Такие разные звезды

Цветы мягко накрывают руку, щекочат пальцы и слегка царапают ладонь. В правой руке у Сенку лежит незабудка, взятая откуда-то издалека, а в левой — нарцисс. «Зачем они лежат тут?» — мимоходом спрашивает себя Ишигами, отвечая на задиристый взгляд напротив. Менталист решил взять его на слабо, так? На поприще, где он не гений? Да черта с два Сенку сдастся, даже с пониманием, что пари стомиллионпроцентно ему не выиграть. А ведь фокуснику это лишь в забаву — он уверен, что Сенку, заведенный, согласится, и проверяет какие-то свои теории. Подопытной крысой Сенку становиться не очень хотелось, хотя хорошо бы признать, что для него это было бы в новинку. Отдаться на чье-то рассмотрение и быть под вечным прицелом — уж увольте. Отдаться на рассмотрение Гена — «пожалуйста, заверните два». И вообще: он может делать всё, что угодно, может избегать любые манипулирования злостного менталиста, но отказать Гену всегда было не в его силах. Может, с другими людьми за спиной он и мог бы, но один на один с коварным взглядом Асагири все принципы разбивались о скалы. Сенку никогда не мог его понять. — Пытаешься играть со мной, менталист? — Сенку продолжает держать цветы в руках, находит в голове кучу причин положить их на стол или, еще лучше, кинуть в Асагири, однако не поддается ни одной. Мозг рационально негодует, а сердце иррационально набатом стучит в ушах, удивленное и окрыленное выходкой Гена. — Ну что ты, мой дорогой Сенку, конечно же нет~, — Асагири Ген, хитро улыбаясь (да и не скрывая улыбку), медленно, по-лисьи подходит к Сенку. Ишигами бессознательно слегка выпрямляет спину, пытаясь не казаться мышкой на фоне плотоядного хищника. Ген улыбается слегка менее хитро, замечая это действие, — я предлагаю тебе приятное предложение. Тебе нужно расслабляться. Ну же, выбирай цветок. — А можно узнать условия выбора? — Нет, нельзя~ В этом и прелесть. Бессознательно, Сенку, ты решишь одно, но зная условия — ты узнаешь критерии, уж в этом я не сомневаюсь, и выберешь другое. Просто скажи, какой самый красивый цветок, Сенку-чан. — Пустая трата времени. Иррациональностью, Ген, далеко не уйдешь. — В этом принцип моей работы. Ты можешь болтать сколько угодно, но ты продолжаешь держать цветы в руках~, — Ген слегка прикрыл снизу руки Сенку, осторожно держащего цветы в ладонях. Нежное прикосновение чужих рук слегка отвлекло Сенку от мыслей. — Болтать — это твой удел. Я же рассуждаю, — Сенку благоразумно проигнорировал последнее утверждение Гена и перевёл взгляд на цветы. У Ишигами Сенку нет подсознательного — все его сознание кричит о том, что цветы в его руках отличаются лишь малой, практической частью. Сенку не интересуют ни окрас цветов, ни их значение — лишь то, где он может использовать их в науке. Но незабудки всё же кажутся ему красивее. — Нарци- — Неправильный ответ. Сенку, проверять меня не нужно. Думаешь я, менталист, не пойму, что ты уже выбрал незабудки? — Я всего лишь хотел сказать, что нарциссы — ядовитые растения, однако как и любое растение, люди стараются подогнать под себя и определить их назначения — установлено, что он может вылечить некоторые виды лейкоза, используя алкалоиды в цветке. — И зачем мне эта мини-биологическая справка? — Я выбираю незабудку. — В этом есть какой-нибудь рациональный смысл? — Определенно и стомиллионпроцентно нет. «Спорим, что ты никого не поцелуешь за неделю?» — примерно с такими словами в мастерскую Сенку зашел Ген. Ишигами, ожидавший прихода Асагири, но не ожидавший такого вопроса, вместе с колбами в руках повернулся к входящему. Отвлекаться от любого вида работы было не в его стиле, но: а) Была практически ночь, а, как известно, внимание рассеивается ближе к времени предполагаемого сна, а вместе с этим и усиливаются эмоции. Даже такому трудоголику, как Сенку, необходим отдых. б) Входящим был Ген. — Чего? — Сенку увидел, что Асагири к нему приблизился, однако реагировать на это не спешил; лишь почувствовав, что из рук пропали колбы и появилось что-то мягкое, Ишигами обратил внимание на руки. В них были цветы. А потом фокусник предложил выбрать один из них. И все дошло ровно до того момента, в