой счастливый билет! – гневно качал головой Джейсон в такт своим словам. Голос его стал резким, он наклонил голову в защитном жесте стараясь спрятать глаза под кепкой, но с досадой вспомнил, что потерял ее. Это взбесило Колчека еще больше. - Убивать людей – это ты называешь своим счастливым билетом?! – развел руками Салим, вдруг внутренне ощутив себя очень уставшим и старым. – Мало того, что ты козел, так еще и глупый козел. - Да похер! Это ваша сраная страна ведет политику, в которой люди могут идти и взрывать торговые центры и метро, блять, потому что «так велит Аллах» или ваш Саддам, а? – зарычал Колчек, вскидывая свой мягкий нос в доминирующем жесте. Он явно чувствовал свое превосходство. Салим только хотел открыть рот и убить его воспоминанием о том, что именно так Джейсон успокаивает себя и оправдывает убийство невиновной. Но понял, что Джейсон его провоцирует, только на что, было пока не понятно. Салим взглянул в самодовольное грубое лицо Джейсона, и покачал головой, как бы подтверждая свои слова, которые еще не вырвались из его рта. - Ты не втянешь меня в эту перепалку… - Уже втянул. - Пусть так, я не хочу с тобой разговаривать, - Салим откинул плед и развернулся на кровати с тихим шорохом. Джейсон расплел свои сложенные в защитном жесте руки и подался вперед. Внутри него бурлило задетое эго, и раздирал бесячий псих за то, что сам же наговорил в горячке. - Ты и с войны так сбежал, проще подставиться, чем идти до конца, да? – выплюнул Джейсон. Салим только коротко глянул на него. - Ты закроешь свой рот, а я пойду спать в гостиную. Спокойной ночи, - бросил мрачно Салим. Он встал, босой прошел до двери, думая о том, что было бы замечательно еще и лампу выключить, оставив этого болвана наедине с самим собой. Он только потянул дверь на себя, открывая взору темную щель коридора. Но дверная ручка вдруг выскользнула из его сухой руки, а дверь с ощутимым хлопком закрылась прямо перед носом. Салим сжал руку несколько раз, чувствуя зуд, и только смачный хлопок по веснушчатой роже поможет снять его. Салим развернулся, призывая все свое терпение и волю. Джейсон стоял, притесняя его к двери, держа дверь своей напряженной рукой так сильно, что мышцы вздулись. Черные гневные глаза, широкие нахмуренные брови и вздернутый нос, по-звериному сморщенный. Сомкнутая челюсть. Салим скосил глаза в сторону, сбитый с толку этим гневным напором. - Какого черта ты заткнулся, м? – с наездом наклоняется Джейсон, переходя интимную зону. Салим отклоняется и вдруг действительно злится. - Ты хочешь услышать, что я хочу тебе сказать, Джейсон? – скалится в ответ иракец. – Ты заносчивый невежественный ублюдок, который совершенно не видит границ! Я даю тебе право капризничать, потому что я знаю, что значит боль. Я прожил жизнь дольше тебя, и имею хоть какие-то представления о ценности жизни помимо своей. Ты же летишь, как говно в унитазе, без разбора и смысла. И так, для сравнения: в то время, когда ты лупил палкой по лужам и жевал сопли, я уже держал в руках своего первого ребенка и понимал, кто я в этом мире. Ты, Джейсон, - он ткнул пальцем в твердую грудь мрачно молчащего мужчины, - ничего не знаешь о жизни, и с чего-то решил, что получится от нее сбежать в армию! Я в курсе, что у тебя похвальное звание, да вот только мое было бы повыше, если бы я застрелил того американца! Поэтому твое бахвальство - дерьмо. - Все сказал? – спокойно протянул Джейсон, поочередно глядя то в один глаз, то в другой глаз Салима. Они замерли в тишине, которую прерывало только разгоряченное гневное дыхание Османа. Они стояли так, вторгаясь в личное пространство, ментально меряясь выдержкой. Салим так устал, он не понимал, чего от него хочет этот солдат, заперев его между своими болезненными вопросами и деревянной дверью. Он хочет доставить ему боль? Но зачем? Лицо Салима стало каким-то несчастным. Один проигранный отведенный взгляд от темных глаз американского солдата, и Джейсон