Самый длинный звук

Дверь в Могильник была не такой как остальные, как минимум потому, что была выкрашена белой краской. Когда-то точно была по крайней мере. Теперь же она представляла собой весьма печальное двустворчатое зрелище с обшарпанными и погрызенными жучками досками. Здесь было тихо и темно, а ещё воздух нарочно щипал за пальцы, как будто и без него не было страшно. Дети Могильник обходили стороной, от него веяло сырой смертью и склизкой безысходностью. Правильнее всего близ него было замереть каменным изваянием, дышать редко, через раз и не думать ни о чем, пока цепкие руки холода не подкрадутся совсем близко. А Стервятнику страшно не было, он лениво перекатывал в узловатых пальцах фонарик и, вперившись жёлтым глазом в потолок, рассматривал дергающийся в темноте тонкий лучик, своими скачками рисующий причудливые узоры. Чего здесь бояться, дверь как дверь, пока Чёрный Ральф там внутри — а значит, где-то поблизости — Могильник превращается в обычный лазарет — хмурый, воняющий едкой хлоркой, спиртом и бинтами. С другой стороны становится слышно, как крепкая черная кожа скрипит о медную ручку, пальцы Ральфа цепко, но устало обхватывают её, дверь наконец открывается. По скрипку половиц у противоположной стены Р1 сразу понимает, что на площадке он не один, в темноте сложно что-то разглядеть — ближайшие окна на другом этаже. Однако, по характерному шарканью о паркет Ральф с облегчением узнаёт Стервятника, а следом за этим уже замечает его горбоносый профиль в тусклом свете фонарика. Внезапно усталость накатывает с новой силой, время какое-то необычайно густое, совсем не двигается, а эта чертова ночь никак не заканчивается. Р1 облокачивается о стену в шаге от Большой Птицы и прикрывает глаза. — Не надо было меня тут дожидаться. — Я подумал, что эта ночь может показаться вам слишком тёмной, решил проводить со светом, — Стервятник отвечает сразу, как будто репетировал. Хотя, кто его знает, может оно так и было. Ральф пожимает плечами и, плюнув на все приличия, достаёт из кармана пачку сигарет. Зажигалку, как назло, он оставил в кабинете. Наверное разочарование в его глазах отражается весьма отчётливо, потому что тут же в руках Папы услужливо вспыхивает маленький огонёк, и Ральфу приходится встать почти вплотную, чтобы пока он будет прикуривать, Стервятник успел заметить его мельком брошенный благодарный взгляд. Стервятник и так заметил бы, благо мог похвастаться чудной зоркостью жёлтых глаз, никогда не закрывающихся до конца, однако, он был совсем не против такой близкой компании воспитателя. Стервятник вообще не любил возмущаться. На кончике тлеющей сигареты красным подмигивает огонёк. — Не угостите сигареткой? — голос Стервятника послышался почти у самого уха. Ральф отрешенно мотнул головой. — Рано тебе ещё. Тонкие губы тронула короткая улыбка, послышался хрипловатый, но мягкий смешок. Наверное поэтому, Р1 с такой охотой терпел ненавязчивую компанию Папы Птиц, тот, пожалуй, единственный из них всех умел по-настоящему многозначительно молчать. Проработав столько лет в этом месте, особенно дорого начинаешь ценить тишину. — Даже не спросишь о Рыжем? — косится на подопечного Ральф. — Как он? — покорно откликается Стервятник. — Жить будет. Ральф с недоверием окидывает его взглядом из-под полуприкрытых век, почти незаметно хмурится. — Что? — Стервятник смотрит в упор, улыбается краем бледных губ. — Я здесь не только ради вас торчу. — Ну естественно, — хмыкает Ральф. А потом неожиданно немного сползает по стене вниз, чтобы быть на одном уровне с Птицей и со вздохом кладёт ему голову на костлявое плечо. — Сукины вы дети. Чёрные волосы щекочут тонкую шею и впалую щеку, на ощупь они оказываются неожиданно мягкими и слегка волнистыми. Стервятник широко распахнутыми глазами упирается в стену напротив и старается дышать как можно реже, худая