Нумерованные списки

      Судя по смятым номерам журнала «Волшебник», валяющимся тут и там на столах, этот выпуск был не ахти. Некоторые выглядели совсем печально: размокшие от пролитого неизвестно чего страницы, пожамканные обложки, местами запачканные жирными пальцами. Очевидно, журналы, которых видели и тут же кидали по мусоркам, очень грустили по поводу своей неинтересности и ненужности.       Один такой попал в руки Бикслоу. Безусловно, эта участь куда лучше, чем быть смятым в мусорном мешке и впитывать каждой страничкой запах овощных очисток. Есть на что посмотреть и над чем ехидно поблестеть глянцевой обложкой.       Человек, как и многие, кого этот журнал успел повидать со дня печати, мусолил уголки и слишком быстро, почти по-хамски, перелистывал страницы, будто искал что-то. Хмурился, потому что не находил. Глянец озадаченно шуршал, ведь в него редко смотрели таким раздасадованным взглядом, и не знал, какой же разворот предложить следующим, чтоб всё понравилось.       Странички решили пококетничать напоследок и смяться под пальцами, мол, ну что же ты, посмотри, какая яркая печать! Остановись, загляни в колонку со свежими интервью, разве не интересно, кто кому косточки перемыл? Блоки текста специально для тебя, читатель, оформлены в рамочку! Ну взгляни, пожалуйста!       — Да едрить, одни смазливые мальчики, — неразборчиво ругается Бикслоу и в полном расстройстве шмякает глянец на стол.       Они-то на задании были в далеких дребенях, а это сравнимо с полным информационным вакуумом. Никаких журналов, газет, магического телевидения, даже новости из внешнего мира в ту горную деревню доходили с опозданием на несколько недель.       Бикслоу как раз хотел припасть к «Волшебнику», как вернется, а тут такая подстава. Каждый второй разворот надо было заворачивать в кружавчики и подавать с названием «только для девочек», ведь там ничего и не было, кроме сладко улыбающихся парней. И сомнительных сплетен, мда.       Впрочем, весенний ветерок, шелестевший непочатыми журналами, толкал на свершения. Поэтому Бикслоу сменил досаду на ехидство, с хрустом потянулся и снова взялся за журнал. Иронически выгнутая бровь, как он подумал, придаст мужества дочитать эти розовые сопли.       Глянец уже успел затрепетать страничками от тоски и томно блеснуть обложкой в случайном луче солнца, мол, вернись ко мне, я всё прощу. Даже мятые листы. Человек снова взял его в руки, посмотрел с новым, как показалось журналу, более радостными лицом.       «Что ж, настало время показать самую дерзкую сторону, чтоб он смотрел только на меня», — решил журнал и, собрав всю смелость на одном развороте, развернулся на последней странице.       От небольшого ветерка страницы пролистывались куда дальше, чем хотел Бикслоу, но его это даже радовало. Удивленно вскинув брови, он разглядывал затравочную статейку о том, что будет в следующем номере, а под ней…       ...Было объявление о том, что редакции требуются фрики, чтобы взять у них интервью.       Бикслоу хохотнул. Куклы аж притихли, не зная, как ответить на такую быструю смену настроения. Начали виться вокруг плеч, тыкаться в руки и бодать журнал, чтоб понять происходящее.       Дальше в объявлении была милейшая бурда о том, что журналу нужны новые лица, читатели хотели бы увидеть по-настоящему творческих людей, журналюги — взять смелые интервью и всё в таком духе. Бикслоу переводил это для себя как «нам больше не дают столько денег за смазливых девочек и мальчиков, давайте позовём стрёмных фриков, чтобы люди поорали и снова обратили на нас внимание». Что ж, это знак свыше.       Знак, что надо расправить синий хаер, еще больше раскрасить рожу, нацепить на себя самое чудаковатое поведение и прийти блистать в редакцию журнала.       Бикслоу захлопывает глянец и с блуждающей лыбой выходит из здания гильдии. Куклы за спиной всё ещё ничего не понимают, но на всякий случай радуются вместе с ним. В спину летит всего пара заинтересованных взглядов, но уже никто ни о чём не спрашивает: привыкли к выкидонам.       