Все самое лучшее

Место, на которое жаловались жители небольшого городка на окраине Юньмэна, просто кишит нечистью — даже удивительно, откуда столько взялось на небольшом с виду кладбище. Не иначе, какой-нибудь темный заклинатель порезвился. Разрубая прущих на него мертвецов и злобных духов, Цзян Чэн думает, что чуть ли не впервые за свою заклинательскую жизнь встречает, чтобы люди не преувеличили опасность, а как будто даже наоборот, не поняли, насколько все серьезно. Тоже не то, с чем он бы не смог справиться, но все-таки Цзян Чэн рад, что взял с собой увязавшихся за ним от нечего делать Вэй Усяня и Лань Ванцзи: втроем дело идет гораздо быстрее. — Думаю, мы с Лань Чжанем заработали на ночь в приличной гостинице, вкусную еду и хорошее вино? — Вэй Усянь усмехается, покачивая набитой под завязку ловушкой для духов, но морщится, когда Лань Ванцзи ловит его за руку, внимательно осматривает через прореху в рукаве раненое плечо. — Брось, Лань Чжань, это всего лишь царапина. Лань Ванцзи молчит, но под его взглядом Вэй Усянь затыкается и не мешает перевязывать руку вытащенной откуда-то из рукава тряпицей. Удивительное умение, Цзян Чэн подумывает попросить Лань Ванцзи, чтобы научил и его. — А может, тогда и вы вернете мне за простой и питание? Живете у меня больше дней в году, чем в Облачных Глубинах, так и разориться можно. Но от его слов Вэй Усянь только отмахивается. — Ни за что не поверю, что великий орден не способен прокормить двух заклинателей. Ну так что, идем искать гостиницу? В чем-то Цзян Чэн с ним согласен: лететь несколько часов на мечах в Пристань Лотоса ему и самому сейчас не хочется. А хороший постоялый двор здесь есть, останавливался когда-то. Немолодой уже хозяин встречает их радушно, а признав в нем главу ордена и вовсе начинает лучиться гостеприимством. Доставшиеся им покои просторные, с несколькими комнатами: для проезжающих иногда состоятельных гостей с семьями и слугами. Наверное, хозяин полагает, что им понадобится по отдельной спальне, но, увидев широкую кровать уже в первой из показанных комнат, Цзян Чэн кивает: — Нам подходит. Даже если в остальных комнатах окажутся узкие постели для слуг, это не имеет значения: все равно никто из них не собирается ночевать отдельно. Бочка для омовения уже стоит за ширмой, судя по тому, как быстро, вода была нагрета для кого-то другого, но хозяин разумно решил, что им нужнее. Пообещав, что еще две бочки приготовят как можно скорее, а еду и вино принесут, как только господа пожелают, хозяин наконец уходит, оставив их одних. — Я первый! — заявляет Вэй Усянь, начиная разуваться и развязывать пояс уже у порога. — С чего вдруг? — Одежда успела пропотеть и запылиться, волосы кажутся грязными, так что уступать ему Цзян Чэн точно не намерен. — Я раненый! — А я оплатил комнату и эту бочку! — Ну не будь таким мелочным. Чтобы снять одежды, Вэй Усяню приходится сначала развязать узел и размотать наскоро сделанную Лань Ванцзи повязку, так что Цзян Чэн успевает раньше: с удовольствием погружается в горячую воду и довольно вздыхает. Именно то, чего ему не хватало. Добравшийся наконец за ширму Вэй Усянь оглядывает его оценивающе, и Цзян Чэн закидывает руки на борта бочки, всем видом показывая серьезность своего намерения оставаться здесь, пока ему не надоест. — Ладно. Тогда я к тебе. Вэй Усянь тоже настроен серьезно, а бочка достаточно велика, чтобы ему удалось влезть в нее, потеснив