Beautiful mess

отрицание

      Она появляется внезапно. Взгляд на неё тоже падает совершенно случайно.       Луз не отрицает.       Её взгляд падает на бестию очень часто, когда она проходит мимо в коридоре школы. Качая бедрами в розовой юбчонке, что непозволительно коротка, она идет вдоль коридора, смотря на всех взглядом полным презрения, настолько свысока, что так и хочется подойти ближе, намотать её крашеные ядовито-зеленые волосы на кулак и дернуть вниз, чтобы спустить с высоты своего эго, до простых смертных — таких, как Луз, например. Но Носеда лишь хмыкает — специально громко, что бы все услышали — и уходит куда подальше.       С такой бестией рядом находиться не хочется, даже просто смотреть противно. Запах слишком сладких духов как будто кочует следом за Луз — впитывается в одежду, не исчезая даже после стирки; витает дурманящим туманом в коридорах Хексайда таким тягуче-фиолетовым. У Носеды, кажется, аллергия на цветочный Кельвин Кляйн — да, она знает бренд духов, которыми пользуется Блайт, но только для того, чтобы знать, что ненавидеть. Луз морщит нос, кривит губы и старается не дышать. Запах мерзких роз, герани и жасмина повсюду.       Если бестия думает, что Носеда не видит, как она, хитро щуря глаза, подведенные черной подводкой, смотри на девушку, то крупно ошибается. Луз подмечает всё. Каждый взгляд, нечаянное движение и тихое «Прости, я не специально.» на ухо, пока никто не обращает на них внимания. Обжигает. Обжигает, как раскаленная лава, попадающая на ледяные просторы кожи Носеды. Приводит в сознание и порождает новый глоток ненависти.       Луз совершенно точно ненавидит всё, что связано с Эмити Блайт.       Только вот блять почему сердце делает «ебоньк», когда плутовка проходит мимо и с дьявольски-приторной улыбкой, чуть со щуренными глазами, будто зная всё, о чем думает Луз? Почему сердце не слышит голоса разума, что настойчиво кричит: «Не поддавайся лисьим чарам прохвостки, мы еще хотим жить!»       Осознание подкрадывается незаметно. Подползает, как ядовитая — Луз уверена, что именно ядовитая, по другому никак, — змеюка. Шипит где-то у затылка темной ночью, приведя с собой подружку-бессонницу. Будто сговорившись, они вместе проводят атаку на уставшее сознания, пробиваясь через всю защиту.       — Это всё не взаправду! Я не верю в это!       Книги, лежащие на столе легким движением руки оказываются на полу. Луз сжимает кулаки и несколько раз ударяет ими об стол, а затем зарывается руками в волосы, начиная ходить кругами по комнате. Пока не останавливается, замирая словно трусливый заяц перед хищником.       А бестия сидит на краю кровати, поглаживая большую змеюку, — ты же знаешь, Луз, что это не взаправду, так почему же стоишь как вкопанная, наблюдая, как Эмити перекладывает ногу на ногу, усмехается и смеется глазами? Боишься? — что смотрит лениво, чуть прикрыв глаза, да шипит периодически. Ну под стать характеру хозяйке.       Чувства гейзером ненависти взрываются. Таким пьяно-обжигающим, не приносящим никакого удовольствия. Змея шипит, покидая логово, опутывает ноги, забираясь по телу всё выше, скользит по одежде к самому сердцу. А Луз и не делает ничего — когда стала бояться настолько? — только наблюдает. Она врывается в сердце сквозь кожу и кости вместе с резкой болью, пробивающей всё тело, вместе с первым белоснежно-алым цветком, что вырывается из груди в этом же месте. На мгновение даже завораживает.       Самый первый. Самый больной. Приносящий осознание.       Луз никогда не хотела для себя этого дерьма. Никогда не хотела ни с кем сближаться, а уж тем более влюбляться. Может это чертова карма, что так любит внезапно появляться? Но где же Носеда тогда провинилась?       Луз просто не могла влюбиться в гребаную сучку всея Хексайда.