Пока идёт до дома, думает над тем, куда повернёт интервью, а главное — как оформить этот поворот в свою пользу, чтобы и завуалированно повыпендриваться, и гонорар срубить. В объявлении, оформленном в кислотную рамку, обещали, что заплатят за каждый лишний сантиметр ирокеза, за каждый пирсинг и татуху в неожиданных местах.       Шаг, отсвет от шлема на брусчатке — «Откуда такой стиль?» Шаг, кайф, прохладно сегодня — «Никогда не хотели себе ещё пирсинг или тату?» Ещё шаг, не, наверное, захотят о магии узнать — «Появление магии как-то связано с вашей внешностью?» Снова шаг, про бэкграунд тоже спросят — «Что родители думают о вашем стиле?»       Бикслоу спотыкается.       Заведённая шарманка ломается на ходу.       Захотят ведь, журналюги, докопаться и до матери, и до его прошлого. А там...неизвестно, что будет, он сам очень давно это не ковырял, потому что-       оно болит-болит-болит, мутной масляной пленкой глаза застилает       -потому что зачем ворошить грязное бельё, правильно?       В общем, разберётся, он же Громовержец, и негоже ему спотыкаться о ровную мостовую из-за какого-то прошлого.       Бикслоу осматривается с улыбкой самого уверенного человека в мире. Прохожим всё равно, подумаешь, какой-то тип о свой же сапог споткнулся. Маг разводит руками, будто в цирке, и топает дальше.       В крайнем случае, если ничего не придумает о себе за пару дней, будет виртуозно переобуваться на лету. Импровизировать, адаптироваться, преодолевать.

***

      Сначала Бикслоу показалось, что он отделался малой кровью. Джейсон, этот верещавший и восторгавшийся репортёр, спросил у него всё, как по нотам. Выспросил как по списку, с лицом самого всезнающего в этой студии, с интонациями заговорщика, наклоняясь через стол, чтоб создать видимость камерной обстановки.       Бикслоу посмеивался, иногда не про себя, над всеми этими телодвижениями. Куклы вторили ему, злорадно пищали, отражались зелёными огнями в полированном кофейном столике, и иногда наводили хаос. Джейсон пугался, но держался благородно. Иногда скрывал нервозность под воплями «Кру-уть!»       Ни симпатичный столик, который разделял их, ни мягкий диван, на который волшебник забрался с ногами, не предполагали, что дальше Бикслоу будет сидеть и обтекать.       Джейсон полистал блокнот и радостно сообщил:       — Что ж, теперь настало время вопросов от читателей! Мы попросили их придумать самые странные, спорные, даже идиотские вопросы, чтобы сегодня задать их тебе! Ну что, готов?       Бикслоу тоскливо глянул на разноцветные лампочки на потолке. Интервью всё дальше уходило от того, чего он ожидал. Отстой. Ему бы какого-нибудь стратега сюда, например, Фрида, чтоб предугадал весь диалог до его начала и сказал, что делать. Но его нет, так что придётся бить тактикой и импровизацией.       — Да, погнали.       — Отлично! Итак, первый вопрос: «Как ты решаешь проблемы и почему именно так?» Наши читатели определённо постарались! — хохотнул Джейсон.       А вот Бикслоу было вообще не до смеха. Кто это придумывал и какого хрена попал в точку?! Надо сохранять имидж, в конце-концов, поэтому улыбаемся во всю ширь и говорим:       — Аха, ну, я думаю, как и все? Поймали меня! — Бикслоу разводит руками, — Тут уж ничем не могу выпендриться. Немного личного опыта, бэкграунда там, фантазии, и мой план-капкан готов?       — Та-ак, уже интереснее! Но почему так? Как же стратегия, какой-то план на все случаи жизни? Может, не знаю, все проблемы сами разбиваются о твой синий хаер, а?       Да пошел он. Какой хаер, какой, к черту, план? Да, в одном Бикслоу сказал полностью честно: он решает проблемы, как и все люди, но. Но. Бэкграунд у каждого разный. У него такой, что до смерти не хочется вспоминать и искать какие-то причины-следствия.       — Да нет у меня никакого плана, ха! — криво лыбится Бикслоу, — Проблема появляется, и, если ещё не увидела деток и мою рожу лично и не сдулась, то я её решаю. Привык уже. Чего ждать? Пока не разжиреет и не загородит входную дверь?       Концентрированная правда умещается здесь в двух словах: «Привык уже». Остальное — болтовня для прикрытия.       Потому что, когда деревья были большими, а он — маленьким и без ирокеза, когда маме он был вроде как нужен, ему сказали разбираться со своими проблемами самому. Ну, и разбирался. Если не удавалось — забрасывал в пыльный угол и не смотрел туда, пока оно не исчезнет как-нибудь само.       Но Джейсона такой ответ устроил.       — Кру-уть! Отличный способ! Смело! Но наши читатели хотят узнать побольше, так что второй вопрос: «Кухня, деревянный стол, зелёные стены. О чём вам это напоминает?»       Бикслоу тупо хлопает глазами. Куклы тоже притихли, молча крутятся вокруг его головы. Мозг скрипит и тормозит от такой резкой смены темы. И правда, о чём?       — Э? А должно о чём-то напоминать? — волшебник растерянно косится на кукол, — Во, вспомнил кое-что. Напоминает одно задание, я попал в далёкие дребеня и жил там в доме заказчика. Ну, просто больше негде было. Там, кажется, и была маленькая кухня с зелёными стенами и деревянным столом.       Включается нюх жопой, а точнее чуйка, которая говорит, что такие качели от личного к идиотскому будут и дальше. Бикслоу решает принять более устойчивую позицию, чтоб достойно встретить удары судьбы, и садится в позу лотоса. Он тут надолго.       — Круто! Даже это запомнил? — подтрунивает Джейсон, — Эх, наверное, автор этого вопроса не обрадуется, он-то надеялся услышать трагичную истоию про мальчика Бобби, который очень боялся зелёных стен. Ну да ладно, продолжаем! Третий вопрос: «Вам нравятся фестивали? Почему?»       О, наконец-то вопросы, на которые ему нравится отвечать. Чтобы ответить на них, не надо лезть себе в душу, раскапывать там залежи далёкого детства, пытаться соединить разрозненные детальки личных проблем. Можно вывалить всё по-честному. Бикслоу, сверкнув зелёной магией в глазах, наклоняется вперёд, высовывает язык и вещает:       — Ну смотри, во-первых, на фестивалях собираются такие же фрики, как ты. Красят рожи, носят дреды или хаер, как у меня, — Бикслоу ерошит синие волосы, — Это значит что? Свобода. Можешь быть кем хочешь, как хочешь и вообще в любое время.       Тут волшебник вздёргивает бровь и смотрит в потолок. Цветные лампочки не могут ничего подсказать, не знают, о чём он сейчас вспоминает, они просто кидают яркие блики на его лицо. Бикслоу крепко задумался, говорить или обойдётся.       Джейсон словил момент и сделал незаметный жест фотографу. Тот стоял в глубине комнаты, чтоб не смущать гостей, с камерой наизготовку. Заметив знак, он поднял свое фоторужьё и нащелкал с десяток кадров, пока маг созерцал потолок.       Бикслоу кивнул сам себе, пришёл к консенсусу с куклами и довольно высунул язык, готовясь продолжать:       — Во-вторых, в магии тоже свобода. На фестах могут собираться ребята со стрёмной и не очень белой магией, ну, там, некроманты, чёрные колдуны, шаманы и прочие мутные личности, — в глазах волшебника снова мелькает зелень, но не задорно, а как-то тоскливо.       Бикслоу смотрит куда-то сквозь столик и понимает, что, наверное, сейчас капитально обосрался. Почти прямым текстом же признался, что когда-то посещал сомнительные мероприятия, посвящённые тёмной магии. Впрочем, куда он и без приколов на грани? Придумает что-нибудь.       Кажется, что так и пишутся запоминающиеся книжки и песни. Ты не можешь не сказать о чем-то, вот и Бикслоу не может не продолжить говорить:       — В-третьих, как бы это сказать…Все прекрасно всё понимают. Почему ты странный, зачем сюда пришел и так далее. Они похожи на тебя, поэтому ощущается как-то душевнее, что ли? — задаёт вопрос так, будто действительно ждёт ответа.       