Валькирия

      Она вдохнула аромат Леви вперемешку с запахом Эрена. Через полукровавый платок это было еще ощутимо, и она могла отделять их; хоть вся эта гремучая смесь перемешалась и с ее собственным запахом, накопив его в кармане ее же брюк. Поистине устрашающее сочетание благовоний.       Ерзая по простыни, она чувствовала небывалую простоту и лёгкость, лёгкость эта была во всем, в ее движениях, самоощущении, в комнате. Она немного раздвигает ноги в стороны, вжимаясь затылком в матрац.       Но все меняется, когда в комнату заходит ее маленький брат с чёлкой цвета деготи, и пристально наблюдает за ней своими пустыми глазами. Застукал.       Микаса проморгалась несколько раз, поднимаясь с кровати. Конечно же, она здесь одна. Она и не помнит, когда в последний раз так неплохо высыпалась. Никакой усталости.       Аккерман не сразу вспоминает все подробности своего чувственного сна, как и то, что в этом сне Леви отымел ее. Хотя, возможно, было бы куда лучше, если бы он просто ее задушил. Разумеется, человеческого тепла она тогда не ощутила, только эфемерность, размытые образы, чувство недосказанности и незавершённости. В такие моменты человек при пробуждении хватается за подушку, ожидая поймать тот самый подарок, что привиделся ему во сне, но не находит.       Однако образ самого ребёнка был до одури реалистичен.       Странное осевшее чувство интимности мгновенно пропадает. Ощущение колготок под одеялом напомнило Микасе то неприятное чувство, когда с головной болью она ложилась в кровать, почти не раздеваясь; сил хватало только на то, чтобы стянуть с ног брюки и уронить их где-то рядом с полом. И не важно в какое время суток все это происходило.       Спустив ноги на пол, она оглядывает устроенный ею беспорядок и решает все застелить за собой.       Девушка не испытывает смущения, ведь переживать из-за такого просто глупо. Единственное, что она для себя заключила из всего этого — необходимо совладать с собственной головой, которая проецирует накопленные переживания и мнимое чувство давления со стороны в подобные сновидения.       — Он ничего тебе не сделал, хватит чувствовать себя в проигрышном положении… — брюнетка убрала платок Леви обратно. Очевидно, достала его перед тем, как погрузиться в прелюдию смерти.       По загадочным стечениям обстоятельств Аккерман встала тогда же, когда и Леви. Она не могла позволить себе встать позже и показаться перед ним в уязвимом виде, она всегда собрана и всегда готова к бою. Никто не будет видеть ее спящей, будить или готовить завтрак, она сделает все сама, и избежит неловкие утренние разговоры и метания по чужой территории.       Леви тоже был на ногах, хотя ранний подъем на работу его не касался. Видимо, спать под крадущиеся шаги гостьи не входило в его планы.       Если живя вместе с друзьями Микасе было ещё нормально просыпаться одновременно и дожидаться очереди к умывальнику, пока там утром застревал Армин, а Эрен маячил рядом и тоже не знал куда себя такого утреннего и потерянного девать, то с Риваем это было бы вообще невыносимо. Утверждать это непросто, но и проверять на деле не хотелось.       Она открыла дверь спальни уже с сумкой на плече. Леви сидел в конце гостевой и помечал карандашом что-то рядом в книге. Причесанный, одетый в свой костюмный жилет на пуговицах и рубашку с приподнятым воротником.       — Можешь занять санузел и воспользоваться кухней, если надо, — будто прочитал ее мысли. Или они думают об одном и том же.       Даже хорошо, что он не стал интересоваться, нормально ли ей спалось. «Знаете, эту ночь мы провели вместе, а мой неродившийся брат смотрел на это»       Только сейчас Микаса вновь ощутила висевший на ней груз их ночного разговора и все вытекающие из него малоприятные эмоции и мысли. Но ей приходилось гнать их от себя поганой метлой.       — Доброе утро.       — Ага.       