гнев

      Она — ебаное произведение искусства, которое Луз совершенно точно ненавидит. Ненавидит по самые гланды, если не глубже. Ненавидит так, что блевать тянет от одного только взгляда на неё. От её до ужаса идеальной укладки, натянутой широкой улыбки, чистых тонких запястий, украшенных в золотые браслеты, от фирменной дорогой и утонченной одежды.       Она — то, что заставляет задыхаться по ночам от сраной нехватки воздуха в лёгких и громко скулить куда-то вглубь подушки, оставляя мокрые кровавые разводы на наволочке; то, из-за чего по телу пробегают холодные мурашки и разряды колющей боли; то, от чего тело Луз превращается в чертову святую оранжерею.

Лузиато

Ты бы знал как блять

я ненавижу

твою сестру

02:49

      Луз рычит, дерет волосы на голове, тянет их вниз, пытаясь переключиться на другую боль. Чтобы перестать чувствовать, как очередные бутоны, лишь бы увидеть свет, прорывают кожу, как они расцветают рубиновой кровью на теле и светятся, показывая свою идеальность, красоту и безупречность. Она с ненавистью смотрит на цветы и рвёт их с корнями, заглушая крики, от пронзающей до костей боли, подушкой. Лишь бы не видеть их, чтобы забыть о них, о ней.       Не так то это просто, да?       Луз чувствует, как внутри её собственный, так старательно выстраиваемый хрупкий Вавилон рушится из-за этих мерзких цветов, крошится на мелкие кусочки и постепенно исчезает, напоминая о себе лишь развалинами и клубами пыли, оседающими в лёгких. Чувство безопасности исчезает, оставляя лишь белые лилии, уничтожающие всё.       Луз устает сопротивляться. 3,14дор Хочешь поговорить об этом? 02:50

Лузиато

Нет

02:50

Лузиато

Да.

02:55

      Когда Эдрик приходит на квартиру в четвёртом часу утра, Луз он находит лежащей в ванне с кровавой холодной водой, заполненной белыми продольными лепестками. Та сидит, обняв колени руками, и выглядит так жалко, что без слез на неё не взглянешь. Она отсутствующим взглядом смотрит куда то в стену, совершенно не замечая пришедшего, и машинально гладит израненные руки. Проводит пальцами по шершавой коже почти невесомо и хмурится.       — Луз? — Эдрик касается плеча подруги, отчего та вздрагивает и поворачивает голову в сторону парня. На глаза тут же набегают слезы.       — Я устала, — жалобно скулит Луз, утыкаясь в грудь друга, отчего его одежда намокает. Носеда перестает считать себя сильной.       Эдрик ничего не говорит, лишь прижимает подругу к себе сильнее, гладит по влажным волосам, показывая, что та не одна, что её лучший друг — поддержка, милый — рядом, что он не оставит Луз. Блайт помогает Носеде встать, бережно срывает оставшиеся бутоны, чтобы не осталось шрамов, которых на теле девушки и так хватает. Эдрик аккуратно помогает дойти до кровати и лечь так, чтобы свежие раны не тревожить, и удаляется за аптечкой. Луз не обращает на это внимания. Она с головой зарывается под одеяло, прячась, как в детстве, от проблем, которые её окружают, и тихо всхлипывает, содрогаясь, и не может понять: почему именно она?       — Почему ты её ненавидишь? — тихо спрашивает Эдрик когда возвращается и садится на край матраца. Он смотрит на бинты в руках, а затем на одеяло, будто пытаясь вглядеться сквозь ткань на девушку, что затаила дыхание.       — Я не её ненавижу… — вполголоса бормочет Луз, не вылезая. — Я себя ненавижу…       …и чувства, что разрывают моё тело.