Бикслоу раздраженно корчит рожу, потому что он не мастер заворачивать словесные загогулины, особенно если нужно это делать по-серьёзному. Вот как он словами передаст ощущения и воспоминания, если магию в студии очень попросили не применять?       Тем не менее, Джейсон остаётся вполне доволен ответом.       Всю короткую паузу в интервью Бикслоу усиленно давит лыбу, чтобы не беситься, потому что ну как можно рассказывать этому журналюге о самом главном?!       Как рассказать о тёплом ветре под накидкой, ночи, светлячках, парящих тут и там неоновых заклинаниях и узорах на вырезанных деревяшках, вводящих в транс на пару с музыкой? Как рассказать о том, что в лесу воют шакалы, по подбородку, кажется, потёк грим, а у парня из гримёрки в чёрных глазах отражается горящий тотем?       Вот и Бикслоу думает, что сложно.       Но передышка заканчивается, волшеник снова падает на диван, а Джейсон задаёт вопрос:       — Так, и...следующий вопрос! Четвёртый: «О чём тебе напоминает холод и скрип кровати?» Круть! Читатели опять загнули. Выкрутишься?       Бикслоу пора бы смириться с сегодняшними эмоциональными качелями, которые крутят «солнышко», но он не выдерживает и ржёт, прежде чем ответить. Хотели или нет, а напоролись на любимые журналистами отношения. И сплетни по поводу. Хаер торчит строго вверх, настроение на подъёме, волшебник начинает:       — Ну что, будем ковыряться в грязных трусах? — видит, как Джейсон поперхнулся, и закрепляет эффект, — Давай, не подавись. Буду про баб вещать, — и панибратски хохочет, пока журналист кашляет.       Звучит абсолютно чудесно, а главное — идеально заходит под любую девочку-фрика, которая стала такой из-за травмы в прошлом. Спрашивай, и получатся одинаково трагичные истории про девочек-волшебниц, которые очень захотели стать настоящими колдуньями, а их посадили на цепь в подвале.       Бикслоу откровенно веселится, хлопает себя по коленке и не собирается повторять их ошибок. Вместо этого будет травить байки:       — Короче, попал я на задание на далёкие севера, где, как известно, единственные мужчины в округе — это медведи. Ну, и родственники, — тут волшебник гаденько хихикает, а Джейсон выпучивает глаза, — Что-то там надо было сделать, разобраться со стаей неупокоенных душ, кажется. Осталась после лавины, вместе с которой унесло не только людей, но и половину деревни. Денег не сильно много выдали, зато впечатлений...Видишь ли, северянки славятся тем, что, — Бикслоу загадочно замолкает, но куклы договаривают за него.       Джейсон сползает под столик красный, с задушенным «Круть...»       — Так вот, и была там одна весьма симпатичная девочка. Фигура при ней, не противная, про магов слышала тоже только из слухов, так что согласилась быстро. Так что холод и скрип кровати мне напоминает про…       Бикслоу ехидно улыбается, но Джейсон, впрочем, всё понял.       — К-круть! Эм, читатели будут рады узнать даже такие подробности, но давай к следующему вопросу, — тот запинается и краснеет, но держится.       — Рассказать, что было дальше? Подробности?       — Не-нет, нам же это ещё в журнал печатать, — спохватился Джейсон, смущенно листая в блокнот, — Эм, давай к следующему? Пятый: «Почему у тебя есть три тетради, но ни одна из них не верная?»       Бикслоу задумался. Крепко. Настолько, что уже придумал, как вычислить того, кто за ним, судя по всему, следит. С ковбойским прищуром обвёл взглядом студию, побарабанил по обивке дивана пальцами, дёрнул деток, чтоб были на стороже.       Чуйка раздваивалась: одна часть подсказывала, что тут что-то нечисто, и ему хотят намекнуть о чём-то. О слежке? Насколько давно она ведётся? Кто и зачем? Вторая половина интуиции молчала, как мёртвая, говоря, что вопрос писали по принципу «пальцем в небо». Вот только почему-то пальцем ткнули в самое чувствительное место.       Был ещё третий вариант, в котором среди читателей «Волшебника» нашёлся его соулмейт, но Бикслоу слишком ценил свою уникальность, чтоб думать в эту сторону.       