Будь она в доме у кого-то другого, она бы никогда не начала диалог просто ради диалога. Возможно, она бы тихо просыпалась и так же тихо исчезала из квартиры, ничего не сказав. Но с Леви было иначе, почему-то просто взять и уйти, воспользовавшись услугами того, кого, грубо говоря, вынудили их оказать, было не так уж красиво с ее стороны. Нужно было хоть как-то сподвигнуть его на разговор, тем более, что Леви был куда более разговорчивым, чем могло казаться на первый взгляд.       — Нужно чем-то помочь?       — На данный момент — нет. Ты ведь спешишь на работу.       Ривай сделал несколько пометок, принявшись точить лезвием грифель карандаша на края блюдца. Ему нужно было заполнить отчётность о том, как кто работал и сколько денег было потрачено; все по причине того, что у них не было продюсера.       — Вам удалось уснуть?       — Микаса, — он отвлекся от своего занятия, — это сейчас так важно для тебя?       Бывает же так, что люди внезапно откровенничают ночью, когда их никто об этом не просил, а утром они закрываются, становятся безмолвными, будто их подменили.       — Кхм… Если что, я помню про объектив, — после паузы добавила она, стоя в прихожей. — Сегодня схожу.       Аккерман не стала больше ничего говорить напоследок про оказанное гостеприимство, она просто передумала это делать. Послышался звук закрывающейся двери и топот на лестничной клетке. Она так и не услышала, что Леви поблагодарил ее.       Армин выглядел помято. Он ждал ее после отработанной ею смены в трамвайном депо, примерно зная, когда она заканчивает работу. Рядом ходили кондукторы и другие работники в тёмной форме, сегодня их было предостаточно, чтобы можно было случайно спутать нужного человека.       Микаса стягивает с головы фуражку, заметив в толпе поднятую руку. Она прикусывает губу, внезапно вспомнив, что никак не предупредила друзей о своем ночном исчезновении. При виде брюнетки, Арлерт облегченно выдыхает — она не пропала.       — Ты долго тут стоишь?       — Нет, что ты… Я помню твое расписание.       Сперва он предложил ей двинуться в сторону академии. Выяснилось, что он прогулял половину пары, и вместо учебы явился в депо, в надежде на то, что девушка все-таки появится как раз в эти часы у себя на работе. Конечно, она с удовольствием согласилась проводить.       — Как ты? Наедине не так часто удается поговорить… — удручённо начал он.       — Я немного забегалась. Сложно распределять дела, — сказала девушка, подходя к зданию. — Но зато я наконец-то выспалась.       — Это замечательно, — Армин поджал губы в улыбке. — Вы еще не говорили с Эреном?       — О чем?       — Об отказе показов. Думал, ты знаешь.       — Да, это уже в который раз. Не знаю, почему не говорила, — брюнетка нахмурилась. — Не хочу его напрягать еще и этим.       Показалось подножие длинного марша мраморных ступеней. Хотя лестница была старой, ступеньки посередине стерлись неглубоко; забавно осели вниз, будто кто-то задел ровный слой глазури на торте. Должно быть, мрамор обладал необычайной твердостью.       — Не самый лучший вариант отмалчиваться, — оба поднялись на второй этаж. — Я сам просто недавно только узнал, староста принёс конверты, а они оказались вскрыты. Ректор заявил, что уже приходил кто-то из команды проверять. В любом случае Эрен уже в строю, мы можем продолжить нашу курсовую. Вчера как раз приходил знакомый Гришин врач, к сожалению, до конца диагноз неизвестен и болезнь показалась ему странной, но судя по его словам, Эрену точно ничего не угрожает и сейчас он действительно выглядит посвежее.       — Скажи, он ведь снимает с кем-то на стороне?       Армин немного удивился, посмотрев ей в глаза, реакция девушки обескуражила.       — Он мне сам толком ничего не говорил, — серьезно начал он. — Видимо, предложили какой-то проект за пределами учебной программы.       Как ни странно, но у Микасы не было больше вопросов. Она почти приняла все как есть, решив не озвучивать свои тревоги. В последнее время они и правда редко открывались друг другу, каждый будто находился под гнетом своих проблем.       