Цзян Чэна. — И правда хорошо, — заявляет он, упираясь ступней в бедро Цзян Чэна и пытаясь добраться дальше. Цзян Чэн ловит его за ногу, щекочет, и вода, без того поднявшаяся почти до самого края, все-таки выплескивается на пол. — Лань Чжань, иди к нам! — предлагает Вэй Усянь, отсмеявшись, но, к счастью, у Лань Ванцзи ума побольше. — Нет. Я подожду. — Как знаешь. А тогда поможешь мне помыть волосы? Раз уж я ранен. — Вэй Усянь приподнимает руку, по которой снова начала течь кровь, и роняет с деланным бессилием, — и на это Лань Чжань, конечно, ведется. Цзян Чэн криво усмехается, глядя на то, как бережно тот перебирает спутанные мокрые пряди, и с каким удовольствием подставляется под его прикосновения Вэй Усянь. Каждый раз он так: придумывает хитрости, чтобы удержать Лань Ванцзи рядом, получить еще больше ласки, словно тот и без того не готов отдать ему все, что имеет. Поначалу Цзян Чэн и то, и другое считал глупостью, а теперь то ли привык, то ли и сам с ними поглупел. Ему нравится наблюдать за ними, одно это наводит на мысли о приятном продолжении вечера. Цзян Чэн опускает ладонь под воду, кладет на свой член и больше не мешает Вэй Усяню поглаживать его бедро ногой. И почти собирается продолжить прямо здесь и сейчас, когда Вэй Усянь и Лань Ванцзи начинают целоваться. Глядя на запрокинувшего голову Вэй Усяня, подрагивающий на длинной шее кадык и мягко касающиеся его сильные пальцы Лань Ванцзи, Цзян Чэн медленно придвигается ближе, и, заметив его движение, Вэй Усянь раздвигает ноги, подпуская. Если бы Цзян Чэн был темным заклинателем, он бы проклял слуг, которые выбрали именно этот момент, чтобы сообщить о готовой бочке. Несмотря на разочарованный стон Вэй Усяня, Лань Ванцзи поднимается на ноги. Выглядит он почти прилично: только пряди волос, попавшие в воду, намокли, а губы покраснели от поцелуев. — Займись пока его раной, — напоминает он Цзян Чэну, прежде чем выйти из-за ширмы, и Цзян Чэн все-таки не удерживается от нескольких ругательств покрепче в сторону помешавших им слуг. Сидеть в воде больше не хочется. Цзян Чэн первым вылезает из бочки, напоследок попытавшись макнуть Вэй Усяня с головой — ну и что, если Лань Ванцзи уже помыл, может, ему тоже хочется поучаствовать? А когда это ему не удается — уворачивается Вэй Усянь по-прежнему ловко, — хватает единственное полотенце и, обтеревшись, собирается занять и постель. Отдавать полотенце он не собирается, но, заметив, какая лужа уже натекла с выбравшегося из бочки Вэй Усяня, отчетливо понимает, что вся вода рискует скоро оказаться в их общей постели, и отказывается от своего плана. Получив наконец полотенце, Вэй Усянь удовлетворенно вытирается, и тут же с разбега падает на постель, раскидываясь по самому центру. Все равно ненадолго. — Вставай, я обещал позаботиться о твоей руке. — А так не можешь? — Вэй Усянь жалобно вздыхает, но все-таки садится поближе к краю. Рана и правда неглубокая и уже почти не кровит, зашивать не придется. Так что Цзян Чэн наскоро смазывает ее заживляющей мазью и перевязывает. Времени на это уходит совсем немного, а Лань Ванцзи ждать еще долго. Разогревшееся после купания тело требует перейти к другим удовольствиям, руки как будто сами собой тянутся к снова растянувшемуся на животе Вэй Усяню. Цзян Чэн проводит ладонью вниз от лопаток до поясницы, и когда Вэй Усянь потягивается, мышцы приятно сокращаются под теплой гладкой кожей. Лань Ванцзи