После предыдущего перформанса, Джейсон не торопил волшебника. Экспромт у него выходит хлеще остального, а второй раз сползать под стол не хотелось.       Бикслоу же перебирал варианты. Да, у него были три тетрадки для записей ещё из тех дремучих времён, когда магия не совсем его слушалась, и приходилось колдовать методом научного тыка. Тренеров и учителей для такого мутного пацана, каким он был, вовсе не предполагалось. Максимум — родители подсказали бы, но. Но.       Но всё, что там написано, было давно и неправда. Местами настолько оголённо-личное, болезненное, будто ударили в пах.       Кое-как Бикслоу соорудил ответ:       — Чёрт знает, как вы догадались, но у меня действительно есть три тетрадки с записями. Всё, что там написано, было давно и вообще неправда, так что, наверное, поэтому ни одна из них не верная?       Постарался ответить вроде как безразлично, как относятся к любому старому барахлу, но и с ноткой смеха, мол, оно настолько же нелепое, как и мои детские ползунки. Если за ним следят — прибегут и на такой намёк, если нет — журналюги у него больше ничего не спросят о тетрадках.       — Ух, круть! С виду ты и не похож на человека, который будет вести записи, когда учится магии, — Джейсон заговорщически подмигивает и не знает, что в тетрадях вообще не об учёбе, — Ладно, давайте набирать обороты! Шестой вопрос: «У вас когда-нибудь были обои с цветочками? Что думаете об этом?»       Иногда Бикслоу поражается тому, какие финты можно крутить с не матерными словами. Часто это происходит, когда Фрид страшно зол, побит и устал: там хоть с записной книжкой стой и внимай изящной ругательной словесности. Сейчас ситуация похожая: он не знает, как в таком идиотском вопросе можно было уместить столько смыслов.       Отвечать, видимо, надо так же дебильно и многоярусно.       — Давай определимся: у всех, у кого были краски и руки, в детстве могли быть обои с цветочками. Хотели того родители или нет, аха! Но если вспоминать моё голозадое детство, то не, не было. Думаю, что меня это очень печалит и вообще расстраивает, потому что я не мог смотреть на розовые нарисованные цветочки.       Бикслоу молотит чушь и гогочет, довольный собой.       Он не договорил, что большую часть детства у него и стен-то не было, а обоев тем более. Но Джейсону об этом знать совершенно необязательно.       — Круть-круть! Ох, ладно, осталось совсем немного, — похоже, ответ его не сильно впечатлил, — Следующий, седьмой вопрос: «Почему вам может не нравиться полутьма?» Круть, это уже интересно! Кажется, среди читателей затесался какой-нибудь маг теней? Спрашивает, боишься ли ты его магии, — хитро подмигивает журналист.       Если бы не «почему» в начале, то ответить можно было бы только одним словом — «да» или «нет» — и тему больше не поднимать. Одно поганое уточняющее слово заставляет снова ходить по грани, придумывать ответ, ускользая от честного. Ну, настолько, чтоб прям душа нараспашку.       Бикслоу снова берёт перерыв на раздумья, типо копошение в самом себе, и скребет подбородок, имитируя бурную мыслительную деятельность. Ответ он знает, просто надо донести его до Джейсона.       Может, потому, что первое его воспоминание — это светящиеся в полутьме глаза? Сначала бордовые, как у него самого, блестящие в свете фонаря, а потом вспыхивающие изумрудным под неясный шёпот. Как он позже узнал, то была мама. Она смеялась и говорила, что пела колыбельную, чтобы он, ещё совсем младенец, не кричал среди ночи. Удивительно, что свёрток нескольких месяцев от роду вообще что-то запомнил.       Вот только верилось слабо. Очень. От колыбельных ребёнку не может стать настолько страшно. У младенцев нет воспоминаний, они появляются только к трём годам.       Позже он, конечно, допытывался, какое же у мамы волшебство. Ответу «магия, которая позволяет влиять на психику, малыш» придал значение только к четырнадцати, связал всё воедино ближе к двадцати. И своё упорное нежелание смотреть людям в глаза, и боязнь полутьмы, и три исписанных тетрадки в попытках разобраться — всё это сложилось в одну жуткую аппликацию.       