Океан моей боли

Дима

Новость разлетелась по пабликам слишком быстро. Видимо, фамилия моего папаши здорово повлияла на это. Сидя на той, до жути неудобной скамейке, я успел и протрезветь, и уже более здраво подойти ко всей ситуации, но палата по-прежнему оставалась запретной зоной для всех, помимо мед персонала. Дрожь в руках никак не проходила, став моей неотъемлимой частью в последние почти двое суток, что прошли с аварии. За всё это время я бывал дома лишь раз, когда меня почти силой выгнали переодеться и убрать следы бессонной ночи. Стоя в тот вечер на холодном балконе, мнимый покой один за другим разрезали вопросы, что так и оставались без ответа, повиснув в воздухе, в котором отчётливо слышался запах недавно выкуренных сигарет. Кем она работает? Куда ехала в такое позднее время? К своему парню или родителям? Почему никто так и не пришел к ней, чтобы узнать её самочувствие? Казалось, что меня не отпускало ни на минуту. Гложущее чувство вины лишь разрасталось, не оставив ничему другому места в моей пошарпанной душонке. — Дурак, — сам себе промолвил, глядя на огни ночного города. Центр утопал в изобилии ярких вывесок и на их фоне меркли все звёзды на чистом полотне неба. Я злился каждый раз, как мне отказывали в визите в палату, но хотел оттянуть этот момент к крайней точке. Что я ей скажу? Она вспомнит, что виновником был я? Той ночью я так и не смог уснуть, слишком много нерешенности не давали мне этого сделать.

