Это был всего лишь поцелуй! / It was only a kiss!

Сириус вернулся в замок и забрался в постель, не обращая внимания на отблеск света палочки, который он видел за пологом Ремуса. На следующий день он проигнорировал все попытки Ремуса поговорить с ним, чтобы выяснить, почему между ними вдруг возникла дистанция. Когда Джеймс и Питер вернулись на Новый год, сетуя на то, как провели каникулы с родственниками, парни почти не общались, не говоря уже о том, чтобы навещать друг друга в темноте ночи. Ремус, сбитый с толку внезапной холодностью друга, поначалу пытался поговорить с ним о том, что его беспокоит, но каждый раз получал отпор в виде отрывистого «Я в порядке, Ремус». Сначала он не хотел принимать это за ответ, но когда Сириус бросил: «Я не твой гребаный парень, Люпин. Иди и найди девушку, с которой можно поговорить о своих чувствах», он сдался, уязвленный отказом больше, чем хотел бы признать. Снова начались занятия, и за шесть недель от начала семестра Сириус вновь обрел репутацию ловеласа, перепихиваясь со всеми желающими особями женского пола в Хогвартсе в попытке доказать себе и Ремусу, что он определенно гетеросексуален. Но скольких бы девушек он ни трахал, сколько бы ни становились перед ним на колени, пустота внутри него продолжала расти, и Сириус был так разочарован и напуган, когда зияющая пропасть оставалась такой же глубокой и огромной, как и до всего этого неудовлетворительного секса. Ремус наблюдал за Сириусом, когда тот уходил из общежития каждую ночь, и не спал, когда тот возвращался, от него воняло потом, спермой и сексом, а его обида и растерянность медленно перерастали в гнев. Он чувствовал, как внутри него зашевелился волк, как никогда раньше: существо рычало, кипя от ярости, из-за которой он почти не мог находиться рядом с Сириусом, боясь того, что он может с ним сделать. И именно эта злость и разочарование от того, что Сириусу не было дела до Ремуса и их умирающая дружба привели к тому, что Ремус согласился на свидание в Хогсмиде с Дианой Кенни в День святого Валентина.

~*~*~

— Диана? — удивленно воскликнул Джеймс, когда Ремус сообщил ему эту новость в субботу утром. — Но я думал, что ты… Он оборвал фразу, бросив быстрый взгляд на Сириуса, а затем, увидев его каменное лицо, снова посмотрел на Ремуса. — Молодец, Луни. — Да, — сказал Питер с недоуменной улыбкой. — Не забудь: нам нужны подробности. Ремус улыбнулся и, не обращая внимания на Сириуса, помахал им на прощание, после чего забрал свою спутницу у хихикающих подружек. Сириус смотрел на парочку из-под ресниц, пока они выходили из общей гостиной, и убеждал себя, что расстроен только из-за того, что Ремус бросил Мародеров ради хорошенькой шестикурсницы. Мне плевать на то, с кем он встречается, как на жопу ебанного флобберчервя. — Все в порядке, Бродяга? Сириус скрипнул зубами и, поднявшись на ноги, посмотрел на Джеймса. — Все прекрасно, — нетерпеливо проворчал он. — Ну, погнали. Чего сидим-то?

