ring and sex

      Дженни понимает, что это конец, когда Лиса ночью выходит на балкон, чтобы скурить сразу три сигареты.       Курить плохо. Мама говорила об этом ещё с самого детства, когда Дженни была маленькой и ничего не понимающей девочкой, которая искренне верила в Санту и что все люди хотят тебе только добра. Это так странно — слышать от человека, который постоянно курит свои тонкие «дамские» сигареты в полупустой квартире после полуночи, о вреде курения. Дженни так и не призналась маме, что выглядывала тогда из-за шкафа и прекрасно видела, как она курит на кухне и тихо плачет, смотря в пол.       Со временем Дженни начала понимать, почему так было нужно. Именно нужно.       Лиса — очевидный пересказ плохой книги. Её пытаются выставить хорошей все кто угодно, потому что раньше она действительно такой была. Но сейчас абсолютно всё поменялось и от Лисы-подростка больше ничего не осталось, даже оболочки. Она исчезла. Умерла. Пропала. Спряталась.       Дженни без понятия, но с каждым разом она пытается найти новое оправдание своей девушке, чтобы убедить себя в том, что всё ещё ничего не потеряно. Жаль, что только сама Лиса так не считала и продолжала поступать так, как считала нужным.       Дженни снова лежит на кровати, на которой простыни уже давно смялись. Не руками и не телами, и даже не любовью, как могло бы быть. Они смялись от боли, скорчились в один большой комок, что оставил свой отдельный ушиб где-то на спине. Такое неприятное чувство отдаёт в руки — они словно ватные и пошевелить ими невозможно. Дженни знает, что она их больше никогда не поднимет в потолок, больше никогда не обовьёт ими шею Лисы, больше никогда не возьмёт чужую ладонь в свою. Лиса больше никто, но она сама об этом ещё не знает.       Дженни позволяет трогать себя везде — снимать со своих плеч лямки бюстгальтера, задирать домашнюю футболку и убирать чёлку с глаз. Прикосновения не приносят отвращения, но и не приносят радости. Они просто... Никакие. Дженни понимала, что страшнее отвращения только равнодушие, но как бы сильно она не заставляла себя хоть что-то почувствовать, выходило только хуже. Эмоции будто выдернули из неё и заставили выбросить. А голова каменная, тяжёлая до невозможности, но ничего сделать нельзя, и Дженни в этом больше чем уверена.       Лиса больно кусается, аж до ярких капель крови на шее, которые потом долго засыхают на коже и смываются только горячей водой. Дженни не говорит, что ей больно, и тем более, не говорит, что она вообще-то такое не любит. А с чего вдруг такое поведение появилось у её девушки, она знает прекрасно — чужое нижнее белье постирано и аккуратно сложено в последний ящик комода, который пустовал от вещей. Дженни не знает, как в таких ситуациях реагировать правильно. — Я ухожу сегодня по делам, — говорит Лиса, когда возвращается с балкона. От неё веет холодом, руки окоченели от ноябрьских ветров, а от ровного пробора ничего не осталось. Дженни устало поднимает взгляд сначала на Лису в одной огромной футболке, а потом на часы, что громко тикают на тумбочке уже который год. Хочется зевнуть. — Ты вернёшься поздно? — Очень. Но это для нашего блага, крошка. — а парное кольцо не снимает специально. Это такая гарантия, что она обязательно к ней вернётся.       Дженни еле уловимо фыркает и отворачивает голову к стенке, чтобы её девушка не увидела предательски скатившиеся две капли слёз. Как-то особо сильно двигаться не хотелось, да и сил нет. Что-то хрустнуло в коленке.       Лиса убила в ней всю любовь. Убила единственную надежду и своим холодом унесла вглубь любую точку соприкосновения с ней. Какие-то ласковые прозвища в её речи звучат инородно, будто это изолента, которая поможет склеить разбитое сердце. Это всё так глупо и безнадежно, что Дженни может с этим только смириться.       Серенады поют только тем, кого не любят.

***

      Дженни вертит своё парное с Лисой кольцо уже который час, но оно почему-то до сих пор холодное, словно его только что вытащили изо льда.       Дженни правда пытается понять её. Возможно, она чего-то не понимает и другая девушка намного лучше справляется со своей ролью, нежели Дженни? Может быть любовь это настолько хрупкая материя, что если выйти за её пределы, то можно запросто наткнуться на новую?       В квартире будто густой туман — всё такое серое и пустое, что хочется кричать, лишь бы заполнить. Балкон это буквально прямая ассоциация с Лисой, потому что она точно такая же — холодная, исписанная строчками песен о любви и прокуренная. Дженни от этого на самом деле воротит невероятно, она с самого своего детства терпеть не могла сигареты, хотя никогда не кашляла в присутствии мамы. Это Лиса так влияет на неё, она оставляет на коже ожоги от своих прикосновений, а с ней не хочется вообще что-либо делать, кроме как... Дженни даже не плачет из-за девушки, у неё на это банально нет сил. Громкий смешок разрывает тишину в прихожей и Дженни это так веселит, что вперемешку с единственным звуком на всю квартиру, а это монотонное тиканье часов, она начинает безудержно и истерически смеяться, хватаясь за голову и выдергивая с затылка пушистый клок волос. Старый холодильник затрещал в унисон.       Это не может так продолжаться. Дженни просто уже сходит с ума в этой чёртовой квартире, с этой чёртовой Лисой и с этими постоянными изменами. Она знает, что у Лисы таких как она штуки три точно, если не четыре, но почему-то только Дженни на автомате хочет запрыгнуть в петлю с разбега, как только чувствует чужой парфюм на шее девушки и пару новых фиолетово-винных засосов около ключицы. Вроде так положено всем, кому изменяют, но сама же Дженни ничего не чувствует по этому поводу. Их простынь давно пропиталась сексом с другими девушками, запоминая каждую сжатую ладонь во время поцелуев ниже пояса, каждое движение плечом, когда Лиса вылизывает бедро и мокрое пятно, очертание которого Дженни видит по приходу домой на незаправленной постели.       А потом долго и молча сидит и безразлично смотрит в барабан стиральной машины, что прокручивает эту самую простынь, наверное, целую вечность. Лиса в этот момент готовит чай на себя и Дженни или курит. Другого не дано и не может быть.