неожиданно порывисто чмокает его в мягкие губы. Четко, быстро, крепко и слишком ощутимо, чтобы не понять, что произошло. Джейсон покрывается колючими мурашками, чувствуя сладкий вкус пахлавы и легкий холодок зубной пасты. Как порывисто он придвинулся, так и резко оборвал контакт, не убирая руки, не двигаясь с места. Смотрит на реакцию, на ошарашенного Салима, теплого и здорового даже через расстояние. Не увидев никакой грубой реакции, Джейсон шагнул еще ближе, содрогаясь крупной дрожью. Салим повернул голову чуть влево, стараясь немного облегчить контакт, но мягкий кончик носа Джейсона ласково прошелся по скуле и выбритому виску иракского лейтенанта. Напряженная рука Джейсона, доселе державшая дверь, спустилась, неловко, рвано легла на мягкую шею, а большой палец тут же погладил кожу. Салим вздохнул. Джейсон ничего не говорил, его челюсть свело судорогой, а от переизбытка непонятных эмоций застучали зубы. Оттого, что Осман слышал, стало совсем волнительно. - Мужчины? – шепотом спросил Салим. - Нет. - Тогда что ты делаешь? – старался защититься Осман, но въедливый запах терпкой черешни заставлял его подхватить эту дрожь. – Зейн в соседней комнате. - Вот это ты зря сказал… - Джейсон как будто замер, разглядывая Салима. - Тебя всего трясет. Ты за этим затеял этот дурацкий разговор? Чтобы… что? – Салим заламывал брови, вдруг устало смущаясь. Он не мог назвать себя привлекательным и желанным для какого-то романтического или эротического внимания. Ему казалось, что он уже стар для этого. И злость-то вся куда-то испарилась, осталось только непонимание и напряжение. И запах черешни. – Я предлагаю поговорить спокойно, ведь… - Ну заткнись ты на минуту, - шипит Джейсон высоко, стук его ровных зубов отскочил от носа Салима, который наконец-то полностью повернулся лицом, яростно рассматривая и искренне пытаясь понять этого идиота. – Просто обними меня крепко, только не сильно – плечо же! Салим сначала осторожно подныривает руками, следом кладет теплые сухие ладони на твердую дрожащую спину и мягко притягивает к себе. Он не понимает, что с Колчеком происходит, но если тот затеял какой-то непонятный цирк ради тактильной поддержки, то Салим, наверное, может это понять. Наверное. Одно он понял точно: если Джейсон просит об этом, значит ему действительно это очень нужно. Он не из тех, что вообще когда-либо просит. Поэтому иракец осторожно гладит его по спине ровно так же, как недавно рассказывал ему сказку, почти убаюкивающее, без осуждения и комментариев. С этим он разберется немного позже, когда будет удобное время. И будет ли вообще? Джейсон приятный, его кожа так близко, он теплый и… живой. Салим прикрывает глаза, чувствуя. - Джейсон, ты можешь сказать, что случилось? – говорит шепотом Салим. - Я не привык к заботливому отношению. Меня пиздец как колдоебит от ласки и внимания. Спасибо папаше, - горько хмыкает в ответ после долгого молчания. - Меня коротит на детско-родительские и моменты доверия. Сам я в лепешку разобьюсь для кого-то, а к себе… Отрывисто и коротко проговорил Джейсон, словно зачитывал рапорт начальству. Быстро, четко, чтобы не передумать, как будто с обрыва в водную пучину с детского мостика, чтобы другие дети за трусость не засмеяли. - Зачем целовал? – просто спросил Салим, продолжая мягко, по-отечески сжимать Колчека. - Импульсивность и тревожность равно идиотизм. Хотел так… Мне хотелось выбесить тебя, чтоб ты уже съездил мне по роже. Я устал строить догадки на твой счет и ждать, пока ты сделаешь что-нибудь подозрительное. Ты, блять, как будто с другой планеты, невъебенное терпение! Салим тихо засмеялся: - Джейсон, черт возьми, я отец подростка… Твои приколы против этого – детский сад! - Точняк, я забыл. Салим мягко гладил Джейсона по напряженной спине, чувствуя, как вдруг мужчина размякает под его руками на долю секунды. И вдруг он в тишине ощущает себя, когда натыкается взглядом на теплый свет ночника на комоде и снова сверкающую