'cause you and I, we're good together

Нет ничего лучше, чем быть подростком. Время быстрых и значительных изменений как в эмоциональных, так и в физических аспектах; возраст, когда вы вылупляетесь из скорлупы, в которую вас поместили ваши родители, чтобы исследовать и узнать больше о себе; и период, когда принимаются все самые глупые, достойные сожаления и самые идиотские решения, те самые, на которые с возрастом смотрят, как на забавные анекдоты. Например, немного переборщить с наркотиками, не ценя своё молодое тело и не осознавая, как больно не уметь бегать, как раньше, или не обращать внимания на тот единственный урок физики, который в конечном итоге приведёт к эффекту домино. И, в большинстве случаев, влюбляться. В случае Рюджин, это оказалось худшим решением, которое она когда-либо принимала. Хотя не то чтобы это было действительно решение. Взрослые говорили Рюджин, что она «сбита с толку», и что она должна одеваться «как леди», быть изящной и утончённой, и вся эта чушь, которая приходит с рождением с влагалищем. Честно говоря, Рюджин никогда этого не понимала Она никогда не понимала, почему ей не полагалось сидеть, раздвинув ноги. Никогда не понимала, почему её поощряли носить платья, мини-юбки и туфли на высоких каблуках с самого детства, хотя она предпочитала джинсы и одежду, в которой действительно можно было передвигаться. Никогда не понимала, почему мальчикам не нужно готовить и убирать, в то время как девочки должны заниматься домашними делами и учиться готовить, чтобы быть «хорошими жёнами для своих мужей». Никогда не понимала, почему мальчики могут влюбляться только в девочек и наоборот. Рюджин всегда была откровенным, самоуверенным человеком, который любил высказывать другим своё мнение, и она никогда не упускала возможности поспорить с кем-то, у кого были противоположные моральные принципы, потому что как они могли оправдывать избиение двух человек до смерти только потому, что они оба были мальчиками, влюблёнными друг в друга? Это же просто абсурд. И поэтому не было ничего удивительного в том, что такой своенравный подросток вскоре вырастет и станет печально известным и внушающим страх даже среди учителей всего несколько лет спустя. Ни один человек не мог выиграть спор против девушки, у которой так хорошо подвешен язык. И ни один человек не мог контролировать её или указывать ей, что делать. Она упрямая, прямолинейная обладательница многих других качеств, присущих типичным качкам средней школы девяностых. И это именно то, кем она является. За исключением того, что она вовсе не развращённая идиотка с комплексом превосходства, которая не сможет справиться с отказом, так как ей никогда не говорили «нет» за всю её жизнь. Такие будут скулить и плакать, как ребенок, всякий раз, когда не смогут добиться своего. Нет, она не была одной из них. Рюджин должна признать, что после многих лет использования своего врождённого очарования для достижения желаемого, она думала, что сможет хорошо флиртовать. Хотя, да, Рюджин могла бы, но каждый раз когда она пыталась флиртовать с Хван Йеджи, президентом студенческого совета с кошачьими глазами, на которую она давно положила глаз, то будто теряла дар речи, проглотив язык. Как бы она ни старалась произвести на Йеджи впечатление, все её попытки оканчивались выстрелом в упор, не в прямом смысле, а насмешкой или ухмылкой с закатыванием глаз, и ничем больше. К слову о том, каково быть униженным. Но почему ей было так трудно очаровать эту девушку? Была ли она слишком дружелюбной и недостаточно романтичной? Неужели Йеджи просто не интересовали претенциозные бунтарки? Или, что еще хуже, была ли Йеджи…гетеросексуалкой? Рюджин