Когда Арлерт окончательно скрылся за поворотом в актовый зал, в общем коридоре в агонии забилась форточка. Сквозняк с грохотом закрыл за ее другом дверь, попутно обдув сильным порывом ветра Микасу с ног до головы.       — Черт, я ведь забыла у Леви рубашку.       Окно закрылось само собой, рискуя выбить собственные стекла. Проходя на обратном пути мимо фонда, девушка обнаружила здоровяка на его входе. Двери были высокими, доходили почти до потолка; блондин стоял между ними, как вкопанный.       — Райнер, я не ошиблась? — кажется, он был одним из немногих, кого она вообще умудрилась запомнить. А все благодаря тому приглашению в «Алоиз» от Саши.       — Тебе что-то нужно? В кладовую без пропуска нельзя. Это надо согласовать с администрацией.       Само наличие пропусков теперь удивило ещё больше, чем студент, охранявший вход в фонд. Внезапный грохот за его спиной нисколько его не взволновал, отчего операторка приподняла бровь, прожигая проницательностью.       — Все нормально, иди своей дорогой, — он смотрел перед собой, заполонив широкой грудью весь дверной проем. Однако взгляд девицы чуть не вызвал испарину.       Микаса собралась с мыслями. Утренняя бодрость решила вместо неё, что можно вот так просто завести диалог с более менее знакомым лицом. Однако попытка провалилась. За его спиной находилась незнакомка в сером капюшоне, что ловко перебирала материалы на полке, помеченной буквой «С». Аккерман ощутила себя здесь лишней, несмотря на то, что обе девы в какой-то момент встретились взглядами.       — Эй, здоровяк, ты совсем слепой? Тут вот лезут всякие, — обратилась Энни к стражнику, крепко сжав в пальцах бобину, которую потом непринужденно опустила вдоль туловища. Ещё три таких же были разложены рядом, и на них точно вырисовывались уже знакомые ей инициалы, что не скрылось и от блондинки. В сознании Аккерман что-то опасно блеснуло, но распознать это было не так просто.       — Можно взглянуть? — она протолкнулась внутрь, отчего блондинка сделала несколько шагов назад, приближаясь к концу помещения. Позади нее находился еще один проход, что вел в дополнительный «погреб», где уже хранилась другая легко засвечиваемая и тонкая атрибутика.       — Не можешь. Меня, удивишься, не интересуют твои просьбы.       — Ты явно ошиблась. У этого режиссера должно быть четыре бобины, три из них сейчас на столе, — Микаса протянула руку перед собой, дожидаясь, пока незнакомка вручит ей пленку. — Кто-то даже потрудился разложить их.       Голубоглазая отвернулась, полностью скрывая лицо. Однако по безумным ноткам голоса было понятно, что она удивлена до глубины души.       — Да что ты? Мой ответ все тот же. И что теперь, скинешь меня вниз с лестницы? — она демонстративно взмахнула руками.       Аккерман в какой-то момент показалось, что все увиденное ею лишь игра ее воображения. Она всегда схватывала налету, но сейчас абсурдность ситуации превышала все градусы, возможно потому, что этот театр одного актера знатно вымораживал. Энни же, заметив напряженную челюсть гостьи, лишь внутренне хмыкнула. Этой сероглазой студентке действительно ничего не стоит скинуть ее прямо сейчас.       — Расслабься, — она вальяжно приподняла бобину, с шумом кладя ее к остальным трем. — Тут просто все битком забито, пришлось поковыряться. Видимо, и правда ошиблась.              Пересчитав еще раз все бобины, подписанные на Смита, брюнетка сложила их обратно над столешницей. Не могла же она во всей этой суматохе ошибиться и забыть их точное количество?       Звенящая пустота фонда отрезвила операторку; Райнер куда-то исчез, видимо, уже давно, а подозрительная девушка в капюшоне удалялась в сторону подоконника, убрав руки в карманы.       — Куда пошел тот парень? — полуазиатка обхватила себя рукой, с трудом унимая раздражение.       — Уверена, пошел докладывать о нарушительнице правил. У меня, в отличие от тебя, пропуск есть, — между ее пальцами красовался клочок бумаги, который она тут же убрала в свой карман.

