Твоя мелодия – мое спасение

POV Джейкоб

      Моему взору открылась поистине сказочная картина. На залитой солнцем поляне стояло самое дорогое сердцу существо, купаясь в щедро даримых лучах. Он был, как божество: освященный лучами рассветного солнца, обласканный ими, словно любимец небес. Будто горная вершина, с которой открывается незабываемый вид. Светлый, как свежевыпавший снег и такой же ледяной. Его кожа сияет на солнце, усыпанная миллионами крошечных бриллиантов. Будто сами звезды пожертвовали своей пылью для него. Поцелованные солнцем волосы так и наталкивают мысль о нереальности данной картины. Создаётся впечатление, что вся природа пожертвовала всем прекрасным, нет, совершенным, на создание этого человека. И только загадочные, тёмные глаза, затягивающей и липкой бездной не вписываются в картину. За всю свою жизнь я не видел никого притягательнее и прекраснее него. Гарри… Разве мог он быть создан для этого грязного мира? Какой гений-скульптор сумел на небесах создать подобное произведение искусства? Какой безумец решил ошарашить Землю подобным приобретением? Я уверен, родись он на несколько тысячелетий раньше, именно из-за него люди устраивали бы войны и захватывали страны. Разве может ангел спуститься на бренную землю? Кто сотворил тебя такого, для чего? Хотя, к чему этот вопрос, если ответ очевиден? Для меня. Да, может сейчас это звучит эгоистично, но что поделать, если факты говорят сами за себя? Чем больше я думаю о нём, тем сильнее убеждаюсь, что мы — две половинки одного целого. Он красота, я — сила. Он слово, я — дело. Он инь, а я — янь. Уж не знаю, чем я заслужил такой дар, возможно, в прошлой жизни я спас вселенную от говорящих зелёных человечков из космоса. Но чтобы отказаться от такого чуда, нужно быть редкостным идиотом, которым я себя никогда не считал. Что бы там Сэм не говорил. Он пришёл ко мне, чтобы подарить себя всего и получить равноценную плату взамен. Я не какой-нибудь паразит, который способен только на то, чтобы брать, как те же самые полутухлые пиявки. Я могу и буду отдавать столько же, сколько получаю, или даже больше! И отныне это аксиома.       Гарри стоял чуть впереди, спиной ко мне — того и гляди появятся из-под тонкой рубашки сперва белоснежные перья, а затем и вовсе настоящие крылья, которыми он бы взмахнул и улетел так далеко-далеко. Ещё до того, как я осознал свои действия, я уже двигался ближе к нему. Моя загорелая ладонь непривычно смотрелась на его белоснежной рубашке, что будто спускалась гладью по хрупкому телу. Гарри сперва не обратил внимания, пустым взглядом смотря, туда, куда мой взор попасть не может, но спустя пару мгновений он обернулся. Глаза начали приобретать осмысленность, а на лицо вернулся свойственный ему слегка насмешливый прищур. Такой холодный, невозможный, недосягаемый. Но одновременно родной, будто я знаю его уже не одну жизнь. А может, это действительно так? Несколько абсолютно противоречивых чувств смешались в нём, из-за чего моё восприятие то и дело сбивалось. Не знаю, как ему удается совмещать холод Аляски и нежность материнской руки. Что со мной? Мои мысли путаются, чувства сплелись в клубок, а то, что я вижу никак не хочет согласоваться с моим внутренним миром. Словно в меня влили какое-то экспериментальное зелье, которое вошло в реакцию с кровью оборотня. Что со мной? Что ты сделал со мной? — Что ты делаешь? — спросил он, улыбнувшись так, как только ему одному свойственно, выдергивая меня из своеобразного транса, заполняя всё моё существо собой. Вокруг глаз легли едва заметные морщинки, а во взгляде плясали черти и смешинки. Всё его внимание было сосредоточенно только на мне и что-то внутри ликующе запело от осознания этого факта. Будто где-то в лёгких начали распускаться прекраснейшие из цветов.       Розовые губы изогнулись так, как только один Гарри умел: немного ухмыляясь, словно вечно посмеивался над всеми, иронично сверкая глазами, но в тоже время тепло — для меня одного. Это правильно. Так и должно быть. Что-то глубоко внутри меня твердило мне обратное, но я раз за разом повторял себе, что всё в порядке. Всё так, как быть обязано. Попытавшись сделать шаг к нему навстречу, чтобы заключить в объятья, следуя за внутренним голосом, велевшим мне так поступить, я потерпел неудачу. Мои ноги будто бы приросли к земле, не желая двигаться ни на миллиметр. Продолжая безуспешные попытки приблизиться к своей паре, я начинал немного паниковать. — Подойди ближе. — то ли попросил, то ли приказал я, всё больше и больше погружаясь в неприятный туман безумия. Если я не могу приблизиться к нему, то, может быть, он сможет? Ведь он должен хотеть этого так же, как и я?       Гарри послушно подошёл ближе, так, чтобы я мог вдохнуть родной и знакомый запах. Плавной походкой, словно аристократичная дама, он покорно приблизился ко мне, практически вплотную. В нос ударил дурманящий аромат, который пьянил чуть ли не больше его покорности. В голову начали забираться не самые безгрешные мысли, которые я поспешил задушить в зародыше. Ну или хотя бы попробовал. Тот самый запах, что не даст покоя мне, куда бы я не направился. Он будет преследовать меня, словно лесной хищник. Забавно, волка преследует другой хищник? Кому расскажу, не поверят. Такое чувство, будто он внутри меня, где-то глубоко под кожей, в моих костях, крови и мышцах. Он в моей голове, или даже в душе, там, куда никому другому входа нет. Я слышал эти ноты и вдалеке, но разве может сравниться аромат на расстоянии с тем, что прямо перед твоим носом?       Его эбонитовые глаза с интересом и какой-то выжидающей остринкой вглядываются в мои, карие. Его лицо всё ближе и ближе, я уже могу различить разницу между зрачком и радужкой, осознавая, что она скорее тёмно коричневая, чем абсолютно чёрная. Аромат становится все насыщеннее, настолько, что у меня начала кружиться голова. Его тонкие, как прутики, ручки ложатся на мои плечи, а сам он становится на цыпочки и между нашими лицами остаётся пара жалких сантиметров. Моё тело одеревенело, будто по жилам начали бежать никак не кровь, а ртуть. Я словно стал сторонним наблюдателем, неспособным как-либо повлиять на ход истории. Как всё моё естество ни желало ответить на ласку Гарри жгучей страстью, ни один нерв не предпринимал ничего на пути к этому. Совсем наоборот, все мышцы будто бы решили разом предать своего хозяина и, напрягшись до предела, окаменели. Я неожиданно стал заложником своего собственного тела, и чем меньше становилось расстояние между мной и Гарри, тем отчетливее я начинал слышать стук сердца в ушах.       