было противно это слово, или его аналог — гетеросексуал — так как она была кем угодно, кроме этого. И такими же были все, кем она себя окружала, по правде говоря. На первый взгляд немногословная, грубая, лесбиянка не в шутку, а на самом деле милая под своей маской, — Рюджин взяла под своё крыло каждого негетеросексуального человека, который боялся, что его ориентацию изоблачат, пообещав, что она выбьет дурь из любого, кто посмеет их преследовать. Её можно либо ненавидеть, либо любить — третьего не дано. Рюджин заявила о себе как о человеке, с которым нельзя связываться и которого невозможно заставить колебаться, чтобы отвадить любого гетеросексуального парня, который осмелился бы прикоснуться к ней, а потому успешно привлекла многих девушек, которым нравятся девушки, но отвергла их всех. Зачем ей отказывать самым горячим, самым популярным девушкам, когда они сами проявляют к ней интерес? Ответ прост. Она положила глаз на какую-то другую. Но эта кто-то другая, казалось, не замечала этого. Рюджин не могла понять, как Йеджи не уловила её намёков. Может быть, она знала, но не интересовалась ею? В любом случае лучших предположений у неё не возникало. Между тем Йеджи была воплощением образцовой ученицы, идеального подростка. Её обожал каждый учитель, быть похожей на неё хотел быть каждый ученик и каждый родитель хотел видеть её в своем ребенке. Но, эй, противоположности притягиваются, верно? Рюджин не сдалась так легко, хотя она пыталась изжить эту влюблённость в течение пяти лет, сколько было раз, два, три или даже больше десяти? Она должна быть смелой, уверенной в себе, но когда дело доходит до Хван Йеджи, Рюджин тает, как масло в жаркий день. Шарахается, как испуганный щенок, натыкаясь на неё случайно то тут, то там. Что это за колдовство? Откровенно говоря, было неловко, что Йеджи произвела на неё такое впечатление, раскалывая непробиваемую маску Рюджин даже малейшим взглядом и мимолётным прикосновением. Кто ты, чёрт возьми, такая, Хван Йеджи? *** — Не могла бы ты пойти покурить в другое место? — ворчит Чэрён, отгоняя страшные серые клубы дыма, которые плывут прямо ей в лицо. — Я думаю, что на этой неделе, я получила достаточно пассивного курения. Рюджин не отвечает. Она просто ухмыляется и выдувает ещё одно облако в лицо Чэрён, тычет Рюджин в плечо, заставляя её смеяться. — Ты засранка, ты это знаешь? — Чэрён замолкает, сопротивляясь желанию просто затушить сигарету, которая, как она знала, была последней для Рюджин, но решая не делать этого на всякий случай — вдруг обожжёт кончики пальцев. — За сегодня, ты назвала меня так двенадцать раз, — Рюджин пожимает плечами, делая еще одну затяжку. — Отлично, тогда это будет тринадцатое напоминание, — язвительно замечает Чэрён. — Ты засранка, и я ненавижу тебя до смерти. Я не дам тебе списать. — Не говори так, — игриво скулит Рюджин. — Ведь я люблю тебя. — А я ненавижу тебя, так что приготовься к провалу. — Чэрён, — Рюджин хмурится, её глаза блестят, как и всегда, когда она просит Чэрён об одолжении или о чем-то ещё. Она трясет Чэрён за запястье, как ребёнок, пытающийся привлечь внимание матери, но Чэрён просто закрывает глаза, делая глубокий вдох и борясь с желанием ударить Рюджин по лицу. — Пожалуйста? — Ты такая раздражающая, Боже, — закатывает глаза Чэрён, отмахиваясь от руки Рюджин. — Хорошо. Если ты пообещаешь перестать, блядь, курить в доме. — Это всё? — Просто вытащи свою никотиновую задницу уже на улицу. — Ты все же позволишь мне списать? — Да, да, я дам списать, просто убирайся. Тебе нечего будет списывать, если я, блядь, так и не смогу сосредоточиться. Рюджин вскакивает, как ребёнок на вечеринке по случаю его