не мешал Вэй Усяню лениться, если у того было такое настроение, а Цзян Чэн сам тренировался каждый день и не давал отлынивать другим. То, что Вэй Усянь, почти всегда побеждавший его как в стрельбе, так и на мечах, теперь был заметно слабее, раздражало больше, чем он ожидал. И, даже зная, что прежнего уровня с этим телом он достичь не сможет, Цзян Чэн надеялся, что разрыв в их умениях станет хотя бы не настолько сокрушительным. Результат определенно есть, Цзян Чэну нравится. Он сдвигает руку ниже, но все-таки сдерживает порыв звонко шлепнуть: Лань Ванцзи не возражает против такого обращения, а вот Вэй Усянь каждый раз подскакивает и начинает возмущаться, так что проще не связываться. И что ему настолько в этом не нравится? Задумавшись, Цзян Чэн гладит и мнет ягодицы, спускаясь все ниже. Приходит в себя только понимая, что палец уже пробрался в ложбинку, трет настойчиво, еще немного — и окажется внутри. Вэй Усянь дышит тяжело и прерывисто, но ничего не говорит, как будто ждет, что Цзян Чэн будет делать дальше, только заинтересованно приподнял бедра и едва заметно прогнулся. У самого Цзян Чэна стоит так, что дождаться Лань Ванцзи не хватит никакого терпения. В любом случае, не первый уже раз, когда третий из них присоединяется позже — и все равно ничего важного не пропускает. Удовольствия хватит на всех. Мешочек с лекарствами он еще не убрал, и это оказывается кстати. Вытащенное из его глубин масло кажется прохладным, и Цзян Чэн растирает его между пальцами, согревая, прежде чем коснуться, надавить, просовывая пальцы глубже. — Кажется, ты делаешь что-то не то, — смеется Вэй Усянь, подставляясь уже в открытую. — То. Лань Ванцзи просил о тебе позаботиться — вот я и забочусь. — Пальцы входят легко, тело принимает их охотно — не до конца ушедшие последствия прошлой ночи. — Кажется, он говорил про руку. Но ты продолжай. И Цзян Чэн продолжает: находит внутри небольшое уплотнение, потирает, прижимая сильнее, и все-таки шлепает Вэй Усяня свободной рукой, когда тот в ответ стонет громко и протяжно. — Тише ты, сейчас же все слуги сбегутся! Ну и ладно слуги, но на месте Лань Ванцзи Цзян Чэн бы точно уже прибежал. Их мечи лежат на столе недалеко от постели, и, зацепившись за них взглядом, Цзян Чэн уже никак не может отделаться от пришедшей в голову мысли. — Что ты там, Лань Ванцзи говорил, делал с Бичэнем? До Вэй Усяня, размякшего от ласки, доходит не сразу. А потом он вдруг заливается краской до самой шеи. Интересно. — Именно то, что он говорил: засунул туда рукоять и удовлетворял ею себя перед Лань Чжанем, каким он был во время нашей учебы в Облачных Глубинах. Ну что ты на меня так смотришь? Он был слишком стеснительным, пришлось подтолкнуть его к более решительным действиям! И вообще это был сон! Про курильницу я тебе тоже рассказывал. Пожалуй, младшего Лань Ванцзи ему даже жалко — извращенцев уровня Вэй Усяня он в те года еще явно не встречал, наверняка для него это было большим потрясением. Цзян Чэн тоже не отказался бы на это посмотреть. — Привези в следующий раз, любопытный должен быть артефакт. — Только пообещай не уничтожать ее, даже если тебе не понравится. — Вэй Усянь ерзает нетерпеливо, намекая, чтобы Цзян Чэн вернулся к прерванному занятию, но тот снова оглядывается на мечи. У Саньду и Суйбяня рукояти по юньмэнской традиции оплетены кожаными ремешками и украшены длинными кистями, но Бичэнь выглядит иначе: сплошной гладкий