Пилигримы

Андрей просыпается от того, что рука начинает затекать. На часах восемь с лишним утра, и хоть на улице уже рассвело, в комнате из-за плотных темных штор сумрачно. Михина макушка темнеет на Князевском плече и ощущается приятной тяжестью. Андрей чуть приподнимает голову и заглядывает Горшку в лицо: тот беспечно пускает слюни Князю на грудь и чуть дрожит во сне. Андрею становится душно под одеялом. Миша, влажный и теплый со сна, жарит, как печка, прижимаясь к Князю всем телом. Окна они не открывают, потому что ночью ещё достаточно холодно, и распаренного Горшенева может легко продуть. Рука напоминает о себе неприятным покалыванием, и Андрей тянет ее из-под Мишиной, в последнее время набравшей пару килограммов, тушки. Горшок ворчит, просыпаясь. — Сколько время, Дюш? — он сонно щурится, ища глазами часы на стене. — Спи, ещё рано. Репа только в десять. Они специально купили квартиру недалеко от репточки и подешевле — у Михи тогда были трудности с финансами, а он хотел поровну, чтоб все честно. Особого выбора не было, поэтому пришлось брать эту. Андрей до сих пор ей не доволен: дом настолько старый, что батареи вмонтированы в стены, и зимой половина тепла уходит на улицу; окна по-дурацки сделаны — под ними щели, и из-за этого сильно поддувает. Для крепкого Князя это мелочи, но его беспокоит Мишино здоровье, сильно ослабшее из-за продолжительной зависимости и нескольких клинических смертей, о которых Андрей пытается вообще не вспоминать. С возрастом все стало проще. Они оба размякли, привыкли воспринимать друг друга в том числе и в горизонтальной плоскости. Миха наконец научился принимать заботу от других людей, став более открытым. Теперь не нужно шляться по падикам, чтобы доказать себе и окружающим, что ты чего-то стоишь в этом мире. Можно уже не притворяться, что тебе и море по колено, потому что ноги от долгого стояния в холодной воде начинают болеть. Сейчас позволяется быть счастливым от того, что Андрей, проснувшись, чувствует, как футболка намокла от Мишиных волос. Горшок недовольно морщит нос и ворочается на подушке, подкладывая руку под голову. — Долбаные пружины. Они мне полночи в спину впивались. Миха приподнимается, тыкая пальцем в матрас. — Ты блять просто посмотри. Это орудие пыток какое-то. Князь хрипло смеётся, зевая и потягиваясь. Спина хрустит, и Андрей водит плечами, промаргиваясь и сбрасывая с себя последний морок. Миша устраивается рядом, прикрывая глаза. Он всегда чуть приоткрывает рот, чтобы было легче дышать — у него постоянно полузаложен нос. И Князя манят влажные, пухлые губы. Горшенев после сна особенно чувствительный к рукам, и Андрею нравится трогать его мягкие бока и нежные складки на животе. В целом, если они чуть-чуть задержатся в кровати, никто им ничего не скажет. Князь наклоняется к Мишиному лицу, чувствуя влажный, теплый запах и прижимается к жаркому рту. Он проходится языком по губам, не торопясь углублять поцелуй — хочется лениво соприкасаться с Мишей и дышать ему в рот, просто потому что теперь можно. Горшок чуть хмурится. — Дюш, не надо, все равно с утра не встанет. Андрей мычит что-то, утыкаясь Михе в шею, и проходится языком по нежной коже, прикусывая чувствительное место под кадыком. — Ну ладно, чего ты жмешься то, дай хоть потрогать тебя. Князю нравится мягкий, податливый Миша под ладонями, и он сжимает пальцы на округлых бедрах. Горшок тяжело дышит Андрею в рот, и расстроенно поджимает губы, когда теплая большая ладонь накрывает его пах. — Дюх, ну говорю же, не получится, — неяркий румянец проступает на щеках, и Миша ерзает на кровати, отстраняясь от руки между ног. Прошлые пагубные пристрастия, как бомба замедленного действия, ударили внезапно и, что самое обидное, по самому дорогому. Миша сильно раздражается из-за этого, и в плохие дни расстраивается до ужаса и дурных мыслей. Горшок снова надувается от обиды и пытается оттолкнуть Князя