Со всех сторон начал доноситься неприятный шёпот, чем-то напоминающих шорох листвы. На своей коже я почувствовал холод, что никак не могло быть правдой. Волки не мерзнут, в наших жилах течет раскаленная лава, так как это возможно? Не желая отрывать взгляд от своей пары, я понял, что это не его рук дело. Он не мог желать причинить мне вред, это просто не имеет даже шанса на реализацию. Зачем ему это? Зачем избавляться от защитника, при чем объективно не слабого? Нарастающий гул множества голосов не сразу позволил различить в этой какофонии звуков слова: Союзник мой — огонь, Противник мой — земля. Любим же я — водой, Всего лишь воздух я.       Ощутив мертвецки холодное дыхание на своих губах, я пораженно наблюдал за произошедшими метаморфозами, как Гарри, так и окружающей нас местности. Солнце заволокло тучами, а нас самих начал окружать серый туман, все ощутимее беря в кольцо, окружая. Черты лица моей пары заострились, становясь хищными и отталкивающими, будто у птицы. Бледная кожа приняла серый оттенок проводя параллель с трупами и потеряв всё своё сияние. Так привлекающие меня волосы, сейчас начали казаться тусклыми и грязными. Что-то мне подсказывало, что дело не только в освещении. Во мне всё нарастало желание отпрянуть от него, спровоцированное пока не страхом, но справедливым опасением и непониманием так точно.       А тем временем голоса набирали силу: Упёртость ведь мой враг Я холоден, как снег. Но чувств огонь — не страх. В любовь игра — не грех.       За его спиной раздался неприятный треск разорвавшейся кожи, но на лице не отразилось и капли эмоций. Бездушные глаза всё так же глядели на меня, поглощая, подчиняя, высасывая душу без остатка. Сколько я не пытался оторвать взгляд от них, физически не мог. Словно кролик перед удавом, я стоял истуканом перед демоном, принявшим облик самого дорогого мне существа. Да, именно демона, уверился я, краем глаза заметив распускающиеся словно лепестки розы крылья, цветом напоминающие смолу. Брызнула кровь и вот, Гарри уже возвышается надо мной, насмешливо и снисходительно изучая меня взглядом, как диковинную зверушку. Его холодные руки, переместившись с моих плеч на лицо, непривычно нежно оглаживали контур скул.       Присоединившись к голосам, Гарри прошептал нечеловеческим голосом прямо мне в губы, животрепещущие слова: — Поймать меня не сможешь, Ведь спрячусь я в тебе. В погоне ты за мною…       За злой усмешкой, в которой искривились любимые губы, я заметил клыки. Но осознать это, мне было не дано, ведь с последующими словами, буквально пропетыми, я ощутил сильный толчок в солнечное сплетение: —…Окажешься на дне!        И, оттолкнувшись от меня, как от трамплина, Гарри взмыл в серое небо расправив смоляные крылья. Несколько толстых и длинных перьев закружились вокруг в причудливом танце, постепенно оседая на землю. Ну или место, где должна быть земля, а возможно другая устойчивая поверхность, которой, увы не было. Ликующий хохот, вырвавшийся из его груди отозвался болью и жгучим разочарованием там, где должно быть сердце.       Словно в замедленной съемке, я наблюдал, как он отдаляется с каждым взмахом крыльев, всё выше и выше, взбираясь на только ему ведомую высоту. Или, быть может это я падал с оглушительной скоростью? Я, если честно, уже ничего не мог ни понять, ни почувствовать. В груди разрасталась ледяная глыба, заполняя собой пустоту, погружая в апатию и безразличие. В ушах звучали слова импровизированного стишка, а перед глазами стояла картина клыков и пустых, мёртвых, эбонитовых глаз.

POV Джейкоба

       На развороченной постели, раскинув все конечности по бокам, метался молодой волк. Его кожа была мокрой и липкой от пота, а на лбу залегла напряженная складка. Дыхание то и дело сбивалось, чтобы через мгновение прийти в норму, и снова сбиться. В ночной тишине отчётливо были слышны тихие стоны и неразборчивые слова, которые доносились от парня. Он то старался найти откинутое в самый край кровати, ненужное одеяло, чтобы согреться, то опять ногами отпихивал его от себя, будто ему было жарко. Переворачиваясь то на один, то на другой бок, он всё никак не мог найти удобное положение, чтобы досмотреть свой увлекательный сон. И только луна была оплотом спокойствия сейчас, безмолвно наблюдая за муками своего подопечного. Её свет мягко падал на ничего неподозревающего волка, обещая как перемены, так и успокоение.       Неожиданно он застонал громче обычного, а с его губ сорвалась то ли мольба, то ли угроза. Он снова задышал чаще, а по его виску медленно начала катиться капля пота, потонув где-то в подушке. Сильными руками он комкал простынь и всё никак не мог скинуть надоедливый морок. Кошмар достиг своего логического завершения, и волчонок проснулся с хриплым криком. — Нет…       Его глаза безумно блуждали по домашней обстановке, ни на чем конкретно не задерживаясь, но пытаясь зацепиться сознанием. Ещё не до конца проснувшись, он забился в самый угол кровати, поближе к стене и старался успокоить сбившееся дыхание. Его взгляд перемещался с одного предмета на другой, как бы доказывая мозгу, что кошмар закончился и вокруг царила знакомая и домашняя обстановка. Бардак, царивший в комнате, не сильно заботил её владельца, он видел в этом больше плюс, чем минус. Было в беспорядке что-то, что помогало его мыслям собраться в кучку и начать коммуницировать с собой. Не сильно обращая внимание на темноту в комнате, он прекрасно видел и ориентировался в ней. Парень встал и направился по направлению к рабочему столу нетвёрдой и пошатывающейся походкой. Его голова немного кружилась, а во рту стоял неприятный привкус и сухость Сахары. Тем не менее, молодой волк не намеревался немедленно устранить раздражающие факторы. Он даже не думал о том, чтобы ещё раз заснуть сегодня. О, нет, вместо этого, он включил старую настольную лампу, которая, пару раз моргнув светом, засветила нормально. Тяжело усевшись на стул, будто он не молодой перспективный парень, а умудренный жизнью старик, он достал из ящика старый, потрёпанный альбом. Поиски жалкого огрызка простого карандаша заняли больше времени, но он и с этим справился. Ещё раз освежив в памяти образ, который он видел во сне, пусть и преисполнившись уверенностью, что в ближайшее время забыть его не выйдет, парень принялся за зарисовку. Постепенно, из-под его шершавых и слегка дрожащих рук начали появляться очертания то ли птицы, то ли человека. Сначала появилось прекрасное юношеское лицо, испорченное разве что животным оскалом. Следом, начали прорисовываться детализированные перья. Одно могу сказать точно: герой рисунка был определенно отрицательным персонажем, иначе почему волк, рисуя ровные линии, так сильно давил на карандаш?