~*~*~

— Сириус, что, во имя Мерлина, с тобой сегодня не так? Ты не слушаешь ни слова из того, что я говорю, и чем бедный Лунатик заслужил те дыры, которые ты прожигал в нем весь день? Сириус обернулся, не сводя глаз с Ремуса и Дианы, которые смеялись вместе на другой стороне улицы. — Он знал, что мы сегодня собирались к Зонко за припасами, — угрюмо сказал он. — Он должен был помогать, а не трахаться с какой-то девчонкой. Питер рассмеялся. — Знаешь, сколько раз мы говорили тебе то же самое, Бродяга? Сириус бросил на него злобный взгляд и зашагал впереди них по все еще заснеженной улице к Зонко. Питер и Джеймс обменялись взглядами, оба были в недоумении. Они заметили, как сблизились Ремус и Сириус перед каникулами, и были удивлены тем, что сейчас между ними зияет пропасть. Еще больше они удивились, когда Питер в шутку бросил о размолвке двух любовничков, и оба парня слишком уж бурно отреагировали, а затем поспешно попытались отшутиться. Ссоры между ними никогда не затягивались так надолго, но в этот раз, даже спустя полтора месяца, разногласия так и не были разрешены, и оба они отказывались обсуждать произошедшее. Полнолуние в этом месяце тоже выдалось тяжелым. Сохатый сбился с копыт, пытаясь сдерживать Лунатика подальше от Бродяги; волк стал необычайно агрессивным рядом с товарищем, которого он обычно так берег. Сириус отказался от комментариев, когда на рассвете вернулся в человеческий облик, и, хотя его забота о спящем Ремусе была сильно заметна, впервые за долгое время Ремус проснулся именно с Питером рядом. Джеймс, хоть и был увлечён прекрасной Лили Эванс, всё же был сообразительным малым и уже подозревал, что между парнями что-то есть; Питер, хоть и не так хорошо наделённый мозгами, был чрезвычайно наблюдателен и уже составил своё собственное мнение о том, что может происходить. Они оба по отдельности начали складывать два и два, прежде чем поделились своими мыслями друг с другом, но вместе они были сильной командой и слишком умны, чтобы неверно интерпретировать все подсказки. Джеймс посмотрел Сириусу вслед, и пробормотал: — До сих пор не могу в это поверить. Питер покачал головой. — Джеймс, он ревнует. Точно тебе говорю. Иначе почему он так парится из-за свидания, если ему было пофиг на все остальное, чем занимался Ремус в последнее время? — Ммм, — согласился Джеймс. — У Ремуса свидание, Пит. С девушкой. Разве это не значит, что мы ошибались? — Может, поэтому Бродяга и бесится, — предположил Питер, пожав плечами. — Может, он злится, что Ремус не… ну, знаешь… не такой, как он думал. Джеймс нахмурился, размышляя над этим. — Мы все еще не знаем наверняка, что Сириус не такой. — Он заколебался. — Может, просто спросить их? — Ты реально хочешь знать? Джеймс поморщился при мысли о том, что Сириус будет говорить с ним о том, что трахается с другими парнями, и покачал головой. — Нет, не особо, а если мы спросим и ошибемся… Ну, или если все же решимся, давай на всякий сначала спрячем их палочки. — Согласен. Джеймс посмотрел на другую сторону улицы, где Ремус и Диана разговаривали с Фрэнком Лонгботтомом и его девушкой Алисой. — Знаешь, я был уверен, что из них двоих именно Ремус окажется п… — Он остановился. — Черт. Как их называть-то хоть? Геями? Они не расстроятся, если мы назовем их педиками? — Без понятия, как правильно обращаться к другу-гею. А я и не подозревал, что ты чувствителен к таким вещам, Сохатик. — Блядство. У меня и друга-то никогда не было… такого. — Ну, мы пока не знаем наверняка. Мы до сих пор не уверены, что кто-то из них… гей. Может, нам это кажется? — Ммм, может быть. Сириус высунул свою темную бошку из-за двери магазина, огляделся и прищурился, когда увидел, что они не двинулись с места. — О чем вы, дамочки, сплетничаете? Тащите сюда свои задницы и давайте решать, покрасить нам Нюнчика в фиолетовый или отрастить ему рога?

~*~*~

В течение дня настроение Сириуса улучшилось, и к тому времени, когда они зашли через портретный проем, он, казалось, вернулся к своему обычному состоянию. Так было до тех пор, пока они не вошли в общую комнату и не увидели Ремуса с Дианой на диване. Точнее, пока они не увидели Диану, сидящую почти на коленях у Ремуса, — двое целовались. — Мерлин, Луни! — удивленно вскрикнул Питер, и парочка разъединилась. Ремус покраснел, когда заметил троицу, но его взгляд быстро переместился с Джеймса и Питера на Сириуса, и его маленькая смущенная и слегка озадаченная улыбка исчезла, когда он увидел нескрываемую обиду и гнев у того в глазах. Сириус, по всей видимости, понял, что его чувства написаны у него на лице, и быстро моргнул, изменив черты лица до абсолютной безучастности, которая была почти такой же обескураживающей, как и прежнее выражение страдания. — Мы не хотели испортить тебе сногсшибательный праздник, Ремус, — злобно прошипел он. — Так что продолжай. Раздраженный тем, что его слова прозвучали резко, а не в той беззаботной манере, на которую он рассчитывал, он развернулся на пятках и громко затопал вверх по лестнице. Ремус смотрел ему вслед с растерянным выражением лица, затем оглянулся на двух оставшихся Мародеров. — Он… он в порядке? Джеймс и Питер посмотрели друг на друга, затем Джеймс пожал плечами. — Он сегодня немного депрессивный. Не парься, Луни. Должно быть, у него месячные. Ремус медленно кивнул и, бросив последний недоуменный взгляд на лестницу, вернулся к Диане с рассеянным выражением лица. Джеймс и Питер неохотно последовали за Сириусом вверх по лестнице — к счастью, пылкий брюнет уже был в ванной, когда они туда добрались. — Какие мысли у тебя насчет этого всего? — спросил Джеймс, и Питер задумчиво наморщил лоб. — Я думаю, что это только вопрос времени, когда эта… бомба… между ними рванет. И я совсем не хочу присутствовать при этом.

