while you sleep, I’ll be scared

Голубоглазый Дьявол ждал его в каждом сне, даже несмотря на то, что Ястреб засыпал, сжимая руку своей Леди. Он наклонялся к нему, гладил по бескрылой спине горячими руками и называл его своим. «Ты так много сделал для меня, Таками Кейго», — голос Даби говорил о пепелище, в которое превратился мир. Но это были не слова Даби — Даби уродовал слова его Леди, он уродовал трепет и тепло своим низким тягучим голосом, он заливал яд в ушные раковины Ястреба, и последний его взгляд всегда был направлен на то, как тот резким, предательски судорожным движением вскидывал руки и зажимал свои уши. Он снова проснулся — холодные ладони на ушах, как будто это могло спасти его. И его Леди тянулась к нему своими израненными руками. — Снова кошмар, Кейго? — сонно спросила она. Он посмотрел в её сторону. Они с детства были лишены нормальной жизни и спокойного сна, поэтому он просыпался от её болезненных стонов, а она — от любого его шороха. Они всё ещё были заперты в клетке — даже сейчас, когда двери были открыты. Потому что они выбрали друг друга. — Прости, — сказал он, улыбнувшись. Он не мог не улыбаться, глядя на неё. — Всё в порядке. Иди ко мне, мой мальчик. — Она раскрыла руки. Странно было называть друг друга «сенпай» и «кохай», когда вы спите в одной кровати и разделяете короткие поцелуи. Ястреб горячо прижимался к ней губами, и она слабо смеялась, закашливаясь. Конечно, думал он, это были не лучшие поцелуи в её жизни. Она была прекрасной, красивой героиней, у неё были партнёры лучше, чем он — слишком молодой мужчина, который не знал ничего о том, как дарить любовь, молодой мужчина с лимитом ласковых слов и полым телом. Он ещё в самом начале попросил не называть его «птенчиком» и «птичкой», даже «Ястребом». «Таками Кейго» тоже раздавалось в голове страшным криком, пахло гарью и кровью — плохое воспоминание. Это воспоминание не должно было стать частью его отношений с Леди. Но она любила его имя. Он не мог отказать ей в этом, он не мог сказать, что оно ощущалось на языке вкусом железных скоб. Это имя было чужим — это было сложно объяснить. Поэтому он оставался «Таками Кейго», только из-за её ласкового шелестящего голоса. Но так хорошо было быть «мальчиком». Они смеялись в лицо их разнице в возрасте: «её мальчик» и «его женщина». И это было хорошо, это было их маленькой шуткой — только для них двоих. Это было их шуткой, а Ястреб любил улыбку на губах его Леди. Он должен был хранить её. Он должен был сохранить хоть что-то. — Ты такая тёплая, — промурчал он, уткнувшись лицом в её мягкую грудь. Его ладонь неуверенно легла на её бедро, когда она закинула на него ногу, и он почувствовал её усмешку. — Не стесняйся, — хрипло прошептала она в его макушку, обняв пальцами его предплечье. — Я люблю, когда ты ко мне прикасаешься. Он не верил этому первое время. Как можно было поверить тому, что прелестной Леди Наган было это интересно? Что он был ей интересен? Особенно теперь, ведь он был сломанной игрушкой. «Кажется, у тебя отрасли крылья, Таками Кейго!» — крикнул Даби, склоняясь над ним. И когда он очнулся, никого не было рядом — сломанные игрушки никому не нужны, стоило бы давно усвоить этот урок. Только его Леди сидела у больничной кровати, такая же сломанная. Похудевшая, слабая, с обожжённой кожей, шрамами на лице и тихим голосом, к которому поначалу надо было прислушиваться, чтобы хоть что-то понять. «Мне рассказали, что случилось. Поверить не могу, что ты пришёл в себя, — прошептала она. — Безнадёжный оптимист». Они нашли друг друга, сидя в стерильной палате. «У тебя хорошо», — слабо сказала Леди, потом, сидя у него дома. Она была рядом с ним в больнице, принесла ему одежду из дома, когда его выписывали, проводила его до подъезда и согласилась выпить с ним кофе. Кофе дома не оказалось, и они долго смеялись над этим. Но она согласилась разделить с ним банку пива, потому что больше в его холодильнике ничего не было. Она хорошо смотрелась на его кухне. Её никто не ждал. Кейго сказал: «Так оставайся тут». Дурак. Зачем ей было оставаться с ним? Он был обузой, он ничего не умел. Он был проклят, небеса отвергли его и Дьявол сжёг его тело в своём адском пламени. Это было нечестно — просить её остаться. Это было нечестно — ответить на её слабое прикосновения. Если кроткий медовый взгляд можно было считать ответом. Это было нечестно — любить её сломанный голос. «Спасибо за ужин», — говорила она, выходя из-за