***

POV Гарри

       Пейзажи сменяли друг друга, а деревья следовали за такими же деревьями. Сначала меня не напрягало, что вокруг маленького городишки Форкс сплошной лес на много десятков километров, но теперь, когда я об этом думаю… Это может существенно усложнить побег, или даже жизнь. Непроизвольно вспомнилась вчерашняя ситуация с Джейкобом и волками, и я настороженно повёл плечами. Это тогда мне повезло наткнуться на него, если бы волки были одни… Что же, был бы я сейчас с родителями, на семейном чаепитии. А я пока что за грань не тороплюсь, ещё чего, сделать такой подарок Деймону. Нет уж, ты у меня столько кровушки попил, что век не расплатишься.       Примерно с такими мыслями, я подводил итоги сегодняшнего дня и оставался более или менее доволен. Я не влип в непоправимые неприятности, не сделал того, о чём могу пожалеть, так что в общем и целом — всё прошло неплохо. Единственное, что не то чтобы расстраивает, но скорее беспокоит, так это Джаспер Хейл. Не понравился он мне, слишком уж много у него несостыковок… Я не могу понять этого человека, а если не могу понять, то не могу предвидеть его следующих действий. А неизвестность пугает, это все знают. То ли дело Йорки — простой, как палка. Самый обычный, непримечательный и безопасный. Уж не знаю, какая у него компания-шайка, но что-то мне подсказывает, что там будет клишированный набор из заучки, тупого качка и белой вороны. Всё, как в дешёвых фильмах о подростках. Хейла же можно охарактеризовать как чистое, концентрированное противоречие. Зачем подошёл, если разговору предпочел молчание? Зачем поделился едой, если и ежу понятно, что я тебе не сильно импонировал? И, чёрт возьми, зачем я тебе вообще понадобился, раз ты так ревностно торговался по поводу каких-то вопросов? Я что, случайно наступил ему на ногу на испанском, вот он и злился? Серьезно, я думал с загадочными Калленами будут проблемы, не спроста же Джейкоб их до белых пятен перед глазами ненавидит, но похоже в список настораживающих факторов можно вписать и семью Хейлов.        Я не тот человек, который будет лезть на рожон или действовать глупо и необдуманно. Да, я прекрасно осознаю, что мнение Джейкоба для меня далеко не приоритет. Но если мне что-то настоятельно рекомендуют не делать, я три раза подумаю над тем, чтобы ослушаться. Возможно, я сейчас открою тайну, но люди — не идиоты. И вместо того, чтобы набивать свои шишки, я предпочту понаблюдать за другими и сделать соответствующие выводы из этого. Я не движущая сила, не заводила и не бунтарь, я скорее наблюдатель. И вывод напрашивающийся из моих сегодняшних наблюдений таков — если не будет возможности остаться одному, из — за каких-то внешних факторов, то держаться поближе к Йорки и его шайке. С ними пока наименее опасно, а значит — практически безопасно. А ещё ограничить общение с Джаспером, слишком уж он… Странный? А мне и собственной странности хватает, чтобы ещё с чужой разбираться. И, по возможности, узнать, что же это за мистические Каллены, раз даже Джейкоб, парень который даже не учится в этой школе, на дух их не переносит. Ну и в общем разжиться информацией.       Наконец, машина въехала во двор и остановилась недалеко от входа. Водитель оперативно вышел, чтобы уже вскоре открыть мне дверь. Будто бы я и сам не мог. Но так велели ему условия контракта заключённого со своим работодателем, то бишь с Деймоном. А он просто обожал этот пафос и демонстрацию власти. Если бы это позволяли права человека, уверен, он бы принудил своих сотрудников кланяться себе при встрече и называть себя не иначе, чем «Хозяин». Больной ублюдок.       Впереди меня ждал он сам, собственной персоной. Деймон переговаривался о чём-то с начальником охраны — большим мужчиной лет сорока пяти с тёмной щетиной и маленькими глазками. Тот иногда посматривал на меня недобро, словно я ему задолжал, причём много. В принципе, это ожидаемо, учитывая сколько раз я сбегал прямо у него из-под носа, а по шапке естественно приходилось получать ему. Мне конечно тоже перепадало, но ощутимо меньше. Но я отвлёкся.       К двум часам подали обед, именно в тот момент, когда я уже подумал, что мой желудок съест аппетитно выглядевшую печень. Наша новая столовая выглядела не хуже старой: огромная комната из мрамора, в углах которой стояли безликие статуи и иногда какие-то цветочки, огромный стол, на одном конце которого восседал дядя. А я, будто нахлебник, должен был сидеть по его левую руку. Такой расклад вещей стоит уже не один год, поэтому мне не в новинку. Как-то раз, я попробовал сесть во главу стола, с другой стороны, напротив него. Но меня незамедлительно согнали и убедительно попросили, нет приказали, «знать своё место». Когда я был ещё глупым и наивным ребёнком, у которого ещё не закончился период постоянных «почемучек», я неосторожно задал этот вопрос. На что мне был дан, на первый взгляд, логичный ответ и даже без язвительности. Таким нехитрым способом, дядя хотел контролировать мою осанку и манеры, во время приема пищи, чего он при всем желании не смог бы делать, сиди я на другом конце стола. Обрадованный я решил, что когда он убедится в моих умениях и знаниях этикета, позволит мне, в качестве поощрения, занять место во главе, как и он. Но этого не произошло ни через год, ни через два, хоть и все заученные на зубок сочетания этих ложечек, вилочек и бог знает, чего ещё, я знал превосходно. В какой-то момент я понял — ему просто претит мысль, встать со мной на одну планку. У него мания величия и безумная тяга к контролю и власти. И именно эти два качества не могут ему позволить, чтобы какой-то мальчишка встал на один уровень с ним. Что сказать? Всё кристально понятно — он просто сукин сын.       Наш дворецкий, мистер Майклсон, подал несколько блюд: тыквенный крем - суп, запеченую форель со спаржей и лимонным соком. Возле Деймона оставил высокий стакан с алым вином, а мне достался какой-то сок. Всё было сервировано по высшему разряду, будто мы каждый день принимаем в гостях членов королевской семьи, не меньше. Десяток столовых принадлежностей уложенных в равном расстоянии друг от друга на кружевной салфетке. Начищенная до блеска тарелка слепила глаза так, что я мог увидеть в ней собственное отражение. Деймон тоже был при параде, строгий костюм, непременно чёрный, лакированные туфли, обязательно галстук, всё таких же темных оттенков. Иногда мне кажется, что он и спит в таком виде, отсюда и дерьмовый характер. Что же, приятного аппетита мне.       