Любимая футболка

Целоваться с Даней было потрясающе приятно. Иногда это снилось Серёже во снах. Это было удивительно хорошо даже там, но в реальности еще лучше. Татищев мог закрыть глаза и воспроизвести почти в точности некоторые из их поцелуев. Самый первый: на глупой тусовке на хате у кого-то из одноклассников в честь окончания девятого класса. Тогда кому-то показалось забавным загадать это дурацкое действие, Даня был принимающей стороной. Папа бы такое не одобрил, но в тот момент было по-пьяному насрать, хотелось чего-нибудь вытворить. Данины губы были мягкие, поцелуй был на вкус, как их алкоголь. Сережа кусался, и Московский кусался в ответ, пытаясь вырвать инициативу, но Татищев крепко держал его за волосы на затылке, чтобы тот не отобрал контроль. Когда под улюлюканье и свист одноклассников они оторвались друг от друга, Даня сказал, что это было ужасно и Сережа на вкус как дешевые сигареты. Сережа не обиделся: сигареты и правда были дешевыми, но он же не мажор какой-нибудь: - Когда купишь мне дорогие, закурю их, а пока не жалуйся, - беззлобно ответил он ему тогда. - Напрашиваешься в содержанки? - язвительно спросил Московский, но для перепалки сил не было, и он просто показал средний палец. Третий поцелуй: Даня после уроков за шкирку оттащил его за школу и впихнул в руки запакованную пачку Malboro. - Ты че с ума сошел, я не возьму это, - запротестовал Татищев. Настоящие дорогие сигареты. Такие даже отец не курит. Но гордость не позволяла. Татищевы не продаются. - Я хочу понять есть ли разница, выкури одну, - довольно вежливо попросил Московский, и Серёжа не смог отказать. Разве что только одну. Сигарета дотлела до фильтра, а Татищев убеждал себя, что и его, купленные в ларьке, тоже очень даже ничего какие. Он потушил окурок об стену и спрятал в карман, потому что папа учил не мусорить. - Ну и, - не успел он договорить, как Даня взял его за кофту и толкнул к стене, впиваясь в губы требовательным поцелуем. Губы Московского все еще были мягкими. Сережа немного оторопел, но решил не вырываться, а пойти навстречу судьбе. Они сталкивались языками, в этот раз Даня был очень настойчив и сильно вжимал его в кирпичную кладку. Татищев еле сдержал себя от того, чтобы заскулить в поцелуй. Это было божественно. Даня остановился, когда сам этого захотел, очень резко и внезапно отпрянул и бросил: - Нет, все так же отвратительно, - Московский едко улыбнулся, - Все-таки это с тобой что-то не так, сигареты ни при чем. И ушел. Оставшуюся от него пачку Серёжа сжег. Восьмой поцелуй: - Дань, что будешь пить, - кричит Татищев на всю квартиру так, чтобы тот услышал, - Есть кофе растворимый, чай черный, зеленый и... Чужие руки обнимают его со спины за талию, а тело прижимается кожа к коже. Даня очень тихо ходит. От неожиданно появившейся теплоты Серёжа замолкает. Московский нежно поворачивает его к себе лицом и вдавливает в кухонную тумбу. Татищев в легком замешательстве. Даня берет его лицо в свои руки и поглаживает большими пальцами по щекам. Затем нежно прикасается губами к его и целует медленно. Серёжа от удивления приоткрывает рот, и Московский углубляет поцелуй. В конце он проходит своим языком по чужим губам и медленно отстраняется, оставаясь в миллиметре от его лица. - Я буду, - шепотом говорит Даня Татищеву прямо губы, но его бессовестно перебивает громкий голос, приближающийся из прихожей. - Сережа, я тут принесла, - Катя видит, как брата на кухне зажимает тот, кому Серёжа некоторое время назад обещал начистить рожу, - О Господи. Татищев нехотя вылезает из-под Дани, подходит к сестре и складывает руки на груди. - Чего ты хочешь? - угрюмо спрашивает Серёжа, зная, что она просто так не отстанет, - Только быстро. Катя делает задумчивое лицо, а Даня ненавязчиво кашляет, напоминая о себе. Девочка бросает на него насмешливый взгляд и выдает свое требование. - Твою любимую футболку, - без шуток говорит она, и глаза Татищева округляются. Ту самую, серую, старую и растянутую, со значком анархии в центре, самую комфортную и любимую. Ту самую, в которой он был, когда первый раз поцеловался с Даней. Сестра вырывает из ностальгических мыслей: - Отдай и я пойду погуляю, - она задумывается, - На часа полтора. Уйду прямо сейчас. Звучит очень заманчиво, Катя знает на что давить. На одной чаше весов возможность прекрасно провести время сейчас с таким открытым и расслабленным Даней и рассказать все отцу чуть позже и самому, а на другой любимая футболка. Выбор очевиден. - Ладно, она твоя, заберешь потом, - неохотно разрешает он, - А сейчас проваливай. Сестра довольно улыбается и спешит забрать свои вещи. Серёжа идет ее провожать, чтобы поторопить. - Презервативы в папиной тумбочке в третьем ящике, вкусные конфеты на кухне на антресоли, не скучайте, - игривым голосом говорит Катя, посылает воздушный поцелуйчик и уходит. Татищев вяло топает обратно на кухню. Даня тепло улыбается, подходит вплотную и прямо в губы невинным голосом спрашивает: - С чего она взяла, что нам понадобятся презервативы? Серёжа рвано выдыхает. После пятнадцатого поцелуя Татищев перестал считать. С появлением Дани в жизни появились радость и смысл, а у сестры появилась новая футболка.