~*~*~

Атмосфера за ужином была холоднее Антарктики: Сириус полностью игнорировал Ремуса, а Ремус все больше раздражался из-за его угрюмости. Он компенсировал это тем, что громко и бурно разговаривал с Джеймсом и Питером, бросая время от времени взгляд на Сириуса. Тот же становился все более замкнутым, ковыряясь в еде. Однако после еды он сразу же встал, громко заявив, что у него свидание, и бросил взгляд на Ремуса. Он чувствовал, что Ремус на него смотрит, когда выходил из зала, и продолжал держаться, пока не скрылся из виду, а потом сник, чувствуя себя несчастным, как никогда прежде. Он уныло брел по территории, пока не дошел до Озера, затем сел на сырую землю под деревом и вздохнул, глядя в ясное ночное небо. Вечер был холодным, и он пожалел, что не зашел в общежитие за мантией, но ему нужно было выбраться оттуда, пока он не сделал или не сказал какую-нибудь глупость. Ему нужно было убежать от Ремуса и его широкой улыбки, которая сегодня сверкала только для Джеймса и Питера, и этих проклятых голубых глаз, которые упорно отказывались смотреть в его сторону, и этого запаха, который он всем своим существом желал не чувствовать, но потом не мог остановить себя, намеренно стараясь уловить знакомый аромат. Он не понимал, что с ним не так. За последние пару месяцев у него было множество свиданий; конечно же, и Ремус должен был делать то же самое. Они не встречались, ради Мерлина! Ремус мог встречаться с любой девчонкой, с какой только захочет… Так почему же ему казалось, что внутри него сидит чудовище, которое царапается и скребется в попытке разодрать его грудь, вонзить клыки в милое личико Дианы Кенни и изуродовать её настолько, что она больше ни с кем не будет целоваться? Мысль обрушилась на него с силой летящей с огромной скоростью кувалды, и он резко выпрямился. Я что, блять, ревную? Не может быть. Именно он прекратил их ночные похождения в постель друг к другу. Именно он переспал почти со всеми привлекательными пташками, достигшими совершеннолетия в замке. Если он ревнует, значит, он хочет Ремуса, так? Хочет быть тем единственным, кто будет целовать его, прикасаться и шептать ему на ухо? Но он не… — Я не хочу. Его слова прозвучали слабо и неубедительно даже для его собственных ушей, и Сириус ожесточенно потер лицо, борясь с горячими слезами. С Ремусом мы просто дурачимся, и только. И я могу закончить это в любой момент. Даже подумав об этом, он понял, что это неправда. — Святой Мерлин, что, черт возьми, со мной происходит? — прошептал Сириус и тут же подпрыгнул, услышав над собой голос. — Я так и думал, что ты придешь сюда дуться. Сириус почувствовал, как забилось его сердце, и нахмурился, пытаясь заставить его замедлиться, сурово говоря непослушной мышце, что это неправильно, что оно ускоряется при одном только звуке голоса его друга. Он настороженно посмотрел на Ремуса, когда тот сел рядом с ним, но тот больше ничего не сказал. Он просто уселся на холодную землю и стал смотреть на озеро. Несколько минут никто из парней ничего не говорил, и Сириус с каждой секундой становился все напряженнее, ощущая присутствие Ремуса рядом, и то, как тепло, исходящее от его тела, согревает его самого. Но когда время молчания подошло к десятиминутной отметке, Сириус наконец сорвался с места, рыкнув, и встал, намереваясь театральным шагом направиться обратно в замок. Но мягкий голос Ремуса остановил его на месте. — Ты не можешь вечно игнорировать меня, Бродяга. Сириус нахмурился и посмотрел на Ремуса. — Я могу, черт возьми, попытаться. Ремус покачал головой, все еще глядя на озеро. — Парни начинают догадываться, что происходит. — Они могут гадать сколько угодно, — огрызнулся Сириус. — Но ведь ничего не происходит, так? — Хорош строить из себя обиженку, — проворчал Ремус, глядя на Сириуса. — Это ты перестал приходить ко мне, Сириус. Ты отвергал меня каждый раз, когда я пытался прийти к тебе поговорить. — У меня не было настроения разговаривать! — Ты наказывал меня за