***

      Около восьми вечера было принято решение встретиться. Микаса неохотно дожидалась Бозарда, который почему-то опаздывал. Парень медленно плёлся, и, заметив сероглазую, тут же выпрямился и сделал такое напыщенное выражение лица, что операторке показалось, что он постарел лет на десять. И это если не брать во внимание и так достаточно взрослый вид.       — Нам нужно пройти пару кварталов. Потом спуститься в метро… ты готова? — выпалил он, как только увидел ее.       Девушка на это решила ничего не отвечать. Идя по главной улице Хаупштрассе, Оруо выискивал указатели и сверялся с картой.       — Я знаю, куда идти. Можешь оставить свои маршруты, — заявила брюнетка, направляясь прямо.       — Придержи коней, дорогуша. Это не то место, о котором ты думаешь. Рентал теперь в другой стороне.       — Разве вам с ребятами не часто приходится посещать это место? Вряд ли доставкой техники занимается Ривай.       — Именно, но, знаешь ли, в относительно недавнем времени они переехали и там бывали только Гюнтер и Эрд.       — А ты, чтобы показаться перед своим начальником в наилучшем свете, решил сделать вид, что тоже там бывал и без проблем меня отведешь.       Бозард чуть не прикусил язык от возмущения.       — Что?! Ривай не начальник… он… — Оруо всеми силами выжимал из себя слова. — Я решил, что лучше сейчас изучу дорогу, чем потом буду этим заниматься.       Микаса не понимала почему ей вообще решили дать кого-то в помощники. И почему за столом оператор-постановщик тогда остановился именно на нем. Бодрым шагом она направлялась вниз, в самое подземелье, а бедному Оруо лишь вновь пришлось преодолевать ступени.       Девушка редко бывала в метро, так уж сложилось, что она была кондуктором трамваев, а не машинистом поездов. Впрочем, ей и это было бы по силам.       — Ты что, не можешь немного подождать? — Оруо свалился на ближайшую скамью.       — Как раз жду. Прибытие поезда.       Холодные дуновения в туннелях развевали прохожим волосы. Толпа на перроне все увеличивалась, затишье перед появлением транспорта. Смотря вниз на голые рельсы, девушка первым делом представляла себе, как же легко можно свалиться внутрь, в эту пропасть, и ведь немало есть людей, которые выбирают именно такой исход своей жизни. Возможно, быть машинистом и не такая хорошая идея, ведь ты неминуемо становишься убийцей при таком раскладе. Массивной гильотиной.       Впрочем, это не то, о чем стоит думать в метро. Почему ее мысли чаще всего тревожного характера? Всюду чует опасность, все наделяет тревожными смыслами. У многих стоящих рядом в головах если не ветер, то хотя бы четкое понимание того, куда и зачем они направляются, опаздывают ли они. Кто-то думает о встрече с родным человеком. Она же, как ребёнок, в самом деле.       Мотнув головой, девушка обернулась в сторону и наткнулась на странно идущего мужчину. Сначала он вяло ковылял, Микасе показалось, что человек какой-то деформированный. Потом гражданина начало знатно шатать. В этот момент девушку посетило неутешительное озарение.       Произносивший нечленораздельные звуки и бормотания человек оказался пьяницей. Человек ли? Шум вот-вот приближающего поезда оглушал. Пьяное существо внезапно сделало рывок в сторону, такой, что половина граждан отшатнулась в сторону. Он одновременно и широко улыбался и в тот же миг жалобно что-то выпрашивал. Раздался девичий крик.       Микаса подбежала к краю. Не удержав равновесие, белокурая девочка оставалась буквально одной ногой на перроне, корпусом откидываясь назад, руками будто пытаясь поймать воздух. В испуганных глазах читался лишь немой крик о помощи.       Общественность охнула. Схватив девчонку за предплечье, Микаса одним рывком откинула ее к толпе. Поезд пронёсся следом. Другая часть толпы даже не заметила этого проишествия. Худощавая девчонка, на вид лет пятнадцати, пыталась отдышаться, не отрывая взгляда от своей спасительницы. Из-за шума ей удалось только губами произнести краткое «спасибо», не теряя ее образ среди толпы: Неземная валькирия с остро высеченным в тени спокойным овалом лица — в этот самый момент развевающаяся от сквозняка одежда Аккерман на фоне пробегающих окон поезда показалась ей крыльями.       