Колыбельная на басу

      Они встречаются на очередной тусовке. Точнее, на Хэ Сюань налетает цветастый вихрь и утягивает вглубь танцующей толпы. Хэ Сюань лишь успевает узнать ее по любимой бас-гитаре за спиной, напоминающей крылья бабочки. Ши Цинсюань протягивает ей бумажный стаканчик с шампанским. Сухое, чертовка. Могла бы уже запомнить, что для Хэ Сюань оно слишком кислое.       — Принцесса Хэ, ты наконец пришла! — она как обычно уже захмелевшая, с забавно вьющимися на концах волосами и кошачьей ухмылкой. За сотни лет перед Хэ Сюань все ее эксцентричные образы из кроваво-красных и розовых оттенков слились единым пятном. Она равнодушно отводит взгляд — смех и слезы тоже ничего не значат.       — Ну Принцесса Хэ-э, — Ши Цинсюань виснет на ее руке коалой, едва не проливая на себя шампанское. — Не будь такой скучной, нужно иногда выходить из королевства и веселиться!       — Я здесь только чтобы выпить и поесть, — «У всех веселье разное» — хочет добавить она, но продолжать беседу не намерена.       — Будто тебе дома скушать нечего! — хихикнула, прикрыв рот ладонью. Хэ Сюань не может не признать, что это мило. Ши Цинсюань вообще милая до безобразия. Любое здравомыслящее создание сказало бы, что таких вампиров не водится. Впрочем, пускай, но лучше бы они водились где подальше…       — Я не ем подчиненных. Чаще всего.       Ши Цинсюань выдает тихое «О!», пока Хэ Сюань выбирает самый аппетитный безумный бутерброд, чтобы с него начать. Даже думать страшно, кто на этот раз их готовил. Но если предположить, что вечеринка устроена в пещере Ши Цинсюань…       — О да, я их все сделала для тебя, — та подмигивает и шепчет заговорщицки на ухо: — Принцесса Хэ, через темный ход можно попасть на кухню, а там еще запасы.       — Знаю, — бросает она, прежде чем вгрызться в сочную булку. — Сгущенку.       Спустя пару мгновений Ши Цинсюань забирает у кого-то наполовину пустую банку. Хэ Сюань выливает остатки на бутерброд. Вкусно и наконец почти достаточно сладко. Только так она может абстрагироваться и терпеть то, как Ши Цинсюань пожирает ее взглядом, облизывая острые клычки. Было бы, что есть: она ведь питается алым цветом, а Хэ Сюань носит исключительно черное.       В ответ на вопросительно изогнутую бровь Ши Цинсюань выдает:       — У тебя щеки покраснели. Ты сегодня такая очаровательная! При каждой встрече Ши Цинсюань замечает в ней что-то новое. То, о чем Хэ Сюань зачастую не подозревает сама.       «У тебя на пальцах мозоли… — вздыхает. — Снова несколько ночей работала над новым изобретением, да?»       «Принцесса Хэ, мне кажется, или ты стала чуточку пухлее? Вот увидишь, я еще потискаю твои бока!»       «У тебя глаза красные. Ты устала или плакала? — хмурит брови, но улыбается плотоядно. — Давай съем?»       Под мрачным сводом пещеры мерцают гирлянды будто далекие звездочки. Отовсюду доносятся голоса, играет музыка, а Хэ Сюань ненавидит, ненавидит это все.       Она тайком сваливает с тусовки Ши Цинсюань, когда та отвлекается на разговоры с новоприбывшими друзьями. Прихватив с собой пару ароматных бутербродов «для научных экспериментов», разумеется.       Свое королевство встречает Хэ Сюань траурной тишиной и стелющейся туманной дымкой. Она виляет по пустынным улицам города, который возвела для себя одной, мимо домов из потрескавшегося печенья. Все гнилое и испорченное, как и она сама. Окруженный подслащенным морем и высокими стенами остров, драконьи скелеты из нетающего ледяного сахара — здесь она может спрятаться от любых глаз. И создавать мелких тварей из теста и патоки, чтобы затем разгрызать их хрупкую плоть, упиваясь стонами и воплями.       Здесь она может придумывать план мести. Сидеть дни и ночи напролет над картой и посылать приближенных, которых решила оставить на десерт, разрушать ее многочисленные дома. Естественно, она соврала Ши Цинсюань, что ими не питается. Лжет всегда и во всем — начиная от подобных шалостей и заканчивая тем, будто ей наплевать.       