то, что я предположил, что ты, возможно, не совсем натурал. — Неправда. — Ещё как. Сириус почувствовал, как его гнев на Ремуса растет, и прошипел: — Иди нахер, Лунатик. Катись к своей Диане. — Так вот в чем дело? — с недоверием спросил Ремус. — Я могу встречаться с тем, с кем хочу, Сириус. Ты же трахаешь все, что движется… — Мне плевать, с кем ты трахаешься, приятель! — Тогда почему ты, черт возьми, не смотришь на меня! Ремус поднялся на ноги и уставился на брюнета. — Единственный за сегодня раз, когда ты взглянул в мою сторону, был похож на расстрел серебряными пулями, — сказал Ремус дрожащим голосом. Должно быть, он услышал, как тот дрогнул, потому что попытался прочистить горло, прежде чем тихо сказать: — Мерлин, Бродяга. Неужели ты так сильно меня ненавидишь? Сириус выглядел пораженным, и его голос дрожал. — Я не ненавижу тебя, Ремус. Я никогда бы не смог… — Тогда почему ты смотришь на меня так, словно тебе больше всего на свете хочется увидеть меня мертвым или, по крайней мере, испытывающим сильную боль? Это потому, что я посмел заставить великого Сириуса Блэка задуматься о том, что он может быть геем? Гнев накатил с силой приливной волны и смыл весь самоконтроль Сириуса. — Ты ебанный лицемер! — Ч… че? — нахмурившись, произнес Ремус. Сириуса уже было не остановить. — Ты сказал мне, что считаешь себя геем, а потом пошел и трахнул какую-то девку! — Это ты перетрахал полшколы! — неожиданно выкрикнул Ремус, и Сириус почувствовал небольшой триумф от того, что заставил Ремуса потерять хоть немного сдержанности, когда тот огрызнулся. — Но я никогда не говорил, что я гей! Ремус выглядел так, словно Сириус дал ему пощечину. — Я не был уверен, кто я. Я хотел обсудить это с тобой, мой друг, но ты меня отшил. — Судя по тому, что сегодня было в общей гостиной, ты разобрался с этим и без меня, — неприязненно сказал Сириус, и Ремус побледнел. — Нет, я не… — Ты выглядел как стопроцентный натурал, когда сосался с Дианой, — поддразнил Сириус, довольный тем, что вывел из себя обычно спокойного Ремуса. — Это… это было неправильно, — заикаясь, пролепетал Ремус, и по его бледным щекам разлился румянец. — Она поцеловала меня, но я ее не остановил. Я хотел понять… — Он нахмурился и посмотрел на Сириуса. — Я должен понять, кто я, Сириус. Как ты можешь терпеть всю эту неопределенность? Защита Сириуса снова поднялась, и он опустил руки. — Так вот почему ты пришел сюда за мной? Хочешь перепроверить, педик ты или нет? Глаза Ремуса сузились, а губы приподнялись в недовольном оскале, редко встречающемся на его человеческом лице. — Пошел ты нахуй, Блэк! — Мечтай! — фыркнул Сириус, скрещивая руки. — Или, может, ты хочешь, чтобы я опустился до тебя? Это поможет тебе определиться, Ремус? — Он покачал головой, игнорируя предупреждающий рык Ремуса. — Почему ты все воспринимаешь так чертовски серьезно, нахер все так усложнять? Все было хорошо — мы просто дурачились, а ты пытаешься сделать из нас гребаных геев… оуумф! Кулак Ремуса столкнулся с его подбородком, от силы удара Сириус пошатнулся. Он привалился спиной к дереву позади себя, а затем поднял руку к лицу, восстанавливая равновесие, и в недоумении уставился на разъяренного Ремуса. — Ты ударил меня! Черт, Ремус…! Сириус не успел ничего сказать, как рот Ремуса резко сомкнулся на его губах, зубы резко клацнули, а руки оборотня крепко обхватили его лицо. Воздух с силой вырвался из легких Сириуса, когда Ремус впечатал его в ствол дерева, и он оказался между неподатливой древесиной и решительными губами Ремуса. Язык пытался проникнуть ему в рот, и Сириус, испытывая отвращение к своему полному отсутствию силы воли, когда дело касалось Ремуса, сдался. Он жадно раздвинул губы, чтобы позволить мягким мышцам Ремуса проникнуть в рот, и тут же раздался протяжный, мучительный стон, когда их языки зашевелились друг над другом. Смешанные звуки потребности были поглощены их жадными ртами, и Сириус, пытаясь найти хоть какое-то оправдание