Сперва мы ели в тишине, как и предписывает этикет, но меня не отпускало какое-то напряжение, звенящее в воздухе. И, совсем скоро, мне пришлось поблагодарить свою интуицию, ведь он отложил нож и вилку в сторону, сделал бесшумный глоток и, промокнув губы безупречно белой салфеткой, спросил, будто невзначай, своим слегка хриплым, старческим голосом: — Как тебе школа? — и главное, глазами он нашёл что-то до невозможности интересное в недоеденном куске форели. Мне же, как предписывают хорошие манеры, тоже пришлось на некоторое время забыть о еде.       Я ждал подвоха. Не мог не ждать. Что бы я ни ответил, будет использовано против меня с двойной силой. Боже, да даже если я промолчу, это будет использовано. Но я выдержу удар, и не такое выдерживали. — Нормально. — начнем с банального Е2 — Е4, а дальше посмотрим. Всё равно, преимущество на его стороне. — Действительно? — усмехнулся Деймон, уличив меня в одних только ему известных грехах. — Директор передал мне замечание преподавателей: кажется, ты был недостаточно усерден на уроках. Вернее, ты был абсолютно бестолков. — Действительно? — не удержался от сарказма я. Гарри, не ведись, это банальная провокация, ты же это знаешь. — Не могу вспомнить, чтобы мои предыдущие учителя по испанскому, алгебре и химии так отзывались.       Удар на удар. Клинок о клинок. Искры. На секунду, мне кажется, что если мы своим высоким напряжением подпалим белоснежную скатерть, то это будет весомой причиной закончить этот разговор. Да, капитуляция, но у меня нет особого желания ввязываться в заведомо проигрышную битву. Ведь Деймон прекрасно знает, что я занимался с репетиторами по этим предметам очень давно, очень мало и очень посредственно. Он сам этому потворствовал, ведь нет ничего важнее музыки! Да и тогда, я только входил в мир шоубизнеса. Ну, как я? Стефан Эванс входил, поэтому требовалось много «доказательств» моего таланта, как тогда говорил Деймон. В переводе, это означало много бессонных ночей, ещё больше проектов и совсем чуть-чуть потраченных нервных клеток. Но, видимо, сейчас, я так просто не отделаюсь.       Дядя свёл брови к переносице, словно всё происходящее не вызывало раздражение, а просто вытягивало последние силы. Пусть уж бы вытянуло поскорее. Может он, впервые за столько лет, сляжет наконец с какой-нибудь простудой, или, ещё лучше, инфарктом. Можно будет хоть вздохнуть спокойно. Он вперился в меня своими чёрными глазами, выворачивая наизнанку мою душу. От этого взгляда появлялось нестерпимое желание спрятаться где-то под кроватью и не вылезать от туда, как минимум лет сто. Интересно, я тоже так смогу когда-нибудь? — Тебе нужен, как минимум, хороший табель успеваемости в выпускном классе, чтобы поступить в Парижскую Консерваторию в следующем году, — тяжело выдохнул он. — Я не раз говорил тебе, что туда принимают студентов только с отличной репутацией. — Да, тебя бы туда точно не взяли…       Ба-бах! Тарелки подпрыгнули на столе, а стакан с соком и вовсе опрокинулся, разлив содержимое прямо на мои серые брюки. Прекрасно, просто выше всяких похвал. Или ты думаешь, только ты у нас мастер — провокатор? Ну уж нет, дорогой дядя, танго танцуют двое. Деймон резко хлопнул по столу и встал, отодвинув собой тяжелый, дубовый стул - силы ему не занимать. Даром, что уже за сорок, хоть и точно я не осведомлен о его возрасте. Как-то плевать. Зря я, конечно, это ляпнул, не подумал наперед. Но так хотелось вернуть ему шпильку, что это было сильнее меня. Мне то это простительно, в конце концов я подросток, а вот взрослому дяде… Пусть иногда я думаю, что его развитие как раз таки в этом возрасте остановилось, но это просто чтобы потешить своё самолюбие. Даже я понимаю, что это не правда. Но сейчас я и правда сглупил, не по-детски. Сегодня по расписанию репетиция непосредственно под руководством дяди, и он уж точно припомнит мне эти слова. Эта тварь злопамятная, склероз ему точно не грозит.        Возможно, посторонний человек задастся вопросом, почему мои слова так задели половозрелого человека? Всё просто.       Потому, что на самом деле его бы приняли в эту консерваторию, но Деймон был вынужден поступить в Гарвард на факультет экономики. Семейные дрязги, вроде бы. Иной причины я не вижу. Всё складывается прекрасно под эту картину: и его одержимость музыкой, и ненависть к младшему брату, а значит и ко мне. И я, к своей гордости, прекрасно умею давить на больное. Не расслабляйся, старичок, я тебе седых волос добавлю.

***

      Комната для репетиций выглядела ничем не примечательно: просторная, с высокими стеллажами для учебных пособий и сборников нот. На самой крайней правой полке хранились мои самые нелюбимые собрания Гайдна, ниже покоился Бах, затем, конечно же, Моцарт, Шопен и Брамс. Нижние полки были отданы под других композиторов, менее известных и поэтому более любимых мной. Их достаточно было просто сыграть один единственный раз без ошибок — и ты свободен. С классиками, такой трюк, увы, не работает, я проверял.       Я прошёл в центр, к месту, где стоял массивный, тяжёлый рояль. Он был чарующе красив: чёрный, с глянцевым блеском, с белоснежными клавишами, скрытыми под крышкой. Именно с него началось моё знакомство с высокой музыкой. На нём невозможно было играть что-то неидеальное, неполное и непризнанное многими критиками. Я пробовал и чувствовал себя, мягко говоря, не очень. Это был не просто инструмент. Опасность. Хищная привлекательность. Обманчивая беззащитность и неповоротливость. Музыка могла подарить надежду, вселить ужас и поднять дух. Но также могла повергнуть в меланхолию. В умелых руках музыка, льющаяся из рояля, могла стать оружием, способным как покорить людские сердца, так и разрушить их. Моё же она разбила на тысячи осколков.       Аккуратно уместившись на сидении, я открыл тяжёлую крышку. На мгновение появилось желание ласково провести кончиками пальцев по гладким клавишам. Но я быстро одернул себя. Нет, этот инструмент не достоин такой ласки. С ним у меня ассоциируется только боль и разочарование, вместе с непрекращающейся борьбой. Я должен подчинять данный инструмент, но никак не гладить. Ведь именно он впитал в себя мои кровь, пот и слёзы, именно он был причиной саднящих рук и бессонных ночей. Именно эта груда концентрированного искусства, запертая в форму из дерева.       