серебристый металл, широкое закругленное навершие. Цзян Чэн встает с постели и идет к столу, берет оружие аккуратно и уважительно, несмотря на то, что собирается делать с ним дальше. — Лань Чжань тебя убьет, когда увидит, что ты делаешь с его мечом, — говорит Вэй Усянь, но становится на колени и локти, приглашающе отставляет зад. — Я скажу, что это ты взял. — М-м-м, да, это может сработать. На меня Лань Чжань сердиться не будет. — Он умолкает и осторожно выдыхает, когда металл ложится между ягодиц. Внутри уже достаточно масла, да и растянут он хорошо. Можно бы смазать и рукоять, конечно, но это уже кажется совсем кощунством, и Цзян Чэн давит ладонью Вэй Усяню на поясницу, заставляя прогнуться сильнее, а потом помогает себе пальцами, раздвигая мышцы, чтобы впустили, не переставая направлять гладкое навершие глубже. — Ты зачем зажимаешься? Перестань. — Сам бы попробовал! Он холодный. — Цзян Чэн знает: рукоять морозит пальцы, гладкая кожа Вэй Усяня покрылась мурашками. — Ничего, скоро согреется, — обещает он. Кажется, от осторожных коротких прикосновений Вэй Усяню становится еще и щекотно: он тихо хихикает в сложенные перед собой руки, вздрагивает и переступает коленями, расставляя их шире. Как ни странно, его возня помогает: навершие, на миг сильнее растянув плоть, проходит внутрь, мышцы охватывают более узкую рукоять, и Вэй Усянь сначала вскрикивает, а потом стонет так, что у Цзян Чэна по спине пробегают мурашки. И тут же тихо ругается. — Знаешь, даже когда я делал это сам, оно не было так… — Глупо? — Странно. — Вэй Усянь неопределенно помахивает пальцами. — Но увлекательно. — Похоже на то, что было во сне? — Да, есть немного. Убедившись, что все в порядке, Цзян Чэн направляет рукоять чуть глубже, и Вэй Усянь перестает болтать. Ему нравится пробовать в постели разное, впитывать новые ощущения. Цзян Чэн утирает о предплечье выступивший на лбу пот, перехватывает рукоять поближе к ножнам, вжимает медленно и плавно, чтобы не навредить. Рукоять прохладная и чуть покалывает пальцы, наверняка Вэй Усянь тоже чувствует. Это немного напоминает искры Цзыдяня, — и Цзян Чэн впервые задумывается, что, наверное, им тоже можно делать что-нибудь приятное. Обратно рукоять выходит по-прежнему сияюще-чистой, словно грязь к духовному оружию не липнет, разве что более скользкой от масла. Тем лучше, легче пойдет. — Давай я лягу? — просит Вэй Усянь, когда рукоять снова оказывается в нем почти полностью. Ну и, кажется, ему действительно надо: бедра у него дрожат уже заметно, и, вспомнив про раненую руку, Цзян Чэн обеспокоенно смотрит, не показалась ли на белой повязке кровь, но там все чисто. Он придерживает меч, пока Вэй Усянь опускается на бок, поджимает ноги. Так даже лучше: Цзян Чэн видит его лицо, не полностью прикрытое мокрыми прядями волос, и крепко стоящий член. Он кладет руку на его поджавшийся живот, и Вэй Усянь судорожно выдыхает. — Тебе нравится? — спрашивает Цзян Чэн на всякий случай, хотя и так все понятно. — Конечно. Ты, главное, продолжай. Двигать мечом в его теле, вглядываясь в то, как Вэй Усянь жмурится, то кусает губы, то хватает воздух ртом, оказывается и правда увлекательно настолько, что скоро Цзян Чэн уже не замечает ничего вокруг. Рукоять согрелась и теперь как будто пульсирует в его руках. — Мгм, — произносит над головой уже стоящий рядом Лань Ванцзи, и Цзян Чэн вспоминает, что забыл о чем-то важном. — Ты просил