О, она не безразлична! Она питает к Ши Цинсюань такую нелюбовь, что трудно скрыть ее за каменным лицом. Все потому что та не дает ей исчезнуть. Появляется в самый неподходящий момент и пытается вытянуть со дна безумия. Зажигается рыжими огоньками под ее потолком…       Ши Цинсюань — смысл ее глупой жизни. Даже будучи вампиром, такая настоящая, что спокойно терпеть невозможно.       Хэ Сюань лежит на большой черной кровати как на волнах. Ночной воздух колышет занавески, будто паруса призрачного корабля. Вдруг из-за них выскальзывает лунный луч — огонек, который держит в руке Ши Цинсюань, посмевшая нарушить покой.       — Не спишь? — будто подхваченная порывом ветра, она подлетает к постели. Хэ Сюань всегда поражалась этой легкости.       — Ты так в глаза слепишь, что не уснешь! — она корчит ужаснейшую из своих гримас.       — Хочешь, спою колыбельную? За окном воет ветер, унося звонкий голос в далекие земли.       Ши Цинсюань везде, у нее много домов, и все они в итоге рушатся: могла бы догадаться, наивная, чьими руками. И новое жилище в пещере Хэ Сюань непременно поломает, в этот раз у нее на глазах, подожжет алым пламенем. А потом тонкими руками оторвет головы ее многочисленным приятелям.       Дальше будущее мутное. Дальше Хэ Сюань надеется, что не будет вообще ничего, только умиротворенная пустота; она сольется со жвачкой, которой была изначально, и утратит сознание.       — О чем думаешь? — Ши Цинсюань пристраивается на край и убирает ее волосы со лба. Подушечки пальцев от занятий музыкой у нее грубоватые, но это даже приятно.       — Не поверишь.       — Обо мне? — она смеется, склоняясь ближе. Касается приоткрытыми губами губ Хэ Сюань, но, не заметив ответа, чуть отстраняется. Шепчет совсем близко: — «Так не терпится услышать твою серенаду, королева вампиров Цинсюань!».       Хэ Сюань молчит, поджав губы. Ей противно и горько до слез. Но она не покажет слабость, не покажет, что Ши Цинсюань — лучшее, что случалось в ее безумной, слишком громкой и яркой жизни. Что сочетая в себе вещи, которые Хэ Сюань так ненавидит, она образует донельзя аппетитный коктейль. Еще и сервирует себя сама.       — Вот всегда ты так, — она продолжает уже куда-то в тишину ночи. — Скрываешься за стенами неясно от кого. Не говоришь, чего хочешь.       Хэ Сюань фыркает:       — А я должна? Ты сама всем открываешься, а потом требуешь того взамен.       — Не всем, — тянет Ши Цинсюань, довольная долгожданному ответу. — Не поверишь, но ты знаешь меня лучше всех. Ну, разве что Король Уду тоже…       Вспомнив его, она замолкает. А Хэ Сюань отмечает в плане точку — вот она, ее следующая цель! Уду победить трудно, но она пойдет войной. Она будет мучительно голодать, чтобы создать армию. Отвлечется от догонялок и позволит Ши Цинсюань вдохнуть полной грудью, дабы затем раскрошить эту грудь вдребезги вместе с сердцем.       Она… Слышит приглушенный печальный аккорд. Бас — инструмент грубый, но в талантливых руках Цинсюань он из дикой пантеры обращается в распушенного котенка. Хэ Сюань кажется, что если они будут общаться больше, она сама рано или поздно укротится.       — Даже не зная, о чем ты думаешь, я понимаю, что тебе совсем не весело, — подмечает Ши Цинсюань. Сквозь темноту видно, как она склоняется над басом словно в обиде.       Неверно! Хэ Сюань ликует! Ее кулаки сжимаются в предвкушении мести, когда чужие руки заботливо поправляют одеяло. Ее глаза довольно щурятся, стоит Ши Цинсюань начать настраивать бас. Наверняка розовый со стразами, хотя звучит он в меру строго и в меру свирепо: как Хэ Сюань нравится.       Ши Цинсюань начинает протяжно петь. Ветер стонет ей в такт, под балконом шуршат кроны деревьев из черной сахарной ваты. Трудно это принять, но ее пение, скорее сумасшедшее, надрывистое, чем милое, Хэ Сюань тоже нравится. Ши Цинсюань перед ней как на ладони.       Голая — стоит попросить, она действительно, а не фигурально разденется. Но Хэ Сюань устала, слишком устала, чтоб рукой дотянуться до хлипкой завязки-веревочки на спине ее топа…       Слушая ее песни под грубоватый аккомпанемент, Хэ Сюань погружается в пучину своего сознания. Там прохладно и мирно, будто в мире призраков. Там ее место, а не в раздражающей действительности. Она закрывает глаза — ей там безумно хорошо.