рука непроизвольно крепче цепляется за ребристую трость. Ральф продолжает подносить сигарету к обветренным губам, выдыхая едкий дым, касающийся чужих ключиц, в темноту коридора. — Не хотите попробовать качественную самокрутку вместо этих сигарет? — Мне кажется, после твоих самокруток, Рекс, есть риск проснуться не там, где нужно, — слышит Стервятник усмешку в ответ. — Где это например? — Да мало ли… Стервятник делает ужасно оскорблённый вид, за что его как будто даже ласково, если это можно так назвать вообще, треплют по плечу, и Ральф наконец распрямляется в полный рост. — Пойдём, проводишь меня, раз такое дело. Конечно, он имел в виду, что Папа Птиц по не самой счастливой случайности оказался здесь с фонариком, благородно дождался его и теперь готов был осветить ему путь к кабинету. Совершенно точно он не имел в виду, что Стервятник, сраженный его — Ральфовыми — внезапными и довольно своеобразными нежностями, готов на всё, что он попросит. Хотя Стервятник, рассматривая при тусклом свете усталую ухмылку воспитателя, уже ни в чём не был уверен. Однако, Стервятник не был бы самим собой, если бы долго терзался неуверенностью. Терять ему было совершенно нечего, поэтому как ни в чём не бывало, он, нагнав Ральфа, осторожно ухватился коготками за локоть. Теперь рукой, держащей фонарик, он мог чувствовать шероховатую ткань чёрного воспитательского пиджака. Ральф промолчал, только коротко глянул на блондинистую макушку сверху вниз, и дальше они потащились вместе, Стервятник, привычно хромая, а Ральф, медленно поскрипывая тяжёлыми ботинками и подстраиваясь под неровный шаг Птицы. В коридоре совсем пусто, только по паркету под ногами весело прыгает луч света. Пока они добредают до запертого кабинета Р Первого, тот в скупом молчании снова ощущает, как его утомила эта ночь. Хотелось неподвижно сидеть в кресле и так долго смотреть перед собой, чтоб не заметить как уснешь. А утром проснуться, понимая, что солнце взошло, и ночь наконец закончилась. Стервятник светит на замочную скважину, помогая справиться с непослушным ключом, а взгляда не отрывает от воспитательского лица, всё ждет чего-то. Зачем вообще стоял и ждал его у лазарета, был бы уже сейчас в своей спальне и увещевал бы своих птенцов, нет ведь смотрит в глаза, стоит рядом с ним, ищет что-то в темном взгляде. Эх, Рекс, с тобой так хорошо молчится. — Спасибо за помощь, — говорит Ральф, открывая дверь. — Возьми это, Р Первый, — Стервятник неожиданно шарит по своим секретным карманам и выуживает оттуда что-то. — Сегодня ночью тебе это пригодится. Ральф молча берёт из чужих холодных рук подарок. Самокрутка. — Спокойной ночи, — на грани слышимости шелестит Стервятник и, больше не впиваясь глазами в лицо напротив, отворачивается, медленно уползая в своё гнездо. Не успевает, правда, сделать и пяти шагов. — Стоять, — Ральф даже сам на мгновение вздрагивает от того, как громко звучит его грубый голос в наступившем густом молчании. — Не хочешь зайти ненадолго? — пауза. — Заодно проконтролируешь, — он с нечитаемым выражением лица перекладывает в пальцах самокрутку. Стервятник покорно ковыляет обратно, осторожно постукивая тростью по скрипящему паркету. — Пожалуй, не откажусь. В кабинете за двустворчатой дверью, исписанной маленькими буквами Р, у стола стояло большое, укрытое выцветшим от времени покрывалом, продавленное кресло с широкими подлокотниками. Ральф опустился в него, со вздохом откидываясь на спинку, на ощупь взял со стола свою зажигалку и подпалил самокрутку, почти не обращая внимания на Стервятника, ловко взгромоздившегося справа на подлокотник. Тот теперь сидел сильно выше. Ральф заметил как белые пальцы из ниоткуда вытаскивают ещё одну самокрутку. Хмыкнул. — Много их у тебя? — Хватает, — плавно наклоняется к нему Стервятник и из-под почти прозрачных тяжёлых век наблюдает как