***

Больничный покой стал более привычным. И какой ненавистной мне не была бы атмосфера больницы, которую на дух не переносил ещё с детства, пришлось свыкнуться. Где-то вдали слышны тихие голоса медсестёр, что обсуждали новопривезенных пациентов, на регистратуре беспрестанно звонил телефон, который будто нарочно игнорировали, лишь бы покапать на нервы. Пара человек в белых халатах стремительно шли к последней палате. Именно к той, дверь которой я успел просверлить взглядом точно не меньше сотни раз. Внутри поселился давно забытое волнение за чье-то состояние. Их спешка настораживала. — С ней всё в порядке? — остановил за рукав одного из двух. В моём взгляде читалось беспокойство и я заметил такую же эмоцию в глазах напротив. Сердце на миг замерло. — Не сейчас, мальчик, — мужчина, чуть худее и выше меня, освободился от хватки и забежал в приоткрытую дверь. Я успел лишь кинуть короткий взгляд в сторону белоснежной пластиковой двери перед тем, как громкий звук телефонного звонка оглушил всех в этом коридоре с эхо. — Какого чёрта ты творишь, сукин сын?! — отец по ту сторону трубки был в гневе. — Ты думаешь, я хотел такого исхода событий? — безрадостно хмыкаю. Пальцы нервно поправляют бахилы и я поднимаюсь с места. Пальцами подхватываю чёрный рюкзак и иду в сторону выхода. Разговаривать тут очень некомфортно. — Ты хоть осознаёшь, какой огромной огласки всё может набыть? — Поздно ты отозвался, — перед глазами пролетают заголовки утренних новостей. — И как себя чувствует та девчушка? — он раздраженно вздыхает. — Хоть не на смерть? — Без сознания, и, кажется, ей только хуже. Таить правду сейчас бесполезно, потому даже не пытаюсь скрасить реальность. Я сам не замечаю того, как нервно хватаю из кармана пачку сигарет и, держа телефон между плечом и ухом, прикуриваю. — Молодой человек, тут с сигаретами нельзя, — миловидная девушка с иссиня-чёрными волосами появляется из-за моей спины и робко касается моего локтя, чтобы я не упустил момент её прихода. Я теряюсь на несколько секунд и когда она указывает рукой влево, очевидно, чтобы я обошел здание с той стороны. Не медля сбегаю вниз по ступенькам. Даже касания сейчас чувствуются как-то по-особенному, словно я нахожусь в какой-то иной реальности. — Врачи молчат о подробностях, — говорю отцу и набираю полные лёгкие дыма. — К ней приходил кто-то? — Совсем нет, никого не было, — я съеживаюсь от морозного ветра и отворачиваюсь другим боком, чтобы погодные условия не препятствовали разговору. — Чудно. Думаю, с ней будет просто договориться. — Договориться о чём? — Статус отца, у которого сын — узник тюрьмы, мне не нужен, — огрызается тот и я на миг замираю, представив себе такой, вполне вероятный исход событий. — Я попытаюсь замять всё с девчонкой. Деньги нынче решают многое. Поезжай домой и только попытайся высунуться оттуда до моего приезда. — Я не уеду, пока не удостоверюсь в том, что она будет в порядке. — Мне кажется, ты меня услышал, нет? — его голос излучает вполне реальную угрозу, но сейчас его тон просто проходит мимо ушей. — Нет, папуля, я останусь тут, — язвлю и тут же сбрасываю вызов. — Не всё решается деньгами. На том конце провода слышатся оборванные гудки, а это значит одно. Через полчаса отец приедет сюда, будет рвать и метать. Стараюсь набрать в лёгкие как можно больше воздуха и заминаю пальцы. Мало того, что у меня в голове каша, так ещё теперь и это. Опираюсь на стену и устремляю свой взгляд на небольшую качельку, где сейчас сидит девушка лет двадцати, качая на руках ребенка. Это мигом ударяет мне в голову и меня начинают тревожить мысли. Вдруг у этой девушки есть ребенок? А ещё хуже, если двое. Во что я только вляпался? Решительно затушив окурок о кирпичи, я отправляюсь обратно в помещение больницы, пытаясь глазами отыскать хотя-бы кого-то из врачей, дабы выпытать у них хоть частичку информации. Вижу, как к стойке регистрации подходит довольно высокая женщина в синеватой одежде. На сколько я успел заметить, в таких костюмах ходят именно врачи. Подойдя чуть поближе к стойке регистрации, вижу то, как женщина с бейджиком " Василиса Нарочинская — заведующий хирургии», расписывается в бланке. — Родственники, знакомые Андреевой есть? — за то время, пока проходило оформление, я смог узнать, что несчастную звали Кира Андреева, поэтому с уверенностью подошёл чуть ли не впритык к хирургу. — Есть, я… — в голове перемешались миллионы вариантов кем я могу представиться, ведь не могу же я сказать «Я её сбил, и знать её не знаю». — Я её сосед, мы живём в соседних квартирах, — на ум пришло только это и пришлось ляпнуть эту несуразицу. И где только отдыхает мой мозг? — Меня зовут Василиса Алексеевна, я оперировала эту девушку, — женщина окинула меня взглядом, а после и вовсе уткнулась носом в бумажки. — С ней что-то не так? Можете сказать напрямую, я уже устал бегать за вами как щенок, — внутри вспыхнула ярость, а голос заметно стал грубее, на момент мне даже стало стыдно за эти слова, но что сказано, то сказано. Василиса ещё раз посмотрела на меня исподлобья, затем подпёрла голову одной рукой, а второй стала постукивать по столу. — Нина, дай ему халат, я проведу его в реанимацию, — насколько я понял, женщина говорила это кому-то из медсестёр, но выполнения приказа не последовало. — Под мою ответственность, не переживай, — медсестра вмиг засуетилась, и через пару мгновений в моих руках оказался халат, что я моментально накинул на плечи. Врач молча кивнула мне, сворачивая в правую сторону, а после повернула к лифту. — Во время операции нам пришлось принимать крайние меры. Асистолия под ножом случалась три раза, мы буквально её еле вытащили с того света. Травмы были почти несовместимые с жизнью, — нажав на кнопку с цифрой четыре Нарочинская продолжала смотреть на меня, но я не мог разделить с ней этой участи понимая, какие могут быть последствия. Заведующая на время замолчала, а когда прозвучал характерный звук для прибытия лифта на нужный этаж, она продолжила. — Скорее всего у неё потеря памяти. Осколки, находившиеся у неё в голове, повредили некоторые нервные отросточки, поэтому не факт, что она вас вообще вспомнит, да и в принципе, хоть что-нибудь вспомнит, — от удивления мои глаза чуть не вылезли на лоб. Не сказать, что я был прямо рад этой новости, но некий страх отошёл на задний план. Задумавшись, я и не заметил, как передо мной открылась дверь в реанимацию. В нос тут же ударил едкий запах стерильности и каких-то медицинских препаратов. Оставалось лишь отодвинуть шторку, дабы ещё больше запутаться в ситуации. Чёрт меня вообще дёрнул на это всё, мог же спокойно уехать…