Потом, уже когда вступил в Хвост Феи, перелопатил всю местную библиотеку в поисках хоть чего-то про магию, связанную с душами, мозгом, воспоминаниями, психикой и всем, что лежит поблизости от головы. Пытался расследовать под прикрытием в виде Фрида, чтоб не привлекать внимание мастера.       Бикслоу нашёл кое-что интересное. Психическую магию эффективнее всего использовать против таких же интеллектуалов, потому что, чем гибче мозг, тем проще вживить в него лишние конструкции. Изогнётся вокруг, вплавится в них и не заметит.       У кого самый пластичные извилины? Дети. Особенно младенцы — там гипноз можно поставить хоть вместо функций «спать» и «срать».       Выходит...мама сделала с ним что?       Бикслоу обнаруживает, что уже несколько минут тупит в одну точку, а от него напряженно ждут ответа. Или ждут, что он взорвёт студию к чертям, но он же не Нацу, так что просто отвечает:       — Хм, слушай, я чуть не уснул, пока соединял причины и следствия, так что давай отвечу как есть. Ну да, мне не нравится вот это среднее состояние между полной темнотой и днём. Что-то из детства, очень глубокого, так что не могу назвать в чём корень зла.       Выкрутился.       Джейсон со свистом выдыхает, сбрасывает напряжение и нервно тарахтит:       — Так, круть, у нас остались последние вопросы, давай продолжать. Восьмой вопрос: «Где ваш лучший друг?». Ух, круть, кажется, последние будут куда более личными, чем были раньше!       Журналист перелистывает страницы и что-то помечает в блокноте, мечтая о конце рабочего дня. Невероятно повезло, что волшебник из такой буйной гильдии еще ни разу не попытался что-то разнести…       Бикслоу кажется, что вопрос с подвохом. Впрочем, он сыграет в дурачка и ответит от всей своей широкой одной извилины:       — Ехе, сдуваетесь, ребятки? Ну блин, понятно же, что если я тусуюсь с Громовержцами, то, наверное, они мои лучшие друзья, м? — припоминать такие жирные комплименты ему будут долго, но волшебнику не стыдно.       К тому же, слишком много всего намешано будет, если он скажет правду про, опять же, далёкое прошлое. Могут и обидеться, и перестать доверять так сильно, как сейчас, и выкатить остальные командно-душевные заморочки, с которыми разбираться нет никакого желания.       Его лучший друг остался среди солнечных дворов, скрипучих детских площадок, сирени, весны, и закинутых в высокую траву рюкзаков. Потому что детство, в понимании Бикслоу, тоже подходит под понятие «где».       Джейсон улыбается и неловко смеётся:       — Аха, круть, значит, друзья из гильдии для тебя — самые важные? Не боишься, что над тобой, всем таким из себя, будут прикалываться? Ну, что ты, оказывается, мягенький и пушистенький мальчик?       — Неа, не боюсь, я их самих заприкалываю до смерти, — уже веселее отвечает Бикслоу и высовывает язык.       Надо восстанавливать несерьёзное лицо.       Джейсон вздыхает, оттягивает ворот рубашки и продолжает:       — Ух, круть! С таким настроем давай дальше отвечать на вопросы читателей. Девятый: «Что с твоей мамой?»       Блять.       Бикслоу откидывается на спинку дивана, сверкает острой ухмылкой и ядовито-зелёными глазами. Тотемы пищат что-то очень злобное, озвучивают то, что волшебник думает об этом вопросе. Разве для настоящих фриков могут иметь значение их родители? Разве интересно о них спрашивать в таком журнале?       Могут. Потому что вопрос адресован Бикслоу, а не сферической девчуле в вакууме, у которой зелёный ирокез и дырок от пирсинга столько, что все трипофобы в ужасе.       Бикслоу откровенно скалится, пугая Джейсона и того незаметного фотографа в углу. Он же фрик, в конце-концов, надо и пошалить.       