Разговор о справедливости

***

Спустя какое-то время после Антона, в машину сел Слава, тут же заводя двигатель. Он выглядел уставшим, ведь выслушивал девушку ещё около сорока минут. К тому моменту лейтенант уже выровнял дыхание и даже смог кое-как сложить пазл в голове. Деталь номер один: скорее всего с виновником всего происходящего они хоть раз, но должны были пересекаться; два: цепляться к чему-то, помимо записок, на данный момент, не имеет смысла. — Парень, нет, Антон, не переживай так, — почувствовав напряжение человека рядом, Вячеслав решил его подбодрить, — Матвиенко нам бы все равно пришлось отправить в допросную после просмотра видеозаписей, тут твоей вины нет. Не то, чтобы Шастун прям вообще не волновался по поводу ложного обвинения Сергея, но не так, чтобы думать об этом прямо сейчас. То есть да, ему страшно, что в следующий раз обвинят уже его, но это, пожалуй, всё. К тому же, он не может знать наверняка кому из них предназначалась эта записка, хотя внутреннее чутье усиленно намекало, что именно ему. Антон ничего не ответил Славе и тот решил продолжить. — И, знаешь, извини, что я так сразу с какой-то не очень приятной ноты начал общение, просто вспомнил, как на моём первом серьезном деле со мной общался командир, — он улыбнулся и даже чуть расслабился, — он мне тогда такого понарассказывал, что я ещё неделю боялся хоть за что-то браться, вдруг провалю! — Слава посмотрел на Антона и протянул руку, — Я сейчас ему благодарен, что со временем страх перерос в уверенность и сосредоточенность, но с тобой, по словам сам знаешь кого, можно не заморачиваться. Так что давай сначала — пожмем руки и начнем работать, а не ругаться. — Конечно, — так и должно было быть с самого начала, но у Славы играли нервы и ревность, ведь обычно именно ему помагали во всем, а тут появился второй особенный, которого надо было холить и лелеять. До тех пор, пока капитан и лейтенант не пересекались на одних заданиях — молодого можно было игнорировать. Но потом Комиссаренко вызвал начальник и сообщил о пополнении в его команде. И теперь не Слава был неприкосновенным, а Антон. И не его должны были слушаться, не ему помогать, а новичку. Неприятная новость даже добродушного парня, вроде Комиссаренко, довела до незапланированной злости. Но осознав всю серьезность ситуации, в которой они оказались, он решил, что этот эгоизм места не имеет. Когда оба мужчины вернулись в отделение, то получили лишь сообщение о том, что ещё троих в их группу наконец подобрали. Приедут, правда, они только завтра, значит на сегодня особые дела окончены. Потому Слава решил пригласить Шастуна в свой кабинет, дабы поговорить. — Что ж, давай знакомиться, — капитан вальяжно развалился на кресле рядом с куллером и указал пальцем на диван, — присаживайся, не стой столбом. Шастун сел, не до конца осознавая причины такого радушия со стороны Славы. Он ждал подвоха. Ждал, что, как только он сядет, Комиссаренко тут же выгонит его или скажет, что пошутил. Но, о чудо, этого не произошло. Ничего, на самом деле, не произошло. Шаст просто сел на вполне удобный диван. — Имя, фамилию и даже отчество мои ты, очевидно, знаешь, так что это информация бесполезная, — Слава почесал затылок и уставился на Антона, думая, что ему было бы действительно важно знать, — ну смотри, я, сам по себе, очень мягкотелый, высказать претензии в лицо могу, спору нет, но котикам, собачкам на улице сочувствую, и это, порой, переходит и на людей. Ещё шутить люблю, ну и как-то сам не замечаю, как слишком под окружение подстраиваюсь. Вот такие минусы. Лейтенанту долго думать не пришлось. Он о своих минусах слушает каждый день с момента, как пошёл в школу. В универе все ещё и усугубилось «неправильным» выбором специальности. А на работе тем, что он, видите ли, никак не повзрослеет. — Про меня и говорить нечего, наверное. Здесь любой скажет, что я наивный дурачок, который с делами справляется лишь из-за чьей-то помощи и того, что вовремя подлизался к начальнику, — Шаст вздохнул, снимая фуражку, и стал нервно крутить кольца на пальцах, — вообще я человек простой, люблю футбол, игры компьютерные, сигареты курю, могу с коллегами выпить сходить. Ни чем не примечательный. — Ты сильно преуменьшаешь свои заслуги, — Слава даже был рад это искренности и тому, что ему не придется в этот раз работать с кем-то, кто считает себя в чем-то лучше других. Пусть лучше это будет слегка неуверенный в себе паренек, чем напыщенный индюк. — Знаешь, что обо мне говорили, когда я только на службу заступил? — Не знаю, разве что мельком. — Говорили, что я обалдуй и лентяй, что до конца жизни сидеть мне в отделе и только и делать, что настоящих полицейских веселить, — Шастун примерно понимал эту ситуацию, ведь ему на первых порах пророчили самую низсшую должность или вовсе скорейший уход с работы, — а потом повышение Арсения Сергеевича, он тогда был своеобразной легендой, вроде совсем малец, а уже выше, чем некоторые старички. Но оно и понятно было — столько пахать и ничего за это не получить — это верх несправедливости! — Шастун уверенно кивнул, чувствуя родство с говорящим, — Взял он меня к себе, сюда. И пошло — поехало. Задания, напарники, куча помощи и наставлений, повышения-повышения-повышения…и так далее. Хотя и тогда тоже обо мне особо лестно не отзывались. В лицо одно, а за спиной враг народа. Вот такие разговоры, порой, значат куда больше, чем наигранная поддержка на заданиях. Узнавать слабые стороны человека, с которым работаешь — равносильно приобретению собственных сильных сторон. Если напарник слишком добрый, будь злее. Слишком злой — добрее. В команде важен баланс, и Слава, уже порядком набивший шишек, знал об этом не по наслышке. После данного мероприятия по сближению, Антон почувствовал острую нужду навестить начальника. Да, они сегодня уже говорили, но это было исключительно по делу. А тут хотелось как друзья поговорить. Они ведь друзья? — Опять что-то с делом? — Арсений уже планировал уходить, когда лейтенант вошел в кабинет. — Нет, я думал, что вы согласитесь сходить выпить после работы, в меру, естественно, — Шастун неловко улыбнулся. На самом деле, за пределами отделения они всегда говорят на ты, но это не мешает смущаться при подобных предложениях на работе. — Антон, я правда очень бы хотел нормально посидеть где-нибудь, но мне сейчас нужно срочно ехать на собрание. Очень важное собрание. — Я понимаю, ничего страшного, тогда в следующий раз, — было грустно, но это работа, тут никуда не деться, — удачи вам…тебе, удачи тебе. Теперь оставалось только ехать домой. В пустую квартиру, чтобы опять заниматься чем-то бесполезным. Хотя в этот раз, Антон скорее всего достанет газету из почтового ящика и включит новостной канал. Потому что это тоже его работа, да.