торг

      Луз курит. Выпускает серый дым в небо, облокотившись на холодный, мрачный камень. Почему-то тут она не чувствует себя одинокой. Кажется, что все, кто похоронен на этом кладбище, так или иначе, молчаливо поддерживают каждого, кто приходит к ним излить израненную душу. Луз не исключение. Она чувствует незримую связь с мертвецами, считает себя одной из них. Почти что семья, хах.       — Какое же дерьмо происходит в моей жизни, ты бы знала… — рвано шепчет девушка, смотря вдаль, на разбросанные по всей местности могилы. — Не везёт мне. С тех самых пор, как ты покинула меня.       Сейчас Луз сравнивает себя с Атлантидой. С маленькой собой, что, как остров, тонет в своих непонятных пугающих эмоциях, и не собирается всплывать обратно. Не хочет. Желает остаться где-то на глубине, чтобы абстрагироваться от того, что её окружает, что её пугает, что причиняет боль. А ведь мама ей раньше помогала. Приходила, гладила большой рукой по маленькой головке, ероша волосы, и тихо рассказывала истории про магию, тем самым возвращая маленькую Луз на поверхность. Но Камиллы не стало. И тогда Носеду младшую забрала подруга семьи — Клаторн.       Луз боится любви. И, кажется, она немного влюбилась. Эти чувства оказываются не в новинку, но при этом не приносят и грамма счастья. Скорее боль. Физическую, моральную. Носеда сознательно отказывается от них, даже усмехается про себя: «мазохистка», ведь сердце то бьётся. Оно чувствует и желает чувствовать. А Луз хочет вырвать его, разорвать на куски, чтобы знало своё место, но не может. Рука не поднимается, а ноги трястись начинают от одной только мысли о том, чтобы лишиться всего этого.       Чувствовать — это прекрасно.       Носеда уже давно не подросток с бушующими гормонами, переросла под давлением обстоятельств. Но сердце до сих пор стучит так сильно-сильно при виде бестии, что учится в Хексайде на класс младше, ноги подкашиваются, а руки трясутся, как перед первым свиданием. И Луз это действительно ненавидит.       Это — чувства, что так внезапно вспыхивают, стоит лишь увидеть сестру Эдрика.       Это — сердце, которое продолжает стучать и не даёт Луз умереть.       Это — себя, за то, что не может решить проблему влюблённости.       Это — бестию, у которой вся жизнь впереди. Не то что у самой Луз.       — Знаешь, мам, её зовут Эмити. И чтобы я кому не говорила, она действительно мне нравится. Но я не хочу этого.

депрессия

      Эмира, улыбаясь, наблюдает за тем, как Носеда в который раз протирает уже давно чистые стаканы, а Эдрик смотрит на Луз и пытается понять, в какой именно момент все пошло совершенно по пизде. Девушка смотрит куда-то сквозь стойку, явно задумавшись, не замечая взглядов сиблингов.       Для всех у Луз всё просто прекрасно. Она устроена в хорошей школе, имеет подработку бармена, которая приносит неплохой доход, однокомнатная квартира, недалеко от кафе «Совиное гнездо», которое является самым популярным на районе у подростков и людей постарше. Все видят Луз улыбчивую, шутящую шутки каждому посетителю и получающую удовлетворение от своей работы.       А кто видит настоящую Луз? Луз, у которой внутри всё просто трещит по швам? Луз, на которую дунешь, рассыплется, оставляя за собой столб пыли, который никогда не осядет, а будет разлетаться по ветру вечно. Луз, которая плачет по ночам с приступами боли, прячась в угол комнаты, как раненый зверь и тихо-тихо воет, чтобы соседей не тревожить. Луз, которая шьет себе крылья ангельские, такие бело-алые, из продольных лепестков, которые она хранит, хоть и ненавидит.       Луз просто до боли необходим тот, кто скажет ей наконец-то это чертово «ты не виновата», чтобы в голове отложилось раз и навсегда. Чтобы она перестала себя мучить, чтобы начала спать по ночам, чтобы исчезли эти ненавистные белые лилии с кожи, цепляющиеся корнями за вены.       — Вы уходить собираетесь? — спрашивает Луз, понимая, что её работа на сегодня окончена, и, что она хочет отдохнуть. Желательно в одиночестве. Но мысли её одну точно не оставят, они будут жужжать, как назойливые пчелы летом, и кусаться больно. Носеда это переживет. Не в первый раз.       — Да, конечно, — сразу же отвечает Эдрик, толкая локтем сестру, когда та хочет отказаться.       — Славно, — фыркает Луз и убирает фартук куда-то под стойку, не замечая переглядок близнецов. Она проверяет кафе и выходит следом за друзьями.       Пока Эдрик что-то шепчет Эмире на ухо, Луз смотрит на голубей, что расхаживают по тротуару и клюют разные крошки. Интересно, они бы склевали её саму, будь она покрыта этими крошками? Или может цветы? Тяжёлые мысли не покидают её голову уже многие многие дни, а сосредоточиться на реальности всё сложнее и сложнее.       — Эмити сказала, что за ней кто-то следит. — как бы невзначай говорит парень, подходя к Носеде.       — Кто? — отстранённо интересуется девушка, не сводя глаз с птиц. На самом деле, вопрос она слышит краем уха, не желая особо вдаваться в подробности. Зачем ей это? И так знает, о чем пойдёт речь. Наверняка Блайт младшая снова что-то напридумывала на свою голову с подружками, и побежала жаловаться брату, который уж точно поможет любимой сестренке в её беде.       — Луз, не придуривайся, ты знаешь, кто, она знает кто! — немного повышая голос, отвечает Блайт и тяжело вздыхает. — Ты же понимаешь, что так не должно быть?       — Конечно. А ты знаешь, что твоя сестра настолько сука, что любит врать?       —Знаю, а потому и поговорить хочу, — скорее себе, чем собеседнице, говорит Эдрик. Он не сводит взгляда с Луз, которая пинает ногой воздух, стараясь не смотреть куда-то ещё, помимо городских птиц. На разговор точно не настроена. Эмира за спиной показушно кашляет в кулак. — Я прямо чувствую в воздухе недосказанное «но».       — Нет никакого «но», успокойся. — устало выдыхает Луз, сгорбившись, — Я решу свои проблемы в скором времени, не волнуйся. Эмити больше меня не увидит. И я её тоже.       Не зря же я прячу гниющие крылья у себя в шкафу? Крылья, созданные из нитей мыслей, горячей крови и сгнивших цветов наполненных любовью и ненавистью?       Девушка отворачивается и уходит. Почему-то Эдрик совершенно уверен — Носеда не решит свою проблему вообще. А беспокойство за неё проявляется всё сильнее.