дня рождения. Она выбегает через парадную, едва не разнеся дверь в щепки. Её лучшая подруга просто качает головой, вздыхая про себя. «Почему я решила познакомиться с этой пацанкой?» Но она улыбается, потому что по-другому ей и не хотелось бы. Они уравновешивали друг друга, и это было прекрасно само по себе. Рюджин выходит из передней части дома — того, который она купила на деньги, украденные у гомофобного старика с помощью мошенничества, — смотрит на небо, вдыхая сигаретный дым ещё раз. То, на что она способна, одновременно и пугает, и интригует. Иногда она задаётся вопросом, сожалели ли её родители о том, что отреклись от неё. Вероятно, нет, так как все, что она делала, это ввязывалась в драки, преступления и курила весь день, но она была их единственным ребенком. Была, во всяком случае. Она не знает, как у них дела с тех пор, как они прервали с ней все контакты. «Как бы то ни было» — Рюджин усмехается — «Они, вероятно, уже заменили меня другим ребенком.» Гетеросексуальным, покорным, послушным, вероятно, таким, который не способен формировать своё собственное мнение и слепо следует за ними, как овечка. Их представление о хорошем, идеальном ребёнке — марионетка. Рюджин щелкает языком, выпуская сигарету из пальцев, прежде чем наступить на окурок, чтобы потушить его. Порывы холодного ветра ударили по её обнаженной коже, и она вздрогнула. Приближалась осень, а вместе с ней и холод. Когда Рюджин поворачивается, чтобы вернуться вовнутрь, она слышит знакомый голос, который заставляет её сердце биться быстрее всякий раз, когда она его слышит, потому что это такая редкость. — Шин Рюджин, — раздался довольно строгий голос, и Рюджин почувствовала себя оленем в свете фар, когда она обернулась, застыв, чтобы встретить не кого иную, как Хван Йеджи, любовь всей её жизни. Сначала они ничего не говорят, но когда Йеджи смотрит себе под ноги, чтобы увидеть сигарету, она качает головой. — Опять курила? — Э-э, да, — робко отвечает Рюджин, и впервые она чувствует себя неловко из-за курения, хотя это её способ расслабиться. Не помогало и то, что тон Йеджи напоминал тон учителя или, может быть, родителя, строгий и бескомпромиссный. — Это моё… Я ничего не могу с этим поделать. — Ладно, — понимающе кивает Йеджи. Рюджин была слишком сосредоточена на её лице, чтобы заметить сумку, которая висела у неё на плечо. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Рюджин, каким-то образом умудряясь заикаться, когда глаза Йеджи, не моргая, смотрят на неё, и она надеется, что вопрос не прозвучал слишком грубо. — Чэрён пригласила меня поработать над проектом, — объясняет Йеджи. — Проект? — Рюджин поднимает бровь. — Какой проект? — Конечно, ты же не знаешь, — Йеджи слегка смеётся, тыча указательным пальцем в грудь Рюджин. — Ты снова пропустила занятия. Это по химии. Рюджин сдерживает желание сказать «к чёрту химию», но она думает, что и так произвела достаточно плохое впечатление на Йеджи, поэтому она просто закрывает рот, в то время как её уши и щеки краснеют от смущения. — Так ты меня впустишь или как? — Да, конечно, да, — Рюджин вздрагивает от внезапного сарказма в тоне Йеджи, и она бросается открывать входную дверь, нервничая, потому что, «боже мой, Хван Йеджи в моём доме». Как только Йеджи входит в дом, Чэрён бросается к Йеджи, как ракета, заключая её в объятия. — Ты пришла, — улыбается Чэрен, когда Йеджи обхватывает ладонями её щеки. — Конечно, — отвечает Йеджи на улыбку, когда она соприкасается носами с Чэрён. — Я скучала по тебе. Если бы вы были в комнате, когда Йеджи сделала это, вы бы почувствовали такое напряжение, что вам показалось бы, что вы находитесь под водой, где давление океана