В руки мне тут же всучили здоровенную папку: то была моя сегодняшняя партитура, репетировать которую мне предстояло не меньше трех часов с несколькими перерывами, чтобы мышцы рук не свело. И то, за эти перерывы мне было заказано выходить из данной комнаты, разве что в туалет. Видите ли, я не должен отвлекаться от нот. Я открыл папку на нужной странице, установил на подставке и пробежался ещё раз глазами по первым строкам: нужно снова не забыть про соль — диез. Постоянно утомленный мозг забывает такие несущественные детали, как эта. В целом, я уже неплохо знал содержание, и мелодия легко струилась под моими пальцами, но некоторые моменты постоянно вылетали из головы, будто нарочно. Бывает такое, знаете, когда пальцы уже сами бегают по клавишам — не нужно даже следить за ними, но сделать повторение репризы в конце всё время забывается. Кто-то скажет, что ничего страшного не произошло, но только не мой дядя… — Сосредоточься!!! Твои навыки не должны пострадать из-за этой проклятой школы, — выплюнул он и встал в нескольких шагах от меня, чтобы слушать, слушать, слушать. И много указывать на ошибки. Кажется, сегодня он раздражён больше обычного. Интересно почему, да, Гарри? Ведь никто ему не напоминал о величайшем крахе в его жизни всего пять минут назад.       Сам Деймон Хардман был отличным пианистом, талантливым. И мне было легко это признавать, точно так же, как то, что небо голубое. Не было ни зависти, ни презрения, уж точно не за это. Я иногда слышу, как он играет после особенно тяжёлых дней на работе, когда он даже не хочет есть за столом. А такое он себе позволяет довольно редко. В такие дни, он отменяет все репетиции со мной, если они есть и запирается в этой комнате. Приходит в зал вместе с бутылкой коньяка и начинает сперва просто перебирать клавиши, затем наигрывать лёгкие этюды. Вскоре можно услышать сложные по технике минорные композиции. Они выворачивают душу и я чувствую это, даже не видя самого исполнителя. А иногда так хочется. Я никогда не видел его, как человека, он ревностно охраняет эту свою часть. Я помню его разъяренное лицо, помню удовлетворенную улыбку, после моего успеха, но не помню грусти. Не знай я о его посиделках за роялем, счёл бы бесчувственной скотиной, или биороботом. Бывало, я приходил на душещипательные звуки, садился под дверью и погружался в такой знакомый, но совершенно чужой мир страданий. От схожести наших чувств, порой, хотелось плакать, что я нередко и делал, оставленный самому себе. Лучше я выплачу все эти эмоции, чем позволю им прорасти и превратиться во что-то столь глупое, как сострадание. Деймон — ужасный, падший человек, не знающий жалости. В нём нет абсолютно ничего хорошего. Сочувствовать ему — прямой путь к погибели и ещё большому разочарованию. Жизнь — не сказка, где злодей в конце окажется таким же обиженным человеком, которого достаточно будет погладить по головке и всё наладится. Здесь, если человек ведёт себя, как мудак, то, скорее всего, он — мудак. И я неустанно повторяю себе это. Но одно мне всё-таки приходится признавать, а точнее моему сердцу — он совершенно несчастлив. Как и я. Как вся наша проклятая семья. — Не отвлекайся. — буркнул он, постучав костяшками пальцев о чёрный бок рояля, когда я случайно захватил пальцами лишнюю клавишу.       Да, и вправду, я слишком задумался. А сейчас это — непозволительная роскошь, ведь из Деймона учитель, как из меня тракторист. Но объяснять мне, что я сделал не так всё-таки надо. Поэтому, мой любимый и обожаемый дядя придумал систему, за каждую ошибку — удар деревянной указкой для доски по пальцам. Её он увидел у учителя, одного из многих, которых он нанимал. Я уже и не помню, был то учитель математики, или биологии… Они постоянно сменяли друг друга, когда из-за условий, царивших тут, а когда ещё по каким-то причинам. Суть одна: Деймон выкупил эту указку у одного из учителей, когда тот уже покидал нас, за кругленькую сумму. Она приглянулась ему, как он сказал «широким функционалом и свободой в применении». Чёртов садист. — Я сказал не отвлекаться! — тихий свист разрезал воздух и по пальцам ударила неизменная деревянная указка, которую дядя держал подобно мечу. Пальцы незамедлительно покраснели, но спасибо хоть, за то, что кожа не треснула. Заливать рояль кровью всего лишь на первой композиции не входило в мои планы.       Я незамедлительно исправился, уделяя больше внимания игре, чтобы не задевать пальцами посторонние клавиши. Пусть от удара я и сбился, но быстро вернулся в правильный ритм мелодии, чтобы не отхватить второй раз. По моим подсчётам, мой рекорд — двадцать шесть ударов. Вытерпел я столько, когда мы изучали «Ночного Гаспада», чтобы Морис Равель вечно в гробу сальто крутил за такое издевательство над пальцами. На двадцать седьмой, кожа на костяшках благополучно треснула и залила половину клавиш багровой кровью, оставляя некрасивые разводы. Но прервать игру на середине мне было заказано. Спасибо на том, что удары прекратились, несмотря на ошибки. — Держи ритм, не сбивайся! — ещё один удар, на этот раз досталось левой руке. Деймон, словно коршун над трупом, кружил вокруг рояля, не останавливаясь ни на секунду.       Больно, но не смертельно. Всего лишь второй удар. Вот будь он двадцать второй — уже сложнее. Но, всё же, не стоит расслабляться, я не мазохист, а репетиция только началась. По моим подсчётам, осталось еще два часа и пятьдесят пять минут. Как нибудь выдержу, не в первый раз.

***

      Ввалившись в комнату, будто пьяный, я сразу же кинулся на кровать, лицом вниз. В комнате стояла приятная прохлада, что щекотала лодыжки, а вокруг был запах свежести. Вот и всё, на сегодня я свободен, по крайней мере, трогать меня не будут до ужина. А там обычно старый пердун закрывается в своём кабинете и отрезает лапы котятам. Ну, где-то так я представляю его досуг. И стоило это мне всего лишь тринадцать ударов. Никогда не верил в суеверия по поводу этой цифры, но сегодня, видимо, мой день. Перевернувшись на спину, я то и дело сжимал и разжимал руки, получая какое-то извращённое удовольствие от ноющей боли. Странно, никогда не был фанатом садо-мазо, пусть по моей жизни и не скажешь. Кожа была практически цела, если не считать пару царапин, из которых уже успели выступить несколько бусинок багровой жидкости. Но это так, мелочи.       Вздохнув полной грудью и прикрыв глаза, я уже начинал строить планы на оставшуюся часть дня, стараясь вписать туда пункт «заняться заказом для фильма», но он упрямо не хотел приживаться. Пусть я и знал уже, какие инструменты буду использовать, и даже в уме накидал парочку аккордов, тело упрямо не хотело садиться за стол, открывать тетрадь и браться за карандаш. Никогда не считал себя ленивым, но, видимо, всё бывает в первый раз.       