происходящему, пытался ухватиться за то, что осталось от его отговорок. Поцелуй парня не должен плавить его кости, не должен заставлять его сердце так бешено биться, не должен лишать его дыхания, и уж точно не должен возбуждать его до боли, как сейчас. Его язык сам собой провел по языку Ремуса, и он застонал, углубляя поцелуй. Сириус сразу же ощутил прилив похоти и потребности, а также осознал, что, Мерлин его побери, он не только это допустил. Он хотел этого как бешеный. Его руки вцепились в рубашку Ремуса, крепко сжимая материал между пальцами, пока он пытался удержаться в вертикальном положении, а его разум закрылся от всего, кроме ощущений. Ремус прижался к нему, и Сириус застонал, почувствовав, что оборотень возбужден не меньше, чем он. Рука Сириуса пробралась вниз и обхватила длинный твердый член через брюки, и Ремус вскрикнул ему в рот. Сириус отозвался эхом, почувствовав, как рука Ремуса сомкнулась вокруг его собственного члена и стала тереться, посылая по телу искры удовольствия. Незанятой рукой Сириус слепо нащупал задницу Ремуса, пальцами погружаясь в мягкую плоть, и притянул Ремуса к себе, толкаясь к нему бедрами, так что их члены коснулись друг друга. С громким стоном Ремус оторвался от рта Сириуса, зарываясь лицом в его шею и слегка прикусывая ее, а руками стал возиться с ремнем Сириуса. Расстегнув кожаный ремень, Ремус грубо дернул молнию Сириуса вниз, после чего теплые, немного грубые руки отодвинули ткань и проникли в его боксеры. Сириус громко выругался, когда пальцы Ремуса провели по гладкой, твердой плоти, заключенной в хлопковых трусах, и, думая только о том, как сильно он хочет, чтобы Ремусу было так же хорошо, как и ему, он расстегнул его ширинку сильно дрожащими руками. Он стянул боксеры Ремуса настолько, что длинный гладкий член оказался на свободе, а затем стянул свои трусы до колен, чтобы обнажить свой подтекающий член перед прохладным ночным воздухом. Он задыхался от контраста горячей кожи и холодного воздуха, но — черт побери — ему до боли хотелось, чтобы Ремус наконец потрогал его. — Прикоснись ко мне, Сириус. Своевременное требование Ремуса прозвучало в ухе Сириуса, и он задрожал от осознания того, что Ремусу это нужно так же сильно, как и ему. Глубокое урчание голоса оборотня посылало маленькие импульсы удовольствия по позвоночнику прямо к члену, который Ремус начал поглаживать. Сириус быстро ответил ему взаимностью, обхватив рукой ствол Ремуса и закрыв глаза, он стал надрачивать его, сначала долго и медленно, большим пальцем поглаживая кончик, как ему самому нравилось. Он понял, что Ремус подстраивается под него, копируя его движения, и осознал, что тот пытается научиться удовлетворять его. Сириус охотно показывал ему, и осознание того, что Ремус хочет его, хочет доставить ему удовольствие, едва не заставило его кончить раньше, чем он сам этого хотел. Он сжал член Ремуса, и оборотень заскулил, а затем снова поймал губы Сириуса в небрежном, отчаянном, неуклюжем поцелуе, который становился все более интенсивным по мере того, как их руки ускорялись, а дыхание становилось резким и громким в тишине территории. — Р… Ремус! Непроизвольный крик сорвался с губ Сириуса, когда он кончил и в последний раз выгнулся спиной, а его член дернулся в руке Ремуса. От мощного оргазма у него затряслись колени, а шаткие конечности грозили подвести и повалить его на землю. Он только начал приходить в себя и едва успел заметить, как Ремус снова провел рукой по его гиперчувствительному члену. Сириус увидел, как глаза Ремуса расширились, а его голова опустилась ему на плечо, когда оргазм накрыл его, и он полностью отдался своим чувствам. Дрожащий Ремус прильнул к Сириусу, прижался к его плечу, стараясь подавить громкий возглас и изливаясь на руку друга. Они стояли так, все ещё держа в руках размягчающиеся члены и опираясь друг на друга, переводя дыхание. Ремус первым отстранился, направив палочку на них по очереди и произнеся очищающие заклинания, а затем