от себя. — Да Мих, не пухни, ну бывает, чего такого. Я ж привык, — Андрей мягко треплет его по щеке. Ему и правда не важно, что у Миши часто просто не стоит: тепло сопит под боком и ругается, когда кнопки в пульте заедают — и хорошо. Значит рядом, значит живой — Князю этого достаточно. Миха поднимает на Андрея по-собачьи влажные глаза. — Тебе что ли помочь тогда? — Да не, я кое-что другое придумал. Ты мне доверься только. — У меня после твоих придумал спина всегда болит, — недовольно ворчит Горшок. — Да не боись, сейчас нормально все будет. Переворачивайся ко мне спиной. — Ты по полной программе что ли собрался? У нас репа скоро, не успеем. — Не гунди, мы по-другому сделаем. Перевернись, ну. Миха скептически выгибает одну бровь, и по-ленивому медленно укладывается к Андрею спиной. Он чувствует, как матрас сзади прогибается — Князь садится на кровати. — Ну чего там? Запутался что ли? — поддевает Горшок, обернувшись к Андрею. — Да ща, погоди. Одеяло твое. Князь снова прижимается к Мише, дышит в шею и стягивает с него трусы. Сплевывает на пальцы, проходясь по члену. Миха тяжело пыхтит рядом. — Ну? Чего? — Да сейчас, ноги сожми посильней, — Андрей просовывает руку под Горшком, а второй направляет себя Мише между бедер. — Вот так, просто лежи, а я тебя потрогаю, чтобы тебе тоже приятно было, — Андрей рвано толкается в тесное пространство, чувствуя, как мягкие ноги сжимаются вокруг него. Голова почти сразу туманится — Горшенев здесь и не сопротивляется, позволяя с собой это делать. Князь нежно гладит Мишу по животу, проходясь пальцами по шраму, и чувствует, как тело дрожит от прикосновений. — Ты все такой же чувствительный, Мих, — хвалит Андрей, скользя рукой вверх и поглаживая складочку под грудью. — Да заткнись ты, а, — Горшенев смущенно улыбается, отворачиваясь и пытаясь спрятать удовольствие от чужих слов. У Князя теплеет под сердцем, и он прижимается губами к Мишиным волосам, чуть прихватывая их зубами. По телу Андрея пробегает сладкая дрожь, когда головка члена задевает яички, и Князь утыкается носом Мише за ухо. Он глубоко дышит, наполняя лёгкие влажным, родным запахом сигарет и дегтярного мыла, от которого жар скапливается внизу живота, распространяя волны удовольствия по позвоночнику. Горшок пытается развернуться в Князевских руках и прижаться губами к Андрею, но тот лишь сильнее сжимает его в объятиях. — Потом, Мих, потом, неудобно будет. — Да все удобно, иди сюда. Горшок чуть тянет Андрея на себя, зарываясь пальцами в его волосы, и сильно выворачивает шею, смазано толкаясь губами в Князя. Тот улыбается в чужой рот и чуть наклоняет голову, скользя языком внутрь и делая поцелуй мокрым. Андрей любит, когда Мишины губы блестят от его слюны. Князь сминает мягкие бедра, сдавливая их. Удовольствие медленно накрывает, туманя голову, и он глухо рычит Горшку на ухо. Хочется большего контакта кожа к коже, и Андрей прижимает Мишу к себе так, что тот тихо всхлипывает, прикрывая глаза. Крепкое разгоряченное тело Князя заставляет его трепетать. У Горшенева между ног так тесно и жарко, и Андрей сбивается с ритма, прикусывая чужое плечо через футболку. Ноги начинает сводить от напряжения, но Миша удачно правильно сводит колени, и Князь кончает, по инерции продолжая двигаться и размазывая сперму по внутренней части бедер. Он тяжело дышит, когда туман наслаждения постепенно рассеивается, и голова проясняется. Миша терпеливо ждёт, когда Андрей перестанет дрожать, и отстраняется, усаживаясь на кровати. — Испачкал меня всего блин. Князь смеётся, расслаблено откидываясь на спину, и гладит Горшка по ногам. — Спина то не болит? — Только шея немного. Миша сильно наклоняет голову то к одному плечу, то к другому, пока не раздается тихий хруст. Андрей раскидывает руки в стороны, и Горшок понятливо валится на него, наконец нормально целуя. — Может не пойдем сегодня никуда? Там по ящику твой сопливый сериал кажут.