Мои размышления прервал звук, что никак не вписывался в окружение. На первые несколько раз я справедливо рассудил, что мне послышалось, но когда навязчивый стук не прекращался, мне пришлось смириться с действительностью. Открыв свои ясные очи, я столкнулся с полумраком в комнате. Из-за этого видимость была не лучшей, но зато появлялось какое-то ощущение таинства. Зима приближается, дни становятся всё короче и темнеть начинает рано. Но сейчас это меня интересовало меньше всего. Кто-то или что-то настойчиво долбилось в моё окно. Уговаривал я себя подняться с постели всего несколько секунд, ведь любопытство всегда побеждает лень. Подскочив к окну и слегка поежившись от уличного холода, я, слегка повозившись с форточкой, открыл окно. Выглядывая и обводя взглядом безлистые ветки дерева, стоявшего напротив в нескольких метрах, я искал источник неожиданно прекратившегося звука. Уж не знаю, что это конкретно за представитель фауны, но до веры в говорящие деревья я еще не опустился, спасибо. Раздавшийся внизу треск поломавшейся ветки стал для меня огромным сюрпризом. Собственно, как и раздавшийся после этого громкий шёпот, хорошо слышимый в вечерней тишине. — Рапунцель, сбрось свои волосы! — уже знакомый полуголый парень отбрасывал подальше камень, который секунду назад держал в руке. Немного выглядывая из-за дерева, он, сверкнув шальной улыбкой, решительно оттолкнулся от земли. После чего, совершив невообразимые для меня акробатические трюки, он взобрался на уровень второго этажа по тяжелым веткам. — Но лучше, всё-таки, отойди.        И не обращая внимания ни на моё вытянувшееся от удивления лицо, ни на инстинкт самосохранения, он совершил один прыжок по направлению ко мне. Ну, точнее к окну. Я против воли отступил назад, даже не задумываясь над этим. Джейкоб же, зацепившись за карниз, или ещё что-то, без особых усилий оказался в моей комнате. Ну просто прекрасно! — Приветики! — вытирая руки об затертые джинсы он проказливо улыбался мне прямо в глаза, которые, скорее всего, были сейчас размером с блюдца. — Ты… Ты как вообще… Почему? — пытаясь сформулировать конструктивный вопрос, я каждый раз терпел неудачу из-за их количества, вертевшихся у меня в голове. Почти незнакомый парень, только что, взобравшись по дереву, проник в мою комнату, на второй этаж. И, при этом, даже не запыхался, будто так и надо. Что-то во всей этой композиции жёстко пошло не так. — Да я тут мимо пробегал и решил к тебе заглянуть на огонёк. Ты только не прогоняй меня, ладно? — он прошёл в глубь комнаты, разглядывая всё вокруг, даже не пытаясь таиться с этим. А я уже несколько раз проклял себя за то, что показал этому сумасшедшему, где я живу. Теперь, видимо, придётся первый раз в жизни обратиться за помощью к Деймону. Как он вообще сумел проникнуть? Этот параноик же не поленился камеры поставить вместе с охраной! Погодите — ка… — Как ты сумел обойти камеры и охрану? — стараясь не делать резких движений, спросил я. Нет, можно, конечно, закричать, но пока кто-нибудь добежит ко мне через этот огромный дом, этот бугай меня, как соломку, сломает и не вспотеет. — Это было трудно, но я смог проложить оптимальный маршрут по стеночке. Да и с этой стороны дома их меньше, чем с парадной. А охрана? Я тебя умоляю, они ходят по одной дороге в равных промежутках времени. Даже ребёнок тут справится! — явно набивая себе цену, он сверкал белозубой улыбкой.       Развернувшись ко мне, он, видимо встретившись с моим салатово-бледным лицом, слегка растерял свой позитив. — Эй, ты что, боишься меня? — Ты только что пробрался в мой дом, нелегально, кстати. Я тебя второй день знаю. А ещё, ты полуголый. Как ты думаешь? — чеканя каждое слово, я с каждым мгновением менял страх на ярость по очень хорошему курсу. Это… Это… У меня просто слов нет! — Ну… В прошлый раз твои домочадцы были не слишком приветливы, так что я подумал, что лучше их не беспокоить… — делая несколько шагов по направлению ко мне, он поднял руки в предверии мира. — Да, я знаю, что поступаю немного… Некорректно. Но я правда не хотел ничего плохого. И я уж точно не наврежу тебе, клянусь! — с каждым шагом сокращая расстояние между нами, сказал он. — А полуголый я, потому что, как и сказал, пробегал мимо. Я каждый день утром и вечером бегаю, знаешь?       Уже когда он стоял вплотную ко мне, я понял насколько был напряжён. Все мои мышцы были будто налиты железом и готовы ни то к драке, ни то к бегству. Я не спускал взгляда со своего невольного собеседника и дышал хоть и размеренно, но часто. Я даже не заметил, что меня парализовал страх. Но, думаю, зерно правды в словах нежеланного гостя есть. Если бы он действительно пробирался сюда чтобы навредить, уверен, я бы уже валялся на полу в отключке. Ему не составит проблем заломать меня и заткнуть мне рот. А то, что он прямо сейчас стоит на расстоянии вытянутой руки от меня и не чешется, только доказывает это. Но если не для насилия, зачем он здесь? — Как ты узнал, какая комната моя? И зачем я тебе вообще? — не желая верить на слово, я сразу же задал наводящие вопросы. Всё-таки с логикой у меня всё в порядке, а в этом доме больше двадцати комнат. Вряд ли он думал, что я буду задавать такие вопросы, посмотрим, что ответит. Да и не верю я, что нанятые Деймоном люди такие имбицилы, что не заметили довольно крупного парня, водящего хороводы вокруг дома и кидающего камни в окна. — Тут, каюсь, положился на удачу. Но в свою защиту скажу, что только в этой комнате на втором этаже не горел свет. А я думаю, что жилые комнаты в таких домах находятся никак не на первом этаже и… собственно, вот. Мне повезло! — послав мне ещё одну радостную улыбку, он запустил пятерню в волосы, растрепав их сильнее. Вот же… Беспечный везунчик. — А что насчёт второго вопроса… Я правда не планировал этого. Просто я бегал в округе и как-то вспомнил о тебе. Не ищи подвоха там, где его нет, Гарри.       Джейкоб, положив огромную руку мне на плечо, проникновенно заглянул в глаза. В полумраке комнаты его зрачки немного светились, будто изнутри, каким — то потусторонним желтоватым светом. Из-за чего были похожи цветом на карамель и от них совершенно не хотелось отрывать взгляд. Пушистые ресницы обрамляли их аккуратным ореолом, а они сами становились всё ближе и ближе. В какой-то момент я мог различить маленькие, едва заметные точки на радужке, которые начинались ближе к зрачку. Так мы пытали друг друга взглядом, стараясь то ли заглянуть оппоненту в душу, то ли узнать все его мысли и намерения. Я взвешивал все «за» и «против», ещё раз проворачивал ситуацию с его появлением у себя перед глазами, ища за что зацепиться. Что-то мне настойчиво здесь не нравилось, вот только что?       Из непонятного транса меня вывел ненавязчивый стук в дверь и голос горничной. — Мистер Хардман, ваш дядя просил обработать вам руки. Я могу войти? — вежливо спросила она.       