Зачем человеку каникулы?

Кофе, алкоголь не стирает боль — Только ароматы твоих духов. Если бы могла говорить любовь — Прозвучал бы шепот довольных слов… За окном мелькали деревья. Автобус с наклейкой «дети» на лобовом стекле ехал по пустой трассе. Конечно, блин! Полдевятого утра! Воскресенье! А он в ста километрах от города едет в эту глушь на месяц. Успокаивало Антона только то, что там не будет родителей. Никто не будет орать, никто не будет обзывать его неблагодарной тварью, никто не наругает за общение со сверстниками. Парню пятнадцать! Какой летний лагерь? Вы серьёзно? Он уже не ребёнок. Он сам может распоряжаться своим временем! Только родители так не считали… Они наорали на него и сказали, что и так слишком много от него проблем. «Не хватало, чтобы ты ещё тут по улицам шатался!» — говорила его мама. «Засунь своё эго себе в задницу и дай нам с отцом спокойно отдохнуть!» — орала она. «А ты пойми, что мир не вертится вокруг тебя! Неблагодарный ублюдок! Мы тебя растили! Пелёнки меняли, кормили. Ты ещё в нашем доме, в конце концов, живёшь! И ещё смеешь предъявлять какие-то претензии! Не дорос ещё сам своей жизнью распоряжаться! Вот исполнится тебе восемнадцать, и будешь делать, что вздумается! А сейчас ты, к моему великому сожалению, наш сын! И будешь делать всё, что мы скажем! А про лагерь всё уже решено: ты едешь и только попробуй сказать, что ты туда не хочешь, неблагодарная тварь!». Закончив свой увлекательный монолог, мать Антона вышла из комнаты, хлопнув дверью, оставив подростка сидеть на полу, зажавшись в угол. Антону до сих пор стыдно за проявленную тогда слабость. Парень сделал музыку в наушниках громче, чтобы отвлечься от воспоминаний. В этой тишине исчезает суть; Это ты молчишь или я кричу; Это ты во мне или это ртуть? Только прошептать тебе так хочу: Биты забили по ушам. Антон в последнее время подсел на Лазарева. Слушал его день и ночь. Как шестиклассница! Но это как-то успокаивало… Шёпотом… Шёпотом… Эй, парень! Что потом… Что потом… Будет? Ээээй! Антон резко отвернулся от окна, выдёргивая из ушей наушники и испугано посмотрел на сидящего рядом мальчика, который до этого пару раз пихнул его в плечо. А сейчас сидел и смеялся. — Лазарев — топ, правда? — спросил парень в очках, снова заливаясь смехом. — А… Ага, — растерялся Антон, выключая музыку и засовывая телефон вместе с наушниками в карман. Как он узнал? Неужели это было так громко? — Да не бойся ты так. Я чего спрашивал-то… — подросток почесал затылок, вспоминая, — у тебя жвачка есть? — Кто? — так и не пришёл в себя Шастун. — Жвачка! Жрать хочется, а у меня вся еда в рюкзаке. — Еда? — переспросил Антон, протягивая парню упаковку «орбита», которую только что достал из кармана. — Ну да, еда. Чипсики там всякие, сухарики, мармеладки, доширак, — очкарик закинул в рот две пластинки вкуса «морозная мята», а потом начал перечислять, угарая с реакции собеседника. — Печеньки. Конфетки. Майонез. Кофе растворимый. Сосиски. — Сосиски? — глаза Шаста округлились. Что он вообще несёт?! — Ты чё, в первый раз, что ли? — спросил «юморист». Увидев кивок зеленоглазого собеседника, парень продолжил. — Ну, тогда давай знакомиться. Я Дима Позов. Можно просто Поз, — Дима протянул Антону руку. — А я Антон. Антон Шастун. Можно просто Шаст, — Антон протянул руку в ответ, и состоялось дружеское рукопожатие. — Будем знакомы, — Дима улыбнулся, показывая свои белые зубы, — кстати, Лазарев реально топ. — Ага, — ответил Антон, не понимая, с чем соглашался (с тем, что они знакомы, или с тем, что Лазарев топ). Никто никогда не начинал знакомство с ним первым. Его многие избегали, многие шептались за спиной, многие презирали — что угодно, но только не хотели завести с ним дружбу. — Тебе сколько лет? — спросил Позов, рассматривая кольца и цепи нового знакомого. — Пятнадцать исполнилось. А что? — Ну… Это значит, что мы, скорее всего, будем в одном отряде. Может, даже в одной комнате жить будем, — Позов быстро потерял интерес к побрякушкам нового друга. — Ну… Это хорошо, — наверное. Антон не был уверен, что Дима, вроде бы маменькин сыночек, адекватно отнесётся к его привычкам. — Ага. Я, кстати, в прошлом году тоже сюда ездил. Один вожатый тут был… Серёга его звали. Вообще офигенный чел. Он, когда меня с сигаретой спалил, даже не сообщил никому. И родителям не рассказал. Даже советов дал, как не палиться. Так и говорит: «сейчас я великий слепой, но если попадёшься кому-то другому, прикрывать тебя не буду. Наверное… Смотря как попадёшься» Надеюсь, в этом году тоже он у нас будет. Кстати, ты