улыбками фотографию. Он ощутил, какое теплое тело рядом, как Джейсон дышит поверхностно, что под собственной спиной каждый выступ знакомой двери и места в пространстве очень мало. Он, очевидно, втянул носом воздух, слегка касаясь открытой шеи. Джейсон пах почти сладко, если бы не горький аромат пота от избытка в теле лекарств. И этот запах, смешанный с его мылом, его пеной для бритья, его одеждой, его… его… - Ты ел пахлаву без меня? – вдруг удивился Джейсон над ухом Салима. Иракец давно уже замер, слишком долго удерживая в руках американского лейтенанта. - Ну, да. Что меня выдало? - Остался вкус на губах, - как будто специально говорил Джейсон, явно ухмыляясь. Он осторожно отстранился, сам прерывая объятие. Салим чувствовал, как прохладное вдруг пространство между ними обдувало кожу и делало ее очень чувствительной. Джейсон оказался чуть-чуть ниже ростом, но поднимал свой нос, мягко заглядывал в глаза – растеряно и преданно, левой стороной улыбается, что собираются морщинки у глаз и ровная дуга на щеке. Ему откровенно тридцать. Прекрасные сильные тридцать лет, когда весь мир твой. Джейсон зачарованно смотрит на Салима. Что он там видит? Разведенного усталого мужчину в отставке, потрепанного жизнью? Салим огорченно поджимает губы. Джейсон словно читает его между строк, в мимолетных всплесках эмоций в чужих глазах. – Салим, ты давно один? Короткий взгляд в уверенное лицо солдата напротив. Кажется, что Салим… - Почти всю жизнь… - уже шепот в малиновые губы напротив. Джейсон не стесняется, он скашивает большие глаза, мягко наклоняется, чтобы осторожно поцеловать мужчину напротив. Он чувствует сжавшиеся руки на спине, осторожно водит сухими губами по губам со вкусом пахлавы. Сладко… Они одновременно плавно разворачивают головы и крепко касаются губ друг друга – мягко, ласково, осторожно, без страха и стеснения в эту секунду. Джейсон вытягивает левую руку, чтобы огладить грубыми пальцами теплую шею, на которой трепещет пульс, а потом перекинуться на круглую щеку. Салим в это время щекотно переходит на уголок губ, спускается на гладкий подбородок и притягивает стан ближе, возвращаясь к мягким губам. Они трутся носами, медленно трогают лица друг друга, не открывая глаз, только на ощупь, и сцеловывая соленые пальцы, которые попадаются губам. Джейсон не выдерживает таких нежностей, заламывает брови, смотрит на Салима близко, бодает головой в лоб, чтоб поцеловать щеку и оставить пару неудержимых быстрых поцелуев на шее. Салим охает легко, на грани еле слышного выдоха. Зарывается рукой в короткие волосы на затылке, притягивает подрагивающего Колчека и погружает его в сладкую арабскую пучину. Джейсон проседает от искренней чуткости Салима, насколько он крепко держит его в руках, не причиняя боли, не принуждая, не напирая. Как его губы без единого намека на проникающий и вторгающийся язык могут вводить в состояние теплой неги и транса только своим движением и приятностью этого ощущения. Салим качает Джейсона на волнах шелковой хрупкости. Это ново для мужчины, он привык иначе – быстро, властно и горячо. Когда Джейсон притискивает Салима еще сильнее, давая ощутить все свое тело, когда округлое колено Османа невзначай сдвигается меж ног… Когда их поцелуй стирает границы времени и пространства своей всеобъемлющей заботой и мягкостью, что хочется моментально осесть на пол – колени не держат… - Шайтан, если вы сейчас же вдвоем не заткнетесь и не ляжете спать, я выставлю вас во двор! – слышится гневное из коридора. Салим вздрагивает и отстраняется так резко, что ударяется затылком о дверь. Он вдруг резко приходит в себя и осознает (точнее чувствует), чем они занимались эти долгие секунды. Удовольствие. Джейсон же страдальчески закатывает глаза и скептично кричит парню в ответ: - Ага... Спасайся кто может, нам пиздец… - из комнаты слышится какая-то возня, ругань, скрип двери и снова тишина. Джейсон уже готов снова вернуться к этому сладкому источнику, но