меня заняться им, — сообщает он, спокойно глядя в потемневшие то ли от злости, то ли от желания глаза. — Я занимаюсь. — Я говорил про рану, — уточняет Лань Ванцзи, продолжая стоять над ними, и от этого становится слегка тревожно. — С рукой я уже закончил. Там все в порядке. — Прости, Лань Чжань, тебя не было слишком долго. — Вэй Усянь улыбается ему виновато — и в это даже можно было поверить, если бы он сейчас не выглядел настолько бесстыдно довольным. — Я готов начать заглаживать свою вину прямо сейчас. А Цзян Чэн потом почистит Бичэнь — сам же видел, как он старательно полирует свой, сделает все идеально. — Проклиная его болтливый язык, Цзян Чэн вставляет наполовину вытащенную рукоять до упора, и Вэй Усянь снова жмурится и длинно стонет. Уши Лань Ванцзи становятся заметно краснее. — Давай, иди сюда. — Вэй Усянь похлопывает по постели перед собой, неловко опираясь на локти, снова поднимается на колени. Цзян Чэн не уверен, что этих обещаний будет достаточно для Лань Ванцзи, но тот действительно садится на постель, прижимаясь спиной к изголовью; подчиняясь рукам Вэй Усяня, разводит ноги и позволяет ему устроиться между ними. — Вэй Ин может начать заглаживать вину сейчас. А ты сделаешь это потом, — говорит он, и Цзян Чэн усмехается, чувствуя, как наконец исчезает напряжение. — Даже не сомневайся. Волосы Лань Ванцзи мокрым шелком лежат на плечах, не удерживаемые гуанем, налобную ленту он уже снял. Так он выглядит еще красивее и открытее, таким его видят только они. Цзян Чэн тянется через Вэй Усяня к нему, ненадолго прижимается губами к его губам — не столько настоящий поцелуй, сколько обещание. А на обратном пути снова оглаживает спину и бока Вэй Усяня, который уже разворошил чистые нижние одежды: раздвинул полы, стянул штаны пониже. Лань Ванцзи явно успел понаблюдать за ними, прежде чем они заметили: стоит у него крепко, внушительно. Вэй Усянь тоже оглядывает его член одобрительно, касается пальцами, и Лань Ванцзи ненадолго прикрывает светлые глаза. — Теперь у меня точно есть все самое лучшее сразу: Лань Чжань, Бичэнь… — говорит Вэй Усянь задумчиво, продолжая трогать, забираясь руками все глубже под одежду. — Ты вот, тоже… — добавляет он, оглядываясь. — Цзыдянем не добавить? — предлагает Цзян Чэн. — Не будем портить такой хороший вечер рукоприкладством. — Вэй Усянь смеется и наконец обхватывает член Лань Ванцзи губами, и едва заметно вздрагивает, когда Цзян Чэн снова начинает двигать в нем рукоятью меча. С того места, где сидит Цзян Чэн, мало что видно: только голова Вэй Усяня между разведенных бедер Лань Ванцзи, пальцы, запутавшиеся в прядях темных волос. Они лежат на затылке Вэй Усяня мягко, скорее лаская, чем направляя. Но Цзян Чэн хорошо знает Вэй Усяня, как он то дразнит, проводя языком и едва сжимая губами, то берет сразу глубоко, впуская член в расслабленное горло, — и легко догадывается, что именно он делает в какой момент по выражению лица Лань Ванцзи, его коротким прерывистым вздохам. Собственные руки дрожат от возбуждения и желания, и Цзян Чэн сдается, дергает рукоять на себя. Широкое навершие снова растягивает кольцо мышц как будто до предела, и Вэй Усянь жалобно скулит, но не зажимается. Внутри он красный, скользкий, горячий, несмотря на то, что в нем побывал холодный металл — Цзян Чэн проверяет его пальцами, добавляет масла, прежде чем толкнуться в эту глубину членом. Сдерживаться и медлить уже нет ни сил, ни