Валькирия

      Они целовались за книжным стеллажом, в том месте, где хранятся ключи старшего библиотекаря, примерно за главной кафедрой выдачи. Их было не слышно, но стоило людям со стороны немного пораскинуть мозгами, и, кажется, все тайное становилось явным. Это, безусловно, была главная смотрительница. Леви долго ждал ее у стойки, иногда он смотрел на свои карманные часы, понимая, что ему просто наплели какую-то чушь, когда сказали, что библиотекарша вернется на рабочее место с перерыва через восемь минут. Вероятно, это случится, когда парочка закончит свои любовные утехи и вспомнит, что они не одни в этом не таком уж большом помещении.       Парень решил самостоятельно порыться на полках, выискивая глазами лестницу, но и ее, черт подери, не взять без дежурного. Книжные полки, тянувшиеся до самого потолка, в обычные дни могли бы легко заслонить собой любой свет, омрачая помещение, но сегодня было особенно солнечно, поэтому солнечные зайчики и отсветы бегали по затхлым авторам и писателям, а на полу разливались длинные желтые полосы, контрастирующие с тяжёлыми тенями. У самых окон эти лучи становились рассеянными и в них виднелись крупицы витающих пылинок, как если бы кто-то смотрел фотографию с большим количеством шума и «пленочного зерна».       Говорить об особом запахе библиотек было бы банально, однако если это могло действовать кому-то на нервы, то почему нет. Паутин тут нигде не было, но в арсенале имелись очень старые книжные издания, чей аромат страниц можно считать опасным для жизни — так думал Аккерман. Рука потянулась к справочникам, но была вынуждена застыть там же, где и остановилась, при виде головы, что выглядывала на оператора из-за соседнего шкафа. Микаса могла довести до инфаркта, имея способность бесшумно сливаться с пространством, ко всему прочему, пялясь на тебя со стороны, как библиотечный призрак.       — Долго шпионишь? — он опускает руку обратно к себе. — Смотри, не убей кого-нибудь своим присутствием в следующий раз.       Ее точеный однотонный профиль перекрывал собой уходящие назад в длинную перспективу стеллажи — и нет, это не похоже на головокружительные гравюры Эшера, это было что-то из Северного Возрождения. И это «что-то» в ее образе сейчас было лучшим. Леви давно надо было обратить на неё внимание, особенно в этом интерьере.       — Что?.. — она искренне удивляется и выходит полностью из-за шкафа. — Я могу достать нужное тебе пособие.       Оператору эта идея несильно понравилась, но лучше ему поможет она, чем кто-то еще из присутствующих. Микаса подходит ближе и, чуть приподнимаясь на носках, касается корешка, вытаскивая его полностью. Другую книгу, будь она хоть на ладонь выше, девушка уже не достала бы, но в этот раз все получилось идеально.       — Не думала, что ты интересуешься книгами, — сухо произносит брюнетка, вручив справочник ему в руку. Оказывается, она может быть полезна ему в таких простых вещах.       — Ну да, я ведь и читать не умею. Мать не научила, — парень переносит основной вес на одну ногу, заглядывая через плечо Аккерман. — Наконец-то, явилась.       Кто-то считал библиотеку неплохим местом для свиданий, а некоторые любовные романы начинались со сценок, где статный мужчина помогает серой невзрачной даме достать книгу, касаясь ее ладони. Оба не поняли, как эта нелепая тема стала предметом их разговора, видимо, в момент, когда смотрительница поправляла съехавшую юбку и потребовала тишины в зале. Позже она попросила выйти какого-то парня, который крошил хлебом над читательским столом. «Уважаемый, неужели не можете дотерпеть до столовой?»       — У меня была одна подруга, что начинала орать, когда чувствовала голод. В библиотеке она бы точно получила не один выговор, — после сказанного Микаса замечает у Леви подобие горькой ухмылки, но не решается спросить, почему подруга «была», — Зачитывалась бульварными романами. И где она их только находила…       — Разве в такой литературе есть что-то особенное?       — Изабель была из простой семьи. Беззаботная и романтичная, полная противоположность тебе.       Микасе в детстве не объяснили, откуда берутся дети, но это не значило, что девушка никогда не держала в руках любовные романы. Данная фраза даже немного кольнула ее, выходило ли так, что Леви в целом видел в ней какую-то «неправильную женщину»? И сказанное им только что могло расцениваться как недостаток или же комплимент? Маска приобрела угрюмый вид, но Аккерман этого не заметил, идя впереди на выходе из помещения.       Они договорились встретиться позже. Микасе хотелось помочь с бумажной работой, которой обычно занимаются продюсеры, и которая в большинстве случаев всегда взваливается на плечи Леви. Курсовая поглотила ее с головой, и сейчас она легко могла уже не отрабатывать помощником творческие смены или в срочном порядке искать новые контакты и связываться со старшими курсами. Самое время было погрузиться в свою учебу, но девушка не хотела так просто прощаться с новым коллективом. Аккерман даже удивлялся несколько раз, не обнаруживая девушку на рабочем месте — безусловно, он тоже привык к ее присутствию. Если у неё выдавались менее загруженные дни, она всегда ими пользовалась, и прибегала на съёмочную площадку. Гаферы постепенно начали остывать, понимая, что не имеют право беспочвенно обвинять ее в каких-то преступлениях; да и Леви всегда с особым вниманием обращался к ней за работой, всецело доверяя, поэтому им следовало бы прислушаться и присмотреться. Постоянное: «Ты сегодня будешь нужна мне» превратилось в мантру.       Как-то Эрд признался, что воспринимал Микасу уже как полноценного участника их когорты, совершенно забыв, что она была и все ещё остаётся добровольцем-первокурсником, которую в принципе ничего не обязывало помогать им на постоянной основе.       Вот уже неделю она чувствует воодушевление. Слабая успеваемость по курсовой могла бы сподвигнуть ее на полную изоляцию от общества, но это не мешало ей каждый раз брать себя в руки. В этом была ее особенность, чтобы ни случалось, она продолжала идти вперёд. Пожалуй, самое странное было только то, что она начала испытывать слишком тёплые для ее измученного сердца ощущения. Она не до конца понимала причину их возникновения или не хотела понимать: Микаса никак не противилась своим идеям окунуться вместе в какой-нибудь творческий проект, вместе хотела продумывать злосчастный сценарий ее фильма, больше узнавать нового и интересного в сфере кинематографа — с Риваем в этом плане почти всегда было легко, он был в состоянии все это дать и рядом с ним она не чувствовала себя потерянной и ущербной.       Будет неправильным не отметить тот факт, что вид Микасы действительно стал не таким понурым, как раньше. И дело тут не только в «потерянности». Она обрела отличных напарников и неосознанно для себя даже искала с ними встречи. Да, Оруо все ещё надоедал, но это не мешало девушке иногда оставаться с ними допоздна, когда же раньше она старалась поскорее перейти в другой режим, перестроиться и исчезнуть со всех радаров. За Леви она тоже не следила специально, но каждый раз, когда они пересекались, девушка отмечала про себя, что все хорошо. Ей почти не нужно было о чем-то волноваться. Они много беседовали и много молчали. Понимали друг друга без слов – одна из особо запоминающихся черт этих двоих.       С Армином и Эреном Микаса тоже была готова на все, даже на большее, но все это происходило преимущественно за счёт жестких установок в ее голове. Она не всегда понимала, на каком языке говорят два ее друга, но чувствовала острую необходимость во что бы то ни стало быть частью всего, чего они также касались. Она могла быть и несильно заинтересована в том, что ей приходилось делать.       — Вы столько снимаете… — перебила ее как-то Браус, оценивающе оглядывая с выпирающей вперёд губой. — И совсем не похожи на зомби!       — Что?.. Саша, я спрашивала о другом.       — А вы не заметили? Раньше всегда убитой возвращались. А сейчас хорошенькая, — она максимально приблизилась, упираясь руками в стол. Увидев убийственное выражение подруги, тут же осеклась, — Точнее, сейчас нормальная. Да, просто нормальная. Обычная.       — Я не ощущаю никакой разницы.       — Вы всегда такая не искренняя? — возмутилась Саша.       Девушка вскинула плечами.       Следующий день был днем Открытых дверей. Обычно студенты разделяются на группы, показывая новоприбывшим порядок киноакадемии, наилучшие работы, рисунки, фотографии, костюмы. В их городе было ещё одно образовательное учреждение, посвящённое кино, более элитное, но Микасу туда в первый раз не взяли.       Может быть из-за случайной неловкости или преднамеренной неуклюжести одной из абитуриенток, — как бы на самом деле это ни было, — книги оказались свалены на пол. Микаса практически быстро среагировала, поймав несколько из них, за другими пришлось опускаться на коленки. Абитуриентка также помогла собрать все воедино, всматриваясь в лицо учащейся.       — О!.. Это же… — девчушка уронила книги заново, но теперь уже от повторного потрясения. — Ты та, которая спасла меня! Тогда, в метро!       Эти оливковые радужки, аккуратное каре и болезненно худой вид. Микаса не ожидала увидеть ее здесь, звёзды сошлись невпопад, но она ничего не сказала.       — Я Луиза. А ты ведь Микаса, да? Я тогда хотела сказать спасибо. Если бы не ты… — она говорила восторженно, но при этом собрано, будто готовилась к этой встрече заранее, если не всю свою жизнь.       Она крепко обняла ее вместе с руками почти до хруста, отчего спасительница в конец остолбенела.       — Как мне отблагодарить тебя? Я никогда этого не забуду, обещаю… Ты невероятная… — обе наконец-то поднялись с пола, стоя напротив большого окна.       — Не стоит. Я рада, что ты цела.       Между ними образовалась неловкая пауза. Луиза смотрела на Аккерман с нежнейшим непередаваемым трепетом, видя перед собой идеального человека во всех отношениях. Она потянулась рукой к ее лицу, желая прикоснуться, как ей казалось, к чему-то важному для нее и, по правде говоря, совершенно неземному, ощущая внутри себя целый поток не выплеснувшейся энергии. С присущей подростку эгоистичностью, она подалась вперед; яркий, почти мягкий и ангельский свет лежал на их волосах и одежде. Микаса не дышала, зато тёплое дыхание девчонки отлично ощущалось на тонкой коже губ, ещё мгновенье, и она бы поцеловала ее, но сей акт был прерван, когда сзади Микасу схватили за волосы. Тем самым заставив ее выгнуться спиной назад и посмотреть уже верх-тормашками на внезапно появившегося перед ней Леви. Растяжке Аккерман можно было только позавидовать, она отлично держала равновесие, не сделав ни шагу в стороны.       Оба застыли в таком положении. Луиза сейчас находилась в крайней степени смятения, от неё очевидно требовались какие-то решительные действия, и точно в первую очередь адресованные Микасе.       — Эй, ты наступила мне на ногу. Смотри, куда идёшь, — спокойно проговаривает брюнет ей в лицо, небрежно отпуская макушку из захвата.       Микаса выпрямилась обратно, освободившись из позы зигзага и круто развернулась к парню передом.       — Ты в своем уме?! — она схватила старшего за шкирку, оттаскивая к стене. Разумеется, наступить тому на ботинки Микаса попросту не могла, учитывая, что все это время она стояла столбом за беседой с этой белокурой.       — Ох… Тебе требуется помощь?.. — Луиза хотела было сделать шаг вперёд, но была остановлена жестом вытянутой перед собой руки операторки.       — Извини за это. Я думаю, тебе нужно присоединиться к своей группе, — девушка хотела сказать это как можно мягче, но кроме всех явных признаков холодного рассудка в ее голосе ничего не проявилось. Луиза будто принесла с собой всю тьму подземелий обратно, и тот жуткий момент с пробегающими вагонами и толпой снова и снова проецировались на окружение.       