Я же лихорадочно соображал, что можно сделать в данной ситуации. Выбраться Джейкоб не успеет. Не впустить её тоже не могу, иначе вместо девушки придёт уже сам дядя. А я как-то совершенно не соскучился по нему после репетиции. Вывод? Придётся прятать дорогого гостя, иначе достанется всем. Но если ему перепадут только крики и, возможно, проблемы с местной полицией, то меня ждёт увлекательнейший аттракцион под названием «Дом Ужасов». Где главным аниматором будет Деймон вместе с палочкой. Нет, нет, нет, мне вчера хватило скандала, если я и сегодня попаду под горячую руку, возможно, идти в школу завтра не придется. По крайней мере, не на своих двоих.       Именно поэтому я, со всей внутренней силой, продиктованной страхом, толкнул Джейкоба по направлению к шкафу. Тот, слава Богу, понял меня без слов и сам погрузился в пучину пиджаков и рубашек. Закрыв за ним дверцу и пройдясь встревоженным взглядом по комнате, я старался найти какие-то следы, что могут раскрыть наше маленькое преступление против Деймона Хардмана и его запретов. Быстро метнувшись к окну и без промедления закрыв его, я стёр с подоконника следы от грязных кроссовок. Так, вроде все. Больше этот нарушитель спокойствия ничего не трогал. Бросив взгляд в зеркало и встретившись со своими сверкающими страхом глазами, я слегка поправил прическу, просто чтобы успокоиться. После чего, прочистив горло, бросил горничной: — Можешь войти.       Молоденькая девушка, совсем ещё студентка, вошла в комнату вместе с баночкой обезораживающего средства и ватой. Её тонкая фигура совсем тонула в форме для горничных, да и не подходила ей абсолютно. Не обратив внимания на уже ощутимую темноту, царящую в комнате, как и на собачий холод, она прошествовала к тумбочке у кровати. Она мне не то чтобы нравится, часто о её существовании я и вовсе забываю, ведь та редко выходит из кухни. Но вот её немногословность сейчас была как нельзя кстати. — Оставь, я справлюсь сам. — сказал я тоном не терпящим возражений, стараясь копировать известного нам обоим домашнего тирана. — Но мистер Хардман просил… — неуверенно проблеяла горничная, спрятав глаза за слишком длинной чёлкой русых волос. Отлично, есть контакт. Пошли он ту старую гувернантку, что считается главной после дворецкого по службе, это бы не сработало. Слишком уж эта карга уверена в своей безоговорочной правоте. — Что, в словосочетании «я сам» тебе было не понятно? Не беси меня и проваливай! — в конце фразы я постарался угрожающе рыкнуть. Получилось так себе, но её, по-видимому, проняло. Она едва заметно отпрянула и будто бы ещё больше сгорбилась, стараясь казаться как можно меньше. Да, возможно, сейчас я повёл себя как тот ещё зазнавшийся мальчишка, или, ещё хуже, как Деймон, но у меня вообще-то полуголый парень в шкафу. Так что можно немного повременить с манерами.       Горничная, оставив перекись и вату на тумбочке, быстро, но тихо, словно мышка, прошмыгнула к двери, то ли извиняясь, то ли прося не увольнять её. Сейчас мне было это безразлично, хотя обычно я бы даже не довёл до такой ситуации. Да и если честно, иметь своего человека в доме не отказался бы. Именно своего, а не Деймона. Мало ли, может пригодиться. На прислугу редко обращают внимания больше, чем на мебель, особенно такую, как она. Этим можно было бы воспользоваться, но точно не после того, что я сказал. Очень жаль. Бесшумно закрыв за собой дверь, девушка окончательно покинула задумавшегося меня.       Ну а мой взор привлекла подозрительно скрипнувшая дверь шкафа, из-за которой показалась наглая морда Джейкоба. Спасибо на том, что уже без раздражающей улыбки на пол лица, иначе я бы не выдержал и врезал ему чем-нибудь потяжелее. — Ты ранен? — спросил он, с небольшим промедлением зацепившись взглядом за мои руки. Вся его фигура подозрительно напряглась, а руки сжались в кулак. Он сосредоточил всё внимание на бордовых полосах, украшающих мои костяшки, будто это должно как-то помочь. — Упал с лестницы и тормозил руками. Ничего серьезного. — выдумывал я на ходу, даже не надеясь, что он поверит. Он может и простак, но не олигофрен, это видно невооруженным взглядом.        Джейкоб, насмешливо хмыкнув, наконец поднял свои глаза на меня. Мы снова столкнулись взглядами. Никому мрак, царивший в комнате, не мешал это сделать. Надо бы зажечь свет, но так не хочется. Я боюсь, что если сделаю это, всё закончится, и либо я выгоню его, как и следовало бы поступить, либо он сделает что-то… Что-то ненужное, возможно, опасное или глупое. Что-то в его стиле. Выкинув из головы навязчивые мысли о том, с каких пор я знаю, что конкретно в «его стиле», я, устало вздохнув, сел на кровать. Этот день естественно не может закончиться нормально: практически чужой парень в моей комнате тому подтверждение. Ещё раз взглянув на своего невольного гостя, безоговорочно уверился в том, что он мне не поверил ни на грош. Губы были искривлены в снисходительной усмешке, глаза слегка прищурены, из-за чего приобретали какую-то хитринку. Мы оба понимали, что я солгал, даже не пытаясь таиться с этим. Оба не были настолько глупы, чтобы предположить, что после падения с лестницы на руках остаются нерегулярные разводы и царапины, точно как от палки. Но также мы понимали, что начать разговор об этом — означает разрушить такой хрупкий мир между нами.       Неожиданно, моё внимание привлёк скрип деревянных половиц под Джейкобом. Если бы не это, я бы вряд ли заметил его перемещение. Тихо, практически бесшумно, он подошёл к моей кровати и сел на корточки напротив меня. Наши глаза снова оказались в непозволительной близости, из-за чего я не мог противостоять желанию смотреть в них бесконечно. Они действительно светились. Практически незаметно, но светились! Я уже открыл рот, чтобы известить Джейкоба о своём открытии, как тут же закрыл его. А имею ли я право спрашивать об этом? Могу ли вытягивать из него ответы, сам являясь скрытным донельзя человеком? Правильно ли это и справедливо ли?       Мои размышления прервало тёплое ощущение на ладони. Оказалось, что Джейкоб уже давно перестал вглядываться в мои глаза, а я снова этого не заметил. Взяв мою ладонь в свои руки, он какое-то время проницательно вглядывался в раны и уже засохшие кровавые разводы. Будто сканером, он, кажется, пытался запомнить их и отпечатать в своей памяти, так внимательно он это делал. После чего, взяв с тумбочки небольшой кусок ваты и, щедро смочив его средством, приложил его к наиболее пострадавшей руке. Я сам не заметив, зашипел сквозь зубы, втягивая холодный воздух. — Потерпи немного. — на секунду подняв на меня глаза, проговорил он и начал нежно дуть на мои «боевые ранения». Боль и правда поутихла, да и зашипел я больше от неожиданности. Мысли тянулись медленно и размеренно, будто сироп или мёд. Не хотелось абсолютно ничего, просто застыть в моменте и забыть о существовании остального мира. Мне не было хорошо или приятно, но точно было… спокойно.       