Не считай до десяти

Этим жестом от тебя отрекались, показывая, что ты переступила черту, вовремя не усмирив интерес. Холодными руками зажимаешь брешь, колючий страх бежит по коже — твоя жизнь настолько пуста, что перед глазами не мелькают воспоминания. Горячие слёзы стекают в горло, смешиваясь с железистым вкусом крови. Словно рыба, выброшенная на берег, ты открываешь рот, но не можешь вдохнуть. В глазах темнеет, и боль уходит на второй план, оставляя наедине с вечной пустотой. Но ты вновь пробуждаешься, первым делом жадно глотая воздух. Неужели в чужих глазах ты настолько безвольное существо, что тебе не дозволено даже умереть? Вязкий туман застилает разум, путая мысли. На трясущихся руках приподнимаешься, нащупывая телефон. Освежёванная ладонь липнет к металлу, пуская разряд боли по телу, и ты, шипя, одёргиваешь её, прижимая к груди. Другой рукой включаешь фонарик и кладёшь его на пол, чтобы осмотреть увечья. Ощупываешь шею — она вся в крови. Вздрагиваешь, обнаруживая рыхлую поверхность рассечённой кожи. Однако с точностью нельзя ничего сказать о характере повреждений. Боль может быть заглушена выбросом адреналина. Тебе сейчас же нужно в больницу. Но ты не хочешь ничего объяснять, не хочешь испытывать на себе косые взгляды, не хочешь контактировать ни с кем, кроме своего насильника — ужасное осознание, на которое уходит всего лишь одна попытка убийства с его стороны. Как ты могла упустить из виду, что после смерти всех близких лишь с ним ты находишь общий язык, лишь к его жизни ты испытываешь неподдельный интерес, и, если бы не последняя выходка, ты бы сочла чувства взаимными. Но ты всё ещё жива, так ведь? Ты совсем запуталась в мотивах, которых, возможно, и не существует. Ты даже не можешь с уверенностью отличить сон и реальность, собственные мысли от чужих, что уж говорить о его целях? Может, ты слишком многим наделяешь машину для убийств, работающую лишь в угоду собственному развлечению, с чего ты вообще взяла, что от прежнего, ещё живого Крюгера что-то осталось? Что, если для нынешнего монстра ты лишь безвольная марионетка, с которой можно играть тысячью разных способов, ведь ты всё равно не побежишь искать помощь? С тобой всего-навсего скучно, настолько, что твоя жизнь даже не достойна того, чтобы её отобрали. Величайшее наказание — влачить бессмысленное существование твоей израненной души. Собираешь остатки сил и поднимаешься. Шею неприятно обнимает шарф собственной загустевшей крови, одна из ладоней пульсирует от ожога как минимум третьей степени, и нет ничего безумнее в такой ситуации, чем попытаться вернуться домой, дабы зализать раны, ведь тебе ясно дали понять — ещё рано умирать, да никто и не позволит. Выбираешься на улицу, где уже наступила ночь. Оно же к лучшему — последнее, чего ты хочешь в нынешнем состоянии, это привлечь внимание. Окольными путями добираешься до дома и с содроганием понимаешь, что в квартире орудуют газовики. Конечно, соседи заметили утечку, а ты не успела воплотить задумку со сжиганием мостов. Может, оно и к лучшему — было бы до неприличия эгоистично лишать жизни ни в чём не повинных людей, уподобясь своему знакомому. Тяжело вздыхаешь, настраиваясь на серьёзный разговор, и входишь в квартиру. На диване восседал знакомый страж закона, что-то сосредоточенно читающий. Судя по шуму, на кухне орудовала ещё пара сотрудников. Полицейский поднимает голову, и ты с ужасом понимаешь, что всё ещё спишь.