Абитуриентам не обязательно гулять по Академии в одиночку, тем более, что для них проводилась целая экскурсия со своей специальной программой. А у настырной Луизы ветер из головы так и не вышел, судя по всему, ветер давний, ещё из метро.       Если бы Леви хоть что-то сказал ей или объяснился, она бы не почувствовала себя так странно. Но его нахальное молчание, делавшее из него этакого агнца, моментально отрезвило и дало понять, что сейчас она придвинулась к нему слишком близко. Молчание это было никак не связано с презрением или брезгливостью, это вообще было самым странным затишьем с его стороны, которое она помнила. Будто он попытался изучить ее в эти микросекунды и просто принял такой какая она есть. Глупость. Это ведь просто очередная неурядица, ничем не отличавшаяся от остальных. Наверное, неправильно думать о таком в этот момент. Щеки слегка зарделись, она аккуратно отстранилась, при этом почти сохранив сдержанность своего лица. Так они и стояли вдвоём, Леви, прислонённый к стене с мятым воротником и она, все ещё строго ожидавшая каких-то разъяснений.       Смит показывается в массивных дверях, только что проведя экскурсию второй группе поступающих, и теперь его первоцелью оказалась поимка своего оператора. В последнее время их разговоры участились, особенно в связи с покалеченным дипломом, который в скором будущем уже должен был быть готов. Личины вредителей его очень долгое время не интересовали вовсе — покушений больше не происходило, отчего можно было не воспринимать этот инцидент предупреждением или опасным сигналом анонимов. Тем более, в этом месяце маски были неожиданным образом сорваны. Райнер в паре с Бертольдом просто не уследил за языком — вывалил информацию подчистую. Все спустить на Леонхарт не удалось, сообщница по слухам бесследно исчезла, осуществив стратегический побег, поэтому весь Аккерманский гнев был праведно направлен в сторону Галлиарда.       Словно демоны, восставшие из-под ядра Земли, они практически одновременно начали излучать темную ауру, не переговариваясь между собой, поднялись из-за стола и, как единый заведённый механизм, предназначенный для мясорезки, направились в операторский цех за головой этого несчастного, которого спасло только то, что рядом образовались Пик и болтающая с ней Ханджи. Этим двоим со временем удалось неподдельно ладить друг с другом. Девушки с трудом сдержали демонов, но те все равно поклялись, что при повторной встрече с Порко зададут ему трепку.       Ирвин стоял по левую руку Аккермана и внимательно наблюдал за тем, как тот готовит в проявочной комнате все накопившиеся фотоснимки за время их фильмографии. Это были пробные материалы вперемешку с очень неплохими экземплярами. Так оно и копится, если вовремя не разгребать.       — Знаешь, я, пожалуй, присяду.       — Валяй.       Последние дни выдались разгрузочными почти для всех. Близились каникулы, справедливости ради надо сказать, что их отчасти ждали только первые курсы, потому что для старших это было лишь временным перекуром, в которой ты и так должен будешь наверстывать упущенное, если хочешь успеть все к намеченным срокам. Но даже так команда не унывала и после Рождественского кутежа была готова продолжать работать.       — Сейчас буду печатать. Выключи свет.       Ирвин поднялся с места, дотянувшись до выключателя, что висел у самой двери, и снова сел на табурет, погружая помещение в полную темноту. В глазах все ещё рябило, и он никак не мог понять, каким образом Леви умудрялся что-то делать в такой момент. Тот неторопливо передвигался и мастерски касался необходимой атрибутики над столом; он помнил каждую мелочь и ее точное местоположение, подобно умелому слепцу неплохо обходился в мире и без зрения.       — Как все доделаешь, сходи куда-нибудь развеяться, — проговорил он, вздыхая. — Знаешь, ты один из немногих, с кем мне не страшно оставаться в полной темноте.       — Не заигрывай со мной.       Послышался тихий смех Ирвина. Сегодня у всех какое-то обострение. Брюнет оказался ближе, чем Смит того предполагал: не увидел, как тот незаметно «подкрался» в темноте за работой. Хоть глаза выкалывай.       — Я заметил, что Аккерман славно справляется. Нам с ней крупно повезло, — он выждал небольшую паузу. — Что думаешь, Леви? Вы отлично связались друг с другом.       Смит не хотел влезать в их дела, ещё с самого начала он придерживался только одной цели — набрать команду и добить свою финальную эпопею. Все. Другое его никоем образом не волновало. Но было приятным удивлением обнаружить интересные взаимоотношения этих двоих, учитывая, как сам Леви изначально выражал протест.       — Связались? Может, ещё и повязались? Нашёл себе послушных собак, — Леви дёрнул плечом, но продолжал работу.       — Я имел в виду «сработались». Но… Впрочем, не суть. — блондин пытался всмотреться в фото-материал на столе, но так ничего и не увидел. Его же товарищ крутил одну из этих фотографий в руке, будто видя ее насквозь.       В мыслях Аккермана играет одна и та же сцена: он отдергивает Микасу от той шмакодявки. Все это будто обусловлено Ретроградным Меркурием, созвездиями, низким давлением? Чем там руководствуются учёные, подобные Ханджи? Стоял и думал, что он, блин, делает. Спасал ее явно. Хотя, тут ещё не ясно кого именно. Кто знает, чем бы обернулся абитуриентке ее поступок, осуществи она его на доли секунды раньше.       Вороная на него не первый раз кидалась, но каждый раз он позволял ей это. Если бы кто-нибудь другой так резво прижимал его к стенке, этот человек давно бы отправился в нокаут, это даже не было смысла обсуждать.       Ему скрывать от самого себя нечего и незачем. Неожиданно стало душно.       После продолжительного осмотра материала он отложил одну фотографию в сторону, ближе к мусорной корзине, отбирая распечатанные снимки. Все другие — самые лучшие — обработал и вручил Смиту.       — Ты все? Закончил?       — Да.       Парень повесил на крючок рабочий халат, собираясь покинуть фотолабораторию. В комнату проник белый свет.       — Подожди, Леви. Это не все, что я хотел тебе сказать.

***

      Этим вечером снега не было вовсе. Шпрее как и не покрылась полностью тонкой коркой льда, так и продолжала степенно течь под мостами, только в некоторых местах плавали отдельными участками заледеневшие плитки, куда иногда присаживались селезни, прятавшие своих уток жирным запасом пуха. У Микасы трескаются губы, сначала она чувствует металлический привкус и только потом проводит пальцем по красному тёплых оттенков пятну. Девушка никак не вытирает кожу, оставив ее немного перепачканной — сотрется само собой, — и останавливается у знакомого «Алоиза». Глаза пробежались по людям и свободным местам. Почти никого нет. Ривая не оказалось за его излюбленным столиком.       — Вы из ангара? — интересовалась брюнетка, когда встретила по пути гаферов на Унтер ден Линден. Те шли шеренгой, повиснув друг у друга на плечах. Петре было неудобнее всего из-за своего роста, она старалась навалиться на кого-нибудь сама, а не идти будучи костылём Оруо. Ривай шёл рядом, но не участвовал в этой всеобщей ходьбе. Счастливые и прекрасные.       — А ты куда-то собираешься?       — Вышла пройтись. — На самом деле ей нужно было сходить за нитками — пальто разваливалось на глазах. А проход через сосновый бульвар показался Микасе наилучшим путём.       — Правильно, сегодня розовый закат. Его тут не видно, но он с другой стороны, — Эрд сказал это очень легко, несмотря на то, что до этого они шли устало вразвалочку. — Но ты не думай, что мы тут отдыхаем, просто решили прогуляться до новой часовни, пока провожаем Ривая, а потом снова в ангар.       — Кто тебе сказал, что здесь появилась часовня? — Бозард все не верил, но все равно плёлся вместе со всеми.       