сплющивает вас со всей силы. Рюджин недоверчиво моргает, напряжённая и неподвижная, пока её глаз дёргается. Ты что, блядь, шутишь? Чэрён замечает это, отстраняясь и нервно смеясь. — Пойдём в мою комнату? — спрашивает Чэрён, и Йеджи кивает, соединяя их руки и позволяя Чэрён вести себя. Рюджин застыла на месте, чувства внутри неё смешались, образовав одно только отвращение вместо всех остальных эмоций. Это просто типичные штучки натуралок или Чэрён встречалась с девушкой, в которую Рюджин влюблена безответно? Она даже не осознавала, что сжимает кулаки, пока не зазвенела духовка, и сразу после этого не донёсся сладкий запах. Чэрён всегда что-нибудь печёт, когда у них гости, но по какой-то причине это заставило её почувствовать, как бы это сказать, ревность сегодня. Вскоре Чэрён выходит из своей комнаты, бросая на Рюджин извиняющийся взгляд, прежде чем вытащить поднос с кексами из духовки, вывалив их на тарелку, чтобы исчезнуть обратно в комнату. Рюджин вздыхает. Ладно, видимо пришло время для ещё одной сигареты. Вышеупомянутая должна была стать её последней в тот день, но, судя по тому, как идут дела, не было ничего плохого в том, чтобы выкурить ещё одну, верно? Она достает ещё одну упаковку из двенадцати оставшихся. Все ещё не забывая о данном обещании, она выходит на задний дворик, закрывая за собой дверь так сильно, что весь дом содрогается. Она даже не собиралась этого делать. Она никогда не справлялась с контролем своих эмоций, и это вкупе с её взрывным гневом было сочетанием прямиком из ада. Неприятно, когда ты относишься к тому типу людей, чьи движения контролируются твоими эмоциями, а не мозгом. Пока она тупо смотрит в пространство, сигарета свободно болтается между её пальцами, задняя дверь открывается, и там стоит Чэрён. — Не хочешь кексов, Рю? Рюджин не отвечает, продолжая смотреть в никуда, пепел от её сигареты падает ей на бедро, но почти не обжигает. — Рюджин. Она все ещё спокойна, и, честно говоря, чувствует себя немного по-детски из-за своей вспыльчивости, но она не могла мыслить здраво. — Что с тобой такое? — Просто оставь меня в покое. Эти слова стали шоком для них обеих, так как Рюджин обычно была тактильной и прилипала к Чэрён, как клей к бумаге. Рюджин и сама даже не знала, почему так сказала. — Хорошо, — вздыхает Черён, явно немного обиженная, когда закрывает за собой дверь, и Рюджин не может не почувствовать себя немного виноватой. Не было похоже на то, что Чэрён сделала это нарочно. Ей никогда не нравилось причинять боль Чэрён, но яд ревности теперь не только прожигал сердце, но просочился наружу через слова. Это было так жалко, так по-детски, что один дружеский жест между её лучшей подругой и кем-то, с кем она не могла быть вместе, смог так сильно взволновать Рюджин, что теперь она на грани нервного срыва. Да, влюбиться в кого-то, кому она не нравилась, действительно было худшим решением, которое она когда-либо принимала. Раньше Рюджин довольствовалась тем, что не была влюблена и ни в кого не влюблялась, так как не слышала ничего, кроме ужасных историй от людей, которые начинали встречаться, но в итоге это не приводило ни к чему хорошему. А потом появилась Йеджи, проломившая, как бульдозером, стены, которые она воздвигла, и заставившая её переосмыслить те времена, когда она клялась своей жизнью, что не будет вести себя как дура только для того, чтобы произвести впечатление на того, кто ей нравится. В течение пяти лет Рюджин перепробовала все тактики, описанные в книгах, даже те, которым она научилась у своих старших, которые утверждали, что успешно побороли свои невзаимные влюблённости. Спойлер: это не сработало. Её наивное «я» помнило, как