огонь перепрыгивает с одного кончика на другой. Длинные волосы не собраны в хвост и поэтому мягкими волнами падают на чужую руку, на плечо и шею, Стервятник выглядывает из-за них и криво улыбается, а Ральф вблизи наконец может разглядеть как смоляная засохшая тушь маленькими крошками осыпается с длинных белесых ресниц. Они оба синхронно закрывают глаза и затягиваются, спинка кресла снова тихо шуршит, стоит Ральфу запрокинуть голову, проезжаясь затылком по покрывалу. Стервятник нависает где-то сверху, подогнув одну ногу под себя, и выдыхает чуть зеленоватый дым, смотря как он путается в чужих волосах. От Ральфа теперь будет пахнуть его травяными сборами, а не только едкими сигаретами из Наружности. Будь это обычная ночь можно было бы сказать сколько времени прошло, пока Ральф жадно вдыхал клубящийся дым от птичьего подарка. Комната плавно подернулась рябью, в висках ненавязчиво застучало. Ральф заметил, что окно почему-то открыто, хотя может быть это было и не так, кончики пальцев начали колоть раньше всегда мягкие нитки покрывала. Сквозь ползущие, подобно змеям, по рукам и голове светлые пряди он рассматривал собственную увечную руку, между пальцев, обтянутых чёрной кожей воздух горел как рядом с костром. В тумане тихо засвистела Большая Птица, это не было похоже на песню или хоть немного человеческий мотив, звеняще-шипящий звук лёгкими иглами продирался сквозь зеленоватый дым. Откуда в его кабинете туман? — смутно уцепился за свою мысль Ральф. Остальные мысли не походили на его собственные, они гудели вокруг головы плотным кольцом с таким звуком, будто ты поднес ракушку к уху, но не веришь в то, что в ней на самом деле шумит море. Ральф снова закрыл глаза — от вида светящегося в темноте окна у него начинала кружиться голова — и увидел как справа движется чья-то неловкая тень. Это не был Стервятник, тот всё ещё неровно дышал под боком и постепенно сползал по подлокотнику. Это был ребенок, такой, что ты его не видишь, но знаешь, что он идет рядом. Фигура вошла в стену и скрылась между шкафами. Ральф резко вдохнул и открыл глаза, в плывущей мимо комнате из стены вышел старик. Они, не глядя по сторонам, шли и шли мимо, будто нет в этой комнате никого, кроме стены Дома. Будто и стены нет. Дети, один за другим, кто-то вываливался через мгновение сгорбленным и ожившим, кто-то не возвращался вовсе. Ральф прошелся шершавым языком по губам, они совсем пересохли и не хотели размыкаться. Он неожиданно понял, что не дышит и тонет в спинке кресла. В этом не было ничего страшного, стены дышали за него. — Я вижу как люди… Проходят через мою стену, — шепнул Ральф, пытаясь поднять отежелевшие веки. Из-за густых чёрных ресниц он видел только собственные, плывущие в неровном свете, острые колени и блестящие когти Птицы. Стервятник совсем сполз вниз и, облокотившись спиной о его плечо, уткнулся горбатым носом в шею. — Ты тоже их видишь? — Ральф прислонился к нему щекой. Скулы у Стервятника были холодные, только благодаря этому стало понятно, что его собственная — Ральфова — голова вся будто огнём горит. Потолок шевельнулся где-то сбоку, под ногами скрипнула настольная лампа. — Все видят одно и то же, — произнёс Стервятник. — Просто по-разному, — казалось, что вот так, прислонившись к нему вплотную, можно даже не заставлять его говорить. Ральф понял что дышит в унисон с Птицей, стен больше не было. — Птицы падать не должны, — подумал Ральф и стянул Стервятника с подлокотника на своё колено. — Не должны, — промолчал Стервятник. Сверху, справа, слева, со всех сторон зашуршал ветер в подсыхающей листве. Перчатки на руке не было, все пять пальцев щекотала длинная чуть влажная от росы трава. — Иногда мне кажется, что ты смотришь на меня даже сквозь свои веки, — Ральф не видел ни деревьев, ни травы, перед его взглядом тёмно-ярким пятном плыли чужие