С его мамой номинально всё в порядке. Она жива, относительно здорова, ну, для своего возраста, путешествует где-то по миру и, наверное, всё ещё его любит. Из последнего письма было похоже, что да. По выпавшей из конверта фотографии, на которой была она — счастливая, в длинном платье с бахромой, с разрисованным лицом — было похоже, что да.       Фактически же, всё с мамой было грандиозно хреново.       Об этом говорят некоторые вещи. Например то, что ему проще было докричаться до деревянных бусин на грёбанной занавеске, чем до матери, всё больше растворявшейся в себе, расплывавшейся на пыльных дорогах, словно раскалённый воздух. Мама может и любила его, но рассыпалась цветными ниточками в своей мастерской, и собрать её по обрывкам было сложнее, чем сделать то, что надо, самому.       Зачем творческому человеку какая-то там ответственность за какого-то там ребёнка? Креативному человеку нужно быть свободным. А ребёнок разберётся со своими проблемами сам.       Бикслоу проговорил про себя это «сам», и ему резко расхотелось улыбаться.       Но ответить же надо, правда?       — Ну, скажем так, у многих ребят в нашей гильдии что-то не так с родителями. То нет их, то умерли, то ещё что-то — не буду все варианты перебирать, но ты понял. У меня с матерью ситуация похожая: некоторые проблемки, — говорит Бикслоу, натянув адекватное лицо.       Джейсон облегчённо выдыхает и смотрит на последний вопрос в списке. Тот жирно обведён красной ручкой, как самый интересный для читателей, а значит, его непременно надо задать, если не хочет лишиться премии.       Вот только надо найти компромисс между рабочими задачами и волшбником перед ним. Не хочется во второй раз за день чувствовать, как душа медленно отслаивается от тела. Джейсон дёргает себя за рукава рубашки — это означает, что всем в студии надо быть начеку: вдруг маг придёт в ярость и разгромит тут всё?       В конце-концов он, поколебавшись, находит золотую середину — смягчает вопрос, зачёркивая сомнительные части, и ведёт интервью к завершению:       — Ох, ну, это уже совсем не круто. Давай последний вопрос от читателей и закончим на такой нерадостной ноте? Десятый: «Вы когда-нибудь чувствовали себя очень плохо?»       — Да, когда в гильдии была масштабная гулянка, я перепил и проснулся в обнимку с белым другом, — язвительно отвечает Бикслоу и высовывает язык.       Джейсон глупо ржёт, а волшебник ерошит волосы, чтоб они встали торчком и показали, насколько он рад, что этот цирк закончился. Не нравится, когда отбирают преимущество — лезть в души — и оборачивают его против тебя же. В блокноте журналиста остаются зачёркнутыми кусочки «Почему?» и «Рассказали об этом или нет?». Для Джейсона достаточно на сегодня психоанализа.

***

      Через месяц, когда вышел новый номер «Волшебника», когда он разлетелся по гильдии, как новая пачка заданий, Бикслоу успел примерно сто пятьдесят раз пошутить над содержанием глянца и своей рожей на обложке. Примерно двести раз отбиться от встречных приколов, но не то чтобы он считал. Просто надо было тянуть время до того момента, когда он пойдёт домой, возьмёт фонарик и будет под одеялом увлечённо…       ...Перечитывать пургу, которую он нёс на интервью. Ржать, маркером подчёркивать самые правдивые части, хотя, конечно, весь этот грандиозный пиздёж основан на реальности, стоит на ней двумя ногами. Но. Никто ж не мешает свистнуть методы у журналюг и пересказать с совершенно дикой стороны?       Да, ещё фотка на обложке ему понравилась. Весь из себя задумчивый и чудаковатый, смотрит вверх и чуть в сторону, чтоб девчонки обоссались кипятком.       Для себя решил, что на следующее интервью не пойдёт, даже если предложат много денег. Хотя, если сумма такая, что за квартиру можно будет полгода не платить, то Бикслоу может и подумать.       Фантазия у него изощрённая, во второй раз придумает ещё более трагичную историю про мальчика Бобби. Придёт в студию и как расскажет им.       Перед уходом главное — не забыть закрыть ящик с письмами от мамы. И собрать фотки, разлетевшиеся по полу.