она говорила, что они могли бы быть просто идеальной парочкой, когда она впервые влюбилась в Йеджи, но всё получилось совсем по-другому. Подростки — очаровательные существа. Рюджин не знает, как долго она сидела там, выкуривая сигарету за сигаретой, оставаясь на месте, даже когда наступила ночь и сумерки окрасили небо. Она просто смотрит в ночное небо пустым взглядом, бросая сигарету, дым рассеивается. Рюджин откидывается на спинку шезлонга, оставаясь неподвижной, чтобы обдумать каждый путь, который она выбрала до этого момента, каждое принятое ею решение, которое привело к тому, что она стала бездарной, известной по неправильным причинам занозой в заднице. Что пошло не так и когда? По какой-то причине холод даже не беспокоил её, когда она сидела на улице в одних шортах и расстёгнутой фланелевой рубашке. Стоить почувствовать укол ревности и осознание того, что человек, в которого вы влюблены, — это тот, с кем у вас нет шансов, и даже природные стихии не смогут повлиять на вас, как цитирует вспыльчивый подросток, переживающий суматоху, связанную с эмоциями. Задняя дверь снова открывается. — Рюджин? Её голос всегда был для Рюджин любимым звуком. Но не сейчас. — Заходи, здесь холодно. Рюджин молчит. Её взгляд расфокусирован, когда она пытается телепатически сказать Йеджи, чтобы она просто ушла и позволила ей горевать в тишине. — Почему ты такая кислая? — спрашивает Йеджи. Теперь её голос звучал ближе, но Рюджин не потрудилась повернуть голову, чтобы взглянуть на неё. — Эй, посмотри на меня. Рюджин стискивает челюсти, оставаясь неподвижной. — Это из-за меня и Чэрён? Рюджин чувствует, как её сердце уходит в пятки. Она хотела сказать «да», но не могла рисковать и потенциально причинить боль Йеджи, если они с Чэрён действительно встречались. Рюджин просто хотела, чтобы Йеджи была счастлива, даже если она была с кем-то другим. Чэрён в любом случае хорошо позаботилась бы о ней. Йеджи воспринимает молчание Рюджин как «да», и вздыхает. — Мы не вместе. Рюджин знает, что она не должна была чувствовать себя счастливой, но она чувствовала. — Я просто сделала это, чтобы заставить тебя ревновать, — признается Йеджи, и бесстрастное лицо Рюджин слегка оживляется. Она хочет спросить, почему Йеджи почувствовала в этом необходимость. — Я знаю, что нравлюсь тебе, Рюджин. Это очевидно. Рюджин чувствует себя смущённой, но все же готовится к отказу. — Ты мне тоже. Уже очень давно. Ты мне понравилась первой. Её сердце билось так быстро, что казалось, она вот-вот отскочит от стен, но Рюджин каким-то образом сохранила самообладание. Она была на седьмом небе от счастья, но всё же злилась: почему ей пришлось пройти через всё это, если Йеджи тоже в неё влюблена? — Тогда почему ты не сказала мне раньше? — Рюджин наконец говорит, и её голос становится хриплым, так как она не говорила целый час. — Я хотела посмотреть, действительно ли я тебе нравлюсь такой, какая я есть. Многим людям я нравилась только из-за внешности, они надеялись воспользоваться своим положением в школе ради своей выгоды или оценок, но ты другая, — объясняет Йеджи. — Я проверяла твою настойчивость. Хотела посмотреть, как далеко и как долго ты зайдешь без особой реакции с моей стороны. — То есть ты заставила меня пройти через всё это забавы ради? — Мне тоже было тяжело, Рюджин, — Йеджи повышает голос, и Рюджин слегка вздрагивает. — Ты не понимаешь, как трудно было сдерживаться. Я наблюдала за тобой во время твоих игр, молча подбадривая тебя, хотя тебе могло казаться, что меня там никогда не было. Я так сильно хотела поцеловать тебя, ты это знаешь? Особенно когда ты пытаешься флиртовать, но в итоге терпишь неудачу. Это