Обещать не значит жениться

      Белая ароматическая свеча, некогда подаренная Кате Юлианой, сиротливо горела, озаряя скудным светом ее рабочий стол. Отражаясь в темном экране монитора и линзах очков, она согревала ее ладонь, которую Катя поднесла к дрожащему пламени, и наполняла каморку умиротворяющим запахом чего-то сладковатого и пряного.       Катя оцепенело смотрела на огонь, иногда смыкая тяжелые веки. Спать не хотелось, просто усталость была уже хронической. Острая боль, пронзившая ее насквозь в день прочтения инструкции, потихоньку трансформировалась в тупое, приглушенное чувство. Отболело, может? Только обида осталась.       Почему-то еще вчера в ней горел азарт. Катя была готова мстить, провоцировать Жданова на ревность и злость, щекотать его нервы не готовым фальшивым отчётом, а сегодня ее остервенелый пыл вдруг исчерпался. Остыл, как воск от догоревшей свечи. Она и сама как-будто выгорела.       Андрей ей врал. Врал искусно и цинично. Даже не погнушался втянуть в эту мерзкую ложь ее родителей. После вчерашних признаний отец уже почти смягчился, а мама все расспрашивала ее, что Андрей любит из еды, чтобы в следующий раз принять молодого человека дочери как подобает. Кате же хотелось провалиться сквозь землю. Знали бы они, как обстоят дела на самом деле. Отец бы не вынес такого позора, такой изощрённой бесчестности. А, может, оно и к лучшему, что эта грязь обойдёт их стороной? Не нужно им ничего знать. Пусть думают, что у их дочки все хорошо, что она счастлива и любима. К чему им лишние переживания?       После той истории с Денисом здоровье отца заметно подкосилось. Вида он не подавал, всячески бодрился, но Катя чувствовала, как ему было обидно и больно за нее. Пусть уж теперь он успокоится и думает, что у нее все хорошо со Ждановым. Потом она найдёт способ сделать так, чтобы естественно расстаться, ведь она уже знала, что продолжать работать в Zimaletto после его подлости она не сможет. Она просто уедет. Далеко. Чтобы забыть раз и навсегда, кто такой Андрей.

***

      Малиновский не был дипломированным психологом, но на Жданове за время их дружбы отточил до совершенства навыки гипноза. Вот и сейчас, склонившись над президентом, страдающим от тяжёлого похмелья, он пытался до него достучаться.       — Завтра прилетает Павел Олегович, а отчёт еще не готов! Да-а, Жданчик. А ситуация-то патовая… Подвела нас Пушкарёва, — вице-президент горестно вздохнул. — Готовятся уже с Зорькиным, наверное. Присматривают оффшоры.       — Хватит! — рявкнул Жданов, но тут же схватился за саднящие болью виски. Все-таки не привык он к такому зелью как наливка Валерия Сергеевича. — Я сам понимаю, что мы в глубокой заднице, Малиновский!       — Так и что же ты тут сидишь? Иди к своей горилле! Неси открытку, шоколадку и падай в ноги.       — Я не могу. Не могу больше врать ей!       — Жданов, отставить приступ филантропии! — саркастически фыркнул Рома, скрививишись. — Зорькин тебя не пощадит. Не надейся. Оставит с голым задом и укатит с очкастой мартышкой на моря. Я понимаю, что Пушкарёва уже сидит у тебя в печенках, но что делать?       — Да заткнешься ты или нет! У меня твои шутки идиотские сидят в печенках! — заорал Андрей что есть мочи. Роман даже вздрогнул и с серьёзным видом закусил губу. — Вчера нас видел ее отец. Я целовал Катю у подъезда, а он вышел и… — Жданов понизил голос. — Ром, я сидел с ним за одним столом и обещал, что не причиню Кате боли. Я не могу, понимаешь? Она — чудесная девушка. А ее родители — прекрасные люди. Они какие-то настоящие, что ли… И тут я — грязный и фальшивый насквозь.       — Андрюх, ну ты так себя не изводи! Мы уже говорили с тобой об этом, — Рома включил убаюкивающий тон и снова принялся обрабатывать друга и президента. — Катя с тобой счастлива. А под луной ничто не вечно. Потом просто разойдетесь как в море корабли. Формулировка прозрачна — не сошлись характерами. Главное — отчет у нее вытряси.       Андрей ничего не ответил. Просто закрыл глаза и обреченно опустил голову на стол, будто отгораживаясь от всех и от всего.