котором находится сейчас Сенку. Ему бы вернуться к матери-науке, но что-то не дает. Возможно, любопытство. — Чего ты добиваешься, менталист? — спросил напрямую Сенку. Он конечно знает, что прямого ответа не получит, но всегда можно попробовать и самому побыть менталистом — правда, лишь немножко. Ген слегка отвел взгляд в сторону и сразу вернулся к глазам Сенку — о чём-то задумался, но сразу напялил одну из своих масок обратно. Разве Асариги не настолько привык к обществу Ишигами, что должен уже перестать скрываться за кучей образов? Значит, замышляет что-то. Что-то важное для него. — Я? Я самый легкомысленный человек на планете, Сенку-чан~ Как я могу что-то замышлять? Это просто искреннее любопытство. — Хах, любопытство не включает в себя слова «спорим» или «сможешь». — Ого, дорогой Сенку, не знал, что ты знаешь даже определение любопытства, — как обычно Ген издевался. Ему нравилось играть ничего не понимающего мальчика. Сенку даже слегка перенял эту его черту. — Да и легкомысленным тебя назвать — верх легкомысленности. — Тогда, назвав себя легкомысленным, я становлюсь легкомысленным? — Я говорю про единичный случай. Придираться к словам — тоже работа менталиста? — Естественно~ Иначе я так долго не прожил бы. — Так в чем твой замысел? — наконец, Сенку положил цветы на стол и облокотился об него руками, слегка наклонив голову — чтобы чувствовать себя увереннее. — Ну… Нет ничего такого. Я просто интересовался, какие цветы выберет твое подсознательное. Ответ я нашел. — Мое подсознание и сознание думают в одном направлении. По этой причине подсознательным можно пренебречь. — Сенку, подсознание — это не уравнение с миллионными степенями, где можно откинуть маленькие, потому что они практически не влияют на ответ. Ты можешь игнорировать подсознание, но отрицать его я тебе не разрешаю. — Менталист, ты завелся. Не думаю, что подсознание настолько важное. Не отрицаю, оно играет свою роль, но определенно не главную. — Ты не хочешь чего-то признавать? — внезапно спросил Ген и слегка обернулся на дверь. Разговор важный, и желательно, чтобы никто не прерывал его или не стеснял Сенку. Он определенно зависит от человечества, как тот, кто хочет его спасти. И несмотря на все его слова, Ишигами всё еще человек. А те имеют базовые настройки. Прямо как компьютеры. — Чего? Что ты имеешь в виду, Ген? — недопонимая, говорит Сенку. У него есть пара мыслей о том, что тот хочет сказать, но ни одна не подходит на все сто миллионов процентов. А значит, что мыслей нет. — Что я могу скрывать? Тем более, зачем мне это? — Твоё подсознание что-то решило, но ты отрицаешь это сознанием, и, как следствие, отрицаешь бессознательное. Значит ты понял, что отрицаешь что-то, но сознанием принять это не можешь, а поэтому отрицаешь более масштабно. Это отрицание разрушит тебя. Ты станешь отрицать себя. — Звучит страшно, но нереально. — Это реально. Подумай об этом. Сейчас, а не когда-то. Сенку, это важно. — Хорошо, менталист. Я уже давно перестал отрицать твои игры, — Сенку воспринял слова Гена всерьез. Единственный оставшийся бесплатный психолог в новом мире не мог обманывать единственного учёного. Как минимум, из-за бутылки колы. Кто еще ему предоставит это прошломирное «лакомство»? Вполне равноценный обмен. Ишигами поднял два пальца и начал что-то высчитывать. Что-то он упускает. Почему Ген упомянул его бессознательное именно сейчас? Он что-то заметил? Сенку в его присутствии держал только колбы и цветы. Колбы были с растворами, о которых Ген не имел понятия, значит всё завязано вокруг цветов. Асагири сразу понял, что Сенку выбрал незабудки. Он заметил что-то, на что Сенку в себе не обратил внимания. Возможно, взгляд в их сторону или движение? Либо это не связано с незабудками, но это дало понять Гену, что Сенку выбрал именно их. Тактильные ощущения? Значение? Это все не подходит… Цвет? Что сделал Сенку бессознательно, так, что Ген выяснил цвет цветка? Ишигами только… -… Я понял, — Сенку вспыхнул и слегка прокашлялся, в надежде на то, что Ген ничего не заметит. Лоб горел, щеки горели, уши тоже. Черт бы побрал этого менталиста! Но Ген видел. Освещение от свечки оставляло