Закончив со второй рукой, Джейкоб отложил перекись и вату туда, откуда взял, и снова посмотрел на меня. Что примечательно, отпускать мою руку он не спешил, да и я вырываться не хотел. Его ладони были тёплыми, шероховатыми и приятными на ощупь. В холодной комнате это ощущалось ещё сильнее, работая на контрасте. Не знаю, сколько мы просидели в таком положении, но уютную атмосферу развеял хриплый, как после сна, голос Джейкоба. — Никогда не видел, чтобы люди тормозили костяшками. — его глаза неотрывно следили за мной, а я вглядывался в ответ. Необычный цвет притягивал меня, как магнит. — Всё бывает в первый раз. — не задумываясь ответил я, не находя в себе сил на что-то более умное. По венам растекалась такая приятная нега, что хотелось прямо сейчас где-нибудь заснуть. На виски давила усталость после целого дня и даже желудок не подавал признаков жизни. Хотя, зная свой аппетит, я всегда нахожусь в полуголодном состоянии. — Это сделал твой дядя? — таким же будничным и совсем не опасным голосом спросил он.       Пуф. Вся атмосфера спокойствия и уюта лопнула, как мыльный шарик. До мозга информация, что вылетела из рта Джейкоба, дошла в считанные секунды, напрягая извилины до предела. Тело непроизвольно дёрнулось, от прошедшего по мне удара током. Я попытался вырвать свою руку из обманчиво нежной хватки, что в тот же момент стала стальной. Вокруг запястья будто образовались тиски, сжимающие до хруста костей. По телу начали разливаться волны адреналина, а в горле застрял невырвавшийся крик. С меня будто спало наваждение, гипноз, и я резко осознал с кем и в какой ситуации нахожусь. Нервы натянулись, как струны скрипки, а в глазах скорее всего ожил давний страх. Меня резко дёрнули за руку, из-за чего на мгновение я начал беспокоиться за сохранность своего плеча, что подозрительно хрустнуло. Я врезался в мощное тело Джейкоба, и меня окружило настойчивое кольцо рук, не давая сдвинуться даже на миллиметр. Вжимая меня в свое тело так сильно, что ребра трещали, он каким-то способом умудрялся гладить мою спину. Я же лихорадочно соображал, что в данной ситуации можно сделать. — Я буду кричать. — Да хоть оборись, я тебя не отпущу, пока не успокоишься. Но учти только, что мне максимум прилетит несколько оскорблений, а вот тебе… — многозначительно замолчал он, оставив простор для фантазии.        «А он прав», — твердила мне логика. «Сукин сын!» — вторило ей сердце. Что есть дури врезав ему по голени, я начал изо всех сил извиваться, подобно змее, чтобы выскользнуть из нежеланных обьятий. Замычав мне в макушку, Джейкоб, перенеся вес на вторую ногу, из-за моих выкрутасов, начал заваливаться вперед. То бишь на меня. Секунды превратились в минуты, а ко мне пришло осознание творящегося мракобесия. Ощутив спиной не такой мягкий, как хотелось бы матрас, я приземлился на кровать, что стояла позади нас. Из лёгких мгновенно пропал весь воздух, выбитый тяжеленной тушей, что упала сверху на меня, так и не разомкнув рук. Ну это так, к слову. — Отпусти меня! — громкий шепот раздался по пустынной комнате. Я старался ударить его по спине руками, но судя по тому, что я видел, это не возымело должного эффекта. — Нет. Я не оставлю тебя тогда, когда нужен тебе больше всего. — в противовес мне Джейкоб выглядел спокойным, как удав. Его глаза сверкали расплавленным золотом, тягучим и пряным. Его тиски сжались вокруг меня ещё сильнее, будто стараясь соединить наши тела в одно целое. — Ты понятия не имеешь, что мне нужно! — Возможно… Но тебе точно не нужно нервничать попусту. — проделав незамысловатые манипуляции, он перевернулся слегка на бок. Теперь мы были практически нос к носу, лицом к лицу. Моё тяжелое дыхание оседало на его ресницах, тогда как Джейкоб дышал медленно и глубоко. — Отпусти меня, иначе я… Иначе я… — я начинал по — тихоньку задыхаться собственными словами, а на глаза навернулись слёзы бессилия. Моё эмоциональное состояние было, словно город после взрыва, причём атомного. Изредка проскальзывали дельные мысли, но мне всё никак не удавалось ухватить их за хвост. Внутри всё бушевало, как огненный шторм, я совершенно потерялся в тёмном пространстве и своих ощущениях. — Тш-ш-ш… Все в порядке, ты в безопасности. Тебе не нужно беспокоиться… Дыши медленно, как я. Повторяй за мной. — придвинув меня ещё ближе к себе, он уткнулся носом мне в макушку. Моё же лицо оказалось у него на плече, где я мог сколько угодно наблюдать медленно вздымающуюся грудную клетку. Медленно и размеренно…       Незаметно для меня, тело само начало отвечать на человеческое тепло, столь редкое в моей жизни. Мышцы расслаблялись, вместе с напряженными нервами. Поглаживание по спине только ухудшало положение. Или улучшало? Что это вообще была за истерика? С каких пор я завожусь так с одного вопроса? Всё же было в порядке, я был спокоен, как вдруг, где-то внутри словно прорвалась плотина, затопившая собой всё вокруг. Когда я успел стать истеричкой? — Вот так… Молодец, ты хорошо справляешься. — я вытере полусухие дорожки слёз, которые всё-таки сумели сорваться с моих глаз, а Джейкоб, в свою очередь, перестал стискивать меня в стальных клешнях. Я мог без проблем выбраться, ведь теперь это и правда больше походило на объятия. Мог, но… не хотел.       Внутри окончательно перестало всё пылать огнём, голова не хотела думать, почему. Телу было тепло и мягко, из-за чего этот день можно сразу обводить красным в календаре. Я уже, если честно, и сам не хотел размышлять над причиной своей истерики. По крайней мере, не сейчас. Завтра, я подумаю над этим завтра. И Джейкоба прокляну за нарушение личных границ, может быть даже предприму какие-то действия. Но точно не сейчас. — Прости, я не должен был спрашивать тебя об этом. Давай поговорим о чём-нибудь другом, более отвлечённом? — спросил он, на что в ответ я неопределенно что-то промычал. Это можно было воспринимать как согласие и как отказ, но кого это сейчас интересует? — При нашей первой встрече я упомянул неких Калленов. Давай я расскажу о них побольше, чтобы ты не считал меня пустословом. И так первый из них Джаспер… — Но у Джаспера фамилия Хейл. — некрасиво прервал я его, уже находясь в полусонном состоянии. — Да, там есть свои тонкости, сейчас объясню. Ты только не перебивай меня, ладно? — голос Джейкоба доносился, как из-за слоя ваты, звуча тем не менее очень успокаивающе. В какой-то момент, я перестал различать смысл слов, произносимых этим голосом, а дальше наступила блаженная темнота.