Сиденье Микасы находилось рядом с сиденьем Оруо. Им нужно было доехать всего одну станцию, но оба были уже вымотаны. Последнего явно утомили ступени. Девушка сидела прямо и смотрела куда-то вперёд себя, в глухую невидимую стену. Парень, заметив эту ровную осанку, поерзал тазом, хмыкнул и выпрямился, пытаясь поравняться с брюнеткой. В голове он неосознанно провёл параллель между ней и Леви, сходство в некоторых аспектах было феноменально.       Начинало темнеть.       — Мне вот интересно, почему Ирвин выбрал тебя? Я, конечно, знаю, что ещё совсем недавно первыми кинооператорами становились выходцы из фотографов и рассматривались они в качестве технических специалистов, которые могут грамотно проэкспонировать кинопленку. Но сейчас с кинопленкой учат работать любого сосунка…       — Ты хочешь об этом поговорить? — она приоткрыла ему дверь, недовольно сузив глаза и запуская друга-пилигрима внутрь рентала. — Причины мне неизвестны. Может быть, поспрашивал у нашего мастера, а тот выдал ему меня. Или же из-за отсутствия Гюнтера в ваших поредевших рядах.       — Ирвин Смит человек себе на уме. Никому не известны его истинные мотивы. У него часто бывают нестандартные решения и идеи. Думал, что хотя бы с тобой он поделится, перед тем, как брать к себе в проект.       — Никому неизвестны? Я уверена, что коротышке он рассказывает абсолютно все.       — Я бы на твоём месте так о нем не отзывался, — парень приподнял указательный палец вверх и прикрыл глаза, будто высказал философское изречение.       Микаса тряхнула головой, сдувая челку с глаз. «Никто никогда не будет на моем месте»       Множество полок с коробками и кабелями лежали в пыльных складах и ждали своего часа. Хозяин аппаратуры немного удивился при виде гостей. Среди всех своих богатств он выглядел бароном, только вот небритым и пиджачок ему был маловат. Оруо на входе в двух словах шепнул брюнетке о самом торговце и хозяине этого места, мол, уважаемый человек, и что с Риваем у них неплохие доверительные отношения.       — Мы за телеобъективом. 200-400 миллиметров. И за насадками.       — В киноакадемии своей техники уже не хватает? — сгримасничал Димо Ривз, устраивая руку на боку.       — Да там у заявок ограничение по времени… присваивать себе казенное имущество на несколько дней не получится, — начал Оруо. — Да и у вас продукт высшего класса! Всегда можете побаловать чем-то интересным.       — Флегель, принеси объектив из отсека пятнадцать! — рявкнул немец, устраивая руки на своем столе.       Микасе не нравились люди с зубочистками во рту. Пока мужчины беседовали о своём, она уже упаковала объектив и вышла с маленьким вытянутым чемоданчиком на Блименштрассе. Бумажную работу мысленно поручила своему коллеге, так как светиться в документах своей фамилией, как ей казалось, было лишним. «Удивительно, как сам Леви собирает вокруг себя людей разной деятельности, не скрывая своего происхождения и не применяя в обиход запугивания… Или все-таки…»       Часто вместе со многими невзгодами и внешними раздражителями приходит ещё больше неприятностей. Девушке уже казалось, что сегодняшний утомительный день никогда не прекратится. Тянущаяся в течение последних часов боль внизу живота добавляла свои краски: Сигнал хозяйке о малоприятных переменах, что были так некстати.       В голове промелькнула мысль, что надо будет зайти за обезболивающим, но аптека находилась в другой стороне квартала. Все ещё крепко держа чемоданчик в руке, девушка исследовала указатели и в первый раз пожалела, что оставила Оруо где-то с картой. Она могла бы пригодится.       Неприятная боль все-таки заставила сероглазую ненадолго присесть и перевести дух. Она откинулась спиной к каменной стене, зажмурившись. Такое случалось с ней не всегда, но если уж доводилось, то она без проблем пресекала это самолечением.       Медленно скитаясь между переулками и скверами под лучами ночных фонарей она наткнулась на парочку, гуляющую с собакой. Значит, местные. Подойдя ближе, и, собираясь заговорить, девушка в привычной ей манере хотела подтянуть на половину лица шарф, только действие оказалось бесполезным. Вероятно, он сполз с неё и она даже не заметила. Черт бы побрал все эти блуждания в темноте.       Оставалось только корить себя за снижение бдительности. Парочка с собакой стояли столбом, наблюдая, как только что подходившая странница уже удалялась от них в противоположном направлении.       