желать лучшего, но оно не было нулевым. Такая смена настроения чуть не сбила весь серьезный настрой менталиста. Почему Сенку так покраснел? Он в гневе? Ему стыдно? Или… он понял что-то… другое? Ген не допускал таких мыслей, но… очень хотелось. — Что же ты понял? — осторожно спросил Ген. Интерес перевешивал если не здравый смысл, то тактичность точно. Что же Сенку понял? Что-то такое, что заставило всегда скупого на эмоции кроме иронии, насмешки и вдохновения Ишигами настолько покраснеть. — Когда ты говорил о том, что я не смогу никого поцеловать за неделю, ты имел в виду, что будет считаться кто угодно? — вместо того, чтобы прямо отвечать на вопрос, Сенку припомнил прошлый разговор. Ген растерялся и молчал первые 10 секунд. К чему Сенку говорит это? — Ну, знаешь, Сенку-чан~ ты можешь целовать кого угодно. Хоть Кохаку, хоть Хрома, хоть Цукасу, хоть… — Отлично, — сказал Сенку и повернулся к столу, облокачиваясь на него локтями. Ген нахмурил брови и немного приблизился к Ишигами. Что это было? Он же даже не дослушал! А ведь Ген применил один из своих самых любимых приемов — акцент на словах. А Ишигами хоть бы хны! Ни один из акцентов не сдвинул его бровь ни на миллиметр, а упомянутые имена не заставили уголки губ подняться в смущенной улыбке. — Менталист, подойди ещё, — произнес Сенку и в задумчивости поднес руку к лицу. Ген осторожно сделал пару небольших шагов, останавливаясь около стола научника. Сейчас Сенку скажет, что Ген — долбаеб, что предложил такую игру. Асагири сам понимал, что мог перегнуть, однако ему нужно было узнать. Узнать, есть ли у него шанс, или ему можно даже не думать об этом. Это не давало ему покоя уже долгое время. Терялась продуктивность, Ишигами это могло не нравиться, хоть он ничего и не говорил. Тихо страдать гораздо лучше, чем убиваться по тому, чего не знаешь. По крайней мере для Гена. — Что такое, Сенку? — спросил менталист и немного наклонился в сторону к Ишигами. Тот снова слегка отвернулся, словно обдумывал что-то, однако через пару секунд шумно выдохнул и повернулся к Асагири. Между ними было всего ничего сантиметров, но никто не показывал ни капли смущения. Не хотел показывать. Нос к носу они простояли около 10 секунд. — Тогда я выиграл спор, — произнес Сенку и не дал ни секунды Гену на осознание, прежде чем осторожным и быстрым движением чмокнул того в губы, в неловкости отошёл подальше и взялся за старые колбы, имитируя бурную деятельность. Ишигами просто и иррационально боялся оборачиваться. Он выполнил условия спора — не важно, каким способом — на этом конец. Ген не мог этого ожидать. Сенку выиграл… Очень хотелось убежать. — Сенку, слушай… — Ген заговорил очень странным тоном. Каждый звук, произносимый Асагири словно в замедленной съёмке, смущал Ишигами, пугал его, не сведущего ни в чем, кроме науки, не интересующимся ничем, кроме природы и рукотворного труда человека. Что-то о чувствах было для него не открыто, словно это был следующий уровень в компьютерной игре. Да Сенку и был, как даже слегка казалось ему, в плане эмоций как собака: имеет лишь базовые, просто немного умеет их складывать между собой. Отталкиваясь от тона, может либо показать, что грустит, либо показать, что радуется. Правда, не ради хозяина, а ради себя. Большее он признавать не хотел. А, может, просто не умел. Просто не сталкивался с ситуациями, в которых приходилось бы долгое время разбираться не в том, на какие кнопки нажимать на осциллографе, чтобы получить фигуры Лиссажу, а в том, какие чувства сейчас играют на подкорке головного мозга. Сердце Ишигами стучит, заглушает звуки, и он не может избавиться от этого: не думал, что ждать бывает так неприятно. Это даже становится уже больно: время словно застыло, не движется, вдохнуть не получается, словно в лаборатории либо выкачали весь воздух, либо впустили слишком много горячего и влажного; Ишигами не может дослушать Гена и выбегает на улицу. Там капает дождь, непривычный для этого времени года. Как бы символично это ни было, Сенку не задумывается. Он смотрит на небо, останавливаясь около входа: бежать уже не хочется. Он же ненавидит убегать. В голову приходит первый его