Салим виновато строит брови, стыдливый. - Я не могу, - качает головой Салим, снова переходя на шепот. Перед сыном страшно стыдно. – Я должен давать пример, как отец… Я понимаю, что между нами происходит, но ты по ту сторону, ты скоро уйдешь – а я останусь. Нам нужно держать дистанцию. Я только могу просить тебя тоже побыть взрослым. Джейсон потянулся, словно напоследок, но потом сам себя затормозил, неловко дернул губами и отстранился, сделав широкий шаг назад, нервно почесывая затылок. Застывшее, пропитанное сожалением расстояние между ними увеличилось. - Я буду спать в гостиной, - подтвердил Салим, забирая предложенный плед из рук Джейсона. Колчек не смотрел на него, когда за иракцем закрылась дверь. Он чувствовал себя странно потерянным, и этот отказ всколыхнул его сильнее, чем то, что он вообще натворил за сегодня. Деть себя было некуда, а ночь ведь только начиналась. 23:46 Салим бродил по залу среди подушек. Лунный свет на земле Ирака освещал раскрашенное яркими цветами помещение гостиной. Через некоторое время он все же улегся на пол, разворачиваясь на мягких подушках для сидения, но ничего не помогало уснуть. Мужчина долгие минуты скитался по темному дому. Прогулка на заднем дворе не пошла на пользу, только дала почувствовать свое горячее тело и нервную дрожь. Успел прибрать посуду на кухне, стараясь сильно не шуметь, чтобы не разбудить остальных спящих. К полночи он измучился совсем, желая спать на своем матрасе, под своим одеялом и не волноваться о чем-то таком мирском, как теплый контакт. Он снова поднялся, оставляя свой замусоленный плед валяться в зале, потрепал затылок, широко потер ладонями помятое лицо. Не мешало бы и самому побриться. В темноте сверкнули его темные блестящие глаза, и он мягко двинулся по темному коридору. Свет выхватывал блики на картинах и изменял картинку. Он крался как шпион, заглянул в темную тихую комнату сына, и плотно закрыл дверь. Во мраке выключенного ночника он нырнул змеей в свою комнату, тут же кошкой, мягкими лапами прошествовал к кровати, опускаясь на колене к лежащему на спине человеку. Он проверял, спит ли Джейсон. Тот лежал ровно, солдатом, правая рука придавила одеяло на диафрагме, будто бы кто-то пытался стянуть его. Салим осторожно улегся рядом, чувствуя, как кровать под ним значительно прогибается. Слава Аллаху, в их доме ничего не скрипит! Он сложился на бок, чтобы занимать меньше места и откровенно выдохнул в сладком блаженстве прохладной и удобной постели. По-детски поджал ноги и уставился на подсвеченный лунным светом профиль военного. - «Забавный нос», - подумал Салим, наблюдая гладкие щеки, красивый европейский профиль, признавая чертовскую симпатичность молодого американца. Салим и вполовину не был так хорош в свои тридцать. - Ты меня рассматриваешь, - слишком уверенно протянул Джейсон, даже не размыкая глаз. Значит прикидывался спящим, очень убедительно. - Прости, - слабым шепотом, чтобы не потревожить ночь. – Я не мог уснуть. Ты взволновал меня. Джейсон растянул губы в улыбке, снова сбрасывая внимание к уловимым морщинкам у глаз и милой дуге на щеке. Он умел как-то странно приподнимать губы, делая свое лицо очень хитрым. Американец повернул голову, смотря в ответ на Салима, поддерживая его шепот. - Не думал в свои сорок о еще одной женщине? - А ты думаешь, что женщины в восторге от покалеченных военных с детьми? – просто заметил Салим, все же ощущая какая большая разница в их возрасте, несмотря на общую сферу деятельности и звание. - Ну, я в восторге, - пожал плечами, а потом неожиданно смутился, понимая, что прозвучало это откровенно. – Если б я был женщиной, конечно, - быстро поправился, удобнее укладывая голову. – Как война не выбила из тебя эту мягкость? - Именно поэтому я в отставке. Выдавила система. Я устал, хватит о войне, Джейсон, - тяжело вздохнул, понимая, что разговор опять сводится к шаткой теме. Он закрыл глаза, подложив под щеку левую руку, демонстрируя