восхитительно, но я хотела посмотреть, как долго ты будешь пытаться. И я думаю, что сейчас — самое подходящее время. Я не могла поверить, что ты все ещё пытаешься спустя пять лет. Это то, что мне нравится в тебе. Ты не сдаёшься. Это та часть тебя, которая заставила меня влюбиться в тебя. Я не думала, что стою таких усилий, но ты заставила меня почувствовать себя по-другому. Ты заставила меня почувствовать себя любимой, Рюджин. Особенно когда ты дарила мне подарки каждый День Святого Валентина, и даже когда не было особого случая. Я даже сохранила это. Йеджи поднимает правую руку, и на безымянном пальце у неё знакомое серебряное кольцо. Нижняя губа Рюджин дрожит, когда она крепче сжимает подлокотники. Это было кольцо, которое она анонимно подарила ей на День Святого Валентина, когда они были второкурсниками, с гравировкой сердца, выполненной на внутренней стороне. Она не думала, что Йеджи оставит его себе, но вот оно, идеально сидящее на её безымянном пальце. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Мне жаль, что я не смогла вернуть тебе эмоции и признательность в ответ. Я чувствовала себя такой виноватой. Но я планирую загладить свою вину и обещаю вернуть тебе все годы любви и поддержки, которые ты мне подарила. Возможно, я потратила впустую пять лет, но мы всегда можем наверстать упущенное. Йеджи наконец-то появляется в её поле зрения, и Рюджин замечает, что она плачет. Она так сильно хочет утешить Йеджи, но что-то в глубине души останавливает её. Дыхание Рюджин сбивается, когда Йеджи поднимает подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза, забираясь при этом ей на колени. — Я влюблена в тебя, Рюджин, — шепчет Йеджи, и Рюджин большим пальцем вытирает слезу с её лица. — Ты мне очень нравишься. Всегда нравилась и мне жаль, что тебе пришлось пройти… Йеджи прерывается, когда её губы целует Рюджин, вздыхает, когда Рюджин притягивает её за талию, тепло их тел соприкасается достаточно, чтобы сдержать холод ночного воздуха. Йеджи тает, закрывает глаза и наклоняется вперёд, крепко держа лицо Рюджин в своих ладонях, как будто это последний раз, когда они могут увидеть друг друга. Рюджин чувствует, как бабочки наполняют её живот, когда Йеджи улыбается в ответ на поцелуй. Йеджи переполняет неведомая радость, когда она чувствует, как сердце Рюджин колотится быстро и громко. Она целует Рюджин глубже и прижимает их тела друг к другу. Они обе чувствовали отчаяние и тоску в прикосновениях друг друга, в том, как они целовались, и в том, как они обнимали друг друга, как будто их тоска по друг другу за все эти годы была наконец-то удовлетворена. Как будто Вселенная намеренно столкнула их вместе именно в этот момент, ночное небо осветило их обеих кольцом света, похожим на ореол. Йеджи отстраняется первой, краснея, когда видит, что Рюджин смотрит на неё так, словно она лучший человек, когда-либо ходивший по земле, покрытые татуировками руки обнимают её за талию, готовясь защитить от чего бы то ни было. — Я так долго хотела это сделать, — шепчет Йеджи, наклоняясь, чтобы поцеловать Рюджин в нижнюю губу, потом в подбородок, затем в лоб. — Я не могу поверить, что это реально. У Йеджи перехватывает дыхание, когда Рюджин снова целует её, словно подтверждая, что это правда. Она оставляет долгий поцелуй на лбу Йеджи и улыбается шире, чем когда-либо. Йеджи всегда того стоила. Всё это того стоило, только ради неё. — Я тоже тебя люблю. Рюджин может признать, что в своей жизни она совершила много ошибок и прискорбных решений, но влюбиться в Йеджи было не одним из них. И когда она держит Йеджи на руках, обе молча любуются звездами и луной над ними, может быть, — как раз наоборот.