переплетения янтарных звёзд. — Иногда мне кажется, что ты вовсе на меня не смотришь, — почти беззвучно откликается воздух в миллиметре от его собственных губ. Ральф больше ничего не видит и не слышит, он дышит кончиками пальцев, касающимися чужого леса волос, худой шеи, рук, цепляющихся за его плечи. Дышит тяжёлым сладковатым ароматом цветов, листьев и дыма, ядовитым в любом количестве, не может заполнить лёгкие полностью и вдыхает всё больше, водя руками по костлявой спине. Ртом дышать он не может, губ он больше не чувствует, на их месте губы Стервятника, тонкие со шрамами. Его острые птичьи зубы впиваются до крови, тянут на себя и тут же исчезают, уступая место неровным вдохам, сухому языку и вновь искусанным губам. Ральф судорожно стонет и проваливается в золотое болото. Утро наступает внезапно, как только он понимает, что ему совершенно ничего не снится. Ральф подскакивает на постели, ожидая почувствовать резкую боль в голове, но она не приходит, напротив, его конечности будто переполнены лёгкостью, да и всё тело ощущается необыкновенно живо. Окно плотно закрыто тяжёлой шторой, Ральф, сидя, осматривается — простыни все выворочены, как будто во сне он крутился на кровати во все стороны. На кровати? Он полностью одет, разве что чёрные ботинки притаились рядом на полу, да пиджак педантично повис на спинке высокого стула. Но ночью ведь, Ральф помнил отчётливо, он не ложился. Тут не к месту, а может и наоборот, вспомнились дети, проходящие сквозь стену, травяной дым и лёгкая костлявая фигура Стервятника, переползающего к нему на колени. До постели он не доходил. *** В коридоре как обычно толпа народу. Прыщавые Логи шныряют то тут, то там. Стервятник чинно хромает рядом с разглагольствующим Табаки. Слушать его вообще совершенно не обязательно, достаточно просто делать вид, будто ты что-то понимаешь и вникаешь в громкие песни. Папа и сам вряд ли бы смог объясниться, спроси у него кто-нибудь, зачем Табаки ему — участнику всех событий прошлой ночи — пересказывает по пятому кругу обрастающую с каждым новым разом всё более красочными подробностями историю про Рыжего и Ральфа. — А после всего, что случилось, Р1 опять пропал самым загадочнейшим образом, потому что никто на всем белом свете до самых этих пор со вчерашней ночи его так и не видел! — торжественно подытожил Шакал, всплеснув руками и повернувшись наконец к своему молчаливому слушателю, чтобы полюбоваться какой небывалый фуррор произвел его рассказ на вожака Третьей. Плечом к плечу со Стервятником стоял никто иной как сам Р Первый, растягивающий губы в едва заметной ухмылке. — А ведь неплохо, что скажешь? — он вопросительно повернулся в сторону Стервятника. — Не могу не согласиться, — вежливо покивал тот в ответ, одаряя воспитателя своим широким приветственным оскалом. — Доброго вам здравия, Р Первый! — запоздало среагировал Табаки. — И тебе не болеть. — Да, как ваше утро, хорошо спалось? — с корявой ухмылочкой прошелестел рядом Стервятник. Ральф вопросительно и настороженно вгляделся в его лицо. — Мне показалось, что вы в хорошем настроении, — не отводя лукавых глаз пояснил тот. — Проснулись там где нужно? — Да, пожалуй, — Ральф задумался и добавил: — Загляни-ка как-нибудь ко мне в кабинет на досуге. — На чай приглашаете? — вздернул светлые брови вожак. Ральф не говорит ни слова, только смотрит в глаза прямо и уверенно. Стервятника такой ответ вполне устраивает — молчание Ральфа он понимает с первых звуков. Когда чёрная широкоплечая фигура скрывается за плавным поворотом разрисованных коридорных стен, Стервятник краем глаза замечает косой шакалиный взгляд. — Что это ты такое успел сотворить? — недоверчиво тянет тот, медленно разворачиваясь на своём Мустанге. Стервятник на это коротко пожимает острыми плечами и улыбается каким-то своим мыслям. — Предложил помощь, только и всего.