мужчине напротив свое желание наконец-то выспаться. Он чувствовал, как Джейсон долго и упорно разглядывает его лицо. Это было почти откровенно, но Салим настолько устал, что ему было лень реагировать на это. - Могу я взять тебя за руку? – еле различимый шепот. - Скажи мне честно: что у тебя в голове? – иракец чувствовал, как голос и глупые вопросы Джейсона заставляют его сердце громыхать в ушах. - Секс? – Салим уже готовился закатить глаза. Кто бы сомневался? Но Джейсон добавил пояснение: - Мои ебанутые мысли постоянно трахают мой бедный мозг. - Ты неисправим… С другой половины кровати доносится тихий грудной смех. Джейсон был очень доволен своей очередной дурацкой шуткой, заставляя их напряженную грустную атмосферу немножко разбавиться красками. Салим улыбнулся, желая так поддержать безобразный разговор. - Я чувствую себя в безопасности, когда ты касаешься меня, - в этом улыбчивом мягком шепоте слышалось странное признание, ровно между букв. - Насколько близко? – Осман не решался открывать глаза, будто бы тогда он увидит то, на что пока не готов. Он может отгораживаться пока что этой небольшой преградой, этим негласным сейчас барьером. Джейсон молчал так долго, что показалось, он заснул. - Джейсон? - Я уже ответил тебе, - он отвернулся от лица иракца и закрыл глаза, наконец-то чувствуя себя в безопасности рядом с Салимом. Почему-то присутствие этого вражеского лейтенанта в отставке вселяло какое-то странное умиротворение. Джейсон готов был брать ответственность за все и всех, только контролируя, он мог быть полностью уверен в том, что может наконец расслабиться и снять свои «сапоги». Отец бил его страшно. И никто во всем мире не мог спасти его от этого наказания. Выученная беспомощность позволила ему скатиться на самое дно, ласково подавая руку, чтобы спускаться было легче! Он научился быстро реагировать, контролировать все, вплоть до эмоций. Салим его страшно триггерил своими прикосновениями, осторожностью, с которой подходил к нему. Хотелось или задушить его, переломав шею, или жаться, влезая под кожу. Иррациональное желание довериться и позволить себе быть в безопасности, и страшное воспоминание о том, чем доверие может оборачиваться. Он с женщинами-то никогда не спит. В плане засыпания в обнимку после горячего секса во всех позах, иногда не совсем в трезвом виде. Это снятие стресса, получение эмоций и только тогда, понимание, что ты вообще живой так-то, чувствующий. Вот с Салимом все через задницу. Все мысли в активной атаке на мозг Джейсона вдруг разлетелись стаей каркающих ворон. Он только ощутил, как по его левой ладони ползут теплые шершавые пальцы, проникая меж его собственными, заключая руку в замок. Так тепло и приятно Джейсону никогда не было. Все тело словно бы замерло в радостном ожидании отклика. Всю ебаную жизнь в ожидании отклика, наконец получая. Ура! Салим легонько тянет на себя, привлекая Джейсона к себе. Они некоторое время вошкаются на постели, распределяя мягкое одеяло, укрывая ноги, притираясь друг к другу, находя удобные места для того чтобы расслабиться. Джейсон приваливается к теплому боку, в ответ Салим обнимает его правой рукой со спины, прижимая ближе. Колчек, затаив дыхание, жмется, робко укладывает правую руку на грудь. Салим смело поощряет, тут же накрывая ее своей и сжимая в смелом подначивании. Как будто обещая: «Я рядом, ты можешь быть спокоен, ты в моих крепких руках». Дыхание Джейсона согрело место под ключицей, когда он приткнулся к плечу своей горячей от мыслей головой. - Зейн зовет тебя Джессикой, - вдруг проговорил Салим в темноту. - Я завтра ему жопу оторву, - уверенно заявил Джейсон, чувствуя как вибрации мужского голоса приятно щекочут ухо. - Даю добро, давно пора! - Мы как будто с тобой… - начал было американец, касаясь своими голыми стопами ног иракца. - Сейчас время замолчать. Спи, Джейсон, я очень устал… Вместо слов Джейсон на секунду прижался к нему, и дыхание его выровнялось.