принятие

смирение

— Я ненавижу это говорить, но твой брат был прав. — зло произносит Луз, сплевывая кровь, которая собирается во рту. Мерзкий металлический вкус оседает на языке. Из-за него тошнит и голову кружит неимоверно. Это так чувствуется приближение смерти? — О чем ты? — Эмити не понимает. Она приходит в квартиру Луз только по просьбе Эмиры. Та слишком занята, что проверить подругу, но очень беспокоится и просит «хорошенькую, лучшую сестрицу на свете» проведать «бедную» Носеду. И не откажешь ведь. — От меня много проблем. — Носеда усмехается, облокачивается головой об стену и тихо смеётся. Мысли начинают в голове исчезать. Становится приятно тихо, впервые за последние месяцы. Неужели покой настигает только с приближением смерти? Может стоило наложить на себя руки ещё раньше? Хотя какая уже разница. По взгляду Эмити и не понять, что та чувствует. Вроде тревогу, но какую-то не искреннюю, а вроде и безразличие, что больше похоже на правду. Блайт младшая — девочка умная, сразу понимает, что к чему. Не знает правда, кого Луз так яростно отвергает. Пусть всё так остается. Как там говорится? Меньше знаешь, крепче спишь. — Это не моя вина… — шепчет Эмити, не подходя ближе. Боится. Пугается вида крови, на шее, что стекает вниз прямо по коже и впитывается в тонкую футболку. Даже на помощь не зовет — интересно почему? Потому что Луз не просит? Знает, что ей не помочь? — Я знаю, — также тихо говорит Луз, не собираясь вставать с пола. Она кашляет и с хрипом прижимает руку к шее. Она чувствует, как кровь начинает кипеть, а мышцы натягиваются. — Оставь меня так, а? Сделай хоть одно доброе дело в жизни. — Ты же убьёшь себя… Эмити, кажется, плачет. По крайней мере Луз слышит всхлипы где-то у двери. Ей и самой плакать хочется, если честно, да только не чем, не осталось ничего. Поэтому и сидит в комнате, как дура, с бутылкой крепкого алкоголя в руке, пытаясь забыться. А теперь ещё один гнилой цветок пытается вырасти прямо из её шеи. Последний. Куда же потерялось былое безразличие? — Я знаю. Где-то сбоку вибрирует телефон, оповещая уже где-то о тридцатом сообщении и шестом пропущенном звонке — Луз считала на самом деле, интересно было, в какой момент остановится. Эдрик, наверняка, уже мчится сюда, не зная что его может ожидать. Но Луз как-то похер, если честно. Она уже ничего не чувствует. Только холод и резкую пульсацию от вырывающихся из кожи цветов прямо на глазах Эмити. Та делает рваный вдох и лишь смотрит на рождение самой прекрасной лилии, что когда либо разрывала чужую кожу. — Не сохранишь на память, м?