Объектив сам по себе был достаточно увесистый, вместе с футляром тем более, однако Аккерман чудом дошла до контрольной точки, где она останавливалась отдохнуть. Благо шарф оказался никем не тронут. Понимая, что сейчас возвращаться домой на метро у неё уже точно не выйдет, она принялась вспоминать локации, в которых можно было бы временно осесть. Время позднее, город возобновит свою работу только под утро.       Бережно укутавшись шарфом, Микаса без былого рвения двигалась в сторону единственной знакомой ей здесь улицы. Для полного образа ей не хватало бутылки красного вина и ходьбы босиком. «Где-то рядом точно был папин кинотеатр. Его ведь не могли снести?» Господин Аккерман несколько лет был киномехаником того самого небольшого кинотеатра, где Микаса, будучи ребёнком, приносила ему свои работы. Он же менял там бобины и отвечал за проектор. Его научил один человек, по его словам, очень умелый и по-настоящему любящий кино. К сожалению, имени она не помнит.       — И что теперь? — на двери висел мощный замок. — Никогда ведь на ночь не запирали.       Девушка обошла небольшое темно-кирпичное здание с жестяной крышей, оказываясь в безлюдном узком сквере, откуда виднелось окно обитое досками. Оно так и осталось нетронутым, можно считать, секретная находка. Никто не хотел тратиться на ремонт с этой стороны, так как окно вело в ненужную комнату, которую обычно оставляли для хлама или букетов цветов, когда публики было особенно много и был повод для празднества. Например, премьера важной для государства кинокартины.       Аккуратно пролезая внутрь, Микаса убедилась в том, что всё так и осталось нетронутым. Какое-то время кинотеатром управлял состоятельный герр Мюллер, но вскоре для него это превратилось лишь в лишнюю возню, а не любимым делом, в которое он был готов вложиться. Кинотеатр до недавнего времени был опустелым, сейчас-то наверняка кто-то здесь обзавёлся жилищем.       Оказавшись в главном зрительном зале, брюнетка спустилась вниз к экрану и обратила внимание на достаточно чистое окружение. Сиденья были потрёпанными, но все ещё неплохо сохранились для своего времени. Сколько же лет она тут не была…       В конце зала послышались шаги. Высокая фигура. Аккерман на всякий случай схватилась за кастет в кармане.       — Хотел было выкрикнуть любимое: «Что за крысы тут шастают?», но такой гости у меня ещё не было.       Микаса нахмурилась, сильнее сжимая кастет в кармане. Выходит, появился новый хозяин? Тогда чего кинотеатр не работающий?       — Ой-ой-ой! Опасная ты штучка, фройляйн… Или как вас прикажете называть? Мадмуазель? — высокий мужчина развалистой походкой вышел из тени и остановился. Его и девушку все также разделяло множество зрительных кресел. Возможно поэтому он говорил на повышенных тонах, хотя, его и так было прекрасно слышно.       — Вы тут работаете? — Микаса почувствовала, как в горле встает ком.       Мужчина, поправив шляпу, обнажил все тридцать два зуба, прищурив один глаз.       — А ты?       Девушка не могла уловить тон их диалога. Сначала он кажется учтивым и местами заигрывающим, но в ту же секунду от всего этого начинало разить не то смертью, не то существенной угрозой.       — Присаживайся! — он в приветственном жесте раскинул руки в стороны. — Если мадемуазель так хочется посмотреть фильмы, тогда самое время занять лучшие места.       Аккерман устроила чемоданчик с объективом на коленках, с подозрением наблюдая за тем, как высокий мужчина удалился в отделение для киномеханика к проектору. Либо за пулеметом.       Живот все еще давал о себе знать, сделать позу не напряженной у Микасы не получилось. «Лучше было бы переночевать где-нибудь на улице…»       Вспышка. Экран. За спиной техника проецировала изображение, освещая белыми всплесками и без того бледную кожу операторки. Неожиданно на соседнее сиденье рухнуло тело, широко расставляя ноги, а руки устраивая на ближайших спинках кресел. Сиденье Микасы от этого груза тоже дрогнуло.       — Хороший фильм, да? В нем есть что-то такое пьянящее.       Микаса с лицом кирпича наблюдала за происходящим на экране. Противостояние, гротескные злодеи, бойня, наигранные смерти. Классический вестерн.       — Ты начала говорить о том, какие крупности кадра существуют. Вот как этот план в кино называется? — он указал на актера, помещающегося в кадре с головы до бедра.       Девушка не понимала, почему она не может просто молча смотреть фильм, вынужденная играть с этим человеком по каким-то его правилам.       — Второй средний план.       — Ковбойский.       — Ясно, — сказала она вместо «ковбои скучны». — Никогда не понимала ажиотаж вокруг этих войнушек…       Мужчина наигранно поджал губы, будто бы с удивлением и даже уважением отнёсся к такому ответу, но было прекрасно ясно, что сам он считал наоборот. «Вот как, значит». Со стороны можно предположить, что это отец с сыном вышли на семейный просмотр отечественного кино.       Достаточно большой временной промежуток прошёл в тишине, перебиваясь звуками выстрелов. Девушка украдкой поглядывала в сторону ненормального соседа, подмечая, как он внимательно смотрит картину; его лицо было таким спокойным, а в глазах виднелось что-то вроде маленькой искорки. Но она тут же потухает, как только мужчина достает портсигар из кармана и зажигает сигариллу.       — Ну, а если серьезно, кто ты такая и что здесь забыла? — он медленно пускает дым, только под конец поворачиваясь лицом к девице, как только удостоверился в том, что колечки дыма в воздухе получились знатными.       — У меня раньше работал здесь отец… Думала переждать здесь ночь и дождаться открытия метро.       — А сама ты кто? Дочка отца? Знаешь, сколько на земле таких… — он снова сунул сигариллу в рот. — Я знаю только двух человек, которые имели какое-то отношение к этому месту. Один из них хренов Мюллер, а другой точно был Аккерманом. По факту тоже гавнюк, потому что все Аккерманы гавнюки.       — Аккерманы сделали вам что-то плохое? — хоть девушка и сдерживала себя, но толика раздражительности все-таки проскользнула в ее речи. Выходит, он может сейчас и сам догадаться чей дочерью она являлась, если хорошо знал и второго и первого.       Мужчина залился громким и долгим смехом. В пустом зале это выглядело поистине зловеще. Почесал щетину и недобро оскалился. Микаса чувствовала себя идиоткой, будто ее вопрос был настолько несуразен, что она даже не удостоилась нормального ответа.       — А ты смелая, раз ходишь одна по ночам без мужика, — с чего-то вдруг выдал он.       — Мне не привыкать.       После этого они снова замолкли и устремились лицами к экрану. Часов в зале не было, так что проверить время не получилось. Фильм оказался на удивление долгим, хронометраж больше трех часов.       Оставалось только переждать ещё какое-то время, а пока можно было отвлечься бесплатным просмотром бойни на экране. Оба немного размяли мышцы спины.       — Пересядем на последний ряд? — голос с хрипотцой прозвучал почти что у уха.       — Не ввязываюсь в сомнительные операции, простите.       — Ты-то? Смешная девчонка. Предлагаю тебе просто пройтись от одного ряда к другому, нельзя же столько времени просиживать свой зад.       Микаса вздохнула, но все-таки привстала. С последних мест, может, изображение и лучше воспринимается. Собеседник решил помочь с вещами.       — Отдайте кейс, пожалуйста.       — Да я только одним глазком взглянуть.       Попытка вернуть своё увенчалась провалом, мужчина внезапно продемонстрировал перочинный нож у самых скул девушки.       — Цыц. Мне же нужно знать, что проносят в кинозал такие подозрительные зрители. Всего лишь формальность, фройляйн, — с интересом изучив объектив, дядюшка-засранец повертел пальцами кольца фокуса и зума. — Но, знаешь, если бы ты притащила сюда огнемёт и хотела, например, сжечь это место, я бы не возражал. Особенно, если бы кинотеатр кишел нацистами и эсесовцами.       В его глазах, обрамленными морщинами, показались опасные животрепещущие блики. Девушка не удивилась бы, оказавшись он преступником или вандалом. И что провернуть нечто такое не будет представлять для этого хряща особой сложности. Нелюбовь к нацистам и у неё самой присутствовала, но только не такая уж страстная.       — Нет, — Микаса резким движением закинула конец шарфа за спину. — Это здание должно пережить нас всех.       С этими словами она приняла кейс обратно, кивнув загадочному обитателю кинотеатра на прощание. Последний, как ни странно, никак не попытался ее остановить.