***

      Рабочий день уже давно подошёл к концу, офис опустел, только из Катиной каморки брезжил чуть заметный свет от настольной лампы.       Она сегодня в очередной раз засиделась допоздна на работе. Завтрашний день заранее обещал быть тяжёлым и морально изматывающим — приезжали Ждановы. Павел Олегович несомненно захочет увидеть предварительный баланс, Маргарита будет без умолку говорить о предстоящей свадьбе Киры и Андрея, Воропаева будет играть довольную жизнью невесту, а ей придётся на все это смотреть. Да еще Жданов наверняка с отчётом замучает. Странно, что сегодня ни разу не заходил. Неужели Малиновский не написал ему очередную открытку?       Не успела Катя усмехнуться собственным мыслям, как раздался осторожный, чуть слышный стук в дверь. Увидев Андрея, она удивилась. Она была уверена, что он давно уехал с Кирой, и ей тоже можно будет спокойно отправиться домой. Выглядел он неважно, похудел и осунулся. Хмурый взгляд выражал глубокую усталость и апатию, мешки под глазами кричали о хроническом недосыпе и стрессе.       — Андрей… Ты здесь? — тихо спросила Катя, бессознательно перейдя на ты. Ночь, опустившаяся на город, снова стерла границы между ними, а нервное истощение и противная разбитость мешали играть роль стервозной мстительницы.       — Да, дел было много. Спускался на производство, — ответил он и чуть заметно улыбнулся. — Да и смысл ехать домой? Очередная бессонница мне обеспечена, ведь завтра мои приезжают.       На его лице читалось такое изнеможение, такой упадок сил, что в искренность его слов безукоризненно верилось.       — Я подготовила баланс. Ну, который нам нужен. Покажу его завтра Павлу Олеговичу.       — Спасибо, Кать. А отчет? — он подошёл ближе, присел перед ней на корточки и склонил голову на Катины колени.       Как же было тяжело выносить его близость, такую неподдельную нежность. И опять отчет. А за словами об отчёте следует отдрессированная ласка. Как же тошно от этого всего. И в пору бы оттолкнуть его и бежать, но ладонь сама легла на мягкие чёрные волосы, невесомо поглаживая его по голове.       — Кать, отчет будет завтра готов? — едва слышно повторил Жданов, не поднимая головы с ее колен.       — Я работаю над этим, Андрей Палыч, — кратко ответила Катя сквозь сжатые зубы.       — Кать, мне так плохо.       — Это после наливки, Андрей Палыч.       — Нет, Кать. Дело не в этом. Меня очень тревожит ваше поведение. Я кинулся в эту аферу с залогом как в омут с головой, потому что я верил. Верил тебе, Кать! Верил Малиновскому!       — Роман Дмитриевич вас не бросает. Более того, ратует изо всех сил за успех операции, — ее холодный смех сковал сердце. По спине Жданова прошёл неприятный холодок, он отстранился и внимательно посмотрел Кате в глаза.       — Что случилось с тобой, Катя? Что случилось с нами? Мы перестали друг друга понимать. Сегодня я был на производстве, смотрел на работу швейных машин. Их монотонный гул меня успокаивает. Я тогда задумался, что же меня угнетает больше всего. И понял, что это не отчет, не совет директоров, не Воропаев и не свадьба с Кирой. Это моя гнусная ложь отцу. Я не могу признаться ему. Я боюсь. И боюсь отнюдь не того, что останусь без президентского кресла и что Воропаев посыплет мою голову пеплом. Вдруг отец не переживёт потери Zimaletto? Вдруг это ударит по нему? Он уже не молод, да и сердце вечно беспокоит. Вот чего я боюсь, Кать! И ты, ты всегда была для меня самым близким человеком здесь в компании. Так уж вышло, что знакомы мы недавно, но я видел, я чувствовал, что я могу на тебя положиться. А что сейчас? Ты отталкиваешь меня, отстраняешься, отдаляешься, а я не могу ничего сделать. Твое право не испытывать ко мне чувств, но я не понимаю, что я сделал такого, что разрушило наше человеческое взаимопонимание? — Андрей не сводил с нее пронзительного взгляда. На последних словах его укоризненный голос дрогнул и упал до шепота. Он пытался казаться спокойным, но видно было, как часто и прерывисто он дышит.       Катя закрыла пылающее лицо руками. Бросало в жар, сердце дрожало как осиновый лист, а душа разрывалась на части. Она уже потеряла связь с истиной и снова не отличала его ложь от правды, снова была готова поверить, броситься к нему в объятия, утешить и утешиться самой. Сколько ей еще придётся выслушать подобных речей, прежде чем она отдаст ему липовый отчет и уйдёт из компании навсегда? Нет, больше терпеть не было сил.       Не глядя, она нащупала в ящике стола несколько смятых листов бумаги. Что там было написано хотелось забыть навсегда, но она помнила всю эту грязь практически построчно.       — Возьми, — глухо сказала Катя.       — Что там? — Жданов непонимающе нахмурился.       — Я думаю, что для тебя там нет ничего нового.       Подкатил ком нервной тошноты, и Катя зажала рот ладонью. Первые слезы обожгли щеки, она попыталась встать, не в силах выносить больше его потерянного, потухшего взгляда, но снова обессиленно опустилась на стул, изо всех сил пытаясь заглушить всхлипы, рвущиеся из горла.       Игра была окончена.