стола. «Спасибо, я забыла», — говорила она, когда он протягивал ей банное полотенце, просунув одну руку за дверь в ванную. «Спасибо», — говорила она, сонная, обнимая его, хотя это он должен был благодарить её. «Спасибо, ты так много сделал для меня, Таками Кейго». Дьявол улыбался, каждую ночь обещал лишить его этого. Дьявол упрямо напоминал ему о себе, и не давал Ястребу сделать его женщине хорошо. Потому что Даби было интересно, как далеко Ястреб может зайти, и Комиссия не хотела, чтобы этот интерес пропал. Комиссия сделала его солдатом, Комиссия сделала его рабом, Комиссия сделала его красивым. Даби говорил ему: «Какая красивая птичка». Даби говорил ему: «Тебе это нравится?» И Ястреб из раза в раз отвечал, что да, ещё, мне очень нравится, пожалуйста, прикоснись ко мне, пожалуйста. Он был готов на всё, он должен был. Он позволял душить себя, он стонал и закатывал глаза, он глотал сперму, он разводил ноги, он умолял. Он кончал, а потом усмехался своему жалкому, дрянному отвращению. Если ты никогда не хотел мужчин, что это такое? «Если ты не хочешь, чтобы я к тебе прикасалась, то можешь сказать», — прошептала его Леди, когда он вздрогнул от того, что она опустила руки между его ног. Она тяжело дышала, на щеках был румянец. Ястреб любил её пальцами и языком, но она тоже хотела сделать ему приятно. «Мальчик, всё в порядке». Она погладила его по лицу. «Я тоже не хотела заниматься сексом, когда мне было плохо. Всё нормально. Я понимаю тебя». Он поцеловал её. Он должен был быть честным с ней, потому что так поступали нормальные люди. Он должен был признаться: «Я занимался сексом с Даби». Он должен был признаться: «Мне противно от себя». Но истые слова пугали его, и вместо этого он задрал на себе футболку. Она нежно, испуганно даже — боже, она ведь была бесстрашной, но неужели она боялась за него? — коснулась ожогов в виде ладоней на его боках. Даби сжигал его так, чтобы они остались на нём. Они были сильными и глубокими. Они напоминали мёртвую кожу Даби. Но это был Даби, а не его Леди. Она должна была знать это. «Мой мальчик», — выдохнула она. Он прижал её ладони к ожогам одеревенелыми руками. Он не чувствовал её прикосновения, но знал, что она прикасалась к нему — вот, что было важно. Его Леди прижалась к нему. «Господи, мой мальчик. Я ненавижу их всех, я бы убила их всех, если бы знала…» Ястреб не знал о ком она говорила — о злодеях и Даби, о героях и Комиссии? Он знал только то, что она ненавидела ради него. Ему было хорошо и мерзко от этого. Хорошо — она любила его. Мерзко — его Леди, его женщина заслуживала большего, чем это жалкое чувство с его стороны. Она заслуживала ответа. А так ёё чувства срывались в никуда — он был ничем. Она приняла его, и он испугался принять это. «Прости. Я не могу, — прошептал он ей на ухо. Он сам не был уверен, что имел в виду — впервые в жизни. — Прости меня». — Прости, — повторил он, пробираясь пальцами под её спальную рубашку, обнимая её за талию. — Я не хотел будить тебя. Ему тут же стало стыдно за эти слова. Какая мелочь. Он зря тревожил её своими извинениями. Она крепче обняла его и зевнула. — Я хочу, чтобы ты будил меня. — Да? — он поднял голову, улыбаясь. — По утрам ты не очень мне рада. — Неправда, гнусная ложь. — Ты швырнула в меня подушкой позавчера, — рассмеялся Ястреб. — И за что? За то, что я позвал тебя завтракать! Она затряслась в его руках от смеха. Он прильнул к ней, к ней — к её живой коже, которая всё ещё могла чувствовать его прикосновения. К тихой и сонной. К первому человеку, который захотел позаботиться о нём. Забота была чем-то новым, поэтому он касался её очень аккуратно, словно всё это было ненастоящим. Забота была чем-то новым, он не умел принимать и дарить её — это было в равной степени сложно. Может быть, ему стоило делать что-то по-другому. — Тебе не нужно быть таким храбрым, — прошептала ему его Леди. Её рука нашла его руку, она переплела его пальцы со своими, но он не сжал их в ответ. — Ты спишь? — добавила она, и он промолчал. Он закрыл глаза, чтобы не щекотать ресницами её ключицы, и замер. Её дыхание успокоилось, но он не шевелился, чтобы не потревожить её. Ноги затекли. Голова болела, хотелось встать, сходить на кухню и налить себе воды. Хотелось спать. Хотелось сбежать ото сна. Но он боялся разбудить её снова. Он боялся засыпать. Бояться было стыдно — нельзя было бояться. Перед тем, как Дьявол со злой улыбкой коснулся его спины, Ястреб пообещал себе быть храбрым.