натянул штаны. Он старался не смотреть на Сириуса, убрал палочку обратно в карман и развернулся к озеру. — Если собираешься идти, иди, я останусь тут ненадолго. Мне надо подумать, — тихо сказал он дрожащим голосом. Сириус натянул штаны и поборол укол необъяснимой боли, поднявшейся в нем при этих словах Ремуса. После такого чертовски невероятного момента Ремус хотел от него избавиться? — А что, если я хочу остаться? Он резко выдохнул, мгновенно пожалев о своем грубом тоне, и попытался снова. — Прости. Можно… можно мне остаться с тобой, Луни? Ремус сел, подтянув колени к груди и положив на них голову. — Я не могу тебе запретить. Сириус сунул руки в карманы, не зная, что делать, но Ремус вскинул руку вверх и схватил его за пояс брюк, притянув к себе. — И ты ещё жалуешься, что это я слишком много думаю. Сириус издал смешок и сел рядом. Несколько минут они сидели молча, погрузившись в собственные мысли. Ремус засмотрелся на птицу, проносящуюся над озером, пока его мысли блуждали. Он относился к вопросу своей сексуальности гораздо более реалистично, чем Сириус, который, похоже, остервенело ухватился за слова Питера о том, что экспериментируют все, и держался за них изо всех сил. Ремус же был практичен и знал, что не все натуралы занимаются тем, чем занимались они с Сириусом, а если и занимаются, то почти наверняка не получают от этого такого удовольствия, как они. А Диана, хотя и чертовски хорошо целовалась, абсолютно ничего в нем не возбуждала. Если красивая, стройная девушка с искусным языком не могла заставить его забыть о поцелуях с другом, то можно было сделать только один логический вывод. Он гей. Он слегка повернулся и посмотрел на Сириуса, который рассеянно ковырял ногти. Ремус не мог понять, что именно, страх или истинное отрицание, мешали Сириусу задуматься о том, что он может быть не таким уж и дамским угодником, каким он себя считал. Может, он действительно просто развлекался, может, он был бисексуалом, но все, что Ремус знал на данный момент, так это то, что он скучал по этому, скучал по тому, что они были вместе, и был готов отказаться от дальнейшего обсуждения их сексуальности, лишь бы иметь возможность быть с Сириусом. Он не гордился тем, что принял это негласное соглашение на невыгодных для него условиях, но… нахуй это все… он действительно хотел иметь возможность снова прикасаться к Сириусу. Он прочистил горло: — Я больше не буду упоминать слово на букву г, Бродяга. Обещаю. Если ты уверен в своей сексуальности, так держать, а я больше не буду об этом напоминать. Сириус нахмурился и посмотрел на него. — Это значит, что ты все еще не уверен насчет себя? — Я… на самом деле уверен в этом, но… я не буду больше говорить об этом с тобой. — Я… я не хочу, чтобы ты что-то скрывал от меня, Луни, — сказал Сириус, нахмурившись. — Ты можешь говорить со мной о себе, я просто… — Он покачал головой. — Я натурал, Ремус. Иначе быть не может. Ремус уловил нотки отчаяния в голосе Сириуса и внезапно понял, что в его настойчивости есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд. — Все в порядке, Бро. Ты знаешь, что бы ни случилось, что бы ты ни решил сделать, я твой друг. — Конечно. Сириус улыбнулся как будто впервые за несколько недель, и обнял Ремуса за плечи, как он надеялся, непринужденно. — Спасибо, Луни. Ремус улыбнулся и перевел взгляд на подбородок Сириуса. — И прости, что ударил тебя. Сириус пренебрежительно махнул свободной рукой, хотя удар был довольно сильным. — Да че там, это ж разве удар, так, пощечина. Я едва что-то почувствовал. Забудь об этом. Они оба рассмеялись, и рука Сириуса крепко обхватила плечо Ремуса, оба они наслаждались этим контактом. Еще мгновение они молчали, затем Ремус нерешительно произнес. — Можно я приду к тебе попозже, Бродяга? Когда остальные уснут? — Если хочешь, — уклончиво ответил Сириус, но Ремуса это не устроило. — А ты хочешь? Наступила еще одна, более долгая пауза, затем Сириус прошептал: — Да. Да, Луни. Хочу.