Ривай как-то неожиданно резко вклинился в разговор, уже стоя где-то дальше на метра три-четыре точно. Внезапное появление Микасы повернуло все на девяносто градусов.       — Я зайду в «Алоиз». Ты со мной?       Команда, потирая розовые носы, решила продолжить путь дальше. Они хотели все вместе довести босса до метро, узнав, что Ирвин все-таки настоял на том, чтобы дать ему заслуженный перекур. Конечно, они ещё и соскучились по совместным гулянкам, но если Аккерман не намеревался сразу идти домой, то они не могли ещё больше задерживаться и плестись за ним по всем местам, где он внезапно изъявлял желание оказаться.       Для Микасы такой расклад дел оказался необычным. И ощущения возникли смешанные. Но она все-таки идёт за старшим, точнее, кивает ему головой, а сама прощается с ребятами, пока он удалялся в забегаловку.       — Не теряйся. Я здесь.       Ривай оказывается за столиком, ближнему к небольшой пустой сцене. Ее выстроили недавно и так как изначально она не планировалась при стройке в помещении, то сейчас выглядела смешно и топорно. Аккерман подошла к краю стола, на котором лежала одна пепельница и несколько шотов с плавающими сверху дольками лимона. Кожаный ранец опускается на соседний стул.       — Ты собираешься все это пить? — у Микасы глаза никогда не бегали, как и сейчас, она опустила безучастный взгляд, почти не блуждая по сторонам. Деталь в виде алкоголя воспринялась спокойно.       Леви закинул сапог вдоль колена, пытливо всматриваясь в ответ. Но это было лишь мгновенье, после которого он снова закрылся приподнятой рюмкой.       Сейчас они все были черно-белыми, как шахматы. Плитка на полу особенно этому способствовала, без людей и их многочисленных ног она казалась пустой и непривычной. Бесцветная сцена кино, где полутона радуют глаз. Что-то из «Холодной войны» Павла Павликовского.       — Ты сама-то пьёшь?       Микаса поджала губы, вспоминая, как пару раз она выпила столько, что невольно (и счастливо) уснула на своих собутыльниках.       — Я тоже не пью, а если пью, то не пьянею, — парень выпил содержимое стекляшки, покручивая стакан за ободок. — Собственно, это самое идиотское.       «Или хорошее»       В зал вышла очаровательная фрау. Слившись на сцене с микрофоном, она пару раз проверила звук. Сзади неё сидел мужчина с контрабасом, иногда дёргал струну и ее эхо уходило по полупустому помещению. Они репетировали выступление на выходной день, так что завтра все увидят их яркими и нарядными. А сейчас просто люди. И тихая ненавязчивая музыка. Даже музыкой сложно назвать.       Кажется, Леви не совсем ожидал появление вечерних музыкантов, отчего немного поморщился, но пересаживаться куда-то ещё не хотелось. Потом он задумался и просто исчез в своих мыслях.       — Нас не выгонят? Уже время закрытия, — девушка села напротив, принявшись изучать белыми пальцами уже использованную кем-то белую пепельницу. Когда она ей наскучила, то убрала руки со стола. — Тут хорошо.       — Нас никто не выгонит, — не то чтобы по-хозяйски заявил он, но в его тоне была абсолютно непоколебимая и спокойная уверенность, — Мы ведь, цитирую, чертовы Аккерманы, — последнее слово он произнес с двумя прижатыми пальцами к губам, потому что лимонный сок попал ему на разодранную ранку, видимо, от заусенца.       Микаса редко смотрела на мужские губы, она отчего-то забывала о том, что они у них тоже есть. Как и ресницы. Иногда подобным поведением или пристальным вниманием к чему-то совершенно обычному она напоминала чудачку, но при этом очень пленительную. Она умело сочетала в себе не сочетаемое, и в какие-то моменты демонстрировала свою полимерность, хоть и не осознавая этого, и почти каждый раз запоминающе.       — Правда? Нас будут терпеть, как Унтерштурмфюреров? — она произнесла это заговорщически, немного наклонившись вперёд к соседу.       