же меня не спалишь? — Поз сощурил глаза и с подозрением посмотрел на Антона. — Не, не, не. Конечно, нет, — для большего эффекта Шаст замахал руками и замотал головой, — только и ты меня. — он перешёл на заговорщический шёпот и подмигнул, вроде как, новому другу. Дима поднял брови, типа: «ты тоже, да?». Антон улыбнулся, забавно сморщив нос, типа: «я тоже, да.» За окном лесные пейзажи и зелёные поля сменились высоким чёрным металлическим забором, за которым стояли трёх-пятиэтажные здания, сцена, какие-то одноэтажные корпуса (скорее всего, столовая или актовый зал). Выглядело это всё как тюрьма, если бы не зелёная трава и голубое небо. Какие-то люди занимались последними приготовлениями: Женщина с ярко-красными волосами стряхивала пыль со столика под раскидистой берёзой… — О. А это Анастасия Вадимовна. Страшная женщина. Справедливая, но жестокая. От неё пощады не жди, если вдруг что, — Антон мысленно подметил, что с ней лучше не связываться. Парень в странных солнечных очках и деловом пиджаке (серьёзно? На улице +20!) что-то делал, но из автобуса было не видно, что именно. Хрустел пальцами? И позвоночником?! — А это наш психолог. С ним лучше на контакт не нарываться. Он странный. На маньяка похож. Вот только маньяка мне тут и не хватало… — А может, на педофила или извращенца… Какой-то мужик перетаскивал какие-то ящики… — А это Игорь. Он, вообще-то, забивной чел, но за сигареты или запрещёнку от него прилично получить можно. Шуточки про суицид не любит, а так он за любой движ. Это и есть самое странное, потому что он медик. Интересно… А этот вообще странный. С хвостиком и в серой в футболке оверсайз. Араб? Армянин? — А это Серый! Вот он. Помнишь, я тебе рассказывал? — Антон утвердительно кивнул. Да. Про этого помню… Дама в розовых очках, с завитыми плойкой блондинистыми волосами и в очень странном платье цвета фуксии делала селфи на фоне клумбы с цветами. — У Ольги Игоревны опять новая причёска, — Дима с отвращением поморщился. — Вот нафига она вообще сюда приехала?! — А что с ней не так? — как-то по-дурацки улыбаясь, спросил Шастун. — Она вообще с детьми работать не должна. Девочки всегда и во всём лучше парней. А те девочки, которые с этим не согласны, тоже её милости не дождутся. Вот всё она найдёт и всех спалит, и… Подожди, не перебивай! Неважно, что ты делал! Курил, с девочкой целовался, печеньку из столовой стащил или в туалете резался… Да, она и в мужской туалет зайти может! В общем, об этом узнает весь лагерь точно, а потом тебя, скорее всего, ещё и к психологу поведут. — То есть её вообще лучше избегать и на глаза не попадаться? –Ага. — А если соблазнить? — Антон приподнял одну бровь. — Удачи, — пожал плечами Дима, и они снова уставились в окно. Рыжая кудрявая собака размером с овчарку прыгала возле светловолосого парня. — О. Эт Лёха. Вон, видишь, с Барсиком играет. Он вроде как сторож, но он только и делает, что с Барсиком играет. Только с Барсиком играть, наверное, и умеет. Кстати, хочешь как-нибудь сходим с Барсиком поиграть? Барсик? Мило… — Ага. А это кто? — спросил Шастун, указав пальцем на какого-то чела в солнцезащитных очках и розово-жёлтой/радужной (какого, блять, она цвета?) футболке. Он прыгал на одной ноге, раскручивая вокруг себя гитару. — Который? — Который гитару насилует. — Кхм, понятия не имею, — ответил Димка, смеясь в кулак, — но по нему видно, что педик. Педик заметил боковым зрением подъезжающий автобус и, потеряв равновесие, начал падать и каким-то образом успел поднять вверх руку с инструментом, не повредив его, а сам упал на пятую точку и свободную руку. Теперь Дима и Антон смеялись уже в голос. Похоже, всё-таки тут можно будет повеселиться. Возможно, всё не так уж и плохо. Наверное, всё очень даже хорошо. — Ладно, Шаст. Давай, если не вместе будем жить, встретимся где-нибудь и вместе пойдём до него докапываться. — А давай! — Антону нравилось, что кто-то готов вместе с ним искать приключения на жопу. — Тут, скорее всего, всё равно делать нечего. Дима встал, усмехнулся и снял с багажной полки свой рюкзак. — Почти приехали уже, — сказал парень, повысив голос, так как автобус входил в поворот, скрипя тормозами. — Зачем так орать? — шикнул Шастун, который просто ненавидел привлекать к себе внимание. А на них сейчас смотрели около десятка любопытных глаз. — Это ты молчишь, а не я кричу. Это вызвало у Антона ассоциацию с любимым (почему???) певцом, и он снова засмеялся, расслабившись. Он замолчал. Он любил молчать. И сейчас он наслаждался, возможно, последними за месяц минутами молчания.