приход в деревню: да, его там не приняли. Но он не убежал, не сдался. Пока человечество не возвращено, он не имеет права сдаваться. Бьякуя хотел, чтобы Сенку был счастлив. Если для того, чтобы двигаться вперед, он должен столкнуться лицом к лицу со своим подсознанием, то, блять, выходи уже! Нам нужно разобраться! Сенку оборачивается на дверь, но сразу же оказывается сбитым с ног: Ген роняет его прямо на землю, мокрую от дождя, прижимается к нему и начинает тихонько смеяться. У Ишигами словно прочищаются уши: вот оно, то, что он так не хотел замечать. Что с того, если у Сенку образуется одна небольшая слабость в виде хитрого менталиста с абсолютно чистым смехом? Мир же от этого вдруг не схлопнется! Ишигами, сам посмеиваясь от абсурдности происходящего, прижимает к себе за талию Асагири, и наконец трезво смотрит на небо. Там, в глубоком вакууме, за кучей световых лет расположены звезды, планеты: они движутся, живут своей жизнью, встречают свои кометы и разваливаются на части. Взрываются, разрушаются, превращаются во что-то другое. Но с земли это лишь маленькие, крошечные светлячки, которые не могут скрыть быстро убегающие облака: вот они снова здесь, миллиардами веснушек рассыпанны по небу. Они далеко, их не достать, они определенно заманчивы; но на нем сейчас лежит не менее заманчивая звезда. Её не знают другие планеты, другие вселенные или чёрные дыры: зато её очень хорошо знает Ишигами Сенку. И до этой звезды он может сейчас дотянуться. — Сенку, когда ты так смотришь на звезды, ты становишься очень красивым. Ради такого взгляда даже дождь перестал идти, — Ген, кажется, играется, но ему правда очень нравится видеть в глазах Сенку бесконечные массивы звезд. Ради этого, черт побери, он и предложил дарить ему обсерваторию! Радовать чужие взгляды — его специальность, но такой чистый и искренний взгляд он видит впервые. И каждый раз, как новый. — Менталист. Я, конечно, не спец, — начинает откуда-то издалека Ишигами и чувствует, как Асагири на нем слегка напрягается, — но я думаю, что могу разобрать свои чувства. Ты мне нравишься, Ген. Я хочу проводить с тобой гораздо больше времени, чем мы проводим последние дни. — Я думал, что сейчас будет что-то научное, — Ген шокированно смотрит на Сенку, удивленный признанием: болтливый язык успевает кинуть колкость. — Нет необходимости. Ты и наука идёте по-отдельности. Вы одинаково важны для меня. — Ну знаешь, чувства тоже по-своему наука, — и прежде, чем Сенку, успевает ответить, Ген целует его. Так, как мечтал, теряя продуктивность: осторожно дотрагивается, слегка проходится языком, прикусывает губу и отстраняется, чтобы увидеть реакцию. Ишигами удивлен, но, видно, заинтригован. Асагири снова дотрагивается языком до губ Сенку, и больше не встречает никакого сопротивления: Ишигами даже сам, чуть ухмыляясь, высовывает язык и дотрагивается до языка Гена. Асагири слегка пугается, всё еще подозревающий, что скоро проснётся от этого сладкого сна, потянется, скидывая напряжение, и не сможет ничего вспомнить: но он не просыпается. Поэтому углубляет поцелуй, осторожно, внимательно проходится по нёбу Сенку и сплетает с ним языки. — Я тут подумал, — Сенку разрывает поцелуй, чтобы сказать пару слов, — что если бы решил записать происходящее, вышло бы как-то странно. — А зачем тебе это записывать? Ты всегда можешь восполнить это в памяти, просто прийдя ко мне. А я-то не дам тебе забыть. — А если бы я вел дневник учёного? «Сегодня произошло что-то, но я могу это вспомнить, придя к Гену Асагири в палатку. Ах да, он же теперь живет со мной». — А ты ведешь дневник учёного? И… Подожди, что? Живу с тобой? — Удивил тебя? Каково, менталист? — Ты меня всегда удивляешь, — Ген чувствует, что начинает замерзать, поэтому спокойно встает, отряхивает свое хаори и подает Сенку руку. Ишигами тоже поднимается и приглаживает опавшие волосы. Они оба заходят в лабораторию и снимают мокрую и грязную верхнюю одежду, — но тут прямо шокировал. — Мне не нужно будет приходить к тебе, если ты итак будешь под боком. — Твоя прямолинейность и логичность убивает во мне все сомнения. — Это согласие? — Определенно и стомиллионпроцентно да.