В зеркало смотри

***

Когда Леви зашёл в палату, за окном только начал накрапывать дождь.    — Ты не обязан ко мне каждый день ходить.   — Я как раз занёс рапорт в управление, мне было по пути, — сказал он, повесив пиджак на стул у койки, и стал позади него, упираясь руками в спинку. — Болит сильно? Или на погоду ноет?   — Нет, не так, — ответил Эрвин.   Он повёл головой, отворачиваясь, прикрывая глаза, хмурясь даже. Дышал носом шумно, втягивал щёки и жевал их.   — А как? Расскажи мне.   Эрвин пропустил смешок.   — Как если мне раз за разом бумагой режут перепонку между указательным и больши́м пальцем. Мелочь, а неприятно. Ещё с прошлой ночи всё никак не могу отделаться от этого ощущения. С ума сойти можно.   Лицо у Леви осталось спокойное, только глаза удивлённо блеснули, взглянув на руку Эрвина, ту, что справа, додумывая, по памяти дорисовывая изгиб локтя, запястье и ладонь. Он представлял его пальцы распластанными на коленях и сжатыми в кулак, а их там и в помине уже не было — пустота, остро осязаемое ничего.   — Подойди сюда, — попросил он и прошёл к умывальнику. Сполоснул руки в пиале и, встретившись с Эрвином глазами в отражении, махнул головой, поторапливая. — Стань у зеркала боком, правой рукой к стене, а левую протяни мне навстречу.   — Зачем? — поинтересовался Эрвин.   — Давай без лишних вопросов. Я сам не знаю, может, это дурость какая или в принципе затея дерьмовая, но попробовать стоит. Эрвин доверился, выбора не имелось, или, скорее, между ними это было в порядке вещей. Леви подвёл его к стене так, чтобы увечье, бинты, кровь и всякие воспоминания в зеркале не отразились, а виднелась лишь рука, целая, невредимая, в плохо сшитой рубахе, которая топорщилась на локте и в манжетах болталась.     — Что ты на меня глаза таращишь? Вправо повернись к зеркалу, на руку, — пробормотал он, а затем отмотал кусок марлевой ленты, чикнул ножницами и смочил ватку спиртом.   Эрвин глядел в отражение, а всё равно на Леви, как же на него не смотреть, и стоило тому коснуться перепонки между большим и указательным пальцем, зашипел, хоть пореза там в самом деле не было. Боль ему только мерещилась, в висках крутилась, зудела.   — Печёт?   — Да.   Леви улыбнулся.   — Вот видишь.   Он сполоснул невредимую левую ладонь водой, затем приложил ватку и принялся перебинтовывать, а Эрвин стоял сам не свой, устремив взгляд вправо, диву давался, как так вышло, что глаза его попались на эту уловку. Кожу пощипывало, потом перестало, в голове всё успокоилось, улеглось, наконец затихло, и только по карнизу за окном еле слышно барабанил дождь.   — Что бы ты там ни говорил, а обмануть тебя проще простого. — Леви разрезал край марли на две части и завязал узлом. — Ну как, полегчало?    — Да.   Эрвин замер. Хоть Леви отпустил его, он так и тянулся к нему навстречу, обеими руками тянулся, как если бы раскинул их в стороны и ждал чего-то. Был обнять готов, настолько преисполнился благодарности, и в ложь эту славную окунулся, как щучкой в воду с разбегу. Эрвин вдруг вспомнил, что плавать он не умел.    — Спасибо, Леви.   За окном блеснула молния, громыхнуло, хлипкие рамы задрожали.    — Я, пожалуй, пойду, — Леви сделал шаг назад, вновь серьёзный, выглядывая в окно.   — Так скоро? Пережди, может, непогоду, подумал Эрвин, погоди, пока не уймется.    — Да хотя бы за чаем и чашками, в столовую. Не желаешь? — ответил Леви и переменился вдруг в лице, старался говорить уверенно, а всё равно было ясно — заготовлена фраза у него была совсем другая, явно ведущая к отступлению, про какие-нибудь хлопоты с документами-отчетами, и застряла в горле. Он её проглотил и добавил: — Посижу с тобой, пока дождь не пройдёт.   Не дожидаясь ответа, ведь и без того всё было ясно, он подошёл к двери с железными петлями, открыл её со скрипом, таким пронзительным, что уши заворачивались, и обернулся.    — Могу также в библиотеку заскочить, книжек тебе нанести. Хочешь? Эрвин кивнул: — Было бы замечательно.   Леви вышел в коридор, оставив дверь приоткрытой, а Эрвин вернулся к стене у зеркала, стал вновь как до этого, протянув руку перед собой, и заглянул в отражение — левая, теперь перевязанная в ладони, умножилась надвое. Неясная, выдуманная боль прошла, осталась только понятная. Он улыбнулся и покачал головой. Правое плечо впрямь теперь разнылось на погоду, сустав крутило, рана саднила, и то Эрвину казалось, лишь потому, что Леви об этом сказал с порога. Как ни крути, а имел он и его мнения над ним некую власть.   Эрвин переставил кувшин, пиалу с водой и марлю на полку, подхватил пустой умывальный столик, пододвинул его к койке и стулу поближе. Чтобы Леви было где разместиться и куда поставить поднос с чаем, подумал он, и принялся ждать, когда дверь скрипнет ещё раз, пока за окном хлестал дождь и заплетался косами.