Леви теперь сидел к ней немного боком, потому что одна рука у него была закинута за спинку своего стула, но от этого его образ заиграл новыми красками, будто он был готов предложить ей какую-то совершенно безумную миссию. Но это безумие никак бы их не коснулось, они продолжили бы сидеть за маленьким белым круглым столиком и потягивать что-то алкогольное и бессмысленное, когда все вокруг в хаосе трещит и трепещет. Или играли бы в нарды, хоть брюнетка и не умела.       — Это ведь не игра, Микаса.       Эти двое не были белокурыми бестиями, подобно Ирвину,но Аккерманов тоже обычно боятся и ими же восхищаются. Почти тоже самое воздействие на людей, как и у арийцев и немецких офицеров, только вот те стояли куда более на высокой и почитаемой ступени.       Она и раньше это ощущала, но не отталкивало ли это народ ещё больше? В конце концов, даже у таких, как они, друзья все-таки были и это нельзя отрицать. Но этот тихий страх, что лучше не нарываться и делать все по возможности чисто и скрытно, засевший уже где-то в подсознании зашуганной головы, не давал ей жить и дышать полной грудью. Микасу Аккерман, бесстрашную воительницу, много что сковывало, и чтобы освободиться от всех оков, ей потребуется время. И как же интригующе оказалось делать первые шаги.       Певица незаметно заняла место тапера, мягко нажимая клавиши фортепиано. Мятые на кончиках страниц нотные листы стояли нетронутыми, девушка помнила все наизусть. Иногда она гудела про себя, подбирая нужное звучание.       Сердце по щелчку пальца приятно сжалось; их очередная встреча подарила ей ещё полчаса умиротворения, но в какой-то момент Микаса поймала себя на том, что снова, а именно сейчас, как и несколько раз за последнюю неделю перестала контролировать ситуацию, она чувствовала себя неловко; внутри что-то бурно расцветало и она не знала, можно ли это «что-то» показывать перед Риваем, нужно ли прятать и как вообще ей стоит сейчас пережить это самостоятельно. У него ведь такого не наблюдается.       — Ты будешь это? — Леви кивнул в сторону двух стопок. Микаса безоговорочно опрокинула в себя мутную настойку, в конце сложив руки на столе «по-школьному». На щеках медленно выступал румянец. Пусть под конец она будет немного не в себе. Сероглазый в какой-то момент подумал, что она выйдет танцевать.       Полы начали натирать каким-то жгучим раствором, видимо, чтобы не заниматься этим под утро. Толстобокая уборщица ходила из угла в угол, то и дело что волоча за собой уже вонючую тряпку, оставляя после себя влажную дорожку. Когда настало время оттирать плитку под ногами Микасы и Леви, те просто встали и освободили помещение.

***

      За стеной слышалось переливание воды в трубах, видимо, Армин мыл посуду. Мика лежала боком на самом краю кровати, ощущая, что пережала себе уже все вены руки под собой. Нужно было переодеться в ночную сорочку, она мятым белым комочком лежала где-то в ногах, но брюнетка ещё не собиралась ложиться. Пока что никакого желания спать. Из-за закрытых занавесок ее комната стала беспросветной, практически черной, только несколько сакрально-синих пятен на потолке иногда приходили в движение от проезжающих автомобилей и вывески напротив дома.       Она думала над тем, что ей стоит поискать что-нибудь интересное для Аккермана. В день его рождения она ничего не дарила, просто явилась с пустыми руками, но сейчас она могла исправить эту ситуацию, ведь друзья спокойно вручают друг другу всякий хлам абсолютно в любое время. «Он когда-нибудь радовался сувенирам? Какое у него будет лицо, если он действительно заинтересуется чем-нибудь необыкновенным?»       Внезапно в голову пришла идея по поводу завершения ее «ребёнка», несколько ярких задумок, которые могли бы поставить точку и обогатить ее сценарий — точнее, клочки исписанной со всех сторон кое-как бумаги. Хотелось поскорее поделиться итоговым результатом с «духовным наставником».       Девушка надеялась, что этот творческий порыв не был обусловлен сейчас нынешним состоянием ее уязвимого женского сердца, что так любило в последнее время чувствовать щекочущих синих бабочек.