***

      Лиса приходит после полуночи, с парным кольцом Дженни на пальце, полупьяная и со свежим засосом на шее. Она хочет уложить девушку на кровать, проскальзывая ледяными ладонями вверх по животу и пытаясь убрать чужие волосы с плеч, чтобы поцеловать за ухом. В воздухе словно на секунду замирает пыль, замолкают часы и всё тело Дженни будто электризуется, чтобы отбиться от этих ласк. Но Лисе на это всё равно абсолютно, она от одного секса идёт к другому, потому что ей этого хочется, ей так велит алкоголь в сердце и дымка в глазах.       В какой-то момент Дженни уже не понимает, что происходит, поэтому позволяет делать с собой всё что угодно и как угодно — футболка летит в дальний угол комнаты на старый и никому не нужный коврик для йоги, а нижнее бельё болтается на одной ноге, которую Лиса специально закидывает себе на плечо. Дженни снова голая перед своей изменщицей, снова позволяет грубо целовать свою грудь и стонет от прикусанного соска, делая вид, что не имеет понятия о том, что она далеко не первая в списке на этот самый секс.       Лиса, задыхаясь от нахлынувшего возбуждения, целует в губы по-особенному пьяно — на уголках рта остаётся привкус дорогого вина, которое Дженни не может себе позволить в этой жизни. Они так общаются. По-другому они уже обе не умеют, хотя и не старались что-то изменить. Лису всё устраивает, а Дженни просто уже всё равно, она разбита до такой степени, что чувство собственного достоинства валяется где-то рядом с чужими постиранными трусами.       Все их отношения скатились исключительно в секс, и Дженни должна признать, что Лиса трахается очень даже хорошо, но это не означает то, что с этим чувства приходят. Они вообще никакие не приходят, даже самое мерзкое отвращение меркнет в этой глуши безразличия. Лиса — это чай, который она постоянно пьёт, а Дженни это чашка. К ней притрагиваются исключительно для того, чтобы ощутить то, что действительно любят, а любит Лиса только секс. Даже не с Дженни.       Лиса языком проводит по половым губам, специально дразня и выводя на любой звук. Дженни громко и протяжно стонет, после чего закрывает глаза и надеется, что это всё закончится очень скоро. Внутренняя тревога только усиливается, когда Лиса добавляет свои пальцы с кольцами к своему языку. Ничего, кроме как сбежать куда-нибудь на край света, не хочется. В темноте Дженни видит всё тот же страшный потолок, что и с открытыми глазами.       Кончает Дженни быстро и, на своё счастье, практически бесшумно. Лиса поднимает на оголенную девушку свой взгляд, в котором так и читается неудовольствие и сбросив чужую ногу с плеча, удаляется на балкон покурить, не удосужившись хотя бы вытереться. Дженни вздыхает и накинув одеяло на свои хрупкие плечи, впервые в жизни выходит вслед за ней. — Ты что делаешь? — видно, что Лиса не ожидала компании в своём любимом месте. Её ноги немного дрожат. — Ты же голая. — И что? — вопросом на вопрос отвечает Дженни и вздыхает в ночной воздух, пропитанный свежестью и приближающимся морозом. Так хорошо. Сейчас будто бы можно вздохнуть и начать новую жизнь. — Иди обратно. — приказной тон от Лисы уже далеко не новинка, однако от него больше раздражаешься, чем пугаешься. Дженни пытается не фыркнуть в ответ на это. — Я сейчас уезжаю. — Куда? — По делам, крошка.       Дженни знает какие это дела. Либо Лисе по голове дало вино до такой степени, что она даже не осознает, что уже находится дома, либо она уже поняла, что Дженни в курсе всех её измен. Она вроде и не скрывала никогда, просто так беззастенчиво уезжать «по делам» ноябрьской ночью после секса со своей девушкой, уже перебор.       Однако буквально через десять минут хлопает входная дверь и Лиса перед глазами снова растворяется среди дворов, метро и чужого запаха. Дженни падает на кровать, словно её застрелили и мимолётно замечает, что кольцо Лисы заботливо оставлено на тумбочке рядом с часами. Обычно она уезжала вместе с ним, и так Дженни хотя бы на секунду останавливала себя от того, чтобы наконец-то расстаться.       Сердце неприятно сжалось, а потом расправилось и дышать... стало легче. Моментально. Дженни закрывает глаза, последний раз представляет перед собой невероятно красивый образ Лисы, улыбается ему впервые за последние месяцы и уже в последний раз. Еле уловимые слёзы текут по щекам от облегчения, а в груди расправились какие-то внутренние крылья. Такое воодушевление, что Лиса сама дала намёк уйти. И всё равно, что этот намёк притянут за уши.       Дженни кладёт своё кольцо на тумбочку рядом, таким образом навсегда прощаясь с Лисой. Выходя из квартиры настолько медленно, насколько это возможно, она улыбается и не закрывает дверь на балкон.       Пусть посмотрит ей вслед, пока курит. Быть может, она хотя бы так будет скучать.