Te Amo

Я сказала «Нет». Она вскрикнула: «Te amo», Я сказала ей: «Я не собираюсь убегать, но отпусти меня!»

Бартоломеа до последнего надеялась, что в мире Бенедетты для нее найдется место. Глупо было полагать, что это так. Она назвала неразумным дитем ее, но в то же время сама вела себя как ребенок, который настолько уверен в своих выдумках, что готов ради них на безумие. Бартоломеа смирилась со всем, что было в характере Бенедетты, она приняла ее разговоры об Иисусе за правду, она прислушивалась к ней, зная заранее о том, что все ее слова — это никакие не божьи откровения. Ее отдаляющаяся фигура, стремящаяся к Пеши, разрушала спокойствие Бартоломеи, она могла сколько угодно кричать, посылать монахиню к дьяволу, но это никак не могло изменить уверенность Бенедетты в том, что та действует согласно божьей воле. Докричаться не получится ни при каких условиях. А, кажется, все несколько часов назад, они на развалинах какого-то дома держались за руки и говорили не о любви божьей, а любви друг к другу. Еще несколько часов назад Бенедетту почти сожгли заживо, дым еще не успел осесть в легких… Бартоломеа была на распутье, просто смотреть на удаляющуюся спину возлюбленной невыносимо. Она идет на верную смерть. Ее вновь предадут огню, а ведь все, чего хотела Бартоломеа — это только того, чтобы Бенедетта была живой. Горький стон рвется из ее груди. Сколько было разговоров до этого, что Бенедетта — жена Иисуса. Сколько было пустых и красивых фраз, а основного та так и не поняла, что единственный человек, который любит ее по-настоящему, это та самая послушница, что была ей подарком в один из самых обычных дней. Собственное предательство оседает в груди скорбью. Бартоломеа не хотела говорить о той статуэтке, не хотела сознаваться в том, что связывало их с Бенедеттой. Даже то, что Бенедетта простила ее, ничуть не облегчало ее участь. Может быть, если бы она не созналась, то Бенедетта не стала бы вновь закрываться в своем безумии, растворяться в нем и становиться его частью. «Я сделаю так, чтобы огонь, вновь коснувшись меня, не обжигал. Это будет моим подарком тебе и твоему неверию», — были последние слова Бенедетты. Ее вера прошла все испытания. Но прошла ли испытания та любовь, которую она клялась, испытывала к Бартоломее? Бартоломеа искренне ненавидит Бенедетту за ее упрямство, за то, что та любит себя больше, чем ее. Усмирить огонь в груди трудно, но нужно решаться на поступок прямо сейчас. Рим, Испания, Тоскана… Все эти мечты остаются позади, как и все, что было до этого. Бартоломеа ненавидит и себя за то, что так быстро и необдуманно влюбилась и приняла другого человека со всеми недостатками. С манией величия. Слезы затуманивают обзор. Надрывный крик с ее именем разрывает легкие. Разрывает пространство кругом. Та не оборачивается, все равно идет вперед, в самое пекло, туда, откуда не будет выхода. Бартоломеа, всхлипнув, впопыхах надевает на себя сорочку, а после бежит следом. Бежит, сбивая ноги в кровь о неровную поверхность. Когда до Бенедетты остается всего несколько шагов, она хватает ее за руку. Та разворачивается к ней с улыбкой умелого манипулятора, смиренной и всепрощающей, безумной, пугающей. Искренняя грусть пронзает Бартоломею. По-другому она не может. Она пойдет за ней до самого конца, что бы ее не ожидало в итоге. — Я люблю тебя, — произносит Бартоломея. Бенедетта тянется ее поцеловать. Кто бы объяснил ей эти слова, кто бы объяснил…