***

Неприятное серое здание, величиной в пять этажей, тревожно холодило душу. Там никогда не говорят ничего хорошего, а если и говорят, то точно не Арсению. Мужчина уже привык выслушивать за то, что он слишком многое позволяет своим подчиненным. Главы других отделов недовольны, ведь сами хотят лишь помыкать всеми, а помогать и действительно выполнять свою работу — это не про них. Попов с грузом на сердце поднимается на третий этаж и заходит в совещательный зал. Все как всегда — взгляды с отвращением, ухмылки, значащие «ну вот сегодня тебя точно выпрут», для полной картины только кнопки на стуле не хватает или ножек подпиленных. Но тут все, вроде как, взрослые и уж на такие мелочи не пойдут. Хотя Арсений все равно каждый раз перепроверяет куда садится. — Итак, начнем, — тучный мужчина в форме садится на последний пустующий стул, который под ним чуть ли не трещит, — у нас на повестке дня дело, которое взял на себя отдел Попова Арсения Сергеевича. Люди пропадают, дорогие коллеги, в больших количествах. — За дело взялись хорошие сотрудники, за которых я ручаюсь, — генерал не чувствовал себя виноватым, каждый раз слушая язвительные претензии в свой адресс, сколько хотите насмехайтесь, но избавиться от него не выйдет, слишком много людей взбунтуется при таком раскладе. — Попов, вы-то может и ручаетесь, но как по мне, просто нянчитесь с отбросами, которые данное задание провалят. А отвечать потом нам всем, — остальные присутствующие, выглядящие так, будто являются карикатурой на типичного полицейского, лениво закивали головами, — если за год — делаю поблажку, ведь дело серьёзное — ваши ребята не справятся, то мы будем всеми отделами просить вашего отстранения и последующего увольнения. Блефует. Арсений в этом уверен даже больше, чем в том, что никто иной, кроме его подопечных, с этим делом не справится. Потому генерал давит в себе улыбку, стараясь сохранить серьёзное лицо и делает вид, будто ему чертовски важно, что скажет этот круглый мужик. — Хорошо, подавайте прошение, если за год мой отдел со всем не разберется. Это была единственная причина встречи? — Попов шумно вздыхает и поднимается с места, — Если так, то я ухожу, извольте, есть дела поважнее. Ваше это, задание, например.

***

А пока начальник в очередной раз доказывает свою значимость, Шастун медленно плетется по лестнице в квартиру. Ему, честно сказать, делом заниматься совсем не хочется. Он уверен, что Славе без него будет проще, меньше отвлекающих факторов. А он бы и дальше на посту старшего сержанта сидел. Может хоть лишнюю сигаретку успел бы выкурить. А то только в перерывах между поездками от одного дома к другому смог сделать пачку чуть пустее. Так и сейчас, войдя в квартиру, первым делом шурует на балкон, чтобы с мыслями собраться. Ему много что нужно переварить: тот факт, что Слава вроде как позиционирует себя как товарищ, а не начальник; ситуацию с записками, особенно той, которая так неприятно жжется в кармане (Антон вытащил её из журнала, когда они подъехали к полицейскому участку); очередное собрание за этот месяц, на которое укатил генерал. День выдался трудным для всех. Однако Шастун не из тех, кто, приходя домой, действительно расслабляется. Прямо сейчас он докурит сигарету и отправится запрашивать доступ к сохраненным в базе почеркам сотрудников, чтобы сверить их и тот, что на записке. Можно ли запрашивать такие вещи удаленно? Ммм, нет, нельзя. Думает ли Антон о безопасности данной информации? Неа. Его голову сейчас занимает только одна мысль: «нужно как можно скорее найти виновного и спасти пропавших людей». Что ж, хорошего тебе поиска, Шастун.