желания. Лань Ванцзи открывает глаза, смотрит на него на удивление осмысленно для человека, которому сейчас отсасывает Вэй Усянь. Но он тоже слишком скоро уйдет за грань, Цзян Чэн уверен, что он собирается допустить это — но ошибается: Лань Ванцзи мягко похлопывает Вэй Усяня по плечу, и тот отрывается от своего занятия. Значит, сегодня он будет дожидаться. Пусть делает, как знает. — А, хочешь излиться в меня? — выдыхает Вэй Усянь. Его голос звучит чуть хрипло, и Цзян Чэн едва не стонет от того, как приятно он сжимается вокруг его члена, когда привстает со своего места, кладет руки на плечи Лань Ванцзи. Так член входит туже, еще лучше. — После меня, — говорит Цзян Чэн. Он подсовывает руку под живот Вэй Усяня, находит и с удовольствием обхватывает горячую твердую плоть — но почувствовав настойчивый рывок в ответ, прекращает: тому самому будет лучше, если он подождет, кончит уже с членом Лань Ванцзи внутри. — Да, — выдыхает Вэй Усянь в губы Лань Ванцзи, а потом стонет — недолго, только пока тот не наклоняет голову, сокращая расстояние между ними. Лань Ванцзи подхватывает Вэй Усяня за руки, затаскивает на себя, и теперь он будто растянут между ними обоими. Цзян Чэн оглаживает его гибкую спину, потом снова возвращает руки на его бедра, стискивает крепче и начинает двигаться. Глубоко, плавно, все быстрее. С Бичэнем было интересно, но брать Вэй Усяня самому ему нравится гораздо больше. — И как? Тебе хорошо? — спрашивает он на каждый рывок. Вэй Усянь уже не целуется с Лань Ванцзи — неудивительно, сложно что-то делать, когда их обоих раскачивает, вжимает в изголовье кровати. Но так ничто не мешает ему стонать, вскрикивать, звать их по именам, а еще — отвечать. — Да. — От того, как он подается бедрами назад, пытаясь торопить, Цзян Чэн верит ему еще больше. — Очень. — Лучше, чем чувствовать… в себе… меч? — Конечно. — Вэй Усянь смеется, упирается лбом в ключицу Лань Ванцзи, бездумно гладит его ладонями. — Прости, Лань Чжань. Цзян Чэн ловит укоризненный взгляд Лань Ванцзи поверх его плеча, и от этого ведет так же, как от голоса Вэй Усяня, от ощущения его горячего тела. Цзян Чэн усмехается, но не спрашивает то, на что ответить было бы наверняка сложнее: а с кем из них двоих Вэй Усяню лучше. Все равно ведь не скажет. — Больше Бичэнь не берите, — спокойно сообщает им Лань Ванцзи, и протяжные стоны Вэй Усяня снова обрываются смехом, от которого он вздрагивает всем телом, короткими рывками сжимается внутри. Цзян Чэн подталкивает его еще ближе к Лань Ванцзи, почти зажимая между ними. Так удается дотянуться до Лань Ванцзи, положив ладонь ему на затылок, придвинуть к себе и теперь уже поцеловать по-настоящему. А оторвавшись от него, несильно прихватить зубами плечо Вэй Усяня — чтобы не застонать от избытка ощущений: в такой тесноте сразу становится жарко, в груди отдается стук сердца Вэй Усяня, руки Лань Ванцзи обнимают уже их обоих. Цзян Чэн хватает нескольких быстрых толчков, и удовольствие проходит по телу короткой судорогой, сбивается дыхание. Он замирает, пока его семя заполняет Вэй Усяня, а потом, еще не успев прийти в себя, пересаживает его на член Лань Ванцзи и смотрит, как они тесно сплетаются в объятии. Судя по тому, какой быстрый темп берет Лань Ванцзи, он тоже продержится не так долго, как обычно. Вэй Усянь и вовсе дошел до своего предела: виснет на Лань Ванцзи, пока его почти подбрасывает от быстрых толчков, слишком громко болтает ласковую ерунду, от которой даже у Цзян Чэна начинают гореть уши, — удивительно, что до сих пор сдерживается. Цзян Чэн перебирается в сторону и, только наткнувшись рукой на ножны, вспоминает про Бичэнь. Стоит коснуться меча, как Лань Ванцзи начинает коситься на него, но так ничего и не говорит. Рукоять выглядит на удивление чистой, если учесть, где она недавно побывала, и Цзян Чэн просто вытирает ее краем простыни, собираясь почистить как надо уже утром. Он благодарно гладит ножны и оставляет меч в постели, только отодвигает к стене: места достаточно, а вставать ему неохота. А потом устраивается поудобнее, подперев голову рукой. Успевает на самое интересное: Вэй Усянь вскрикивает, крепко сжимая пальцами плечи Лань Ванцзи, напряженно вытягивается, сидя на нем и толкаясь членом в его кулак, и сразу приподнимается, выпуская из себя обмякший уже член, и Цзян Чэн завороженно смотрит, как по напряженным бедрам бежит их смешавшееся семя. Он тянется к ним, под удивленный вздох Вэй Усяня ведет пальцами выше, погружает их в уже податливое тело, раздвигает, позволяя семени вытекать свободнее. — Как-то ты сегодня быстро. — Не прекращая своего занятия он смотрит на Лань Ванцзи. Тот снова выглядит спокойным, но это только кажется: миг спустя он заканчивает рассматривать след, оставленный зубами и губами Цзян Чэна на плече Вэй Усяня, и прижимается к нему ртом, вылизывает и покусывает, и от щекотки Вэй Усянь начинает ерзать еще чаще, чем только от пальцев внутри себя. — В нашем клане у заклинателей более тесная связь с мечами. — Лань Ванцзи наконец заканчивает, отвечает так невозмутимо, будто и не отвлекался только что на всякое непотребство. Наверное, именно поэтому до Цзян Чэна доходит не сразу. — То есть, когда он был внутри, ты чувствовал все так, как если бы сам брал меня? — Вэй Усянь понимает раньше. Цзян Чэн наконец вспоминает про пальцы и все-таки вытаскивает их из него. — Не совсем так, но чувствую. — Вот у вас в клане извращенцы, — вырывается почти само. — И это мне говорит человек взявший мой меч и засунувший его в Вэй Ина. — Ему понравилось. И тебе тоже. Вэй Усянь наконец слезает с Лань Ванцзи и ложится рядом, и Цзян Чэн тут же подтаскивает его к себе, освобождая место для Лань Ванцзи по другую сторону от него. — Значит, можно считать, что Лань Чжань брал меня сегодня дважды. — Голос Вэй Усяня звучит подозрительно довольно, и Цзян Чэн не удерживается от насмешки: — И ты сказал, что со мной тебе понравилось больше. — Ну, я же тогда не знал, что это тоже Лань Чжань. — Вэй Усянь пожимает плечами, похоже, не замечая как они оба уже смотрят на него. — Значит, соврал? — Цзян Чэн тянется к нему, собираясь все-таки шлепнуть, но, заметив, Вэй Усянь плотнее прижимается задом к постели. — Врать запрещено. — Сильные руки Лань Ванцзи легко переворачивают его на бок, освобождая путь для карающей руки Цзян Чэна. — Да что вы пристали! — возмущается Вэй Усянь, брыкается так, как будто с ним собираются делать что-то страшное, хотя Цзян Чэн еще даже не замахнулся. — Мне нравится с вами обоими, вот так, как сейчас. Не могу я выбирать! Вы оба самые лучшие. Понятно? — Понятно, — соглашается Цзян Чэн и кивает Лань Ванцзи: — Отпускай. Отпускает тот его, правда, ненадолго: тут же обнимает, но против этого Вэй Усянь уже не возражает, так что Цзян Чэн тоже закидывает на него руку. Быть самым лучшим вместе с Лань Ванцзи Цзян Чэн согласен.